Kitabı oku: «Луна-парк», sayfa 6
10
– Бакстер.
– А? Что?
– Просыпайся.
Со стоном он открыл глаза. В номере мотеля было темно. Он лежал на боку, чувствуя, как горячее тело Ким прижимается к его спине.
– Что такое? – пробормотал он.
– Давай же поднимайся, – прошептала она, щекоча его шею теплым дыханием.
– Но ведь ночь еще… Или нет?
– Чуть больше трех часов, – сказала она.
– О Боже.
– Вставай и выходи, хорошо?
– Выходить?
– К пляжу. Мы должны побывать там вдвоем.
– С ума, что ль, сошла?
– Поверь, это будет здорово.
– Нет уж. Даже не думай.
– Ну пожалуйста, – она коснулась губами его щеки, лаская руками его грудь и живот. – Это будет так романтично. Мы встретим восход солнца вдвоем.
– Чертов пляж, – пробормотал он.
– Что ты, вовсе он не чертов. Только представь, это останется одним из самых ярких воспоминаний в нашей жизни. Наше первое утро вместе, проведенное на берегу пляжа во время восхода солнца.
– Это не первое наше утро.
– Первое с тех пор, как мы стали мужем и женой. И я очень хочу, чтобы оно было особенным.
– Мы себе задницы отморозим.
– Об этом не волнуйся. Захватим с собой одеяло, идет? Ну пожалуйста… – Ее рука украдкой скользнула ему в трусы. – Обещаю, твой большой друг останется очень доволен.
– Да?
– Да, – сказала Ким. – Что скажешь?
– Но это же безумие.
– Обещаю, тебе понравится.
Матрас заскрипел, когда она откатилась и соскочила с кровати. Свет щипал Бакстеру глаза не хуже мыльной пены. Он зажмурился. И тут же почувствовал, как с него сдернули одеяло, оставив практически голым.
– Ой, Господи!
– Хоп! Хоп! Хоп! – покрикивала Ким, за лодыжки стаскивая его с кровати.
Прищурившись, он посмотрел на нее. Ким взирала на него сквозь упавшую на глаза челку; на ее плече алел след засоса. Она отпустила ноги мужа, и он сел.
– Кто оденется последним, тот тухлое яйцо, – сказала она.
– Считай меня тухлым яйцом, – ответил он, сидя на полу и наблюдая, как Ким открывает чемодан. Ее ягодицы, покрытые (за исключением небольшого треугольника посередине) таким же золотистым загаром, как и спина, и ноги, слегка колыхались.
Ну и пускай там немного холодно, подумал он. Все равно классно. Она права. Будет потом что вспомнить.
Ким надела серые мешковатые спортивные штаны и теперь, нагнувшись, возилась со шнурком на талии. Затем она вытащила из чемодана толстовку и повернулась:
– Так и будешь сидеть на полу?
– Залюбовался.
Он смотрел на ее грудь, когда она, подняв руки, натягивала толстовку. Грудь слегка покачивалась, когда Ким безуспешно пыталась попасть в рукава. Наконец она надела толстовку и расправила ее на талии.
– Я готова, – сказала она.
– Эх…
Ким взяла с тумбочки расческу и направилась в ванную. Когда она скрылась, Бакстер поднялся и стал натягивать тренировочный костюм. Такой же, как у Ким, только поновее. Бакстер купил его, когда Ким перебралась к нему и стала вытаскивать его с собой на утренние пробежки. Когда она вышла из ванной, он уже заканчивал завязывать шнурки.
Он зашел в ванную почистить зубы. На полочке над раковиной заметил пластиковый флакон масла от загара. Сполоснув рот, он положил флакон в карман толстовки.
Когда он вернулся, Ким сворачивала взятое с кровати одеяло. Она уже обулась.
Взяв с комода ключ с пластиковой биркой, на которой были написаны адрес и название мотеля, он сунул его в тот же карман, куда положил масло.
– Что у тебя там? – спросила она, приподняв брови.
Он достал флакон и показал ей.
– Ну так. А ты прозорлив, как я погляжу, – сказала она.
– Просто хочу, чтобы все было по высшему разряду.
Он открыл дверь, и они вышли на балкончик. Улица перед мотелем была хорошо освещена, но оказалась совершенно пустынной – ни машин, ни людей. На парковке перед круглосуточным магазинчиком через дорогу от них не стояло ни одного автомобиля.
– Здорово, правда? – спросила Ким и обняла его сзади. – Как будто мы с тобой одни-одинешеньки на всем белом свете.
– Просто все остальные сейчас нежатся в постелях.
– А мы зато понежимся на пляже.
Они добрались до конца балкона, спустились по лестнице и оказались на стоянке мотеля. Несмотря на тепло там, где к нему прижималась Ким, Бакстер чувствовал, что холодный ветер пронизывает спортивный костюм насквозь. Его затрясло, и он стиснул покрепче зубы, чтобы не стучали.
– Бедненький, – протянула Ким, остановилась на углу и достала одеяло. Они накинули его на плечи, и Бакстер почувствовал себя куда лучше. Ким скользнула рукой в задний карман его штанов, и стало совсем хорошо.
Они прошли мимо бомжа, прикорнувшего под стеной магазина; заметив его, Ким нервно выдернула руку из кармана Бакстера.
– Выходит, мы все-таки не одни на белом свете, – съехидничал тот.
– Бедненький.
– Да уж, действительно, не очень-то ободряющее зрелище.
– Мы с тобой такие счастливчики. Глядя на него, начинаешь это осознавать, правда? Как можно жить так, как он, не имея ничего: ни крыши для ночлега, ни людей, которым ты дорог?
– А что, предложим ему наш номер, пока нас не будет.
Она легонько шлепнула его по заду:
– Это тебе не шутки. Это просто ужасно. Наверное, мы могли бы хоть чем-то ему помочь…
– Но чем? Бумажник я с собой не взял. Одеяло не наше. В принципе ты можешь снять свою курточку и отдать ему, я буду только за.
– У, кобелина, – сказала она и шлепнула его еще раз.
Перейдя улицу, они оказались у парковки Фанленда. Там все еще стояло несколько машин, и Бакстер подумал, что внутри вполне могут быть сексующиеся подростки. Или уже слишком поздно? Нет. Вряд ли. Хотя, вспомнив юность, он вдруг понял, что даже в таких случаях никогда не возвращался домой позднее двух ночи.
А сейчас уже половина четвертого.
Нет, в такое время здесь только мы. Ну и дрыхнущие бомжи. Может быть, несколько патрулирующих полицейских.
Хорошенькое получится дельце, если нас тормознут копы.
Мы же не нарушаем закон, сказал он себе.
Но вызываем подозрение, бродя здесь среди ночи.
– Нарушители на неверной стороне полуночи,8 – молвил он.
– А?
– Просто вспомнилось. Ох, чует мое сердце, что незаконно это.
Они миновали шоссе, поднялись по лестнице и вошли в тень под аркой Фанленда. Несмотря на одеяло, несмотря на теплую руку Ким, когда они снова вышли под лунный свет, Бакстер снова ощутил пробирающую дрожь. Он окинул взглядом пустой променад.
– Что не так? – спросила Ким.
– Просто проверяю, насколько здесь безопасно.
Она крепче сжала его ягодицу:
– Не будь паникером.
Они остановились на краю променада, откуда открывался обзор на пляж.
– Ну разве не чудесно? – спросила она.
Ничего чудесного Бакстер в упор не видел. Знакомого пляжа, где он нежился на солнышке, натирая Ким маслом и любуясь волнами Тихого океана, больше не было. Берег выглядел темным и ледяным, словно на чужой планете.
Бакстеру совершенно не хотелось туда идти.
– Не уверен, что тут никого нет, – проговорил он.
– Да правда, что ли? – Ким вынула руку из его кармана и повернулась к нему. Развернула одеяло. Потом расстегнула куртку, задрала толстовку себе и Бакстеру, после чего прижалась своим телом к его. Сначала он ощущал только нежную гладкость и тепло ее кожи, а потом почувствовал, как ее руки начали пробираться ему в штаны, лаская его там.
– Почему бы нам не вернуться в мотель? – прошептал он.
– Почему бы нам не остаться здесь?
– Не нравится мне тут.
– Чувствуешь, как хорошо?
Он поежился.
Она ласкала его, а он озирался по сторонам. Луна превратила доски променада в выбеленные кости. В черной тени, казалось, кто-то скрывается.
Я и впрямь становлюсь параноиком, подумал он.
И почувствовал, как брюки спустились до лодыжек. Ветер тут же обдал холодом кожу.
– Оп-па! – сказала Ким.
Он нагнулся, пытаясь натянуть штаны, а Ким, сорвав с него одеяло, накинула его себе на плечи и, кружась, побежала вниз по лестнице на пляж.
– Черт возьми, Ким!
Она кружилась на песке, размахивая над головой одеялом, словно гигантским флагом.
Бакстер завязал шнурок на поясе и тоже начал спускаться. Он не спешил, наблюдая, как резвится Ким.
Он сошел с последней ступеньки. Песок под ногами был необычайно мягок. Осторожно ступая, Бакстер приблизился к Ким. Ему хотелось подбежать, сгрести ее в охапку и унести в безопасное место… Но если он будет спешить, то она все поймет и с хохотом пустится наутек.
– Иди ко мне, – сказал он, остановившись.
Она улыбнулась и накинула одеяло на плечи:
– А что мне за это будет?
– Поцелуй.
– А еще?
– Ким, ну я ж серьезно. У меня от этого места мурашки по коже.
– А по-моему, здесь здорово.
Он метнулся к ней.
Она отскочила. Его пальцы ухватили только краешек одеяла. Смеясь, она побежала вдоль берега, поднимая тучи песка и неумолимо приближаясь к темной тени, отбрасываемой променадом. Бакстер со всех ног бросился следом, но мешало одеяло. Он свернул его и сунул под мышку. Бежать стало легче, но Ким к тому времени была уже далеко впереди.
Оглянувшись через плечо, она прокричала нараспев:
– Копуша, копуша, толстый, как груша!
Неужели она не понимает?
Не понимает чего? Мы здесь одни. Ей весело. Это я вбил себе в голову невесть что.
Но Бакстеру очень не нравилось, что Ким неумолимо приближается к променаду, к его длинным теням, к черной земле под сваями…
Она снова обернулась.
– Лови! – весело прокричала она, стянула с себя толстовку и запустила в Бакстера. Ветер тут же подхватил толстовку и швырнул во тьму. Бакстер умудрился коснуться краешка рукава и почти поймать ее, но не успел сжать кулак. Толстовка выскользнула из пальцев и упала на песок. Бакстер кинулся влево и подхватил ее. Он пробежал еще несколько шагов, и тут его осенила идея. Он остановился.
– Покедова, Ким. Желаю тебе весело добраться до мотеля, как набегаешься тут.
Она притормозила. Остановилась. Повернулась, положив руки на бедра. Грудь ее вздымалась от бега. Кожа, за исключением грудей, была темной от загара, груди же выглядели так, будто кто-то обмазал их сливками, а потом облизал соски, решив оставить их темными.
Бакстер смотрел на нее. Она смотрела в ответ.
– Не думаю, что ты хочешь уйти, – сказала она.
Пляж больше не казался ему уютным, и чувство, что из тени променада за ними наблюдают десятки глаз, никуда не делось, но Ким была права: он больше не рвался уйти отсюда.
Ким была обнажена по пояс, открыта и беззащитна.
Бакстер хотел ее.
Хотел прямо здесь и прямо сейчас.
Так и держа руки на бедрах, она направилась в его сторону.
Он смотрел в темный лес свай под променадом, ежился, но понимал, что никуда отсюда не денется.
Страх, который всего лишь минуту назад звучал криком, требуя бежать без оглядки, теперь казался ледяными пальцами, ласкающими, пощипывающими, поглаживающими его, пальцами призрачной шлюхи, с болезненным вожделением ожидающей начала любовной игры.
Ким остановилась в нескольких шагах от него.
– Ты, наверное, замерзла, – сказал он.
– Ничуть. Чувствую себя замечательно.
Он подумал, что ее, наверное, согрел бег. Да и сам он уже не чувствовал холода. Дрожь, никак не желавшая его отпускать, имела к холоду очень слабое отношение.
– Сними все остальное, – сказал он.
В свете Луны он увидел, как она улыбнулась:
– Что, больше не боишься?
– Ну же, сделай это.
Балансируя на одной ноге, она принялась стягивать кроссовку и носок:
– Мне ни капельки не страшно, а тебе?
Бакстер кивнул в ответ, а сам вглядывался в темноту. Ледяные пальчики страха ощупывали его, то и дело сжимаясь.
Ким прыгала на одной ноге, ее груди подскакивали, когда она пыталась высвободить из кроссовки и носка вторую ногу.
– Так и будешь стоять столбом? – спросила она, развязывая узелок на поясе.
– Да, – ответил он.
Ее спортивные штаны упали на песок. Она шагнула вперед, высвобождая ноги из резинки. Потом приблизилась к Бакстеру, но вместо того, чтобы обнять его, взяла одеяло и уже с ним в руках побрела во тьму, под навес променада. Когда темнота сомкнулась над ней, страх сдавил Бакстера с невероятной, неожиданной силой, силой уже не похотливой шлюхи, но жестокой ведьмы, терзающей его.
Ким расстелила одеяло.
– Нет, – сказал Бакстер. – Давай расстелим его здесь, под Луной.
– А если кто-то будет мимо проходить? – спросила Ким. – Тут поспокойнее.
– Но мне хочется видеть тебя.
– Ага! – Она вышла из тени, отчего его страх немного ослабил хватку. Повернувшись спиной к океану, Ким развернула одеяло, присела на корточки и расстелила его на песке, прижав с двух углов своими кроссовками. Взявшись за противоположные концы, Бакстер снял обувь и проделал то же самое.
Ким заползла на одеяло и легла на спину, заложив руки за голову.
– До чего хорошо, – сказала она.
– Думаешь, не слишком холодно, чтобы мазаться маслом? – дрожащим голосом спросил Бакстер.
– А мне хочется, – сказала Ким.
Он отыскал в кармане пластиковый флакон и бросил на одеяло у ее ног, затем снял носки и тренировочный костюм и опустился перед ней на колени.
Она лежала прямо, сжав ноги, ее загорелая кожа почти сливалась с темным песком и темным одеялом, но все равно выделялась на фоне темноты променада. Руки с расставленными локтями по-прежнему покоились под головой. Она слегка извивалась, словно наслаждаясь мягкостью одеяла и предвкушая прикосновения мужниных рук.
Бакстер снял крышку с флакона и провел дорожку масла по ее правой ноге и выше. Ким вздрогнула и выгнула спину, когда дорожка пересекла ее пах, и вновь расслабилась, когда муж повел ее вниз по левой ноге. Он стал водить руками по ее коже, размазывая масло. Аромат кокоса вызывал мысли о сладкой вате; ему захотелось попробовать кожу Ким на вкус.
Ее подбритые голени были немного шершавыми, зато кожа бедер казалась атласной.
Она раздвинула ноги. Она застонала, забилась, когда он начал натирать ее там.
Склонившись над ней, Бакстер обнял ее скользкими от масла руками. Ее нагота, прикосновения ее тела – все это лишало его самообладания, несмотря даже на ветер, который поглаживал его ноги, обдувал промежность, проникая между ягодиц, взбирался по спине и ерошил волосы. Несмотря на все это, Бакстер был невероятно возбужден.
Стараясь успокоиться, пока не стало слишком поздно, он положил руки на бедра Ким, опустил голову и закрыл глаза.
Она сказала, что ей невероятно хорошо.
Да не то слово.
Они уже занимались любовью дважды, в номере мотеля перед сном. И бесчисленное множество раз на протяжении предыдущего месяца. Но такого он не испытывал никогда.
А ведь это только начало. Она еще даже не дотронулась до него.
Надо бы начать сзади, подумал он.
Он почувствовал ладони Ким у себя на спине. Они скользнули вдоль плеч и, обхватив его руки, направили их вниз, между ее ног.
– Проявляешь инициативу? – пошутил он, приподняв голову.
Она улыбнулась и, изогнувшись, вытянула руки над головой.
Он ласкал ее пальцами.
Она ахнула.
Но ведь я не сделал ей больно, подумал Бакстер… и когда она выскользнула из-под него, он, чувствуя, как ладони соскочили с ее бедер, подумал: чего это она?
– Бакс! – завизжала Ким.
Он поднял голову.
Тень, тень из-под променада засасывала ее.
Нет, не тень.
Два с трудом различимых во мраке сгорбленных силуэта тащили ее за запястья.
– Нет! – закричал он.
Половина тела Ким уже скрылась под променадом. Ее ноги сучили по воздуху.
Бакстер поймал одну из них и вцепился в нее обеими руками. Несмотря на скользкое масло, он пытался удержать Ким, но не мог. Его тащило вместе с ней, колени путались в одеяле, прорывали канавы в песке.
– Стойте! – завопил он. – Вы что?!..
Крик так и застрял у него в горле. Позади двух нападающих в темноте под променадом скрывались и другие. Они выбирались из-под опор и балок – сгорбленные, оборванные тени. Сколько их там? Восемь? Десять?
Бакстер выпустил ногу Ким.
Она исчезла во тьме.
– Не бросай меня! – визжала она.
Бакстер поднялся на ноги.
Он застыл на месте, понимая, что еще есть время бежать. Потом, с ревом ненависти и отчаяния, ринулся во тьму. Навалившись на тех двоих, что тащили Ким, он свалил их с ног и, взгромоздясь на одного, крикнул Ким, чтобы она убегала. Костлявые руки похитителей вцепились в его тело. Пальцы с длинными ногтями терзали кожу. В руку вонзились зубы. Второй вгрызся ему в бедро. Бакстер закричал от невыносимой боли и принялся бить вслепую, пытаясь сбросить нападающих, но озверевшие твари вцепились намертво. Их вонь душила его.
– Вставай, Бакс! Быстрее!
– Беги! – заорал он. Черт бы ее подрал, почему она не убегает?! Неужели не видит, сколько их здесь?
«А где же остальные?» – подумал он. Ведь они, по идее, должны наброситься на него.
Он не переставая наносил удары кулаком тому, кто лежал под ним, чувствуя, что уже прилично его отделал. Тип хрипел, дергался и в конце концов отпустил его. Тогда Бакстер ударил локтем другого, попав, очевидно, в солнечное сплетение.
Он понял, что свободен. Они отпустили его. Он выкарабкался на четвереньках из-под скрюченных тел, поднял глаза и увидел Ким.
Она стояла в темноте между Бакстером и ужасной сворой, замахиваясь куском топляка, словно Дэви Крокетт, из последних сил обороняющий стены Аламо прикладом разряженного мушкета.9 Похоже, ни одному из этих выродков не хватило отваги рискнуть головой и напасть на нее.
Бакстер смотрел на нее со смесью страха и восхищения.
Он с трудом поднялся на ноги.
И успел заметить какое-то движение наверху, чуть левее. Он обернулся как раз в тот момент, как темная фигура спрыгнула с променада. Она неслась вниз, раскинув руки, точно крылья огромной летучей мыши, черные лохмотья трепетали на ветру. Ким тоже увидела ее. Она попыталась отскочить, но старая ведьма обрушилась на нее сверху и повалила на песок.
И тогда Бакстер ринулся в бой.
11
Мэг и Чарли выбрались из-под променада и побрели к лестнице.
– Так нечестно, – бубнил Чарли. – Нечестно, нечестно.
– Заткнись, – сказала Мэг.
– Мы все пропустим! – ныл он.
Мэг стукнула его по руке.
Он схватился за ушибленное место и отскочил от нее подальше.
– Мы все пропустим!
– Ничего не попишешь, – сказала Мэг. – Глянь зато, чего нашла. – Она усмехнулась и помахала перед ним ключом от мотеля. – Теперь повеселимся.
– Я тоже хочу.
– И хочется, да колется.
– Так нечестно.
Они поднялись по лестнице. Когда они ковыляли через променад, до ушей Чарли долетел приглушенный страдальческий крик. Он знал, что это из «Веселого домика». А он не участвует! С досады он хлопнул себя по виску.
– Эй.
Он хмуро взглянул на Мэг. Та порылась в кармане пальто и, вытащив оттуда бутылку, предложила ему. Он выхватил бутылку у нее из рук. После пары глотков чуток полегчало.
Но все равно нечестно, думал он.
Он сделал еще один глоток и вернул бутылку Мэг.
– Оставь себе, – отмахнулась она, – у меня еще есть.
Когда бы он ни встретил Мэг, у нее была с собой бутылка. И это, как правило, был хороший, настоящий вискарик, не какое-нибудь дешевое пойло. Чарли не знал, где Мэг добывает на него деньги, но подозревал, что она может получать пособие по инвалидности. Вроде не калека, но притворяться она умеет. Иначе откуда деньжата? Пенсия по инвалидности – это вам не пособие для бездомных, это раза в три поболе. Может, у нее где-то большая заначка. Или она просто лучше всех умеет выклянчивать милостыню. Видал он, как она это делает: никогда не попросит денег напрямую. Встанет перед «клиентом», в глаза жалостливо заглянет и такая: «Господь вас благослови!» Чаще всего раскошеливаются.
Чарли присосался к бутылке: эх, хорошо! До нутра прогревает. Кайф. К моменту, как он приговорил эту бутылочку, они с Мэг уже поднимались по лестнице на балкончик мотеля.
Мэг отперла дверь в двести десятый номер, и они вошли. Чарли закрыл дверь, а Мэг зажгла прикроватную лампу.
– Располагайся, – сказала она. – Разве не пр-рэлэстно?
Он стоял у двери, наблюдая, как она бродит по комнате. Похоже, визит сюда ужасно ее взбудоражил. В мусорном ведре она обнаружила пустую бутылку из-под вина, перевернула, вытрясая в рот последние капли. На столе лежала пачка «Салемс», Мэг вытащила сигаретку, зажала в губах, прикурила. Пробежалась руками по постели, вынула изо рта сигарету, взяла подушку и обтерла лицо. Тщательно исследовала содержимое каждого чемодана и отправилась в ванную.
Со своего места Чарли не мог видеть, чем там занимается Мэг. Решив, что она наверняка надыбала что-то хорошее, он заковылял туда и остановился, столкнувшись с ней в дверях.
Ее пальто валялось на полу, а сама Мэг расстегивала свитер. Сигарета болталась в уголке рта, пуская тоненькую струйку дыма Мэг в глаз, отчего та щурилась. Справившись со свитером, она бросила его на пальто и стала возиться с пуговицами клетчатой рубашки.
– Ты че делаешь? – спросил Чарли.
– Напряги извилины.
– Я свалить хочу.
– Перебьешься.
– Не хочу все пропускать.
– Мы уже все пропустили. Хорош бурчать.
Он понимал, что она права. Даже уйди они прямо сейчас, к их возвращению основная забава давно закончится.
– Так нечестно, – пробормотал он.
– В кои-то веки тебе представился шанс помыться. Помыться по-настоящему. Радовался бы.
– Забодала, – огрызнулся Чарли.
Нахмурившись, Мэг принялась стаскивать с себя футболку. Та была грязно-серого цвета. При виде кожи Мэг в язвах и струпьях, Чарли поспешил отвести взгляд.
– У-у-у-у-у, – протянула она, хихикнув. – А Чарли-то у нас стесняша.
– Вовсе нет, – сказал он. Но больше смотреть не стал, а подошел к кровати и развалился на постели. Простыни были свежие, белоснежные. И пахли приятно. Он решил, что это запах женщины, которая здесь спала.
Из крана полилась вода, со скрежетом задернулась занавеска.
Он закрыл глаза.
– Эй! Глянь сюды!
Спросонья он перекатился на бок, а когда открыл глаза, то увидел стоящую перед комодом Мэг. На ней была полупрозрачная ночная сорочка с таким глубоким вырезом, что под ней при желании можно было разглядеть очень многое (он, впрочем, таким желанием не горел). Костлявую изуродованную грудь украшало жемчужное ожерелье. На запястьях и пальцах красовались браслеты и кольца, в уши были вставлены жемчужные серьги. Из ушей на плечи капала кровь. Губы были красными и блестящими. Мэг одарила Чарли чарующей улыбкой, продемонстрировав коричневые пеньки зубов, и принялась расчесывать свои длинные темные волосы.
– Разве я не хороша?
– Угу, как шлюха, сдохшая недели три назад, – отозвался он.
Ее глаза вылезли из орбит. Она запустила в Чарли щеткой для волос, угодив точнехонько в левую бровь. Он опрокинулся на кровать, Мэг с визгом набросилась на него. Он откатился в сторону и свернулся калачиком, обхватив голову руками. Матрас заходил ходуном, когда Мэг запрыгнула на него.
– Я тебе яйца оторву, мешок говна! – визжала она.
Чарли верещал и стонал, когда она скакала по кровати, пиная его ногами, а потом уселась сверху и, оттянув его голову за волосы, врезала ему кулаком в лицо. После чего оставила его в покое. Он лежал неподвижно.
Сел он, только услышав, как она плачет.
Мэг съежилась на ковре, уткнувшись лицом в ладони.
Он встал и подошел к ней.
С размаху отвесил пинка по ребрам.
– Квиты, – буркнул он.
Она так и валялась на полу, рыдая, пока Чарли собирал одежду мужчины и туалетные принадлежности и складывал их в чемодан.
В кармане брюк он нашел кошелек с почти тремя сотнями налички, в основном мелкими купюрами. Он не посмел взять ни одной двадцаточки. Потом беды не оберешься. Пару месяцев назад Эдгар участвовал в подобном же дельце, а на следующий день Гадкая Нэнси засекла, как он отваливал десятку за кварту бурбона. Когда идешь на дело, себе можно брать только одежду. И ничего больше.
Эдгар тогда божился, что нашел десятку на пляже. Никто ему не поверил, и беднягу заставили «пройтись по домику».
Чарли снова перебрал пальцами купюры. Помимо двадцаток, нашлось несколько десяток, а также восемь купюр по доллару. Чарли подумал: почему бы и не рискнуть? Кто докажет, что он не мог получить щедрую милостыню?
Он оглянулся на Мэг; та перекатилась на бок и не смотрела на него.
Никто никогда не узнает.
Но тут в памяти снова возник Эдгар, Чарли вздрогнул и почувствовал, как слабеют ноги, сжимается мошонка, по спине бегут мурашки, а желудок сковывает леденящим холодом.
Дрожащими руками он закрыл бумажник и сунул обратно в карман брюк мужчины. В переднем кармане отыскалась связка ключей. Достав ее, он бросил брюки в чемодан.
Только он успел закрыть чемодан, как подошла Мэг. Он пригнулся и поднял руки для защиты, но удара не последовало.
– Дай взглянуть, – попросила она, и Чарли отступил назад. Мэг прошла мимо него в угол комнаты и открыла другой чемодан, очевидно, с вещами женщины. Сняла сорочку. Чарли зажмурился.
– Дурень чертов, – буркнула она.
Когда Чарли вновь посмотрел на нее, она была уже в ярко-розовых трусиках и натягивала какие-то зеленые брюки. Надев их, она улыбнулась Чарли, достала из чемодана черный лифчик и застегнула на груди. Потом вытащила зеленую кофточку и тоже надела, разгладив ее на животе и груди.
– Здорово, – сказала она. – Почему б и тебе не прибарахлиться?
– Я и этому рад.
– Чертов дурень. – Расстегнув жемчужное ожерелье, она бросила его в чемодан. Туда же отправились и кольца с браслетами. Затем она вытащила из окровавленных мочек серьги. Чарли отметил, что они были для уже проколотых ушей, а уши Мэг, насколько он помнил, проколоты не были. До недавнего времени.
Она вытащила из чемодана белые носки и теннисные туфли, надела, подойдя к шкафу, достала женскую нейлоновую ветровку. Принесла одежду из ванной, бросила в чемодан и стала бродить по комнате в поисках других женских вещей.
– Ключи взял? – спросила она.
Чарли поднял связку, и Мэг выхватила ее из его руки.
Закрыв чемодан, она подошла к двери. Чарли взял оба чемодана и вышел на улицу вслед за ней.
Небо на востоке уже посветлело, но заря еще не занялась. С балкона открывался хороший обзор. Перед мотелем Чарли никого не видел. Улица была пустынна, не считая машин на стоянке.
Мэг пошла вперед, он потащился за ней с чемоданами в руках. Едва он спустился с лестницы, как его спутница уже отыскала нужный автомобиль. Это был синий БМВ. Пока Чарли плелся через стоянку, Мэг открыла багажник.
Он закинул туда оба чемодана.
Мэг забралась на водительское сиденье и распахнула дверь. Чарли сел в машину, отметив приятный аромат кожаной обивки.
Мотор заурчал, когда Мэг повернула ключ в зажигании.
– Прокатимся? – спросила она, кивнув в сторону улицы.
– Назад хочу, – сказал Чарли.
– Пожалуй, ты прав. Но на веселье мы уже опоздали.
А может быть и нет, подумал он, но все же сказал:
– Главное, не забывать про осторожность.
Она пробормотала что-то неразборчивое и на полной скорости направила автомобиль к Фанленду, проскочив мигающий красным сигнал светофора. Затормозила она так резко, что Чарли чуть не расшиб голову о приборную панель.
– Забери вещи, – распорядилась Мэг.
Она дала Чарли ключи, он открыл багажник и достал чемоданы, после чего подошел к окошку и вернул ей связку.
– Что ты задумала? – спросил он.
Мэг улыбнулась ему:
– От тачки нужно избавиться. Не переживай, я знаю уйму замечательных способов.
Машина взревела и умчалась, взвизгнув шинами по асфальту.
Чарли взял чемоданы.
Волоча их по лестнице к променаду, он гадал, сколько же они с Мэг отсутствовали. Скорее всего, очень долго. Наверняка все веселье уже закончилось.
Хотя как знать?
Иногда оно длилось целую вечность.
Он ускорил шаг.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.