Kitabı oku: «Актуальные проблемы новой и новейшей истории зарубежных стран. Выпуск II», sayfa 13

Важно также отметь, что проблема равноправия мужчин и женщин, ущемления прав какой-либо социальной группы решается не аффиксами. Требуются изменения правового поля, информационного контекста, сознания людей. Искусственное добавление или ликвидация букв не решит проблемы гендерной асимметрии. Ведь все более актуальным ставится и обратный вопрос: где мужские формы слов «сиделка», «швея», «прачка»?

Библиография:

1. Алексеева А. Феминитивы: за или против. [Электронный ресурс]. URL: https://umnaja.ru/feminitivy-za-i-protiv/ (дата обращения: 04.03.2018)

2. Баданина И.В. Функционирование феминативов в языке интернета // Русский язык в интернете: личность, общество, коммуникация, культура: сборник статей I Международной научно-практической конференции. Под ред. А.В. Должиковой. М., РУДН, 2017.

3. Балагурова Н. Феминитивы [Электронный ресурс]. URL: http://fb.ru/article/355533/feminitivyi–eto-slova-jenskogo-roda-alternativnyie-ili-parnyie-analogichnyim-ponyatiyam-mujskogo-roda (дата обращения: 04.03.2018)

4. Дьяков А.И. Словарь англицизмов русского языка. Dictionary of Anglicisms of the Russian Language. [Электронный ресурс]. URL: http://anglicismdictionary.dishman.ru/F (дата обращения: 04.03.2018).

5. Лешкова О.О. Новые явления в категории феминативов (на материале современного польского языка) // Язык. Сознание Коммуникация. Вып. 55. М.: МАКС Пресс, 2017.

6. Мазикина Л. 11 фактов о видимых феминитивах в русском языке [Электронный ресурс]. URL: https://pics.ru/11-faktov-o-vidimyh-feminitivah-v-russkom-yazyke (дата обращения: 04.03.2018)

7. Перова А. Автор vs Авторка. Почему для феминитивов не настало время [Электронный ресурс]. URL: http://5k.kyky.org/places/avtor-vs-avtorka-pochemu-dlya-feminitivov-ne-nastalo-vremya (дата обращения: 04.03.2018)

8. Пророкова М. Психология свободы: Насколько «авторка» и другие феминитивы вписываются в правила русского языка? [Электронный ресурс]. URL: http://www.furfur.me/furfur/freedom/howitworks/217475-feminitivy (дата обращения: 04.03.2018)

9. Феминизм: наглядно / Обсуждения / Социальная сеть «Вконтакте» [Электронный ресурс]. URL: https://vk.com/topic-154213818_36749976 (дата обращения: 04.03.2018)

10. Феминитивы в современном русском языке. [Электронный ресурс]. URL: http://virgoclub.ru/feminitivy-v-sovremennom-russkom-yazyke.html (дата обращения: 04.03.2018)

11. Body Positive. Бодипозитив / Социальная сеть «Вконтакте» [Электронный ресурс]. URL: https://vk.com/wall-57529824_41692 (дата обращения: 04.03.2018)

У истоков христианской демократии: Лев XIII и становление социального католицизма

Макарова А.И.

магистрант кафедры новой и новейшей истории МПГУ

Аннотация: в статье ставится проблема смены приоритетов социальной политики Святого Престола в период понтификата Папы Льва XIII. Автор показывает политический контекст становления нового социального учения католической церкви и рассматривает ключевые идеологические концепты, с помощью которых Лев XIII аргументировал обновленческий курс. В этом ряду рассматривается и становление идеи «христианской демократии».

Ключевые слова: христианство, Католическая церковь, Лев XIII, христианская демократия, социальный католицизм.

Христианская демократия – это автономное от церкви политическое движение, выступающее за решение социальных и экономических проблем на основе христианских принципов. Хронологически история движения христианской демократии состоит из трех этапов: «конфессиональный», «неконфессиональный» и «народный». Конфессиональный период движения христианской демократии связан с зарождением самой идеи христианской демократии в русле формирующегося на рубеже XIX-XX вв. социального учения Католической церкви.

Католическая церковь потеряла значительную часть своего влияния в результате череды буржуазных революций, разрушивших сословную структуру общества, а, главное, под влиянием процесса секуляризации, отразившемся и на массовом сознании, и на политической и правовой культуре европейского общества, и самых разнообразных «структурах повседневности». Лозунги антиклерикализма стали характерной чертой многих политических движений, а идеи республиканизма и конституционализма прочно вошли в «повестку дня». Отчаянные попытки Святого престола бороться с распространением модернизма во всех проявлениях завершились с понтификатом Папы Пия IX. Преемник Пия IX Папа Лев XIII решительно взял курс на обновление и догматических ориентиров католицизма (именно его усилия привели к провозглашению томизма официальным учением Католической церкви³⁷⁰), и на формирование «социального учения» Церкви как программы, которая отражает позицию Святого престола в вопросах сугубо светских, имеющих политическое значение, но рассматриваемых с точки зрения христианских мировоззренческих принципов и духовных ценностей. Это учение в последствии получило название социального католицизма. Именно в его русле и возникла идея христианской демократии.

Ключевое значение для формирования политического компонента раннего социального католицизма имела энциклика Льва XIII «Libertas praestantissimum» (1888 г.), в которой понтифик осудил антиклерикальный либерализм, но выразив при этом свое одобрение идее либерализма в целом и демократическим институтам, таким как гражданское общество.

Высказываясь о свободе как одной из важнейших потребностей человека, Лев XIII подчеркивал, что «состояние человеческой свободы таково, что она необходимым образом нуждается в свете и силе, направляющих её действия ко благу и удерживающих их от зла. Без этого свобода нашей воли была бы нам погибелью»³⁷¹. Силой этой является закон, который ограничивает нашу свободу определенными рамками. А лучший и естественнейший из всех законов – Закон Божий: «…закон природы – то же, что и вечный закон, вживленный в разумные существа и склоняющий их к надлежащим действиям и целям, и он не может быть ничем иным, как вечным разумом Бога, Творца и Правителя всего мира»³⁷². Альтернативное понимание свободы, по мысли Льва XIII, ведет к вседозволенности, разрушает человеческую личность и общество: «Стоит лишь приписать человеческому разуму единственную власть решать, что истинно и что благо – и уничтожается подлинное различие между добром и злом, честь и бесчестие различаются не по природе, а по мнению и суждению каждого, удовольствие делается мерой законности, а учитывая кодекс морали, почти или вовсе не имеющий никакой силы сдерживать или утихомиривать буйные склонности человека, естественным образом открывается путь ко всеобщему развращению»³⁷³. Далее в энциклике эта мысль получает продолжение: «Отрицать верховную власть Бога и отбрасывать всякое послушание Ему в общественных делах, или даже в частных и семейных – величайшее извращение свободы и худший род либерализма; лишь к этому в полном смысле относится сказанное Нами»³⁷⁴.

Прослеживаются в энциклике «Libertas praestantissimum» и другие контуры обновленной политической программы Святого престола: «Церковь с подлинной материнской проницательностью взвешивает великое бремя человеческой слабости и хорошо знает то русло, по которому течение нашего века несет умы и действия людей. По этой причине, не допуская никакого права ни за чем, что не правдиво и не честно, Она не запрещает общественным властям терпеть то, что расходится с истиной и справедливостью ради избежания некого большего зла или ради обретения или сохранения большего блага»³⁷⁵. На наш взгляд, это наиболее важный постулат из сформулированных в документе. С одной стороны, Церковь подтверждает свое идеологическое превосходство надо всеми другими учениями, но с другой, подтверждает свой отход от светской составляющей папской власти.

Идеи социального католицизма получили развитие в другой энциклика Льва XIII, вызвавшей наибольший общественный резонанс и ставшей со временем символом обновленческого курса Церкви – «Rerum novarum» (1891 г.). Это послание было посвящено «рабочему вопросу», остро стоявшему в то время во всех государствах Европы, включило в себя и ряд более широких по смыслу положений.

В «Rerum Novarum» с одной стороны окончательно закреплялся нейтралитет Церкви в политическом поле и отход от требований для Церкви светской власти, но с другой – много внимания уделялось социальным вопросам и созданию для осуществления этой помощи «Католических союзов» («Catholic association»)³⁷⁶. Церковь также осудила марксизм, впрочем, ни разу не упомянув его прямо – лишь заявляя о неприемлемости социализма, учения о классовой борьбе и материализма. Лев XIII подчеркивал, что, в отличие от социалистов, Церковь не признает людей равными («Между людьми естественно существуют бесчисленные различия, и весьма глубокие; люди отличаются друг от друга способностями, прилежанием, здоровьем, силою, а из неравенства этого неизбежно вытекает неравенство в образе жизни»³⁷⁷), но это является причиной для утверждения не эгалитаризма, а патернализма и солидарности – сильные должны помогать слабым, а слабые помогать сильным. Отсюда, по мнению Льва XIII, следует необходимость признать полную абсурдность идеи классовой борьбы. «Огромная ошибка в отношении рассматриваемого вопроса, – писал понтифик, – состоит в убеждении, что классы изначально враждебны друг другу, и что богачи и бедняки по самой природе своей должны конфликтовать. Эта идея настолько иррациональна и ложна, что истиной является абсолютно противоположное утверждение. …Классы в равной степени нуждаются друг в друге: капиталисты не могут существовать без рабочих, но и рабочие не могут без капиталистов»³⁷⁸. И не существует более мощного связующего звена между классами, чем Церковь, которая способна и обязана напоминать каждому из них об их обязанностях по отношению друг к другу. Иначе говоря, противоположные классы – рабочие и капиталисты – должны работать вместе для достижения всеобщего блага, а регулировать их взаимоотношения должна Церковь, как наиболее подходящий для этого институт.

Идеи, высказанные в «Rerum novarum», получили развитие в изданной спустя десятилетние энциклике Льва XIII «Graves de Communi Re». Именно этот документ впервые содержал словосочетание «Christian Democracy»³⁷⁹. Христианской демократией в энциклике называются общественные организации, такие как бюро образования, сельские банки для кредитования мелких фермеров и даже профсоюзы, общественная (публичная) деятельность которых сопряжена с реализацией христианских принципов.

Показательны, в первую очередь, теологические обоснования христианской демократии, которые сформулированы в энциклике «Graves de Communi Re». Лев XIII уповает на христианскую любовь, ссылаясь на Евангелие от Иоанна: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, [так] и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою»³⁸⁰. Через христианскую любовь Лев XIII подходит к милосердию: «Подавайте лучше милостыню из того, что у вас есть, тогда все будет у вас чисто»³⁸¹. Милосердие, как указывает Папа, отвергается социалистами, на что он возражает: « Никто не настолько богат, чтобы отказаться от чьей-то помощи; никто не настолько беден, чтобы не быть полезным ближнему своему»³⁸².

Папа также указывает на существование идеи христианского братства и единения через Послание к Ефесянам: «Одно тело и один дух, как вы и призваны к одной надежде вашего звания; один Господь, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех, Который над всеми, и через всех, и во всех нас»³⁸³. Через этот постулат Лев XIII призывает всех – в том числе и элиты – объединиться с целью улучшения всеобщего благосостояния. К элитам Лев XIII обращается прямо: «Особенно необходимо призвать к добродетельному содействию тех, чей статус, богатство и ум или же духовная культура дают им определенное положение в обществе. Если их помощь не будет распространена, маловероятно, что удастся сделать что-то для повышения благосостояния людей»³⁸⁴.

Следует также отметить, что хотя Папе и не столько важно, будет ли это движение называться «христианской демократией» или «народное католическое движение»³⁸⁵, но ему крайне важно, чтобы движение это «курировалось» Церковью: «Наконец, мы повторяем снова то что мы уже утвердили, и мы настаиваем на этом наиболее торжественно; а именно, что любые проекты отдельных лиц или союзов в этом вопросе должны формироваться под епископской властью»³⁸⁶. При этом Лев XIII фактически запретил католикам создавать собственные политические партии³⁸⁷.

Обновленческий курс Льва XIII вызвал неоднозначную реакцию в католическом мире. Часть паствы усмотрела в «Rerum Novarum» и «Graves de Communi Re» идеи христианского социализма и приняла их как руководство к действию: началась успешная кампания по организации католических профсоюзов. Эти организации стремительно набирали популярность в западноевропейских странах.³⁸⁸ В 1919 г. они объединились в единую Международную конфедерацию христианских профсоюзов со штабом в Утрехте³⁸⁹. Идеи «Rerum Novarum» и «Graves de Communi Re» нашли отклик и в католическом клире, хотя здесь было немало противников столь резкого обновления политического курса Святого престола. Роль Льва XIII в полном мере была признана уже впоследствии. По утверждению Иоанна Павла II, Лев XIII «дал церкви как бы «статус гражданства» в меняющихся обстоятельствах общественной жизни»³⁹⁰. И следуя именно своему чувству «гражданственности» в отношении церкви, сторонники идеи христианской демократии сумели превратиться в значимую общественно-политическую силу в Европе.

Необходимо отметить, что уже со времен Льва XIII Церковь стремилась не допустить политизации идей христианской демократии. По утверждению Г. Алмонда, в более радикальном варианте эти идеи «становились воинствующими и склонными к корпоратизму»³⁹¹. Распространение же христианско-демократических идей левого толка вызывало неприятие у существенной части католического среднего класса и предпринимателей³⁹². Призыв Льва XIII к элитам «помогать» был услышан лишь отчасти и воспринят скорее в контексте благотворительной деятельности.

Таким образом, идеи Льва XIII способствовали радикальному обновлению социально-политического курса Католической церкви и дали толчок для формирования совершенно нового направления в деятельности общественных организаций христианского толка. Но сдерживающим фактором выступили не только противоречия в самой католической среде, но и стремления Святого престола рассматривать христианскую демократию только особый тип гражданских инициатив и жестко ограничивать распространение идей христианской демократии в партийно-политической плоскости. Эта ситуация начала меняться лишь в 1920-х гг., а мощной политической силой христианская демократия стала уже после окончания Второй мировой войны.

Библиография:

1. Пономарев М.В. Лев XIII и духовные истоки современного социального католицизма // CLIO-SCIENCE: Проблемы истории и междисциплинарного синтеза. Сборник научных трудов. М.: МПГУ, 2011

2. Almond G. A. The Political Ideas of Christian Democracy // The Journal of Politics. 1948. Vol. 10, No. 4. P. 741. [Электронный ресурс] URL: https://www.jstor.org/ stable/2126252?newaccount=true&read-now=1&seq=1#page_scan_tab_contents (дата обращения 04.11.2018).

3. Leo XIII. Encyclica «Graves de Communi Re» (1901). [Электронный ресурс] URL: http://w2.vatican.va/content/leo-xiii/en/encyclicals/documents/hf_l-xiii_enc_18011901_graves-de-communi-re.html [дата обращения 04.11.2018].

4. Leo XIII. Encyclica «Libertas praestantissimum» (1888). [Электронный ресурс] URL: http://unavoce.ru/library/libertas.html (дата обращения: 13.02.2018).

5. Leo XIII. Encyclica «Rerum novarum» (1891) [Электронный ресурс] URL: http://w2.vatican.va/content/leo-xiii/en/encyclicals/documents/hf_l-xiii_enc_15051891_rerum-novarum.html [дата обращения 04.11.2018].

6. Компендиум социального учения церкви. М.: Паолине, 2006. С. 71.

Современные перспективы и возможные ограничения «мягкой силы» КНР в ее политическом, экономическом и культурном аспектах

Очереднюк О.Ю.,

магистрант кафедры новой и новейшей истории МПГУ

Аннотация: в статье анализируется современные особенности развития ресурса «мягкой силы» Китайской Народной Республики, перспективы реализации данной политической концепции китайским правительством через ее экономическое, политическое и культурное содержание. Автор учитывает совокупность историко-экономических факторов, оказавших влияние на формирование существующих ныне особенностей развития китайской «мягкой силы» в ее ключевых аспектах, на основании которых возможна оценка функционирования данной политической концепции.

Ключевые слова: «мягкая сила», Китай, культура, политические ценности, дипломатия, экономика, перспективы развития.

По состоянию на почти истекшее второе десятилетие XXI в. мы можем с полной уверенностью назвать Китайскую Народную Республику не только одним из важнейших акторов современной мировой политики, но и чрезвычайно перспективным в своем экономическом развитии государством. Фундамент этого успеха складывался еще в предыдущем столетии.

Конец 1970-х гг. был ознаменован для Китая кардинальными изменениями политического курса. Правительство Дэн Сяопина инициировало процесс, который получит название «политика реформ и открытости». Постепенная интеграция Китая в мировой рынок была сопряжена с его долгим и стабильным экономическим подъемом, который продолжается и по сей день³⁹³. В то же время трансформация внешнеполитического курса КНР хронологически не в полной мере соотносилась с экономическими преобразованиями в стране. В этом смысле нам стоит обратить внимание на период с конца первого десятилетия XXI в. и до наших дней – именно он охватывает заявленную в заглавии работы политическую концепцию и то, как ею распоряжается Китай.

Немаловажным в рамках заявленной темы становится заявление самого автора концепции «мягкой силы», попытавшегося в рамках интервью, данного гонконгскому изданию «Вэньхуэйбао», составить собственную характеристику китайской активности в области политики культуры и экономики. Джозеф Най-младший определяет в качестве наиболее действенной составляющей «мягкой силы» Китая именно культуру³⁹⁴. В своих работах Най неизменно подчеркивал значимость двух «платформ» для реализации «мягкой силы» – политики (преимущественно внешней) и культуры. Но именно массовую культуру (в сравнении с т.н. «высокой») Джозеф Най считал приоритетной в работе механизма под названием «мягкая сила»³⁹⁵. Правда, применительно к Китаю Най приводит несколько иные аргументы – от давно существующего в западном обществе интереса к традиционной китайской культуре до примера с получением в 2012 г. Нобелевской премии по литературе китайским писателем Мо Яню³⁹⁶.

В вопросе растущего политического противостояния Китая и США, в том числе и на уровне реализации «мягкой силы», Най придерживается позиции, предполагающей не только соперничество, но и «сотрудничество, кооперацию перед лицом глобального финансового кризиса, глобального изменения климата, в деле профилактики и лечения инфекционных заболеваний, а также в борьбе с террористами»³⁹⁷. Эта позиция видится отчасти справедливой: как показал исторический промежуток последних сорока лет, помимо конкурентной борьбы за политический и культурный авторитет в мире, такие крупные политические акторы как КНР и США способны взаимодействовать для разрешения глобальных проблем, претворения в жизнь стратегически важных проектов. Российский исследователь Т.А. Ланьшина так определяет парадигму развития отношений Китая и США в области науки и технологий: если последняя четверть XX в. характеризуется как «донорство» (США делились с Китаем технологическими находками и методикой маркетинга и организации, Китай в этом свете являлся производственной площадкой, обеспеченной дешевой рабочей силой), то в XXI в. Китай добивается прогресса в рамках уже созданной национальной научно-технической базы, а Соединенные Штаты, как отмечает автор, «оказались в определенной степени зависимы от Китая в научно-технической сфере»³⁹⁸. Т.А. Ланьшина также справедливо иллюстрирует динамику роста численности китайской молодежи, получающей образование в США: если в 2005-2006 гг. американское образование получали всего 62,6 тыс. китайских граждан (11,1% всех иностранных студентов США,), и по экспорту студентов в США Китай занимал второе место после Индии, то в 2011-2012 гг. Китай «экспортировал» в США уже 157,6 тыс. своих студентов (21,8% всего притока иностранных студентов в США)³⁹⁹.

Говоря о различных аспектах сотрудничества КНР и США, не стоит забывать и о масштабах влияния этих экономических, политических и культурных акторов на весь мир. В контексте процесса глобализации эти государства рассматривают весь мир в качестве платформы для реализации собственной «мягкой силы». Попытки реализовать ее в различных регионах мира (Центральная, Юго-восточная Азия – для КНР, Европа – для США) сочетаются с вполне «жестким» вариантом экономического противостояния, одним из проявлений которого является регулярное нарушение Китаем прав интеллектуальной собственности на экономические и технологические достижения США. От этого страдают различные секторы американской экономики, что неизбежно ведет к значительным финансовым потерям. Так уже по состоянию на 2009 г. обозначенные потери в секторе высокотехнологичной и тяжелой промышленности находились на уровне 18,5 млрд. долларов, в секторе информационных и прочих услуг – 26,7 млрд. долларов.⁴⁰⁰

Сложность и многообразие отношений США и Китая требует их рассмотрения через комплекс различных подходов и методов. Однако в контексте заявления Дж. Ная о невозможности конфликта между КНР и США при условии упрочнения «мягкой силы» обеими сторонами⁴⁰¹ мы, исходя из приведенных выше примеров болезненных точек соприкосновения двух мировых держав, не можем полностью согласиться с американским политологом. Усиление «мягкой силы» отражает, прежде всего, экономический рост государства, сопряженный с его способностью производить материальные блага на экспорт. Укрупнение возможностей одного экономического актора в рамках мирового рынка неизбежно сталкивает его с другими, и подобная борьба не всегда принимает форму противостояния «мягких сил». XXI век обозначил смену парадигмы в американско-китайских отношениях во многом благодаря новому циклу развития экономической и технологической отраслей Китая. Период президентства Д.Трампа уже ознаменовался рядом явно протекционистских мер⁴⁰² по отношению к американской экономике, что иллюстрирует обеспокоенность США собственным экономическим положением⁴⁰³ и определяет наличие напряженности в отношениях с КНР. Противостояние с Китаем будет идти по каналам как «мягкой», так и «жесткой» силы.

Дж. Най полагает также, что в своем опыте реализации «мягкой силы» китайским политикам не стоит копировать американскую модель. По его мнению, модернизация китайской экономики определила новые возможности для многих жителей Китая, а выдвинутая политбюро ЦК КПК XVII созыва идея о необходимости роста государственной «мягкой силы» показывает внимание, с которым китайское руководство относится к разработанной им концепции. С этим утверждением стоит скорее согласиться: национальные особенности Китая оказывают значительное влияние как на его экономику (демографическая ситуация, определяющая и исторически определявшая масштабный рынок рабочей силы; ресурсная база, располагающая к массовому производству дешевых материальных благ; исторический опыт реформ конца 1970-х гг., который принес КНР политический авторитет в регионе и в мире), так и на культуру (религиозные, нравственные, эстетические особенности, определяющие характер и образ мысли творцов китайской культуры – как «высокой», так и массовой). В одной из своих программных работ Най признавал способность экономической концепции (при условии наличия исторического опыта ее успешной реализации) быть привлекательным образцом для подражания среди стран, желающих повторить успех реформ, заданных концепцией развития⁴⁰⁴.

Опыт Китая в развитии собственного ресурса «мягкой силы» и перспектив ее реализации подвергается осмыслению и в российской исследовательской среде. Так, например, А.В. Бояркина в своей статье «Язык и культура Китая как эффективные инструменты «мягкой силы» в реализации внешней политики КНР» отмечает ряд преобразований, инициированных китайским правительством в целом и китайским министерством образования, которые, в частности, были направлены на популяризацию изучения китайского языка как внутри самого Китая, так и во множестве зарубежных стран. Как отмечает автор, в 2008 г. китайский язык преподавался в 3500 высших учебных заведениях различных стран мира, также в мире функционируют 440 институтов Конфуция, они открыты в 120 странах⁴⁰⁵. Немаловажную роль играет и количество иностранных студентов, обучающихся в высших учебных заведениях КНР: по стоянию на 2008 г. их число превысило 200 тыс. человек⁴⁰⁶, по состоянию на 2012 г. таковых насчитывалось уже 328 тыс⁴⁰⁷. Статистика указывает на то, что в большинстве иностранные студенты являются выходцами из региональных соседей КНР – Японии и Южной Кореи. В этом смысле скорее следует говорить о региональном уровне влияния культурно-лингвистического аспекта китайской «мягкой силы». Но в то же самое время увеличение доли африканской молодежи среди всей иностранной диаспоры студенчества в Китае⁴⁰⁸ уже дает повод говорить о вполне глобальных перспективах данного процесса. Китайское правительство рассматривает распространение практики изучения китайского языка и культуры по всему миру как часть научной концепции «китайской глобализации», создания «могущественного культурного государства» внутри «гармоничного мира»⁴⁰⁹. Изучение языка, культурных особенностей и традиций Китая способно проложить путь к пониманию продуктов как «высокой», так и массовой культуры Китая. Конечно, в сравнении с возможностями и привлекательностью американской популярной культуры и актуальностью предлагаемых ею моделей поведения китайский аналог находится в менее выигрышном положении. Но КНР располагает огромным экономическим потенциалом для производства и распространения продуктов массовой культуры, что определяет возможность государства навязать борьбу США как в экономическом, так и в культурном аспекте реализации «мягкой силы».

В XXI в. китайское руководство уделяет значительное внимание и внешнеполитическому аспекту «мягкой силы». КНР является влиятельным членом различных международных организаций, активно проявляет себя в роли постоянного члена Совета безопасности ООН. Дипломатия государства ориентирована на многоуровневое взаимодействие не только с соседями по региону, но и с другими государствами. Показательным примером является процесс взаимодействие Китая с африканскими странами. КНР активно сотрудничает как с наиболее перспективными с точки зрения мировой политики и экономики акторами, являющимися лидерами в регионе (ЮАР, Нигерия), так и с рядовыми африканскими государствами (Танзания, Мали).

Особенно значимую роль в развитии африканского направления играет форум китайско-африканского сотрудничества («Китай – Африка»). Он проводился в 2000, 2003, 2006, 2009, 2012, 2015 гг. В рамках форума, проведенного в 2009 г. в Шарм-эль-Шейхе премьер Государственного совета КНР Вэнь Цзябао озвучил меры по содействию китайско-африканскому сотрудничеству, которые охватывали 8 отраслей: экологию, сельское хозяйство, науку и технику, образование, культуру, финансы, здравоохранение и вопрос беспроцентных пошлин⁴¹⁰. Экономический аспект этого сотрудничества связан с потребностью Китая в стабильно пополняющихся сырьевых ресурсах, в том числе, нефти. Отсюда и инвестиции Китая в те отрасли промышленности, которые отвечают за добычу данных ресурсов. В своей совместной статье «Трансформация стратегии «мягкой силы» КНР в современных условиях» российские исследователи В.С. Ким и Я.А. Бохан отмечают высокую значимость инвестиций и миротворческой деятельности в рамках ООН для современной «мягкой силы» Китая. Авторы сопоставляют условия предоставления инвестиций со стороны Китая и со стороны стран Запада: инвестициям вторых неизбежно предшествует требование признания прав человека, Китай же не указывает своим потенциальным партнерам на подобную необходимость. Но КНР выдвигает альтернативное требование: признание «одного Китая» и разрыв дипломатических отношений с Тайванем как «неотъемлемой частью» суверенной территории КНР⁴¹¹. На подобном примере мы можем отметить сочетание в рамках внешней политики КНР методов «мягкой силы» и жесткого экономического давления на Тайвань. Подобная сочетаемость методов у Дж. Ная получила наименование «умная сила»⁴¹².

Российские исследователи уделяют внимание и миротворческой, а также гуманитарной деятельности Китая, отмечая высокое количество отправленных в различные нестабильные регионы планеты под флагом ООН миротворцев, по которому среди постоянных членов Совбеза ООН КНР уступает лишь Франции⁴¹³. Также отмечается и гуманитарная деятельность Китая, проявляющаяся через распространение китайской медицины по всему миру: более 15 тыс. врачей были отправлены в более чем 47 африканских стран и оказали помощь примерно 180 миллионам пациентов⁴¹⁴. Таким образом, можно отметить глобальный характер опыта КНР по реализации концепции «мягкой силы», в том числе стремление Китая экономически и политически сотрудничать не только с крупными акторами, способными влиять на политику в регионах, но и с рядовыми странами.

В ходе подходящего к концу второго десятилетия XXI в. очевидно отсутствие радикальных перемен в политическом курсе КНР, а значит и концепция «мягкой силы» почти наверняка не исчезнет из китайского политического арсенала. Однако обращает на себя внимание все еще существующая неравномерность китайского ресурса и возможностей для различных аспектов данной политической концепции. Культурный аспект «мягкой силы» КНР видится не столь значимым и могущественным как политический и экономический. Действительно, с точки зрения экономического потенциала для массовой реализации поп-культурных продуктов Китай является едва ли не главенствующим актором на планете. Однако текущий курс культурной политики, ориентированный на лингвистический аспект культуры и предполагающий, в большей степени, экспансию более традиционных форм выражения китайской культуры не в полной мере удовлетворяет потенциальному массовому запросу, ориентированному на поп-культурный, медийный продукт. В то же самое время стоит отметить повышение привлекательности китайского образования в глазах зарубежных студентов, выход популярности китайского образования за пределы Юго-восточной Азии. Развитие экономического и политического аспектов «мягкой силы» КНР видится более продуманным и обладающим большими перспективами для того сценария мировой политики, в котором видит свое будущее Китай.