Kitabı oku: «Сюрпризы малыша Николя»

Yazı tipi:

Художественные образы, сюжеты придуманы Рене Госинни и Жан-Жаком Сампе. Права на товарный знак сохранены за издательством IMAV.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2016

Machaon®

* * *

Жильберту Госинни

Шоколадно-клубничное мороженое

– Мам, можно я завтра приглашу ребят из школы поиграть у нас дома? – спросил я.

– Нет, – ответила мама. – Последний раз, когда они приходили, пришлось менять два стекла в гостиной и красить твою комнату.

Я расстроился. Нет, ну правда, это же весело, если ребята приходят ко мне поиграть, а я никогда не могу их позвать. Всегда одна история: только я хочу развлечься, как мне сразу запрещают. И я сказал:

– Раз мне нельзя позвать друзей, я перестану дышать.

Это хитрость, я иногда так делаю, если хочу чего-нибудь, но, когда я был маленьким, это получалось лучше. Тут пришёл папа и сказал:

– Николя! Что это за спектакль?

Тогда я снова стал дышать и сказал, что раз мне не разрешают позвать своих друзей, то я уйду из дома и они обо мне пожалеют.

– Отлично, – сказал папа. – Можешь пригласить своих друзей. Но предупреждаю, Николя: если они хоть что-нибудь в доме разобьют или сломают, ты будешь наказан. А если всё пройдёт хорошо, мы с тобой сходим поедим мороженое. Договорились?

– Шоколадно-клубничное? – спросил я.

– Да, – ответил папа.

– Договорились! – закричал я.

Мама была не очень довольна, но папа сказал ей, что я большой мальчик и умею отвечать за свои поступки, и тогда мама сказала, что хорошо, пусть будет так, но она предупредила папу, и я поцеловал папу и маму, потому что они классные. Пришли все ребята. Они всегда приходят, когда я их зову, а не приходят, только если их папы и мамы запрещают, но это бывает редко, потому что папы и мамы любят, когда их детей куда-нибудь приглашают. Я позвал Альцеста, Жоффруа, Руфюса, Эда, Мексана, Клотера и Жоакима – в общем, всех школьных друзей, чтобы хорошенько повеселиться.

– Будем играть в саду, – сказал я им. – В дом заходить не надо, потому что если вы зайдёте, то обязательно что-нибудь разобьёте.

И я рассказал им про шоколадно-клубничное мороженое.

– Ладно, – сказал Жоффруа, – давайте играть в прятки, у тебя в саду ведь есть дерево.

– Нет, – сказал я, – дерево растёт на траве, а папа рассердится, если мы будем ходить по траве. Надо играть на дорожках.

– Так у вас только одна дорожка, да и та не слишком длинная. Во что можно играть на одной дорожке?

– В мяч, если встать потеснее, – сказал Мексан.

– Ну нет, – сказал я, – знаю я эти штуки: играем в мяч, дурачимся и – бац! – стекло разбито, меня наказывают, и не видать мне шоколадно-клубничного мороженого.

Мы стояли и не знали, во что бы нам поиграть, и тогда я сказал:

– А давайте в поезд! Встаём друг за другом, первый будет локомотивом – ту-у-у! – а остальные – вагонами.

– А как мы будем поворачивать? – спросил Жоаким. – Дорожка-то не такая уж и широкая.

– Мы не будем поворачивать, – сказал я. – Когда доедем до конца дорожки, последний станет локомотивом, и мы просто поедем в обратную сторону.

Похоже, ребятам моя игра не очень-то понравилась, но, в конце концов, они же в гостях у меня, и если им не нравится, то пусть уходят! Я направил локомотив сбоку от дома, чтобы не помять цветы. Мы ходили и говорили: «Чух, чух, чух, чух!» – но через три поездки ребятам надоело играть. В общем, игра была не слишком интересной. Если ты локомотив, это ещё ничего, но если вагон – немножко скучно.

– Может, поиграем в шары? – сказал Эд. – Тогда мы ничего не разобьём.

Это правда была отличная идея, и мы сразу начали играть, потому что у всех в карманах были шары, а у Альцеста они были в масле из-за бутербродов. Всё шло отлично, только я чуть не подрался с Жоффруа, потому что он сел на траву, но тут ребята сказали, что хотели бы пойти в дом.

– Нет, – сказал я. – Будем играть в саду.

– Нам надоело играть в саду, – сказал Мексан, – нам хочется пойти к тебе в дом!

– Не за чем, – сказал я. – Остаёмся в саду.

Но тут мама открыла дверь и крикнула:

– Дети, вы с ума не сошли? Такой ливень, а вы торчите на улице! Быстро в дом!

Мы вошли в дом, и мама сказала:

– Николя, поднимайся с друзьями в свою комнату и помни, что тебе сказал папа!

И мы пошли ко мне в комнату.

– Ну а теперь во что будем играть? – спросил Клотер.

– У меня есть книги, давайте читать, – сказал я.

– Ты сбрендил? – спросил Жоффруа.

– Нет, – ответил я, – но если мы будем играть во что-нибудь другое, я наверняка останусь без шоколадно-клубничного мороженого!

– Ты уже достал со своим шоколадным и клубничным мороженым! – закричал Эд.

– Минутку, – сказал Альцест, откусывая от бутерброда, который он перед этим отлепил от шара. – Минутку! Шоколадно-клубничное мороженое – вещь серьёзная, с этим шутить нельзя. Николя прав.

– А ты неправ! – закричал я. – Ты крошишь на ковёр! Мама будет ругаться!

– Это уже слишком! – закричал Альцест. – Вот доем бутерброд и дам тебе по морде!

– Ну вы даёте! – сказал Эд.

– А ты что вмешиваешься? – спросил я Эда.

– Ну вы даёте! – сказал Жоффруа.

Но я вдруг понял, чем всё кончится: мы начнём драться, бутерброд Альцеста упадёт на ковёр маслом вниз, потом кто-нибудь чем-нибудь кинется и разобьёт стекло или посадит пятно на стене, прибежит мама, и не видать мне шоколадно-клубничного мороженого.

– Ребята, – сказал я, – будьте людьми. Если вы не натворите глупостей, то всякий раз, когда у меня будут деньги, я буду после школы покупать шоколадку и делиться со всеми вами.

Друзья у меня классные, они сразу согласились. Мы сели на пол и стали смотреть картинки в книжках, и тут Мексан закричал:

– Ура! Дождь кончился! Можно уходить!

Они все встали и закричали:

– Пока, Николя!

Я пошёл провожать их до двери и следил, чтобы они аккуратно шли по дорожке к выходу. Но всё было в порядке, ребята ничего не вытоптали, и я был очень рад.

Я был так доволен, что побежал на кухню сказать маме, что друзья ушли. Но я не закрыл входную дверь, и от сквозняка захлопнулось кухонное окно. Бац!

И стекло в окне разбилось.

Грейпфрут

Мама сказала папе:

– Дорогой, не забудь, что ты обещал сегодня покрасить кухню.

– Здорово! – сказал я. – Я буду помогать!

Папа был не так доволен. Он посмотрел на маму, посмотрел на меня и сказал:

– Вообще-то я собирался после обеда сходить с Николя в кино, там фильм про ковбоев и какие-то мультики.

Я сказал, что предпочёл бы красить кухню, и мама поцеловала меня и сказала, что я её славный малыш. Папа очень гордился мной, потому что он сказал:

– Отлично, Николя! Я тебе этого не забуду.

Папа пошёл в подвал за краской, кистями и валиком и принёс всё это на кухню, где мы с мамой ждали его.

– Я тут вот что подумал, – сказал папа, – у нас нет стремянки. Красить очень неудобно. Надо будет её купить на неделе, и в следующее воскресенье я покрашу нашу дорогую кухню.

– Нет, – сказал я, – я попрошу стремянку у месье Бледура.

Мама снова поцеловала меня, а папа стал открывать банки с краской и что-то говорить, только я не расслышал что, так как он говорил очень тихо.

Месье Бледур – это наш сосед. Он очень славный и любит поддразнивать папу, они оба веселятся, даже когда на вид сердятся, как в тот раз, когда они не разговаривали целую зиму. Я позвонил в дверь, и месье Бледур открыл.

– Да это Николя! – сказал он. – Что вы хотели, молодой человек?

– Одолжите, пожалуйста, вашу стремянку. Это для папы, – сказал я.

– А почему бы ему не купить свою? – спросил месье Бледур.

Я рассказал ему, что папа именно так и хотел сделать, но мама настаивает, чтобы наша кухня была покрашена прямо сегодня.

Месье Бледур очень смеялся, а потом сказал:

– Ты хороший мальчик, Николя. Пойди скажи своему папе, что я сейчас принесу стремянку.

Он такой классный, месье Бледур!

Папа, когда я сказал, что месье Бледур придёт со стремянкой, посмотрел на меня как-то странно: глаза у него совсем не двигались; а потом он стал смешивать краски в мисках так быстро, что даже забрызгал свои брюки, но они старые, полосатые, с дырками, так что это ничего.

– Ну вот, – сказал месье Бледур, входя со стремянкой, – теперь ты можешь сегодня же закончить работу, которую без меня пришлось бы отложить на потом!

– Ничего другого, Бледур, я от тебя не ожидал, – сказал папа.

Мне страшно хотелось залезть на стремянку, и я спросил папу, можно ли мне помочь? Но папа сказал, чтобы я стоял спокойно, что потом посмотрим, и полез на стремянку.

Забравшись на самый верх, папа обернулся и посмотрел на месье Бледура, который сидел на табуретке.

– Спасибо, Бледур, и до свидания, – сказал папа.

– Не за что, и я ещё посижу, – сказал месье Бледур. – Мне хочется полюбоваться своей стремянкой, она ещё никогда не выглядела так смешно, как сейчас.

Мне не показалось, что стремянка была такой уж смешной. Папа стал возить валиком по потолку, и на его лицо падали капли.

Месье Бледур сидел страшно довольный, а я так и не понимал, что такого забавного было в его стремянке. Папа, наверное, тоже удивился, потому что он остановился и спросил:

– Что это ты так по-дурацки смеёшься, Бледур?

– Посмотри на себя в зеркало, и поймёшь, – сказал месье Бледур. – Ты как индеец – великий вождь Жалкий Бык в боевой раскраске!

И месье Бледур стал хохотать – хо! хо! хо! – и хлопать себя по коленкам, а потом стал красным, поперхнулся и закашлял. Он такой весёлый, месье Бледур!

– Чем орать всякую чушь, – сказал папа, – лучше бы помог.

– С какой стати? – сказал месье Бледур. – Это твоя кухня, а не моя.

– Раз это наша кухня, – сказал я, – можно я помогу?

– Ты сегодня уже достаточно помог, – сказал папа.

Я заплакал и сказал, что имею право помогать, что это нечестно и что, если бы не я, никто бы сегодня не смог покрасить эту кухню.

– Ты сейчас получишь по шее, – сказал папа.

– Отличная система воспитания, – сказал месье Бледур.

Но я так не думал и стал плакать ещё сильнее, а папа закричал, что месье Бледуру тоже даст по шее, и мне стало смешно.

Мама прибежала на кухню.

– Что тут происходит? – спросила она.

– Папа не хочет, чтобы я ему помогал, – объяснил я.

– У вашего домашнего Леонардо да Винчи¹ муки творчества, – сказал месье Бледур. – С великими художниками так часто бывает.

Я ничего не понял и спросил маму, можно ли мне помогать. Мама поглядела на папу и на месье Бледура и сказала:

– Ну конечно, Николя, ты можешь подержать стремянку, чтобы папа не упал, а если папа и месье Бледур начнут веселиться, позови меня, чтобы я тоже посмеялась.

Я обещал позвать её, и мама ушла.

Лестницу я держал крепко, и потолок красился быстро; жёлтая краска, которую мама велела папе купить, выглядела классно.

– Да, хорошо иногда так посмеяться, – сказал месье Бледур. – Жалко, что тебе надо покрасить только кухню.

– Слушай, клоун, ты начинаешь действовать мне на нервы, – сказал папа. – Ты ведь с самого начала знаешь, что тебя ждёт, верно? Этот валик сейчас пройдётся по твоей роже.

– Хотелось бы посмотреть! – сказал месье Бледур.

Мне тоже хотелось посмотреть, но я обещал маме предупредить, когда папа и месье Бледур начнут дурачиться. Я отпустил стремянку – на ней всё равно уже никого не было – и вышел с кухни, крича:

– Не начинайте без меня! Я сейчас вернусь!

Мама стояла у входа с мадам Бледур, которая только что пришла, и мне не пришлось ничего объяснять, потому что с кухни раздался страшный шум. Мы пошли туда, но опоздали, потому что, когда открыли дверь, у месье Бледура лицо и рубашка спереди были жёлтыми.

Маме это совсем не понравилось, но мадам Бледур посмотрела на месье Бледура и спросила маму:

– Что это за цвет?

– Грейпфрут, – ответила мама.

– Очень свежий цвет, очень юный, – сказала мадам Бледур.

– И на солнце не выцветает, – сказала мама.

И мадам Бледур решила, что в следующее воскресенье месье Бледур покрасит их кухню. Мы с папой обещали, что придём помогать.

Как мы ходили в ресторан

– Я поведу вас в ресторан! – сказал папа, входя в дом после работы.

Папа был очень довольный, он обнял маму и сказал, что босс подписал его повышение, а потом подбросил меня в воздух, громко поцеловал в обе щёки и сказал мне:

– Ух ты, мой большой мальчик, хо-хо!

Да, папа и правда был очень доволен.

Я тоже был доволен, потому что люблю ходить в ресторан, но хожу редко, а ещё потому, что папин босс теперь каждый месяц будет давать папе больше денег, и папа, может быть, купит мне самолёт, который мне так нужен.

Мы с мамой очень быстро собрались и сразу вышли из дома. В машине папа пел, а мама говорила, что гордится им, а надо сказать, что мой папа поёт не очень хорошо, но мы его очень любим.

Мы вошли в классный ресторан, и официант, одетый во всё чёрное, провёл нас к столу и принёс меню, а ещё подушку на мой стул. Папа передал мне меню и сказал, что я мужчина и должен сам выбирать еду, а мама сказала, что попробовала бы того, что сама дома не готовит, и папа сказал, что не надо обращать внимание на цены.

Официант пришёл с блокнотиком и спросил, что мы будем заказывать. Я сказал, что хотел бы клубничное мороженое.

– А что для начала? – спросил официант.

– «Персик Мельба», – ответил я.

Официант записал, а папа засмеялся и сказал, что это не надо записывать, ведь ясно, что я буду есть что-то другое. Официант ответил, что не его дело раздумывать над выбором клиентов, это его никак не касается. Я сказал папе, что я мужчина, что он сам мне это сказал и что я хочу десерт «Персик Мельба». Папа сделал сердитые глаза и сказал, что я буду есть свиную отбивную со шпинатом, но я сказал, что шпинат не хочу, а папа сказал, что я ещё маленький и буду есть то, что он выберет, а мама спросила официанта, что это за деликатес такой – золотые палочки, а когда она узнала, что это бифштекс с картошкой фри, то сказала, что возьмёт что-нибудь другое, и официант сказал, что вернётся, когда мы выберем, а ему есть чем заняться.

Папа сказал маме, что он не слишком хорошо вышколен, этот официант, но что надо на чём-то остановиться. Я сказал, что не хочу шпината и лучше я уйду из дома, а когда меня не будет, они обо мне будут жалеть, и заплакал, а мама сказала, что сама выберет для меня то, что я люблю. В конце концов мама решила взять соланум в пикантном соусе и рябчика на бархате; я согласился на яйцо с майонезом и сосиски с картофелем фри, а папа выбрал паштет от шефа и кровяную колбасу. Папа позвал официанта, который всё записал в своём блокнотике. Официант несколько раз ошибался и каждый раз начинал писать на новой страничке, а когда он всё записал, я спросил, нельзя ли принести вместо картошки кислой капусты, и официант был не слишком доволен.

Пока мы ждали, когда принесут еду, я глядел на другие столики, и там был один толстый мужчина, который явно ел что-то вкусное.

– А что ест вон тот мужчина? – спросил я папу.

Папа сказал, что не надо показывать пальцем, и обернулся.

– Да нет, – сказала мама, – не тот, а вон тот! – и показала на мужчину, про которого я спрашивал.

Папа посмотрел на него, и мужчина закричал:

– Я ем анчоусы и хочу есть их спокойно! Что за манеры, господи!

Папа ответил ему, что не желает выслушивать его замечания и что ему бы бром пить, а не анчоусами лакомиться, и я спросил:

– А бром вкусный?

Мужчина поглядел на меня, пожал плечами и снова стал есть анчоусы. Мама сказала нам с папой, чтобы мы вели себя спокойней, а я сказал, что хотел бы попробовать анчоусы.

Когда официант принёс закуски, мама была разочарована, потому что соланум в пикантном соусе оказался салатом из помидоров. Так как мне захотелось анчоусов, папа спросил официанта, может ли он сделать вместо яйца под майонезом анчоусы, и официант сказал – да! Я решил, что это здорово, и захотел посмотреть, как он будет делать этот фокус. Но, к сожалению, фокус делали на кухне.

Когда официант принёс анчоусы, я спросил его, умеет ли он ещё и вынимать кролика из шляпы. Папа, который что-то искал в паштете от шефа, поднял голову и спросил официанта, есть ли у них кролик. У официанта был растерянный вид; он ответил – да, и папа попросил у него кролика вместо кровяной колбасы, а я сказал: только пусть будет не как с анчоусами, пусть он достанет кролика из шляпы прямо здесь, а не на кухне. Мама сказала, чтобы я не говорил с набитым ртом.

Когда официант вернулся с блюдами, он явно нервничал. Мама была недовольна; она сказала, что её рябчик на бархате – просто курица с пюре, а папа сказал, что не заказывал кислой капусты, а просил заменить кровяную колбасу кроликом и что кислую капусту просил я, но что он, папа, сказал, что мне лучше взять жареную картошку и что он лишь слегка поменял заказ, а если у кого-то плохая память, то не надо идти в официанты.

– Прекратите! – закричал официант.

Он сказал папе, что тот сам не знает, чего хочет, что когда мама заказывает блюда, то думает, что ей принесут что-то другое, что я невыносимый ребёнок и что мы задираем посетителей. Папа сказал официанту:

– Ну что ж, вы сами напросились; позовите хозяина!

Официант сказал: «Хорошо!», а потом позвал: «Папа!», и мой папа удивился.

Пришёл хозяин и спросил, чего мы хотели, и папа сказал, что мы хотим пожаловаться на официанта.

– Так, сын, – сказал хозяин, – что за проблемы?

– Помимо всего, – сказал папа, – у него плохая память, вот что за проблемы у вашего сына!

– А ваш рябчик оказался курицей, – сказала мама.

– А ещё он уходит на кухню, чтобы превратить яйца в анчоусы и вытащить кролика из шляпы, это жульничество! – сказал я.

– А паштет от шефа! – сказал папа. – Хотел бы я знать, что за дрянь туда напихали?

– Это легко узнать, – ответил хозяин. – Шеф-повар – мой брат, раньше он был боксёром, а потом взял на себя заботу о моей кухне.

– Ну, если вы выбрали такой тон, – сказал папа, – принесите счёт! В этой психушке я не останусь больше ни минуты!

Официант принёс счёт и сказал папе:

– Вы столько говорили о моей памяти, что держу пари: вы забыли свой бумажник!