Kitabı oku: «Триада», sayfa 2
1 января
Проснувшись, я изнываю от боли. Голову будто огрели топором, склоняюсь с края кровати и извергаю из себя вчерашнюю имитированную икру. Кто-то услужливо подставил строительное ведро, пока я спала. В квартире ледник, чуть ли не пар идет изо рта, от переохлаждения меня спасло только одеяло, которым меня накрыли. До меня вдруг доходит, что я жива. Надолго ли?
Цепенею от осознания того, что он может быть рядом. Этот парень в очках, залепленных снегом, которого я приняла за безобидного неудачника. Если он в квартире, звуки моей утренней рвоты точно дошли до его ушей. Он знает, что я не сплю. Оглядываюсь по сторонам. Безупречно белые стены, желтый паркет и ничем не занавешенное панорамное окно, из которого открывается вид на серое зимнее небо. Я сижу на голом матрасе без простыни. Нет ни признака того, что здесь кто-то живет. Дверь в комнату приоткрыта, подсматривают ли за мной?
Аккуратно приподнимаюсь, стараясь не скрипеть матрасом, и на цыпочках направляюсь к выходу. Для начала вглядываясь в щелку проема. Чисто. Во всех смыслах.
Стараюсь прислушиваться к звукам вокруг, но ни шороха, ни стука не доносится до меня. Самое тихое утро первого января в моей жизни. В квартире действительно никого нет, я осталась одна. Прохожу в кухню, чтобы найти хотя бы каплю воды и смочить невыносимую сухость во рту. На столешнице ни осталось ни крошки после вчерашнего праздничного ужина, гарнитур будто выставлен на продажу в магазине. Я открываю верхний шкафчик, чтобы найти кружки, но там пусто. Выкинул ли он их, чтобы уничтожить улики своего пребывания здесь? Я пью воду из-под крана, наклонившись к струе проточной воды. Окружающее выглядит крайне сюрреалистично, от Кирилла не осталось ни следа, будто его никогда и не было. Хотя я по-прежнему нахожусь в его квартире. Или, может, я уже в потустороннем мире? Белые стены, тишина и одиночество – так выглядит рай или ад? Или это всего лишь психиатрическая больница?
Голова по-прежнему ноет. Ни одно похмелье так меня не брало. Собрав все мысли в кучу, я иду в коридор, чтобы покинуть это место раз и навсегда, молясь про себя, чтобы дверь не была заперта. А вдруг по классике фильмов ужасов за ней окажется он? Стоящий с топором, как Джек Николсон в фильме «Сияние». Не успев прийти в ужас от собственных фантазий, я сталкиваюсь с кое-чем реальным, но менее правдоподобным. Возле выхода я нахожу свой рюкзак, сиреневый «Dickies» с пушистым брелком на собачке. Раскрыв молнию, я обнаруживаю всё его содержимое нетронутым: телефон, кошелек, старый дневник, документы, распечатанный на вокзале билет на поезд «Тверь – Москва». В голове бред. Бред вокруг. «Полицейский участок тут за углом», – вспоминаю слова продавщицы из ларька.
– Регина Васильевна, так? – я киваю. – Согласно вашему заявлению, в ночь с тридцать первого на первое вас ограбили, а затем вы отправились домой к случайному прохожему, который одолжил вам телефон, я так понимаю? Где по адресу Пролетарская 17/1 этот же гражданин совершил попытку отравления? – молодой участковый смотрит на меня утомленно. – Как вы думаете, с какой целью?
На ёлке за спиной полицейского весело мигают огоньки, вводя в подобие транса. Меня осеняет, что я забыла выдернуть из розетки гирлянду у себя в спальне в Твери. И мне некого попросить сделать это за меня. Разве что у отца остался экземпляр ключей, но мы даже не поздравили друг друга с Новым годом. Подходит ли сгоревшая от китайский гирлянды квартира под страховой случай?
– Я не знаю.
– Совершены ли были действия сексуального характера против вас?
– Мне это тоже неизвестно.
– Как это может быть неизвестно? На основании чего мы должны возбуждать уголовное дело, как вы говорите? – на сонном лице полицейского появляется недовольная гримаса
– Повторяю, меня точно пытались отравить. Я увидела осадок на дне бокала, а потом вырубилась. Может, и были эти ваши действия совершены, я не знаю. Я хочу, чтобы у меня взяли кровь на анализ, – пытаюсь спокойно ответить я, не показывая нарастающего раздражения.
Когда умерла мать, я поняла, что в этом мире у меня осталась только я. Если не выжать педаль газа до упора, не доедешь, заглохнешь на проселочной дороге по уши в грязи. «Не сбрасывай скорость и ни в коем случае не останавливайся», – так когда-то говорил отец, когда мы катались на машине по окраине коттеджного поселка.
Участковый смотрит на меня исподлобья и начинает шуршать бумагами. Не каждому везет выходить на службу первого января, пока весь город отсыпается после шумного застолья. Но я провожу это утро не лучше него.
– Мне необходимо внести в протокол приметы подозреваемого. Как его зовут, Кирилл?
– Он представился так, – я делаю небольшую паузу и суровые глаза полицейского впиваются в меня. – Худощавое телосложение, примерно метр восемьдесят, русые волосы, очки, одет был в синий свитер.
– А что-нибудь примечательное? – язвительным тоном спрашивает он меня, не отрывая глаз от бумаги.
– Нервный тик, часто моргал, – задумываюсь на мгновение. – Ещё знаете, он странно произносит «Ш». Как-то свистяще.
Майор смотрит на меня, явно давая понять, что им это «обязательно поможет».
– Вы говорите, что проснулись в квартире нашего маньяка, а затем просто встали и вышли? Вы не видели его сегодня утром? И вы уверены насчет адреса? У нас в документах нет записи по указанному дому.
– Могу показать по карте, – я достаю телефон и мысленно рисую маршрут, по котором шла этим утром. – Дом должен быть тут. Я не сошла с ума. Он точно тут есть, – на месте дома «Кирилла» на Яндекс.Картах отмечен пустырь.
Полицейский щурится, всматриваясь в экран, и, удивленно подняв брови, откидывается на спинку стула.
– Там ЖК «Калининский» строят. Но дома ещё не сдали в эксплуатацию, – он скрещивает руки на груди. – Вы мне хотите сказать, что были в этом доме сегодня ночью?
Мне начинает казаться, что я совершаю большую ошибку, давая эти показания.
– Да.
– Квартира, в который вы были, вероятно принадлежит строительной компании, а никакому не Кириллу. Получается, вы незаконным образом проникли на территорию, напились там паленого шампанского и сейчас рассказываете какие-то сказки. Говорите, у вас украли все вещи, а это что? – полицейский указывает на мой телефон. – И почему господин Кирилл, который пил с вами из одной бутылки, как говорите, купленной в «Дикси», живет и здравствует.
– Я не знаю, что с ним. Всё, что мне известно, написано на бумажке.
– Дача ложных показаний – это уголовное преступление. Последний шанс. Вы уверены, что хотите, чтобы мы провели проверку?
– Да, – отвечаю я, глядя ему в глаза.
Из участка меня направляют в больницу. Весь день меня преследует череда недовольных угрюмых людей, которым по долгу службы пришлось работать первого января. Город, погруженный в сонную дрему, еле передвигает маленькими ленивыми ножками. Единственный день в году Москва не утопает в суете и бесконечном шуме толпы.
В больнице медсестра, оторвавшись от, наверное, десятой чайной церемонии за утро, не торопясь распаковывает пробирки и молча втыкает иглу мне в локтевую тонкую вену. – Разжимайте кулачок, – командует она и, после проведенных манипуляций, записывает что-то в журнал, вздыхая.
Следуя в гинекологическое отделение, я замечаю длинную очередь в травматологию, откуда доносятся истошные крики. – У нас тут аншлаг! Устраивали ночью прыжки в снег с балкона, – задорно говорит мне акушерка, несущая тяжелый бикс. В ответ я выдавливаю улыбку и ускоряю шаг, чтобы побыстрее оказаться в другом конце коридора. Нерешительно постучав в дверь кабинета, я слышу громкое и четкое «войдите». За столом сидит тучная женщина лет шестидесяти с короткой стрижкой и разглядывает бумажку через очки на цепочке.
– Я вас слушаю, – обращается ко мне врач, окинув меня взглядом с ног до головы.
– Меня к вам из полиции отправили.
– Господь с тобой. Год только начался, а уже из участка приходят. Ну, садись, садись. Давай направление свое. Я сейчас только открою форму, и мы всё начнем. Погоди, дочка, – женщина начала щелкать мышкой. – Регина Васильевна Полевая, – произносит она через пару минут кропотливого набора моего имени на клавиатуре одним пальцев. – Вы у нас не здешняя. Ну, ничего. Итак, дата, время и место совершения действий сексуального характера.
– Я точно вам не скажу.
– Так, использовался ли презерватив при контакте?
– Я, собственно говоря, не знаю, был ли контакт. Мне сюда отправили, чтобы как раз и узнать.
– Узнать? – женщина сняла очки и повесила их на шею, а затем резко встала из-за компьютера, обрадовавшись, что ей больше не придется мучиться с заполнением формы. – Раздевайтесь и узнаем.
Доктор жестом приглашает меня присесть на гинекологическое кресло. От холода моя кожа покрывается мурашками. Я изо всех сил пытаюсь растянуть свитер, чтобы прикрыться, взобравшись на это орудие пыток. Когда врач начинает осмотр, меня то бросает в жар от стыда, то немеют ноги от предвкушения того, что я могу сейчас узнать. Хочется закрыть уши и ничего не слышать. Уехать из этой чужой Москвы обратно к себе домой и никогда не вспоминать, как я провела этот Новый год. Пытаюсь воссоздать по крупицам лицо Кирилла, которого я считала вчера своим спасителем. Неужели он способен на такие гнусности?
– Можете одеваться. Что могу сказать, – врач делает паузу и садится обратно за стол, скрывшись за горой медицинских карточек, а меня потряхивает от ожидания. – Повреждений ни внешних, ни внутренних не обнаружено. Я, конечно, взяла соскоб, но с большой вероятностью всё с ним будет в порядке. Есть, конечно, небольшая эрозия, но это к преступлениям на сексуальной почве не относится. Будьте спокойны, – быстро написав что-то на серой бумажке, она протягивает её мне.
Выйдя из обшарпанного здания больницы, я ощущаю вновь подступающую тошноту, на этот раз от голода. Из-за своих путешествий по полицейским участкам, я совершенно закрутилась и напрочь забыла хоть что-нибудь съесть за весь день. Город так и не ожил. Ударили морозы и даже праздно гуляющих веселых людей не часто встретишь на улице. Лишь одинокие курьеры, растирая замерзшие уши, плетутся по заснеженному тротуару. Ощущаю себя одиноко, как никогда. Звоню тете и вру про то, что рюкзак вернули в полиции. Она снова приглашает к себе, и я снова соглашаюсь. Хотя все знаки судьбы говорят, что изначально с самого начала это была плохая затея. На сей раз держу рюкзак крепко всеми руками и зубами, постоянно оборачиваясь по сторонам.
Воспоминания о вчерашнем дне сохранились только фрагментами. Конфеты. След от рюкзака. Запотевшие очки Кирилла. Жесткая имитированная икра. Стулья в пленке. Было ли со мной это всё в реальности? Или шампанское было действительно просроченным, и вся эта гадость мне просто приснилась. Хотя мне давно ничего не снится, даже при высокой температуре. От полного шока во вчерашнем кошмаре я не узнала об этом парне ничего. Ни фамилию, ни профессию, ни его любимый цвет, ни где он учился в начальной школе. Про это же спрашивают при встрече с незнакомцем? В моей жизни не было свидания более странного. А хожу я на них немало. Потреблять пачками автобиографии парней с «Тиндера» – мой личный способ пережить горе.
До автобуса вновь остаётся полчаса, но опыт меня ничему не учит. Мне хочется взглянуть на дом Кирилла издалека, чтобы убедиться, что хотя бы он реален. Уже стемнело и выпал свежий снег, который громко хрустит под ботинками. Я слышу каждый свой шаг, уносящий меня от вокзальной стоянки всё дальше. На табличке было написано «Пролетарская», хоть бы не заплутать в этих переулках. Но я сразу его узнаю, этот дом. Ни в одном из окон не горит свет, если бы не фонари, весь квартирный блок слился бы с черным небом. Как я только могла не заметить этого вчера?
Автобус уносит меня в Долгопрудный, подальше от этой странной улицы, странного дома, просроченного шампанского и моего воображаемого дружелюбного врага. Тетя плачет, когда видит меня на пороге. «Вылитая мать», – говорит она, как я и предсказывала. Мы смотрим весь вечер повтор «Голубого огонька», а я стараюсь наесться на год вперед.
Брат подкрадывается ко мне, молча всучивает сверток и, заливаясь смехом, скачет обратно к себе в комнату. – Антоша, ну кто так дарит подарки, – кричит ему вслед тетя Наташа. Я поворачиваюсь к ней и мямлю:– Спасибо. Мне становится жутко неловко, что я так и не принесла чего-нибудь к столу. От негодования чертыхаюсь про себя. В оберточной бумаге с блестящими снежинками завернут ежедневник. С толстой обложкой, похожий на те, что мать мне дарила каждый год.
Концерт по телевизору заканчивается. Включаются новости. Ведущая тараторит с экрана:
– Найденные рыбаками в Можайском водохранилище останки предположительно принадлежат мужчине лет двадцати пяти. Как сообщают эксперты, из-за того, что тело около года находилось в воде, процесс разложения привел к естественному отсечению. Личность все ещё устанавливается.
– Зачем они такие страсти первого января показывают? – возмущается тетя и качает головой.
Я ухожу в кухню, чтобы собраться с мыслями в тишине и что-то записать в новый дневник. Наконец-то у меня есть время, чтобы обработать всё то, что произошло со мной за этот день.
Дорогой дневник, у меня есть две версии того, что произошло со мной в эту ночь:
У меня украли рюкзак, меня пытались отравить в нежилой квартире, а затем мой украденный рюкзак чудесным образом материализовался.
Я схожу с ума, никакого Кирилла и мальчика на вокзале никогда не существовало. Я вломилась в чужую квартира и напилась до беспамятства паленым шампанским. А всё потому, что не смогла сказать «нет» своей тете. И весь этот бред, описанный в первом пункте, всего лишь ночной кошмар.
Я захлопываю ежедневник, хрустя переплетом. От него пахнет типографской краской, мой любимый запах. На телефон приходит эсэмэска. Неужели отец вспомнил обо мне и решил поздравить? Нет, всего лишь новый «запрос на отправку сообщений» в моем старом аккаунте в «ТикТоке». Пользователь с простым и лаконичным ником – «К». Руки трясутся, я разворачиваю сообщение:
К: Расскажи мне поподробнее о своем сводном брате.
У меня есть только одна версия того, что со мной произошло. Я открываю дневник и зачеркиваю второй пункт.
2 января
Я отворяю входную дверь, и меня тут же обдает горячей липкой духотой. Разуваюсь в узком коридоре, заставленном коробками – мать так и не разобрала их, когда мы съехали от отца почти девять лет назад, возможно, не теряя надежды на возвращение. Из кухни доносится громкое чириканье. За два дня моего отсутствия вода в поилке у канарейки пересохла, батареи шпарят на все сто градусов, отчего бедной птице в Новый год пришлось мучиться от жажды.
– Что бы ты делал без меня, Владик? – говорю я, любуясь повеселевшей желтой канарейкой. – Твое счастье, что им не удалось меня отравить. Кишка тонка.
В квартире остались жить только мы вдвоем. Если со мной что-то случится, Владик этого буквально не переживет. Однажды нас с матерью попросила присмотреть за ним соседка перед отъездом куда-то заграницу, но она так оттуда и не вернулась, поэтому ответственность за него легла на мои плечи. Звали его прежде просто Птицей, меня это совершенно не устроило, отчего я переименовала во Владика в честь моего тогдашнего школьного краша.
Совсем недавно в трехкомнатной квартире жили три поколения женщин нашей семьи. Когда мы переезжали в бабушкину хрущевку, ремонт сделали только в моей спальне. Мать считала, что пожилым людям строго противопоказаны любые перемены. Деньги у нас были, на них мать преобразовала одну из комнат до неузнаваемости. Выбелила стены, выбросила всю старую рухлядь, заменив её, модной в те годы, корпусной мебелью, поставила новую кровать с высоким матрасом и вместо хрустальной люстры установила разноцветную подсветку по периметру, отчего дверь моей комнаты стала служить порталом между двадцатым и двадцать первым веком.
Выдернув перегоревшую гирлянду из розетки, я сажусь вместе с ней на кровать не в силах понять, что мне делать дальше. Сообщение от «К». так и осталось непрочитанным на моем телефоне. Меня раздирает любопытство и негодование: как только он мог после всего, что наделал, задавать мне идиотские вопросы? Если, конечно, это действительно он, но больше загадочным «К» быть некому. Хорошо бы рассмотреть его профиль, но я не хочу высвечиваться у него в «Просмотрах». Буду делать вид, что мне все равно.
Уехать из Москвы первым поездом у меня была ещё одна причина – собраться к своему первому рабочему дню. Однокурсница, улетевшая на зимние каникулы к родителям, попросила подменить её. Она работала продавцом в торговом центре. Последнее, на что бы я сама когда-либо пошла, но отказывать людям я так и не научилась, тем более тем, кто часто дает списывать конспекты. Мне нужно погладить форму. Если Карине она была в обтяжку, то на мне фирменная рубашка-поло висела как на вешалке, предательски выдавая каждую складку. Достав запылившийся утюг с полки, который не трогали женские руки со смерти матери, я принимаюсь неуклюже отглаживать красную рубашку. Если мать отпаривала даже трусы, то я так и не научилась пользоваться утюгом. Тем более, последнее время я вовсе не выходила из дома без лишней надобности и наряжаться мне было ни к чему. На секунду кажется, что из кухни запахло жареным чесноком и зашипело оливковое масло. Вот-вот меня позовут обедать пастой с морскими гребешками, которая будет комично смотреться в советской обстановке, где все поверхности покрыты белыми вязаными салфетками. Аромат становится резче, но это всего лишь жирные соседские котлеты.
На телефон приходит оповещение, я вздрагиваю. «Вам понравился парк Фестивальный? Оцените его в нашем приложении». На экране высвечивается маршрут, по которому я якобы ходила ночью первого января. Навигатор проследил траекторию движения телефона от вокзала до середины парка, где он пробыл часов пять, а затем его забрали и принесли на Пролетарскую. Чудесным образом аккумулятор не успел разрядиться за это время. Айфон, который мне пришлось продать, чтобы оплатить накопившиеся долги за коммуналку, давно бы сдох, ещё до курантов.
У меня чешутся руки, хочется написать «К» и спросить, какого черта здесь происходит. Не божественное же вмешательство вернуло мне рюкзак. Я залезаю в него снова, чтобы тщательнее проверить, не пропало ли чего. Мои документы и карты на месте. Возможно, наличных поубавилось, потому что кошелек, по ощущениям, заметно полегчал. Кто-то сгреб все монеты, которые я скрупулезно собирала, чтобы когда-нибудь спустить все до единой в автомате с игрушками (мой незакрытый гештальт с раннего детства, от которого так и не получится избавиться). По внешнему виду и не скажешь, что все мои пожитки – это старый телефон «ЭлДжи» и горсть монет. Но с уходом мамы моё финансовое положение сильно ухудшилось. Дорогие шмотки остались, но источники дохода испарились, будто туалетная вода, оставленная на солнце. Мы обе любили всё тратить до копейки, отчего маминых накоплений хватило лишь на скромные похороны на пятерых скорбящих. Если бы не прибавка к стипендии, мы бы с Владиком давно померли с голоду.
Вспоминаю выключить утюг и сажусь обратно на кровать, держа в руке смартфон. Меня бросает то в жар, то в холод от волнения. Не могу решиться, отвечать ли на это сообщение или забыть нелепую ночь тридцать первого декабря, как страшный сон. Любопытство берет вверх, и я печатаю:Я: Куда ты пропал с утра и откуда в квартире оказался мой рюкзак? Собеседник тут же начинает набирать сообщение, моего ответа он ждал целый день, а я всё узнаю прямо сейчас. Испугавшись, бросаю телефон на другой конец кровати. Мне нужно подумать, хочу ли я действительно всё это знать. Пялюсь на гладкий подвесной потолок, на котором даже не за что зацепиться глазу.
К: ты не поверишь, но когда ты отрубилась, я вышел прогуляться на улицу, чтобы тебя не будить. иду – слышу что-то звенит в урне. дай-ка, думаю, посмотрю (звучит очень опрометчиво, знаю), а там телефон разрывается от звонков. сразу понял, что твое, ты с 14 лет не сильно изменилась. потом ушел на работу, не спавши. сорри, если напугал.
Я: Думаешь, я поверю, что ты пошел гулять именно в тот парк, где выкинули мой телефон?
Сообщение прочитано. Кирилл что-то долго печатает.
К: ладно-ладно. так уж и быть, всё было немного иначе, если хочешь, чтобы я рассказал, обещай, что это останется между нами. хорошо?
По спине пробегает холодок.
Я: Слушаю.
К: когда мне не спалось, я не сразу пошел в парк, сначала полистал «Тиндер».
Я: Так, и?
К: я листал очень долго, никого не свайпал, просто от скуки. а потом вдруг наткнулся на твой профиль. в трех километрах от меня. тут я поняла, что воришка не удосужился даже выключить телефон. я закинул твой профиль в прогу по поиску местоположения, знаешь, она создает фейковые локации и находит пересечения между расстояниями. то есть если ты в 700 км от Испании и Германии, то скорее всего находишься во Франции. так я и попал в парк, просто хотел сделать доброе дело. теперь веришь?
Не успев дочитать сообщение, я тут же захожу в меню и удаляю «Тиндер». Сегодня он мне помог, а завтра погубит. Лучше не рисковать.
Его странная история с найденным в мусорке телефоном кажется вполне правдоподобной, если учесть, что она совпадает с навигатором. Вполне возможно я преувеличила и окрасила мрачными красками в своей голове этот вечер зря. Надо прекращать смотреть по ночам тру-крайм видео на ютубе, иначе меня это заведет не на ту дорожку. Стоит ли говорить Кириллу, что я подала на него заявление в полицию? Вероятно не стоит.
Я: А как телефон там вообще мог оказаться? Зачем воровать, а потом выкидывать? Херня какая-то…
К: так происходит чаще, чем ты думаешь. полицейские первым делом обыскивают мусорные баки, когда ищут улики. твой воришка скорее всего испугался ответственности. тем более красть твой телефон нечего… специально не лазил, не подумай, только заметил, когда проверял доки…
Мне стало стыдно по многим причинам. Как я докатилась до нищенского состояния и как могла думать о Кирилле такие гадости? О человеке, практически спасшего меня от холодной смерти в одном из московских сугробов? Он рисковал не меньше моего, приводя в дом незнакомого человека с улицы (если, конечно, та квартира все-таки была его, но этот вопрос я решаю оставить на другой раз).
Я: Так в итоге зачем тебе понадобились мой брат?
К: боюсь, тебя это напугает.
Я: Меня пугает, когда кто-то боится меня напугать.
К: ну в общем, я понял, что мы однажды уже встречались. лет десять назад у меня был друг из Твери. такой же рыжий, как ты. вас запомнить нетрудно… я, кажется, даже был у вас дома в посёлке, у вас тогда был бассейн недостроенный, мы много в нем тусили одним летом. и у Андрея (наверное с этого надо было начинать, если, вообще, так зовут твоего брата) были некоторые особенные пристрастия, из-за них мы и рассорились… хотел просто спросить, как он там? надеюсь, я не сошел с ума.
Эти слова отозвались во мне глухой болью. Не люблю вспоминать детство, чем-то оно гораздо лучше моего настоящего, а чем-то темно, странно и совершенно непонятно. Яркие веселые и не очень картинки в альбоме сюрреалиста. Я пытаюсь собрать в голове образ Кирилла по частям и омолодить на десять лет. Носили ли он тогда очки и бесформенную копну русых волос, примятую шапкой, был ли всегда щуплым и скромным мальчиком? У моего брата имелось много друзей, но все они для меня были на одно лицо – озлобленные прыщавые старшеклассники, которые смотрят на тебя, как на уродливого котенка – и гладить противно, и пнуть жалко. Если Кирилл действительно один из них, то мне бы хотелось поскорее прервать это общение, дабы не воскрешать давно забытое и никому не нужное прошлое.
Я: У Андрея все нормально.
Отправив сообщение, я выключаю Интернет на телефоне. Вспоминаю, что нужно чем-то пообедать и вытаскиваю из рюкзака контейнеры с новогодними салатами, которые тетя сунула мне перед самым выходом. Голодная смерть мне не грозит как минимум пару дней. Из головы не выходит пресловутый Кирилл.
Со дня смерти матери я не впускала в свою жизнь никого нового достаточно близко, чтобы обсуждать детство или родственников. Отчего даже намёки на подобные разговоры вызывают у меня мандраж. В целом, о том, что случилось, я стараюсь не распространяться, но одногруппники все равно каким-то образом узнали. Некоторые начали поглядывать на меня грустными щенячьими глазами, а кто-то – с завистью, когда каждый месяц двадцать пятого числа мы обсуждаем, какая кому пришла стипендия на карту. Однажды мне даже с округлившимися глазами сказали: «Повезло». Я тогда онемела. Неужели они правда не понимают, чем я за это заплатила? Может быть, полгода назад я была такой же. Принимающей как должное сливочные морские гребешки и мамину любовь. Но с тех пор всё изменилось.
В одной из коробок в коридоре должны лежать мои старые дневники. Десять лет назад мы ещё не жили в бабушкиной квартире, поэтому мне приходится рыться в барахле, покрытом пылью, от которой щекочет нос. Горы коробок, но благо – каждая подписана. Разрываю высохший скотч на той, что с надписью «Детская. Регина». Интересно, какого цвета был год, когда мы могли впервые встретиться с Кириллом? Кажется, в те времена одним из талисманов была темная водяная змея. Среди детских журналов и флакончиков от косметики «Принцесса» я нахожу черный дневник. Если бы не покрытая блестками обложка, он бы напоминал тетрадь смерти.
Листаю до летних месяцев. Школьные каникулы. Мне девять лет. Жизнь казалась бесконечно длинной и сложной, потому что на математике мы начали проходить распределительный закон умножения. Где-то среди моих бесконечных жалоб на жару, внеклассные занятия китайским и не обращающего на меня внимание Сёму я пытаюсь найти упоминание Кирилла или хотя бы своего брата.
17 июня. Мы в Барселоне!!! Тут красиво. На улице Рамбла мы видели людей-птиц, людей-зверей и людей-статуй. А потом Андрей украл у меня мобилу и написывал своим подружкам. А тут роуминг! Теперь у меня минус 500 рублей на телефоне. Мы были в девятиэтажном универмаге и мне там ничего не купили в наказание. Они поверили кривоногому дебилу, а не мне. Бесит!!!
***
19 июня. Барселона надоела, хочется уже домой, скоро у нас будет бассейн, и я приглашу в гости Катю Коршунову. Андрей все ещё дебил.
***
21 июня. В парке аттракционов было весело. Меня правда чуть не стошнило. Но было весело. Мама всего боится, она ждала нас троих (меня, папу и Андрея) внизу, а мы катались на всех горках. Сейчас будем есть пиццу вместо ужина в отеле. Надеюсь, завтра тоже туда поедем. Мне понравилось!!!
***
24 июня. Наконец-то дома. У меня температура. Мама говорит, что я напилась холодных газировок. В гости нельзя никого звать. У папы отпуск, он делает бассейн. Андрей ему помогает (притворяется).
***
25 июня. Родители купили мне айпад, чтобы я на нем учила китайский. Мама говорит, что это язык будущего и через 5 лет на нем будет говорить вся планета. Ну посмотрим. Я скачала «Говорящую Анджелу» и «Темпл Ран». Андрей мне завидует. Я рада. У него зато много друзей. Целая навозная куча. Кстати, он завтра уезжает в лагерь на море. Вернётся через месяц. Ура!
***
30 июля. К Андрею приходил Копченый (сам он называет Андрея Ржавчиной). Они утащили мой айпад, закачали туда порнуху, папа увидел и мне досталось. Неделю теперь без айпада. А мне надо ухаживать за фермой. Ненавижу!
***
12 августа. У Андрея тусовка. К нам домой пришли Конч, Копченый и Рябой играть в плойку. Я не выходила из своей комнаты, пока за мной не приехал водитель и не отвез на китайский. Иногда я рада даже китайскому.
***
25 августа. День рождения мамы. Я знаю, что Андрей её не любит, т.к. она не его родная мать, но сегодня он был очень милый. Даже сделал подарок от себя, а не примазался к папе. Мы ходили в ресторан, мне разрешили заказать много-много мороженого. С ежевикой, с ванилью, с шоколадом и даже с сыром. Правда, сейчас мне стало плохо от него. Больше никакого мороженого.
Я захлопываю дневник. Лето кончилось. Сижу на табуретке в облезлом коридоре, освещаемом лампочкой Ильича, и не верю, что эта жизнь была моей. Большой дом, поездки заграницу, мелочные обиды. Реклама хлебцев для всей семьи в реальной жизни. Знала ли я тогда, насколько была счастлива? Вряд ли. Знала ли, что так будет не вечно? Тоже маловероятно. Но нет ничего глупее сожаления об утраченном прошлом. Нельзя заправить ртуть в разбитый градусник, так же, как и вернуться в детство.
Вспоминаю, что чтение дневников было задумано исключительно для того, чтобы найти доказательство существования Кирилла. Им бы мог быть кто угодно: и Конч, и Копченый, и Рябой. Я все равно не помню их лиц. Хотя скорее всего, Копченый был загорелым парнем, а не мертвецки-бледным и русым. Рябой – с прыщами. Но Кирилл мог и вылечить акне к двадцати трем. И если я правильно помню возраст своего брата, сейчас ему должно быть столько же. Значит, они ровесники. А сколько было лет его друзьям? Вопросов больше, чем ответов.
Из комнаты доносится рингтон телефона. На улице уже стемнело, отчего пробираться мне приходится наощупь. Молюсь о том, что мне звонит Карина, чтобы сообщить о моем завтрашнем выходном на работе, к которой я даже не приступила. Но номер неизвестен.
– Регина Васильевна? Вас беспокоит сержант Окунев из отдела полиции по Мещанскому району. Пришли анализы из больницы. В крови нашли флунитразепам. Если вы подтвердите, что не принимали его на ночь самостоятельно, мы начнем следственную проверку.
– Подтверждаю. Это вообще что? Это опасно? – заикаясь говорю я.
– В народе его называют «наркотик изнасилования».
