Kitabı oku: «Опиумная война», sayfa 2
Она знала, что для экзамена в педагогическую или медицинскую академию этого вполне достаточно. Рин подозревала, что может даже поступить к ученым на горе Юэлу, где самые блестящие умы Никана создавали впечатляющую литературу и размышляли над загадками природы.
Но Рин не могла себе позволить эти академии. Ей нужно сдать экзамен в Синегард. Причем попасть в число лучших не только в своей деревне, но и в стране. А иначе два года учебы потрачены впустую.
Память должна быть идеальной.
Рин перестала спать.
Глаза покраснели и распухли. Голова гудела от бесконечной зубрежки. Однажды вечером, когда Рин зашла к учителю Фейрику за новыми книгами, она никак не могла сфокусировать взгляд. Уставилась куда-то мимо учителя. Его слова проплывали над головой, как облака, Рин едва осознавала его присутствие.
– Рин. Посмотри на меня.
Она резко выдохнула и усилием воли сфокусировала взгляд на неясной форме.
– Как у тебя дела? – спросил он.
– У меня не получится, – прошептала она. – Осталось только два месяца, я не успею. Все выскакивает из головы так же быстро, как и вливается в нее.
Ее дыхание участилось.
– Ох, Рин…
И тут из нее полились слова. Она говорила быстро, не задумываясь.
– А что будет, если я не пройду? Если в конце концов выйду замуж? Наверное, я его убью. Задушу во сне. Тогда я унаследую его состояние? Это нормально? – Она истерически засмеялась. По щекам катились слезы. – Это проще, чем травить его опиумом. Никто и не узнает.
Учитель Фейрик быстро встал и поставил перед ней стул.
– Сядь, дитя.
Рин задрожала.
– Я не могу. До завтра мне нужно закончить трактат Фу-цзы.
– Сядь, Рунин.
Она опустилась на стул.
Учитель Фейрик сел напротив и взял ее за руки.
– Я расскажу тебе историю, – сказал он. – Однажды, не так давно, жил один мальчик, выходец из бедной семьи. Он был слишком слаб для долгой работы в поле, и чтобы обеспечить родителей в старости, мог только получить государственную должность с щедрым жалованьем. Для этого он поступил в академию. На последние сбережения он купил учебники и зарегистрировался на кэцзюй. Он очень уставал, потому что целый день трудился в поле, а учился по ночам.
Глаза Рин закрылись. Плечи отяжелели, она подавила зевок.
Учитель Фейрик щелкнул перед ней пальцами.
– Тому мальчику нужно было найти способ, чтобы не заснуть. Он приколол конец своей косички к потолку, так что каждый раз, стоило ему клюнуть носом, как волосы на голове натягивались, и его пробуждала боль. – Учитель Фейрик дружелюбно улыбнулся. – Ты почти готова, Рин. Осталось еще чуть-чуть. Пожалуйста, не убивай своего мужа.
Но она уже не слушала.
– Боль заставила его сосредоточиться, – сказала она.
– Вообще-то, суть не в этом…
– Боль заставила его сосредоточиться, – повторила Рин.
Боль и ее заставит сосредоточиться.
И Рин поставила свечу рядом с книгами так, чтобы та капнула горячим воском на руку, если Рин уснет. Когда от боли глаза наполнялись слезами, Рин вытирала их и продолжала заниматься.
В день экзамена ее руки были покрыты шрамами от ожогов.
Позже учитель Фейрик спросил ее, как прошел экзамен. Она не могла рассказать. Через несколько дней Рин уже не помнила те кошмарные, выматывающие часы. В памяти образовался провал. Она пыталась вспомнить, как отвечала на тот или иной вопрос, но мозг сжимался и не позволял оживить воспоминания.
Да она и не хотела их оживлять. Ей не хотелось к этому возвращаться.
Все семь дней, пока не объявили результаты. Все экзаменационные листы в провинции проверили дважды и трижды.
Для Рин эти дни были невыносимыми. Она почти не спала. Два предыдущих года она заполняла дни неистовой учебой. А теперь ей стало нечем заняться – будущее выскальзывало из рук, и от этого понимания она чувствовала себя еще хуже.
Своим нетерпением она всех выводила из себя. Совершала ошибки в лавке. Устроила неразбериху на складе. Огрызалась на Кесеги и ругалась с Фанами чаще, чем следовало.
Она не раз подумывала украсть еще одну порцию опиума и выкурить его. Рин слышала, что некоторые женщины деревни кончали с собой, проглатывая сразу всю порцию. И темными ночами она подумывала и об этом.
Все вокруг происходило в замедленном темпе. Рин двигалась машинально, словно по воле ветра, вся ее жизнь зависела от единственной оценки.
Она размышляла, не составить ли план побега на всякий случай, если все-таки не сдаст экзамен. Но мозг отказывался об этом думать. Она просто не могла думать о жизни после кэцзюй, потому что и не было никакой жизни после кэцзюй.
Рин пришла в такое отчаяние, что впервые в жизни начала молиться.
Фаны были далеки от религии. Они изредка посещали деревенский храм, главным образом, чтобы передать пакетики с опиумом перед золотым алтарем.
И в пренебрежении к религии они были не одиноки. Когда-то монастыри имели даже большее влияние на страну, чем сейчас наместники, но потом по континенту прошел Красный император в славном стремлении к объединению, оставив после себя лишь перерезанных монахов и пустые храмы.
Монастыри исчезли, но остались многочисленные боги, представляющие все аспекты жизни – от любви и войны до таких бытовых забот, как кухня и домашнее хозяйство. Кое-где эти традиции еще хранились преданными почитателями, вынужденными скрываться, но для большинства жителей Тикани посещение храмов превратилось в привычку. Никто на самом деле не верил – по крайней мере, никто в этом не признавался. Боги для никанцев были реликтами прошлого из мифов и легенд, не больше.
Но Рин решила использовать все возможности. Однажды она выбралась из лавки пораньше и преподнесла Четырем богам дары из булочек и жареного корня лотоса.
В храме стояла тишина. В полдень Рин оказалась в нем в одиночестве. Четыре статуи безмолвно взирали на нее крашеными глазами. Рин задумалась. Она точно не знала, которой нужно молиться.
Конечно, она знала их имена – Белый тигр, Черная черепаха, Лазоревый дракон и Багряная птица. А еще знала, что они представляют четыре части света, но составляют лишь малую часть обширного пантеона богов, которым поклоняются в Никане. В храме также имелись алтари менее значительных богов‐хранителей, свитки с их изображениями висели на стенах.
Так много богов. Какой из них отвечает за оценки на экзаменах? Какой бог покровительствует незамужним продавщицам, желающим изменить свою судьбу?
Она решила помолиться сразу всем.
– Если вы существуете, если вы там, помогите мне. Помогите выбраться из этой дыры. А если не сумеете, то хотя бы устройте инспектору сердечный приступ.
Она оглядела пустой храм. Что дальше? Рин всегда воображала, что при молитве недостаточно просто сказать что-то вслух. Она заметила у алтаря несколько неиспользованных палочек с благовониями. Зажгла одну, окунув в лампаду, и помахала ей в воздухе.
Может, так дым улетит к богам? Или она сама должна вдохнуть благовония? Рин как раз поднесла горящий конец к носу, и тут из-за алтаря появился хранитель.
Они уставились друг на друга.
Рин медленно отодвинула палочку от носа.
– Здравствуйте, – сказала она. – Я молюсь.
– Пожалуйста, уходи, – сказал хранитель.
Результаты экзаменов должны были вывесить в полдень перед экзаменационным залом.
Рин рано закрыла лавку и за полчаса до этого события пошла в город с учителем Фейриком. У столба уже собралась толпа, они нашли тенистый уголок в сотне метров от столба и стали ждать.
Собралось так много людей, что Рин не могла разглядеть, как вывешивают списки, но поняла это, потому что поднялся крик и толпа бросилась вперед, неся с собой и Рин с учителем Фейриком.
Сердце Рин колотилось так быстро, что она едва могла дышать. Она не видела ничего, кроме людских спин. Казалось, ее вот-вот стошнит.
Когда они наконец-то пробились вперед, Рин долго не могла найти свое имя. Она изучила нижнюю половину списка, едва осмеливаясь дышать. Уж конечно, она не могла попасть в первую десятку.
Но нигде не видела Фан Рунин.
И лишь взглянув на учителя Фейрика и заметив его слезы, она поняла, что случилось.
Ее имя стояло самым первым. Она не просто вошла в первую десятку. Она стала лучшей во всей деревне. Во всей провинции.
Она подкупила учителя. Украла опиум. Жгла себе кожу, лгала приемным родителям, забросила обязанности в лавке и нарушила брачные обязательства.
И теперь отправится в Синегард.
Глава 2
В последний раз, когда студент из Тикани поехал в Синегард, городской глава устроил трехдневный фестиваль. Слуги носили по улицам корзины с фасолевыми кексами и кувшины с рисовым вином. Ученик, племянник городского главы, отбыл в столицу под приветственные крики пьяных крестьян.
В этом году знать Тикани была выбита из колеи тем, что только сирота из лавки получила место в Синегарде. В экзаменационный центр послали несколько анонимных запросов. Когда Рин вошла в здание городской управы, чтобы зарегистрироваться, надзиратели битый час пытались выудить у нее признание в обмане.
– Вы правы, – сказала она. – Я получила ответы от администратора экзамена. Обольстила его своим соблазнительным юным телом. Вы меня поймали.
Надзиратели не могли поверить, что девочка, официально не посещавшая школу, могла сдать кэцзюй.
Она показала шрамы от ожогов.
– Мне нечего вам сказать, потому что я никого не обманула. И у вас нет доказательств обратного. Я готовилась к экзамену. Истязала себя. Читала до рези в глазах. Вы меня не запугаете, я не признаюсь, потому что говорю правду.
– Подумай о последствиях, – рявкнула надзирательница. – Ты понимаешь, насколько они серьезны? Мы можем аннулировать твою оценку и отправить тебя в тюрьму. Ты умрешь, прежде чем сумеешь выплатить все штрафы. Но если признаешься, мы спустим дело на тормозах.
– Нет, это вы подумайте о последствиях, – огрызнулась Рин. – Если вы аннулируете мои оценки, это значит, что простая продавщица достаточно умна, чтобы обойти ваши знаменитые препоны для списывания. То есть вы не выполнили свою работу. Уверена, городской глава будет счастлив возложить вину на вас, вне зависимости от того, был ли обман на самом деле или нет.
Неделю спустя с нее сняли все обвинения. Городской глава официально объявил, что произошла ошибка. Он не назвал Рин обманщицей, но и не признал ее оценку. Надзиратель велел Рин уехать тайно, угрожая в противном случае задержать ее в Тикани.
Рин знала, что он блефует. Поступление в академию Синегарда равнозначно получению вызова от императорского двора, и если власти провинции будут чинить Рин препятствия, их обвинят в государственной измене. Вот почему и Фаны не мешали ей уехать, как бы им ни хотелось выдать ее замуж.
Рин не нуждалась в подтверждении оценки в Тикани – ни от главы города, ни от знатных семейств. Она уезжала, она нашла выход, и только это имело значение.
Формы были заполнены, письма отправлены. Рин надлежало приехать в Синегард в начале следующего месяца.
Прощание с Фанами по понятным причинам было коротким. Никто не притворялся, что будет тосковать.
Лишь Кесеги, сводный брат Рин, по-настоящему расстроился.
– Не уезжай, – хныкал он, цепляясь за ее походный плащ.
Рин присела и крепко обняла Кесеги.
– Я бы все равно тебя покинула, – сказала она. – Если бы не уехала в Синегард, то перебралась бы в дом мужа.
Кесеги не хотел ее отпускать. Он что-то жалобно мямлил.
– Не оставляй меня с ней.
У Рин сжалось сердце.
– У тебя все будет хорошо, – прошептала она ему на ухо. – Ты же мальчик. И ее сын.
– Но так нечестно.
– Такова жизнь, Кесеги.
Кесеги захныкал, но Рин высвободилась из его тисков и встала. Он обхватил ее за талию, но Рин оттолкнула его – сильнее, чем намеревалась. Кесеги качнулся, а потом громко заплакал.
Рин отвернулась от залитого слезами лица и сделала вид, что завязывает дорожную сумку.
– Ох, да заткнись ты.
Тетушка Фан схватила Кесеги за ухо и дергала, пока плач не прекратился. Она сердито взглянула на Рин, стоящую в дверях в простой дорожной одежде. Близилось к концу лето, и Рин надела легкую хлопковую рубаху и изношенные сандалии. В потрепанной сумке через плечо она несла единственную смену одежды. Туда же Рин сунула и томик Мэн-цзы, набор кистей для письма (подарок учителя Фейрика) и кошелек. В этой сумке лежало все ее имущество.
Тетушка Фан скривила губы.
– В Синегарде тебя живьем сожрут.
– Я рискну, – отозвалась Рин.
К облегчению Рин, городская управа выдала ей два ляна на проезд – глава города был вынужден подчиниться требованию императорского двора и покрыть расходы. За полтора ляна Рин и учитель Фейрик купили два места в караване, идущем на север, в столицу.
– Во времена Красного императора невеста вместе с приданым могла путешествовать без сопровождения от самого южного края провинции Петух до самого северного уголка гор Удан, – не мог удержаться от лекции учитель Фейрик, когда они садились в повозку. – А в наши дни даже одинокий солдат не пройдет и двух миль.
Уже давно гвардия Красного императора не патрулировала горы Никана. Одинокого путника на многочисленных дорогах империи могли ограбить, убить или даже съесть. Иногда и то, и другое, и третье. И необязательно в таком порядке.
– Вы платите не просто за место в повозке, – сказал предводитель каравана, сунув монеты в карман. – Это плата за охрану. Наши люди – лучшие в своем деле. Если наткнемся на «Оперу», они сами нас испугаются.
«Опера красной джонки» была религиозной группой, состоящей из бандитов и отщепенцев, которые после Второй опиумной войны покушались на жизнь императрицы. Теперь они остались только в легендах, но еще царили в воображении жителей Никана.
– «Опера»? – Учитель Фейрик рассеянно потеребил бороду. – Я уже много лет о них не слышал. Они еще существуют?
– В последние лет десять притихли, но говорят, их видели у гряды Кухонин. Если повезет, мы о них не услышим. – Предводитель каравана поправил пояс. – Пойду погружу ваши вещи. Хочу отправиться в путь до жары.
Караван провел в пути три недели, раздражающе медленно пробираясь на север. Учитель Фейрик всю дорогу скармливал Рин истории о своих приключениях в Синегарде много лет назад, но потрясающие воображение описания города лишь подстегивали ее нетерпение.
– Столица стоит у подножия гор Удан. Дворец и академия построены на склоне, но остальной город лежит в долине внизу. Порой в туманный день, когда стоишь на гребне, кажется, будто ты забрался выше облаков. Один лишь столичный рынок больше всего города Тикани. Там легко можно заблудиться. Ты увидишь там музыкантов, играющих на тыквенных трубах, уличных торговцев, которые могут поджарить блин в виде твоего имени, каллиграфов, за два медяка нарисующих опахало прямо у тебя на глазах. Кстати, о деньгах. Нужно где-то их поменять.
Учитель Фейрик похлопал по карману, где хранил остаток денег на проезд.
– А разве на севере не принимают ляны и медяки? – спросила Рин.
Учитель Фейрик хмыкнул:
– Ты ведь никогда не покидала Тикани, верно? В империи в ходу, наверное, двадцать разных монет – черепашьи панцири, ракушки-каури, золото, серебро, медь… У каждой провинции свои деньги, потому что они не доверяют имперской бюрократии с поставками монет, а у самых крупных провинций – по два-три вида денег. В качестве стандарта везде принимают только серебряные монеты Синегарда.
– И сколько мы получим взамен на эти? – спросила Рин.
– Немного. Но чем ближе подъедем к городу, тем хуже будет обменный курс. Лучше сделать это еще в провинции Петух.
Учитель Фейрик не уставал предупреждать Рин об опасностях столицы:
– Всегда держи деньги в переднем кармане. Воры в Синегарде отчаянные и дерзкие. Однажды я схватил ребенка, когда он запустил руку мне в карман. И даже после этого он дрался за мою монету. Все попытаются тебе что-нибудь продать. Услышав стряпчего-зазывалу, смотри вперед и делай вид, что не слышала, иначе он будет преследовать тебя целый день. Им за это платят. Держись подальше от винных лавок. Если кто-то будет предлагать тебе кувшин вина из сорго меньше чем за одну монету, это поддельный напиток.
– Как можно подделать спиртное? – поразилась Рин.
– Смешать сорговое вино с метанолом.
– С метанолом?
– Древесным спиртом. Он ядовит, от большого количества ты ослепнешь. – Учитель Фейрик погладил бороду. – И держись подальше от уличных торговцев соевым соусом. Некоторые вместо кислоты добавляют в него человеческие волосы, чтобы обошелся дешевле. Я слышал, что волосы находят и в хлебе, и в лапше. Хм… в общем, лучше вообще не притрагиваться к уличной еде. Тебе продадут блинчики на завтрак по медяку за штуку, но жарят их в масле из сточной канавы.
– Из сточной канавы?
– Это масло собирают прямо на улице. Большие рестораны сливают остатки в канаву. Уличные продавцы процеживают его и используют.
Рин замутило.
Учитель Фейрик дернул Рин за одну из крепких кос.
– Лучше отрежь их, прежде чем доберешься до академии.
Рин отдернула косы.
– Женщины в Синегарде не отращивают волосы?
– Женщины в Синегарде так лелеют свои волосы, что пьют сырые яйца для сохранения блеска волос. Дело не в эстетике. Не хочу, чтобы тебя затащили за косы в переулок. Тогда никто о тебе не услышит, пока через несколько месяцев ты не очутишься в борделе.
Рин с тоской посмотрела на косы. Она была слишком смуглой и костлявой, чтобы считаться красивой, но всегда считала длинные и густые волосы своим лучшим достоянием.
– Это обязательно?
– В академии тебя наверняка все равно заставят постричься, – сказал учитель Фейрик. – Да еще возьмут за это плату. А цирюльники в Синегарде недешевы. – Он погладил бороду, обдумывая дальнейшие предостережения. – И смотри не нарвись на фальшивые деньги. Серебряная монета – не настоящая имперская, если десять раз подряд не упадет на сторону с Красным императором. Если увидишь, что кто-то лежит на улице, но никаких ран не заметно, не помогай ему. Тебе скажут, что это ты его толкнула, отволокут в суд и наложат такой штраф, что сдерут последнюю рубаху. И держись подальше от игорных домов. – Голос учителя Фейрика погрустнел. – С игроками нужно держать ухо востро.
Рин начала понимать, отчего он покинул Синегард.
Но никакие слова учителя Фейрика не могли погасить ее предвкушение. Даже наоборот, ей еще больше хотелось побыстрее приехать. Она не станет чужой в Синегарде. Не будет питаться на улицах или жить в городских трущобах. Ей не придется драться за объедки или побираться. Она уже добилась определенного положения. Ученица самой престижной академии во всей империи. Уж, конечно, это оградит от опасностей города.
Тем же вечером Рин отрезала косы ржавым ножом, одолженным у охранника каравана. Она чиркнула лезвием поближе к уху, насколько осмелилась, и резала туда-сюда, пока коса не свалилась. Это заняло больше времени, чем рассчитывала Рин. Закончив, она уставилась на два толстых каната волос, лежащие на коленях.
Она подумывала их сохранить, но потом решила, что для этого нет причин. Это просто мертвые волосы. На севере их и не продашь – Синегард славился тонкими и шелковистыми волосами, там не нужны грубые космы крестьянки из Тикани. Рин вышвырнула их из повозки на пыльную дорогу.
Караван прибыл в столицу, когда Рин уже начала сходить с ума от скуки.
Она заметила знаменитые Восточные ворота Синегарда за несколько миль – грандиозная серая стена, увенчанная трехъярусной пагодой и надписью в честь Красного императора. «Вечная сила, вечная гармония».
Какая ирония, подумалось Рин, ведь страна чаще воевала, чем пребывала в мире.
Приблизившись к круглым дверям, караван резко остановился.
Рин ждала. Ничего не происходило.
Прошло еще двадцать минут, учитель Фейрик высунулся из фургона и поманил провожатого.
– В чем дело?
– Впереди мугенцы, – объяснил тот. – Какой-то пограничный спор. В воротах их заставили отдать на проверку оружие. Это займет еще несколько минут.
Рин выпрямилась.
– Это солдаты Федерации?
Она никогда не видела мугенских солдат – в конце Второй опиумной войны всех мугенцев выгнали из оккупированных областей и отправили обратно на родину, остались лишь несколько дипломатов и купцов. Для никанцев, родившихся после оккупации, они были призраками из современной истории – всегда маячат где-то у границ, вечная угроза с незнакомым лицом.
Учитель Фейрик схватил ее за руку, прежде чем Рин успела выскочить из повозки.
– А ну, вернись!
– Но я хочу посмотреть!
– Нет, не хочешь. – Он схватил ее за плечи. – Ты не хочешь смотреть на мугенских солдат. Если ты их разозлишь, если они вдруг решат, что ты над ними смеешься, они тебя побьют. У них дипломатический иммунитет. Они плевать на тебя хотели. Ясно?
– Но мы победили в войне, – насупилась Рин. – Оккупация закончилась.
– Победили, но с трудом. – Учитель толкнул ее обратно на место. – И твои наставники в Синегарде думают только о том, как победить в следующей.
Кто-то во главе каравана выкрикнул приказ. Последовал толчок, и повозки снова двинулись. Рин перегнулась через борт, пытаясь рассмотреть, что происходит впереди, но увидела лишь, как за тяжелыми воротами мелькнули синие мундиры.
И наконец они оказались у ворот.
Центральный рынок бросал вызов сразу всем чувствам. Рин никогда не видела столько людей и вещей в одном месте одновременно. Ее оглушил гул покупателей, сбивающих цену, ослепили яркие и цветастые рулоны шелка, разложенные на больших лотках, душила вонь дурианов и зерен перца, витающая над складными жаровнями.
– У женщин такая белая кожа, – поразилась Рин. – Как у девушек на стенной росписи.
По мере того как караван продвигался на север, кожа у людей становилась все светлее. Рин знала, что в северных провинциях много промышленников и торговцев. Это зажиточные и благородные люди, они не работают в полях, как крестьяне Тикани. Но она не ожидала, что разница будет такой заметной.
– Они бледны, как трупы, – махнул рукой учитель Фейрик. – И боятся солнца.
Он раздраженно фыркнул, когда мимо прошли две женщины, случайно ткнув зонтиками ему в лицо.
Рин быстро поняла, что Синегард обладает уникальной способностью заставлять вновь прибывших чувствовать себя незваными гостями.
Учитель Фейрик был прав – все в Синегарде хотели денег. Продавцы окликали их со всех сторон. Не успела Рин вылезти из повозки, как к ним подбежал носильщик и предложил отнести багаж – две жалкие, тощие сумки – за восемь имперских серебряных монет.
Рин была ошарашена – это составляло почти четверть платы за место в караване.
– Я сама понесу, – пробормотала она, вырвав сумку из загребущих рук носильщика. – Правда, не нужно… Отпусти!
Они отделались от носильщика, но тут же попали в лапы толпы – каждый предлагал какие-нибудь пустячные услуги.
– Рикша? Вам нужен рикша?
– Девочка, ты заблудилась?
– Нет, мы просто хотим найти школу…
– Я вас отвезу, очень дешево, всего пять монет…
– Проваливайте, – рявкнул учитель Фейрик. – Нам не нужны ваши услуги.
Торговцы отпрянули обратно на рынок.
Даже язык столицы доставлял неприятности. Синегардцы говорили с хрипотцой, резко и быстро, вне зависимости от предмета разговора. Учитель Фейрик спросил трех прохожих, как пройти к академии, прежде чем наконец-то получил ответ, который они поняли.
– А вы разве здесь не жили? – удивилась Рин.
– Не жил со времен оккупации, – проворчал учитель Фейрик. – Легко позабыть язык, на котором не говоришь.
С этим Рин согласилась. Для нее местный диалект остался почти совершенно непонятным – каждое слово как будто обрезали и в конце добавили короткое «р». В Тикани речь текла плавно и медленно. Южане тянули звуки, перекатывали слова на языках, как сладкий рисовый отвар. В Синегарде никто как будто не трудился заканчивать слова.
Да и ориентироваться в городе было не проще, чем разобраться с диалектом. Синегард был старейшим городом в стране, на его архитектуре отразились многочисленные смены династий Никана за многие века. Здания были как современными, так и пришедшими в запустение, символы давно потерявших власть режимов. В восточных районах высились спиральные башни прежних захватчиков из Глухостепи с севера. На западе теснились скученные кварталы, оставшиеся от оккупантов из Мугена времен Опиумных войн. Город олицетворял живописное полотно страны со множеством правителей.
– Вы знаете, куда мы идем? – спросила Рин, после того как они несколько минут взбирались в гору.
– Смутно. – Учитель Фейрик обильно потел. – С тех пор как я здесь был, район превратился в лабиринт. Сколько у нас осталось денег?
Рин вытащила кошелек и посчитала монеты.
– Полторы нитки серебра.
– Этого более чем достаточно. – Учитель Фейрик утер лоб плащом. – Почему бы нам не проехаться?
Он шагнул на пыльную улицу и поднял руку. Почти тут же с дороги свернул рикша и остановился перед ними.
– Куда вам? – выдохнул бегун.
– В академию, – сказал учитель Фейрик.
Он бросил сумки назад и забрался на сиденье. Рин уже схватилась за бортик и собиралась забраться внутрь, как вдруг услышала за спиной резкий крик. Она вздрогнула и обернулась.
Посреди дороги растянулся малыш. В нескольких шагах впереди вильнул запряженный лошадьми экипаж.
– Вы задели ребенка! – крикнула Рин. – Эй, остановитесь!
Возница натянул поводья. Повозка заскрипела и остановилась. Пассажир высунулся наружу и увидел посреди улицы едва шевелящегося ребенка.
К счастью, ребенок поднялся. С его лба тонкими струйками стекала кровь. Он дотронулся двумя пальцами до головы и потупился, явно оглушенный.
Пассажир подался вперед и отдал вознице резкий приказ, который Рин не разобрала.
Повозка медленно развернулась. На одно мгновение Рин решила, что возница собирается подвезти малыша. А потом услышала щелканье кнута.
Ребенок качнулся и попытался убежать.
Рин завизжала, заглушив топот копыт.
Учитель Фейрик наклонился к разинувшему рот вознице и похлопал его по плечу.
– Поехали!
Рикша побежал, унося их все дальше по ухабистым улицам, пока вопли зевак не стихли далеко позади.
– Возница умен, – заметил учитель Фейрик, когда они тряслись по неровной дороге. – Если ты покалечишь ребенка, то придется платить за его увечья всю жизнь. Но если убьешь, то оплатишь лишь похороны. Да и то, если поймают. Если ты кого-нибудь собьешь, уж лучше до смерти.
Рин вцепилась в бортик и едва сдерживала подступающую рвоту.
Синегард душил ее, смущал и пугал.
Но академия Синегарда оказалась невообразимо прекрасной.
Рикша высадил их у подножия гор на краю города. Рин предоставила учителю Фейрику нести багаж, а сама бросилась к воротам школы, сбив дыхание.
Она неделями представляла, как поднимется по лестнице к академии. Вся страна знала, как выглядит академия Синегарда, по всему Никану на стенах висели свитки с ее изображением.
Но рисунки и близко не передавали реальности. Каменная тропа вилась вокруг горы, поднимаясь по спирали к комплексу построенных на террасах пагод. На самом верху стояла башня храма, а на ней восседал каменный дракон – символ Красного императора. Позади, словно рулон шелка, струился сверкающий водопад.
Академия напоминала дворец богов. Легендарное место. И на следующие пять лет она станет домом для Рин.
Рин онемела.
Ученик старшей ступени, представившийся как Тоби, устроил Рин и учителю Фейрику экскурсию по территории. Тоби был высок, налысо выбрит и одет в черную рубаху с красной нарукавной повязкой. Скучающая ухмылка показывала, что он предпочел бы заняться чем-нибудь другим.
К ним присоединилась стройная привлекательная женщина, которая поначалу приняла учителя Фейрика за носильщика, а потом безо всякого смущения извинилась. Ее сына можно было бы назвать красавцем, если бы не заносчивое выражение лица.
– Академию построили на месте старого монастыря. – Тоби жестом пригласил их подняться по каменным ступеням на первую террасу. – Когда Красный император объединил племена Никана, храмы и молитвенные помещения превратили в классы. Ученики первого года занимаются уборкой, так что ты вскоре хорошо познакомишься с территорией. Идемте, и постарайтесь не отставать.
Даже отсутствие у Тоби энтузиазма не помешало Рин заметить красоту академии, хотя Тоби всячески этому препятствовал. Он преодолевал каменные ступени быстро и уверенно и не трудился проверить, поспевают ли за ним гости. Рин пришлось задержаться, чтобы помочь запыхавшемуся учителю Фейрику забраться по угрожающе узкой лестнице.
Академия стояла на семи террасах. С каждым новым поворотом каменной тропы открывался все более четкий вид на комплекс новых зданий и тренировочных площадок, обрамленных пышной зеленью, за которой явно тщательно ухаживали уже несколько веков. По склону струился ручеек, разрезающий территорию ровно пополам.
– Вот там – библиотека. Столовая – туда. Новые ученики живут на нижнем ярусе. Наверху – дома наставников.
Тоби быстро махнул на несколько одинаковых каменных домов.
– А это что? – спросила Рин, указывая на солидное здание у ручья.
Тоби расплылся в улыбке:
– Это уборная, малыш.
Он хихикнул. У Рин вспыхнули щеки, и она сделала вид, что увлечена пейзажем, открывающимся с террасы.
– Кстати, ты откуда? – поинтересовался Тоби не особенно дружелюбным тоном.
– Из провинции Петух, – пробормотала Рин.
– А‐а‐а… С юга. – Теперь Тоби как будто начал прозревать. – Видимо, многоэтажные здания тебе в новинку, но постарайся не слишком пялиться.
После того как регистрационные документы Рин проверили и заполнили, у учителя Фейрика больше не было причин задерживаться. Они попрощались за воротами школы.
– Я понимаю твой страх, – сказал учитель.
Рин сглотнула комок в горле и стиснула зубы. В голове у нее гудело, и Рин знала, что из глаз вот-вот хлынет поток слез, если их не сдерживать.
– Я не боюсь, – возразила она.
Учитель мягко улыбнулся:
– Конечно не боишься.
Лицо Рин перекосилось, и она бросилась обнимать учителя. Зарыла лицо в его рубаху, чтобы никто не увидел ее слез. Учитель Фейрик похлопал ее по плечу.
Рин проделала весь этот путь через всю страну, в то место, о котором мечтала годами, но обнаружила только враждебный, непонятный город, где презирают южан. У нее не было дома ни в Тикани, ни в Синегарде. Куда бы она ни поехала, куда бы ни сбежала, она везде была сиротой войны, ей нигде не было места.
Она чувствовала себя чудовищно одинокой.
– Не хочу, чтобы вы уезжали, – сказала она.
Улыбка учителя Фейрика потухла.
– Ох, Рин.
– Ненавижу это место, – вдруг выплеснулось из Рин. – Ненавижу этот город. Как они разговаривают… И этот тупой кадет… Похоже, они просто не хотят меня здесь видеть.
– Конечно не хотят, – сказал учитель Фейрик. – Ты же сирота войны. Южанка. Ты не должна была сдать кэцзюй. Наместники заявляют, что благодаря кэцзюй наверх могут пробиться одаренные, но система устроена так, чтобы бедняки оставались неграмотными и знали свое место. Одним своим присутствием ты наносишь им оскорбление.
Он схватил Рин за плечи и слегка наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза.
