Kitabı oku: «Древний Рим. Имена удовольствий», sayfa 14
Глава 17. Посреди легиона
Легче лисенка скрыть под одеждой, чем утаить вас – ревность и нежность…
М. Цветаева
Пробуждение было приятным, потому что ночью мне снился Гай Марий – он что-то тихо рассказывал, целуя меня на нашем широком ложе. Я нежно обнимала мужа, как вдруг почувствовала под руками длинные волосы и открыла глаза, тотчас отстранившись от чужого мужчины.
Рядом лежал Дакос, он снова потянулся ко мне, желая опустить на покрывало. Но я увернулась от его рук и села, подтянув колени к груди. Откуда-то пришло ощущение своей правоты и силы. Я испытующе посмотрела на фракийца и строго спросила:
– Уже наступил рассвет? Ты обещал вывести меня из лагеря или снова передумал?
– Я свое слово сдержу, – медленно проговорил бывший гладиатор, глядя мне прямо в глаза.
Мы вышли из беседки, и Дакос повел меня к зарослям можжевельника, где у полуразрушенной изгороди был привязан его конь. Пройдя до конца аллеи, мы оказались у маленьких ворот – там путь нам преградили двое стражников, но Дакос бросил им какое-то слово на незнакомом мне языке и нас пропустили.
Над холмистой равниной стояла дымка тумана, я невольно ежилась от утренней прохлады, хотя голова была ясная и свежая. Кажется, я отлично выспалась. Надеюсь, силы не оставят меня до конца пути, мне остался один последний рывок, а там… Лишь бы вернуться в Рим, в свой маленький дом, забраться в темный угол и постараться забыть подробности последних дней.
Дакос довез меня до редкой дубовой рощи и помог спуститься с коня.
– Дальше пойдешь одна. За деревьями поле, а за ним расположились римляне. Надеюсь, ты будешь храброй… Они убрали еще не все трупы.
– Что?
– Вчера там прошла небольшая стычка. Мы хорошо покусали друг друга, но поле осталось за ними, а нам пришлось отойти, хотя солдаты и не стали преследовать. Им придется пару дней зализывать раны, ожидая подкрепление.
Дошли слухи, что у Казилина манипулу Каррона сильно потрепал Тир – сириец. Он ведь начал это восстание, за ним пошло много рабов. Тир тоже был гладиатором и, говорят, дело не обошлось без женщины. Все войны ведутся за земли и женщин.
– Еще за свободу! – гневно заметила я.
– Да, да… За свободу для себя и своей женщины на богатой земле. Или просто на родной… – подтвердил Дакос.
Я молчала, опустив голову. Он был прав. И я ничем не могла утешить его.
– Прощай… И пусть Ббги, в которых ты веришь, помогут тебе остаться в живых!
– Прощай, Божественная! Любимая, жестокая…
Мы обнялись и почему-то не спешили разомкнуть руки. Он сам, тяжело вздохнув, отпустил меня, на последок легко коснувшись губ поцелуем.
– Иди! И забери с собой мое сердце и мою душу. Так мне будет легче сражаться. Тогда я буду непобедим. А ты будь счастлива… как пожелаешь и с кем пожелаешь.
Он горько усмехнулся, подталкивая меня вперед. И я пошла через рощу к полю, по колено в тумане, стараясь не оглядываться на высокую фигуру всадника, оставшегося позади.
А потом начался кошмар… В ноздри мне ударил резкий запах, и я чуть на споткнулась о неподвижное тело человека на окраине леска. Пришлось зажать нос рукой и, стараясь задерживать дыхание, я решила поскорее пересечь поле. Самое страшное, что в клочьях тумана я не могла четко видеть, что находится на земле в двух шагах передо мной – то и дело натыкалась на нового мертвеца.
Окинув взглядом расстилающееся передо мной пространство, я не могла сдержать испуганный стон, кругом были люди, точнее, то, что от них осталось. Они валялись в самых разных позах, истерзанные, изрубленные, с обезображенными застывшими лицами. Их остекленевшие взгляды, казалось, смотрели прямо в душу, жалея о потерянной своей.
Хорошо, что мой желудок был пуст, иначе меня бы вывернуло наизнанку от этого зрелища, но я упрямо пробиралась вперед, отпрыгивая в сторону от каждой зловещей находки. Вскоре стало мерещиться, что кое-кто здесь еще жив или туман вместе с воспаленным воображением начали играть со мной злые шутки.
Казалось, что синюшная откинутая рука со скрюченными пальцами уже тянется к моей лодыжке, а запрокинутое к небу молодое лицо пытается мне улыбнуться.
Был момент, когда мне остро захотелось повернуть назад и бежать к Дакосу, но я заставила себя идти дальше, пока не увидела вдалеке три человеческие фигуры. Кто-то ходил между убитыми и периодически наклонялся, желая ограбить мертвого или убедиться, что он уже и впрямь не способен дышать.
Вдруг до моего уха донесся жалобный стон. Я кинулась в сторону, заметив, что неподалеку зашевелился мужчина, а через минуту он уже пытался подняться на колени. Из тумана впереди послышался крик:
– Прочь! Эй, Квинт забери женщину, я сам разберусь с ублюдком.
Я торопилась оказаться как можно дальше от раненого мятежника и даже пикнуть не успела, когда впечаталась в грудь невысокого пожилого мужчины. Удар оказался весьма болезненный, потому что на солдате были бронзовые латы, нашитые на кожаную безрукавку.
– Откуда ты здесь взялась? Отвечай! – хрипло потребовал он.
Я перевела дыхание и, глядя в прищуренные маленькие глазки легионера, выпалила разом:
– Мое имя – Наталия Русса. Я жила на вилле Кордация, что принадлежит консулу Каррону. Я его близкая подруга и ждала Гая Мария с победой. Виллу захватили рабы, а тех верных слуг, кто пытался меня защитить, жестоко перебили. Меня саму хотели обменять на какого-то человека и потому заперли в чулане, но чудом удалось бежать. Умоляю, помогите вернуться в Рим! Сообщите обо мне Каррону, он мой друг и обязательно поможет.
Может, солдат туго соображал или я что-то неверно объяснила, легионер держал меня перед собой на вытянутых руках и бесцеремонно разглядывал.
– Так ты римлянка? Что-то не похоже… А может, ты лазутчица, тебя послали разведать наши позиции и ночью ты улизнешь обратно к своим друзьям?
От такого предположения я чуть дар речи на потеряла. Почему он мне не верит? Надо было срочно поднять свой статус в его глазах.
– Я хорошо знаю Гая Мария, я гостила на его вилле, пока не набежали эти… грязные рабы. Сообщите обо мне вашему руководству!
Мужчина усмехнулся, в его глазах мне почудилось злорадство:
– Так тебя послали убить Каррона? Или кого-то из его трибунов… Все ясно! Может, еще ты скажешь, что располагаешь ценными сведениями, которые должна сообщить лично консулу? Ну, отвечай, шлюха!
Он грубо тряхнул меня за плечи, и я только сейчас поняла весь ужас моего положения. Мне не поверят, примут за шпионку и запросто могут избить, изнасиловать, да хоть прямо сейчас, среди трупов, солдатам не привыкать.
– Умоляю, поверьте мне! Рабы издевались надо мной, грозили убить, я говорю чистую правду…
– На тебе нет никаких следов насилия, женщина! Я не вижу ни одного синяка, разве что вот здесь, так… а что у тебя под одеждой… посмотрим…
Мужчина попытался стянуть платье с моих плеч, и я начала бешено сопротивляться. Вырваться из лап мятежников, чтобы стать жертвой солдат моего «генерала», какая чудовищная ирония судьбы! Не знаю, что было бы со мной дальше – легионер пытался раздеть меня и даже разорвал ворот одежды, но его остановил подошедший товарищ.
– Оставь ее! Девчонка и так напугана, разве не видишь!
– Хочешь сам ее поиметь, Луций? Только после меня.
Я тут же обратилась к тому, кто пытался помочь мне, это был мой единственный шанс:
– Прошу вас, отведите меня к своим, я вас награжу, у меня есть деньги, умоляю, ради ваших детей и жен, не трогайте меня. Я – свободная женщина и подруга Каррона, он вас накажет!
Уж не знаю, что так сильно подействовало на похотливого Квинта, то ли мои слова о награде, то ли страх возможного наказания, но меня оставили в покое. И теперь, шмыгая носом, я стояла перед солдатами, придерживая рукой разодранное на груди платье. Немного поразмыслив, Квинт принялся за свое:
– Она врет! Она заодно с этими свиньями, недаром прибежала оттуда.
– В таком случае женщину надо сначала допросить.
Я умоляюще поглядела на высокого, сутуловатого парня, названного Луцием. Мне хотелось ему горы золотые наобещать, лишь бы не отдал меня своему приятелю.
– Я не забуду вашу доброту и достойно отплачу. Как только откажусь в безопасности, позабочусь о вашей награде. Что бы вы хотели? Деньги? Может, повышение по службе? Я знаю трибуна Кастора Ореста, доложите ему обо мне и я за вас похлопочу. И еще мне знаком претор… как же его… черт, забыла… он был с Кастором… Марк…
– Марк Гней Фабий!
Мы обернулись на третьего солдата. Он был старше остальных и выглядел весьма грозно. В руке мужчина держал окровавленный клинок. Пару секунд я тупо смотрела, как на траву стекают бурые струйки с широкого лезвия, еще этот противный запах и… последнее, что помню – прикосновение моей щеки к железным пластинкам на броне Луция. А дальше – полная темнота.
* * *
Кажется меня разбудила боль – острая, почти невыносимая, рвущаяся изнутри. Я свернулась калачиком на постельке и подтянула колени к груди, стало немного легче. А потом вдруг поняла, что на мне совсем другая одежда, вместо прежнего платья и рубашки, я была засунута в какую-то серую хламиду, явно на пару размеров больше того, что требовалось. Очень хотелось пить, во рту пересохло, и в ушах раздавался тонкий, назойливый звон, будто комариный писк.
О, да у меня, оказывается, еще и женские проблемы, как все это не во время! Недаром на краю моего тюфяка лежит горка тряпок. Ну, почему же так больно, просто сил нет терпеть… никогда так прежде не бывало. Наверно, я застонала вслух и меня услышали, потому что тряпичная перегородка откинулась и ко мне вошел мужчина – низенький, немолодой, с крепкими загорелыми руками, которые он вытирал куском мокрой ткани.
– Очнулась? Это хорошо, ты долго спала, я уже заволновался. Не печалься, госпожа, ты еще молода и родишь не одно дитя.
– Какое дитя? Вы кто? А я где нахожусь? – у меня виски заломило от кучи вопросов, разрывающих голову.
– Похоже, что ты потеряла ребенка, едва успев зачать его, но так уж распорядились боги. Главное, сама осталась жива, вырвавшись из лап беглых рабов. Ничего… Поправишься, наберешься сил и еще порадуешь своего мужчину.
– Нет, этого не может быть! Просто невозможно!
Я судорожно прикидывала свои даты, считала дни, мысли путались, ни о чем не хотелось думать.
– Пожалуйста, никому не говорите! Если Гай узнает, что случилось – он из меня душу вытрясет, он мне этого никогда не простит. Дура! Сидела бы дома, куда же меня понесло…
Я со стоном повалилась на лежанку, меня сковало отчаяние. Я все испортила, все разрушила, за это мне точно не будет прощения. Лучше бы мне умереть.
В палатку вошел еще один мужчина, представительный и высокомерный, я сразу заметила это, едва пришлось повернуться на его голос. В руке солдат держал серебристый шлем, а на доспехах, что прикрывали грудь, была изображена виноградная лоза, свернутая в кольцо.
– Ты говорила, что знаешь трибуна Ореста, верно?
– Это так. Он бы мне помог. А… где сейчас консул Каррон?
Я с волнением ожидала ответа. Мужчина равнодушно смотрел на меня, кривя губы:
– Консул руководит штурмом Казилина, это день пути отсюда на быстрой лошади. Трибун Орест сейчас в лагере, что ты хотела ему передать? Говори быстрее, женщина, мне некогда возиться с тобой…
Я подтянула дерюжку, что укрывала меня до пояса, собралась с духом и воскликнула:
– Передайте трибуну Кастору Оресту, что подруга Консула Каррона – Наталия Русса сейчас здесь и едва жива от всего, что ей пришлось пережить. Пусть Орест навестит меня, как только сможет, я должна написать письмо Гаю, а потом хочу вернуться в Рим. Это все!
– Думаешь, военный трибун станет бегать по зову подруги, когда в разгаре самая позорная война за последнюю сотню лет Империи? Не многого ли ты хочешь, женщина?
У меня не хватало сил спорить и что-то доказывать, я слабела и едва могла ворочать языком, жажда становилась все сильнее и никто не догадался предложить мне воды.
– А вы кто такой? Если Гай Марий узнает, что возлюбленная невеста умерла посреди его легиона, кто сообщит ему об этом? Может быть, вы донесете до консула это печальное известие?
Мужчины посмотрели на меня с удивлением, повисла напряженная тишина. Я откинулась на свой тюфяк, чувствуя, что тряпки у меня между ног совершенно промокли. Скоро кровью истеку и меня похоронят прямо в общей могиле с погибшими легионерами. А что еще со мной делать, раз я для римлян – приблуда, непонятно откуда взявшаяся? Никто не верит, никто и слушать не хочет…
Моего лба коснулась чья-то теплая рука, потом меня осторожно приподняли за голову, поддерживая затылок, в рот мне полилась вода и я смогла, наконец, утолить жажду.
– Я – лекарь Скрибоний Аттикс, и сделаю все, чтобы сохранить тебе жизнь, госпожа. Будь спокойна, тебе ничего не грозит, я сейчас приготовлю отвар и ты спокойно поспишь. Тебе нужно отдыхать и пить снадобья, а через пару дней ты уже сможешь отправиться в город, где о тебе позаботятся родные.
Со стороны занавески раздались странные, каркающие звуки, мужчина, что расспрашивал меня, будто горло прочищал, раздумывая, что бы еще заявить. Похоже, мои слова о том, что я являюсь невестой их командира, здорово выбили ребят из колеи. А вдруг да правда? Невеста консула помрет у них на глазах, оправдывайся потом…
– Тебя нужно перенести в мою палатку. Я сейчас распоряжусь. Я доложу о тебе трибуну, госпожа. Мы все для тебя сделаем.
Я слушала его равнодушно, мне было уже все равно. Сейчас я наедине со своим горем и своей болью, у меня не осталось сил на слезы. Я отвернулась к матерчатой стене и закрыла глаза.
Не знаю, сколько прошло времени, но мне послышался над собой знакомый голос. Пришел Кастор, – я немного приободрилась. Мы расстались всего-то сутки назад, а по мне, так прошла целая вечность. Молодой трибун сел на раскладной стульчик возле моей лежанки и начал рассказывать, что все получилось не так, как планировали стратеги.
Восставших рабов поддержали гладиаторы Казилина, они прямо на арене бросились на устроителей игрищ и положили много народу, а после заставили своих хозяев убивать друг друга на той же арене.
Еще Орест горестно сокрушался о том, что случилось с нашим маленьким отрядом, винил себя в моем похищении, чуть ли не волосы готов был рвать на голове, опасаясь гнева консула. Я пыталась, как могла, успокоить человека, что теперь-то страдать, дело сделано, Кассия и Атратиона тоже не оживить.
– Орест, помоги мне добраться до города!
– Разве ты не хочешь увидеться с Гаем Марием? Ведь ты ехала к нему…
– Теперь это не нужно.
У меня горло сжалось от спазма, я не могла говорить дальше. Кастор быстро понял мое состояние и велел принести письменные принадлежности. На сей раз это было что-то вроде мягкой бересты… Свиток из тонкой кожи… Я диктовала, а молодой парень – ординарец Ореста, записывал мои слова.
– Гай… нужно, наверно, все имя полностью написать, да?
Ну, хорошо, раз уж я его невеста, это не обязательно.
Дорогой Гай!
Прости, что необдуманно оставила Рим и поехала к тебе, желая еще раз увидеться с тобой перед походом. Я уговорила Ореста взять меня с собой, он ни в чем не виноват, ты знаешь, что я могу заговорить любого, меня все равно бы не остановили. По дороге на нас напали мятежники, мне так жаль, что твои слуги убиты, а я оказалась в плену. Но со мной не случилось ничего страшного, потому что среди рабов был мой вольноотпущенник и он, помня мою доброту, за меня заступился. А утром тайно вывел из лагеря и показал, как добраться до римского войска. Мне было очень страшно идти по полю с убитыми людьми, потом мне помог один твой солдат, его имя Луций, и я обещала ему награду.
Мысли у меня скакали с одного на другое, но я знала, что должна сообщить еще что-то важное.
– После всего, что со мной случилось, ты можешь разгневаться и не останешься со мной, я не хочу тебе навязываться и потому освобождаю тебя от твоего обещания. Ты ничего мне не должен, и как только мне станет лучше, я вернусь в Рим, надеюсь, мне поможет в этом трибун Орест. А тебе же я желаю скорейшей победы и доброго здоровья. Да хранят тебя Боги! Марс, Юпитер и Плутон на всякий случай. Я очень тебя люблю, Гай, но, кажется, не могу далее рассчитывать на твою заботу, потому что… потому что… я тебя подвела.
Я опять разревелась и меня начали успокаивать, напоили горькой водой с травами, принесли еще вязанку тряпок и бинтов, словно раненому солдату. А мне даже не было стыдно за свое растрепанное состояние, и что я нахожусь одна среди мужчин. Если я потеряла Гая, вообще не важно, что со мной будет дальше.
А дальше меня перенесли в личную палатку трибуна, и Кастор приставил ко мне своего «летописца», это был славный молоденький паренек со стриженой круглой головой и оттопыренным ушами. Звали его Сергий. Он честно старался меня развлечь, рассказывал всякие армейские байки, и я даже стала натянуто улыбаться в ответ, думая о своем. Так прошел день.
* * *
С самого утра и до полудня у консула Каррона было отличное настроение, когда посыльный из лагеря под Аквином, передал ему пакет донесений. Ничего срочного, ничего нового, все уже известно, ситуация в провинции полностью под контролем римлян. Казилин взят, мятежники разбиты. Тир и горстка его сторонников, которые остались в живых, рассеяны по округе и в самое ближайшее время будут захвачены отрядами легионеров.
Осталось очистить Аквин, кольцо вокруг города уже замкнулось. Еще день или два и можно слать в Рим депешу о полной победе, хотя, конечно, никакого триумфального шествия быть не может, это особая война, о которой даже не стоит упоминать историкам – Цезарь даст специальное распоряжение об этом, так уже бывало.
Когда же Гай Марий начал читать последнее короткое послание, он даже не сразу понял от кого оно, настолько невероятным казалось содержание письма. Совершенно невероятным! Консул перечитал его текст несколько раз и не сдержал возмущенного возгласа. Что это! Наталия поехала за ним и на нее напали! Как могло произойти подобное бесчинство! Почему было недостаточно охраны… почему этой женщине вообще не сиделось дома?!
А потом Гай Марий представил, что могло случиться с его любимой, когда она оказалась в руках этих убийц. О, ему ли не знать, как рабы терзают своих хозяев, вырвав себе свободу! Как бывшие пленники ненавидят римлян! И его милая, нежная невеста была одна среди стаи голодных волков. Гай схватился за голову и застонал, словно раненый зверь…
Потом в который раз перечел письмо – ее спас вольноотпущенник, о ком она говорит… Дакос! Воспоминание о фракийце молнией пронзило мысли консула. Она попалась Дакосу – боги, боги, как вы могли такое допустить!
Странно… что это… она пишет, что собирается вернуться в город, не дождавшись его, Каррона, пишет, что подвела его… Ревность, боль и невообразимая ярость заставили мужчину вскочить на ноги и сбросить все документы со столика для письма, специально установленного в его большой походной палатке.
– Авдий! Готовь лошадей, я выезжаю к Аквину!
Глава 18. Суровый римлянин
Много есть людей, что, полюбив,
Мудрые, дома себе возводят,
Возле их благословенных нив
Дети резвые за стадом бродят.
А другим – жестокая любовь,
Горькие ответы и вопросы,
С желчью смешана, кричит их кровь,
Слух их жалят злобным звоном осы…
Н. Гумилев
Известив Гая обо всех своих невзгодах, я почувствовала себя гораздо лучше. Весь следующий день я провалялась в палатке Кастора, и его адъютант здорово скрашивал скучные часы. Не привычно было долго лежать и сидеть без дела, наваливалась тоска, и потому я решила вернуться к своим записям, а, точнее, взять у Сергия интервью. Парень охотно поддержал мою идею, мы вместе составили список вопросов, на которые вместе же и ответили.
Два дня Сергий приносил мне воду для мытья, всякие другие нужные вещи и еду. По мере того, как восстанавливалось мое тело, я снова начала смущаться, но юноша заверил, что рос в окружении трех старших сестер, а потому отлично знает все особенности женской физиологии.
Не то, чтобы он очень меня этим утешил, но… деваться-то все равно некуда. Тем более Сергий был тактичным и деликатным, ухаживая за мной, оставалось только вслух желать ему самую красивую и богатую невесту за доброту и понимание женской природы.
К вечеру второго дня, проведенного посреди серых ромбов палаток-контуберний, я уже решила потихоньку выйти из своего укрытия и осмотреться. Мы с Сергием даже прогулялись до рва, который за неделю был выкопан вокруг лагеря. Тут целое поселение развернулось, будто не войско на привале, а отряд рабочих – легионеры сами строят, копают, тащат бревна и камни. Муравейник, да и только.
Сказать по правде, здесь был не весь легион Каррона, а его часть, всего восемь манипулов. А в каждой манипуле – две центурии, то есть сотни солдат. Всего же в настоящем римском легионе тридцать манипулов, это значит…
– Сергий, сколько человек у нас получается?
Да-а, я тот еще счетовод – примерно шесть тысяч солдат входит в один приличный римский легион. Надо запомнить на всякий случай. А каждой сотней человек командует центурион, я это уже знала. Как и то, что под началом трибуна Кастора находятся несколько манипул.
Слово «трибун» происходит от понятия «триба» – родовое племя римлян, а еще Кастор Орест носит ангустиклавий – тогу с узкой пурпурной каймой, потому что он из сословия всадников – это высший офицерский чин в войске, и в случае чего трибун может принять командование легионом на себя. Ах, да, есть же еще и легаты! Надо записать, пока не забыла…
Перед наступлением темноты в палатку вернулся и ее хозяин, – Орест ночевал тут же, за перегородкой. Он был очень рад моему оживленному виду, и мы решили, что завтра я вполне смогу отправиться в город. Правда, трибун предлагал дождаться ответа от Каррона, но я отчего-то трусила и хотела поскорее оказаться у себя дома. Если уж нам и суждено еще раз встретиться с Гаем, пусть лучше это произойдет на моей территории.
Кастор меня не понимал, никто меня не понимал и Сергий тоже. В их представлении ничего плохого со мной не произошло, я была жива и почти здорова, пробовала улыбаться и могла вести беседу. Если Гай и правда планировал жениться на мне, почему бы ему этого не сделать?
Но меня грызли сомнения. Казалось, я в глаза ему не смогу смотреть от стыда, а если он начнет сердито меня расспрашивать, а если начнет упрекать…
Однако спокойно расположиться на ночлег нам не удалось, хотя я уже пожелала своему «соседу» доброй ночи и прилегла на соломенной постельке, покрытой пушистой овчиной. Раздался шум у входа в нашу палатку, занавески в мои покои разлетелись, и во тьме раскатами грома прозвучал голос консула:
– Наталия, где ты?
У меня сердце в пятки ушло, показалось, что Гай специально приехал со мной поругаться и еще опозорить перед всеми людьми, как последнюю блудницу.
– Я здесь… надо света попросить, – пропищала в ответ.
Усевшись на своей лежанке, я обреченно ждала приговора всем своим грехам, явным и мнимым, но Гай вдруг опустился рядом со мной и задал всего один вопрос:
– Скажи мне, ты прежняя?
– Как это – прежняя? – оторопела я, начиная мелко дрожать.
– Ты все та же девушка, что однажды забралась на мою стену в саду? – строго спросил Гай.
– Вообще-то, это была общая стена, а не только твоя, – резонно поправила я.
– Хвала Богам, ты все такая же, остальное не важно!
Он схватил меня в охапку и… я думала сейчас косточки захрустят, так сильно он меня стиснул. Пришлось терпеть, не в моих интересах сейчас было выражать протесты.
– Гай… а у тебя все хорошо? Сражений больше не будет?
Сергий принес на нашу половину маленький бронзовый светильник и тотчас удалился, опустив полог, тем самым создавая для нас некую иллюзию уединения. Гай чуть отстранил меня и теперь пристально заглядывал в глаза, словно пытаясь разгадать, что у меня на душе творится. Вопрос мой он и вовсе проигнорировал.
– Мне сказали, что ты не здорова, тебя ранили?
– Нет. У меня обычное женское недомогание, которое бывает раз в месяц. Скоро пройдет.
Гай помрачнел и тряхнул головой, словно прогоняя навязчивые мысли:
– Я не хочу мучить тебя расспросами, но мне нужно знать… Он тебе угрожал? Он причинял тебе боль?
Я на мгновение замялась, а потом постаралась ответить честно, хотя и расплывчато:
– Благодаря мне Дакос получил свободу, за это и отпустил.
Новые вопросы Гая привели меня в полное смятение:
– Он не трогал тебя? Не просил расплатиться за свою помощь?
И тогда я не сдержалась, воскликнула уже громко и раздраженно:
– Ты же сказал, что не будешь расспрашивать! Гай, я понимаю, что виновата, покинув город, но я же не нарочно полезла в их логово, я не думала, что нас захватят, я торопилась к тебе.
– Ты написала, что подвела меня, что это значит?
Ах, вот так! Он будет придираться к каждому слову, а потом просто встанет и уйдет, оставив меня с разбитым сердцем.
– Мне казалось, ты не поверишь, обругаешь за эту поездку, будешь думать невесть что, а мне было плохо и страшно, еще твои солдаты сказали, что я шпионка и меня надо допросить. Конечно, я тебя подвела, дала повод для сплетен. Зачем тебе жениться на девушке, что провела ночь в плену у беглых рабов, все в Риме начнут это обсуждать, а ты не захочешь стать центром скандала. Я все понимаю и прошу лишь об одном – верни меня в город, а там я буду жить тихонечко…
– Глупая женщина! – гневно перебил Каррон. – Марс свидетель, какая же ты глупая женщина! Я ни за что тебя не оставлю и не переменю своего решения, как только все уляжется и ты станешь здорова мы заключим союз. Неужели ты думала, что я откажусь от тебя теперь, когда ты рискуя жизнью, отправилась за мной следом, неужели я перестану тебя любить лишь потому, что тебя держали в плену. Я боялся только одного, что ты… (вздох) изменишься. Но мои опасения были напрасны.
– Почему же я могла измениться?
Ответ давался Гаю непросто, некоторое время он тщательно подбирал слова:
– Я видел женщину, потерявшую рассудок, после того как ее всю ночь насиловали легионеры.
– И ты это не остановил?! – воскликнула я.
– Она убила центуриона и заслужила свою кару.
– А за что же она его убила?
Каррон молчал. И тогда я сама заговорила:
– Послушай, Гай, меня никто не насиловал. Меня никто и пальцем не тронул, меня, верно, пощадили боги, а точнее богиня…
Я бы еще добавила «Фракийская», но, пожалуй, это дополнение было лишним. Да, я сказала неправду, я сказала Каррону то, что он желал бы сейчас услышать, и не могла иначе. Ложь во спасение. Его и меня – нас обоих. Хотя, такая ли уж это была ложь…
– Если ты мне не веришь, лучше сразу скажи, я не хочу, чтобы ты злился тайком и считал меня грязной.
Ответ Гая просто лишил меня дара речи:
– Что бы ни случилось с тобой там, ты уже очистилась своей кровью. Я не вижу на тебе никакой вины и никогда ни в чем не упрекну. Но с этой минуты, женщина, ты будешь под моим присмотром, ибо ты дорога мне, как собственная жизнь. Ты и шагу от меня не сделаешь, без моего позволения и большой охраны.
Что это означает? Он и не собирается меня оставлять, он не бросит меня одну и мы снова сможем быть вместе. "Гай, любимый, ты меня воскресил. Ты подарил мне надежду!" Я схватила руку мужчины, сидевшего рядом со мной и горячо поцеловала от избытка противоречивых чувств.
"Мой дорогой генерал, да я сама не сделаю от тебя ни шагу, я готова на привязи за тобой ходить, пока не надоем!"
Возможно, какое-то время так и будет, пока он снова не станет мне доверять, а я перестану себя винить. Обнявшись, мы долго сидели в тишине, будто заново привыкая друг к другу. Я прижала к своей щеке его ладонь и закрыла глаза. Было так хорошо. Потом Гай поднялся, сказав, что должен ненадолго выйти и отдать какие-то приказы на завтра…
Мне показалось, он хочет остаться один и еще раз все для себя обдумать. Между нами оставалась какая-то недоговоренность, незримая завеса из тумана, наподобие того, что окутывал меня на том жутком поле с мертвецами.
Какой теперь сон? Я ждала Гая, начиная волноваться заново, и так же подскочила, когда он вернулся в мою часть палатки, стал расстегивать пояс, потом снял одежду и прилег рядом.
– Ну, вот… теперь от меня не пахнет лошадью и дымом костров, я чистый для тебя.
Эти простые слова растрогали меня едва ли не до слез.
– Гай…
Я снова не могла говорить, просто прижалась к нему сильнее и потерлась лицом о влажную грудь.
– На тебе еще сохранился аромат розового масла, которым я тебя натирала в нашу последнюю ночь. Я его и сейчас слышу…
– Быть того не может, ты шутишь со мной? – притворно сурово спросил он.
– Я хочу в это верить.
– Мы всегда верим в то, что нам больше нравится. Так легче жить.
Я замерла, пытаясь глубже вникнуть в тайный смысл фразы, потом рассеянно погладила его грудь, обвела пальцем горошины сосков, опустила руку ниже…
– Сейчас не нужно.
Он накрыл мою руку своей ладонью, и я вздохнула. Либо Гай теперь испытывает отвращение к моим ласкам, либо просто хочет дать мне время, чтобы я могла забыть то дурное, что произошло за последние дни. Меня бы устроил второй вариант. Но спокойно мне не лежалось.
– Ведь ты хочешь еще что-то сказать, я чувствую… Не молчи, пожалуйста, я готова тебя слушать. Все, что ты считаешь нужным – приму.
Он сосредоточенно разглядывал темное полотно над нашими головами, словно желая взором проникнуть через него и увидеть звездное небо.
– Мне доложили, что ты была на Кордации. Проклятые рабы! Я должен был сам привезти тебя туда. Сам показать тебе это дивное место. Тебе бы понравилось… Я хотел подарить тебе кусочек Небесного сада, а теперь… Ты будешь помнить лишь все плохое, что пережила там.
Так, вот о чем он волновался! Я попыталась успокоить консула и была совершенно искренней. Поначалу…
– Стояла ночь, и в темноте я не могла ничего разглядеть, я почти не заметила дома, не смотрела вокруг. Я помню лишь заросли плюща.
И снова мое горло сжалось, мешая говорить. Хотя именно сейчас пауза была ни к чему. Оказывается, мне больно вспоминать. Но ведь не случилось ничего страшного, я столько раз убеждала себя в этом. Не было ничего совсем уж мерзкого! Я ощутила, как у меня дрожат руки и ту, что лежала на груди Гая пришлось стиснуть в кулак.
Почему-то снова кружится голова, хочется отодвинуться от Гая и зарыться лицом в мягкую овчину. Неожиданно вернулись слезы, а я-то думала, что уже не буду плакать, что во мне больше не осталось слез.
Он тотчас сел на лежанке и поднял меня к себе.
– Все! Забудь. Ничего не говори. Давай решим, будто ты просто приехала ко мне прямо из Рима. Постараемся в это поверить. Вместе.
– Хорошо.
Понемногу я успокоилась и даже задремала, положив голову ему на плечо, тогда он снова опустил меня на постельку и стал нашептывать на ухо что-то вроде песенки для малышей, я не разобрала и половины слов, но там точно шла речь о маленькой птичке, которая строит гнездышко в кустах орешника. Гай поцеловал мою мокрую щеку, и я вскоре заснула на его груди.
