Kitabı oku: «Жук», sayfa 2

Глава 3. Человек в кровати

Свет вспыхнул совершенно внезапно для меня. От неожиданности я замер в оцепенении, но через несколько секунд начал выходить из ступора. И тут произошло еще нечто такое, чего я никак не ждал. Где-то рядом раздался голос:

– Не двигаться!

В голосе было что-то необычное, такое, что я не в состоянии описать. Да, в нем совершенно отчетливо присутствовала командная интонация, но дело не только в этом. В нем было что-то злобное, мрачное – словом, что-то нехорошее. Голос прозвучал гортанно и резко, но при этом я не был уверен, что он принадлежал мужчине. В любом случае у меня не возникло никаких сомнений по поводу того, что ко мне обратился иностранец. Это был самый неприятный голос, какой мне когда-либо приходилось слышать, и он произвел на меня крайне неблагоприятное впечатление. Так или иначе, услышав обращенные ко мне слова, я остался стоять неподвижно. Ничего другого мне не оставалось.

– Повернитесь!

Я снова выполнил приказ и послушно развернулся на сто восемьдесят градусов. Подобное безмолвие с моей стороны было не просто недостойным – оно выглядело позорным, и я прекрасно это понимал. Более того, в душе я искренне возмущался своим поведением. Но в этой комнате и в ситуации, в которую попал, я ощущал себя совершенно лишенным воли.

Повернувшись, я увидел перед собой человека, лежавшего в кровати. В изголовье располагалась полка, на которой стоял светильник – небольшой, но исключительно яркий. Мне никогда прежде не приходилось видеть настолько сильного света. Он бил мне прямо в глаза и на первые несколько секунд полностью ослепил меня. Впрочем, не могу утверждать, что и потом, во время последовавшего за этим странного разговора, я что-либо видел ясно. От луча, испускаемого светильником, в глазах у меня мерцали разноцветные пятна, мешавшие что-либо отчетливо разглядеть. Тем не менее через некоторое время кое-что мне все-таки удалось рассмотреть – но лучше бы я этого не видел.

Итак, передо мной на кровати лежало некое человеческое существо. Мне не удалось сразу разобрать, какого оно пола. Поначалу я вообще засомневался, что это человек. Однако через какое-то время понял, что это все же мужчина – и в том числе по той причине, что, на мой взгляд, то, что лежало передо мной в кровати, женщиной быть просто не могло. Человек был укрыт одеялом до самого подбородка – мне была видна только его голова. Он лежал на левом боку, положив голову на левую же руку. Не двигаясь, он разглядывал меня с таким видом, словно мог легко читать даже самые потаенные глубины моей души. И, откровенно говоря, я был уверен, что так оно и есть. Определить его возраст я был не в состоянии – мне никогда в голову не приходило, что люди могут быть такими древними. Однако в то же время я чувствовал, что незнакомец вполне может быть ненамного старше меня – взгляд его глаз на удивление был настолько живым и внимательным, что расходилось с общим впечатлением о его старости и немощи. Можно было, пожалуй, предположить, что он страдает какой-то ужасной болезнью и именно недуг сделал его внешность в высшей степени отталкивающей.

Ни на голове, ни на лице у него не было ни одного волоска. При этом его кожа, желтая, как шафран, поражала обилием и глубиной морщин. Череп его был настолько мал, что невольно напрашивались неприятные аналогии с каким-то животным. В то же время нос был ненормально большим, причем поражали не только его размеры, но и форма – он напоминал клюв хищной птицы. Неприятной особенностью незнакомца являлось также то, что лицо его было практически лишено подбородка и, казалось, заканчивалось ртом – дальше просто ничего не было. Толстогубый же рот вплотную примыкал к носу. Подобная лицевая деформация, особенно отсутствие подбородка, делала внешность лежащего в кровати не вполне человеческой. И конечно, его глаза. Больше всего привлекали внимание именно они – в первый момент мне даже показалось, что лицо состоит только из них.

Глаза в буквальном смысле занимали всю верхнюю его часть – притом что, как я уже упоминал, оно было необычно маленьким, а нос – огромным, сильно выступающим вперед и заостренным. Глаза же были не просто большими – вытянутые по форме, они глубоко сидели в глазницах, и в них, казалось, мерцал какой-то свет, идущий откуда-то изнутри. Мне они почему-то напомнили фонари на башне маяка. Я почувствовал, что они сфокусированы на мне. Но когда я, сделав над собой усилие, встретился взглядом с человеком на кровати, это вызвало у меня такой испуг, что я разом съежился – внешне и внутренне. Никогда раньше я не понимал, что подразумевается под словами «сила взгляда», но теперь осознал. Устремленные на меня глаза незнакомца зачаровывали, приковывали к себе, делали меня совершенно беспомощным. Я чувствовал, что одним своим взглядом этот человек может сделать со мной что угодно. Взгляд был тяжелый, неподвижный, немигающий – как у некоторых птиц. Незнакомец явно мог смотреть на меня часами, ни разу не моргнув.

Молчание нарушил он – я словно лишился дара речи.

– Закройте окно и опустите занавеску, – сказал человек на кровати.

Я беспрекословно выполнил его указание.

– Теперь снова повернитесь. Как вас зовут?

Тут я все же заговорил – чтобы ответить на вопрос незнакомца. При этом я заметил кое-что странное: слова, которые я произносил, вылетали из моего рта, но как бы по воле собеседника. То есть это не я решил заговорить и заговорил – он заставил меня это сделать. К этому времени я уже перестал быть человеком с собственной волей и желаниями – моя личность полностью растворилась в личности мужчины на кровати, так что я всего лишь послушно исполнял его приказы.

– Роберт Холт.

– Чем вы занимаетесь?

– Я клерк.

– Вы и выглядите как клерк, – произнес мужчина, и презрение, прозвучавшее в его голосе, даже притом что я чувствовал себя игрушкой в его руках, больно задело меня. – Чем именно вы занимаетесь? Клерки бывают разные.

– Видите ли, я сейчас на мели.

– По вам это тоже видно. – В голосе незнакомца я снова без труда уловил пренебрежительные нотки. – Может, вы из тех клерков, которые постоянно находятся на мели? Выходит, вы вор.

– Нет, я не вор.

– Разве клерки лазают в окна? – Я ничего не ответил – похоже, мой собеседник этого от меня и не ждал. – Ну, так почему вы забрались в дом через окно?

– Потому что оно было открыто.

– Вот как! И что же, вы всегда так делаете?

– Нет.

– Тогда почему вы поступили таким образом в этот раз?

– Потому что я промок, замерз, устал и проголодался.

Слова, казалось, продолжали сами собой изливаться из меня, словно мой собеседник тянул меня за язык, заставляя говорить. Впрочем, похоже, так оно и было.

– Вам что, негде жить?

– Негде.

– А деньги у вас есть?

– Нет.

– А друзья?

– Друзей тоже нет.

– Какой же вы тогда клерк?

Я не ответил на этот вопрос – мне было непонятно, что хочет услышать мужчина на кровати. Клянусь, я был жертвой невезения, скверно сложившихся обстоятельств. Меня просто преследовали неудачи. Фирма, в которой я работал в течение многих лет, перестала выплачивать жалованье своим сотрудникам. Я умудрился устроиться на должность в одну из компаний, которые были ее кредиторами, – правда, на меньшие деньги. Однако там вдруг сократили штат, и меня уволили. Через некоторое время мне удалось найти временную работу, но уже за сущие гроши. Однако через некоторое время наниматель перестал нуждаться в моих услугах. С тех пор прошло девять месяцев, и все мои усилия, направленные на то, чтобы устроиться куда-то еще, были безуспешными. За все это время я не заработал ни пенни. В такой ситуации бродяге, не имеющему крыши над головой и вынужденному ходить все время в одной и той же одежде, трудно сохранить человеческий облик. В поисках работы я обегал весь Лондон и был готов заниматься чем угодно – лишь бы была возможность хоть как-то свести концы с концами. Но все было напрасно. А теперь меня еще и в ночлежку для бродяг не пустили – вот до чего я докатился! Но обо всем этом я человеку на кровати говорить не стал. Если бы он хотел это услышать, то заставил бы меня рассказать и об этом позоре.

Хотя я вполне допускаю, что к тому моменту он уже прочел всю мою историю в моей душе, пусть я и не произнес ни слова. Его глаза, словно бы жившие своей, отдельной жизнью, вполне могли обладать проницательностью и видеть других людей насквозь – кто знает?

– Раздевайтесь!

Это первое, что человек на кровати сказал после довольно долгой паузы. И снова в его гортанном голосе я уловил какой-то легкий иностранный акцент. Я повиновался, сбросив промокшее насквозь тряпье на пол к своим ногам, и теперь стоял перед собеседником совершенно голый. На его лице появилась улыбка, как у сатира, которая показалась мне омерзительной до дрожи.

– Какая белая у вас кожа – надо же, совершенно белая! Чего бы я только не отдал, чтобы иметь такую – о да! – Незнакомец сделал небольшую паузу, пожирая меня глазами, после чего продолжил: – Подойдите к шкафу. Там вы найдете накидку. Закутайтесь в нее.

Я приблизился к шкафу, который стоял в углу комнаты. Мой собеседник молча следил за мной взглядом. Шкаф оказался буквально набит одеждой. Ее было столько, что хватило бы костюмеру, специализирующемуся на устройстве маскарадов. Оглядев содержимое шкафа, я действительно увидел висящую на крючке длинную темную накидку. Я потянулся к ней рукой – точнее, ясно почувствовал, что моя рука двигалась сама, помимо моей воли. Сняв с крючка накидку, я набросил ее на плечи. Она оказалась слишком длинной – ее полы коснулись моих ступней.

– В другом шкафу вы найдете мясо, хлеб и вино. Поешьте и выпейте.

В противоположном конце комнаты, неподалеку от изголовья кровати, действительно стоял еще один шкаф. Там на полке я обнаружил нечто вроде мясных консервов, несколько круглых коврижек хлеба, судя по вкусу, ржаного, и немного кислого вина во фляге, заткнутой пробкой из пучка соломы. Я, однако, был не в том положении, чтобы капризничать, и набросился на еду, словно голодный волк. Человек, лежавший на кровати, молча, неотрывно наблюдал за мной. Когда я наконец закончил, съев и выпив столько, сколько мне было под силу, на его лице снова появилась издевательская улыбка сатира.

– Как жаль, что я не могу есть и пить с таким аппетитом – о да, очень жаль! – изрек он и добавил: – А теперь уберите обратно то, что осталось.

Я повиновался, хотя после моей торопливой трапезы от предложенных продуктов осталось совсем немного, так что убирать было почти нечего.

– А теперь посмотрите мне в глаза, – потребовал лежащий на кровати незнакомец.

Выполнив его команду, я сразу же почувствовал, как что-то уходит из меня – мне показалось, способность быть самим собой. Глаза человека на кровати становились все больше и больше, пока не заполнили, как мне почудилось, все пространство комнаты, так что я словно бы растворился в них. Затем незнакомец вытянул вперед руку и стал что-то делать со мной – не могу сказать, что именно. Потом у меня будто выдернули опору из-под ног, и я ничком рухнул на пол, подобно бревну, и остался лежать неподвижно.

И тут в комнате погас свет.

Глава 4. Одинокое бдение

Я хорошо помню, как погас свет и комнату залила тьма. Как ни странно, насколько я могу судить, за долгие ночные часы, последовавшие за этим, я ни на секунду не терял сознания. Впрочем, меня это почему-то нисколько не удивило. Необычным можно считать и то, что мое состояние вовсе не было для меня мучительным. Через какое-то время после того, как лампа потухла и комната погрузилась в полную темноту, я услышал шелест и шуршание, словно человек, лежавший на кровати, устраивался поудобнее под одеялом. Затем снова наступила тишина. А потом всю нескончаемо долгую ночь я ждал наступления дня. Мозг мой продолжал функционировать, сознание жило своей жизнью, тело же было мертво. Я понятия не имел и не мог даже строить догадки по поводу того, что со мной произошло. Инстинкты говорили мне, что, если судить по внешним признакам, то я был мертвецом – и я не сомневался, что так оно на самом деле и было. Как бы парадоксально ни прозвучало, чувствовал я себя подобно человеку, который в самом деле умер. Во всяком случае, именно так, размышляя на эту тему в последующие дни, я представлял себе это состояние. Причем у меня совершенно нет уверенности в том, что это состояние меняется или исчезает, когда в человеке по тем или иным причинам вновь начинает теплиться то, что мы называем жизнью. Я без конца задавал и задаю себе вопрос, который снова и снова вставал и встает передо мной во всей своей беспощадной и пугающей сути: возможно ли, что я в самом деле физически мертв? Может ли быть так, что тело умирает, а мозг, сознание при этом продолжают жить? Видимо, это известно одному лишь Всевышнему. Но мысли об этом все еще терзают меня.

Между тем час проходил за часом. Постепенно в предутренней тишине начали появляться звуки. Шум, чьи-то торопливые шаги – все это говорило о том, что вместе с утром обыденная жизнь вступает в свои права. Где-то неподалеку мяукнула кошка, залаяла собака, за окном зачирикали воробьи, а затем я услышал лязганье молочного бидона. Сквозь опущенные занавески все явственнее пробивался дневной свет. Правда, дождь еще шел – мне было слышно, как он барабанит по оконному стеклу. Ветер, должно быть, сменил направление, потому что впервые за все время, проведенное в доме, до меня донесся с улицы бой часов, возвестивших, что уже семь утра. Затем после долгих, почти бесконечных, как мне показалось, перерывов они отбили восемь, девять, потом десять.

В комнате до этого момента по-прежнему стояла полная тишина. Однако когда часы на улице пробили десять, со стороны кровати послышался какой-то шорох. Я услышал шаги – они приближались к тому месту, где я лежал. Поскольку уже наступил день и на улице было совсем светло, я смог различить человеческую фигуру в странном цветном белье. Остановившись рядом со мной, человек стал внимательно меня рассматривать. Потом он наклонился, а затем и вовсе опустился на колени. Накидку, которой я был укрыт, бесцеремонно отбросили в сторону, под ней не было ничего, так что теперь я лежал перед незнакомцем совершенно обнаженный. В меня несколько раз потыкали пальцем, словно я был тушей животного, предназначенной для разделки на мясо. Лицо незнакомца оказалось над моим лицом, и передо мной снова предстали его ужасные глаза. И тут, не зная толком, жив я или мертв, я почему-то сказал самому себе, что передо мной не человек, потому что существо, созданное Господом по своему образу и подобию, не могло выглядеть так ужасно. Между тем существо помяло мои щеки, затем сунуло пальцы мне в рот, потрогало мои глаза, закрыло мне веки и снова их открыло. А потом – о ужас! – приникло к моим губам своими сальными губами в некоем подобии поцелуя, и мне показалось, что в этот самый момент в меня вошло что-то чужеродное, какое-то воплощение зла.

Потом нависшая надо мной карикатура на человека снова поднялась на ноги и произнесла, не то обращаясь ко мне, не то говоря сама с собой:

– Мертв! Мертв! Мертвее не бывает! Что ж, прекрасно. Мы его похороним.

Существо отошло от меня. Я услышал, как сначала открылась, а затем закрылась дверь, и понял, что оно вышло из комнаты.

Днем оно больше не возвращалось. Не могу утверждать, что оно отправилось на улицу, но, должно быть, так и было, потому что дом, судя по всему, пустовал. Куда делось жуткое создание, виденное мною ночью, я понятия не имел. Больше всего я боялся, что человек с кровати оставил его в комнате, в которой я находился, – например, для того, чтобы оно меня караулило. Однако минуты, утекая, складывались в часы, а я не мог уловить ни звуков, ни каких-то других свидетельств присутствия в помещении чего-то живого. В итоге я пришел к выводу, что если эта тварь и находилась в комнате, то она, скорее всего, была так же беспомощна, как и я, и что в отсутствии хозяина мне можно ее не опасаться.

В течение дня я получил несколько довольно убедительных доказательств того, что в доме не было людей – за исключением меня. Прохожие в течение дня несколько раз, в частности утром и вечером, пытались привлечь внимание обитателей строения. Перед ним останавливались автомобили – по всей видимости, каких-то торговцев. Те, кто на них приезжал, довольно упорно терзали дверной молоток и звонок. Однако всякий раз им никто не открывал. Что бы им ни было нужно, все они отправлялись восвояси, так ничего и не добившись. Я, лежа на полу в каком-то странном оцепеневшем состоянии, вроде летаргического сна, разумеется, сохранял полную пассивность и никак на это не реагировал, однако все же обратил внимание, что один из визитеров проявил значительно больше упорства, чем остальные.

Часы на улице пробили полдень, и сразу после этого я услышал, как открылись ворота и кто-то подошел к входной двери дома. Ни стука, ни звонков в дверь не последовало, из чего я сделал вывод, что это вернулся хозяин дома, который по тем или иным причинам решил проникнуть в строение так же тихо, как его покинул. Однако вскоре со стороны двери до меня донесся странный звук, похожий на крысиное попискивание. Он повторился трижды, после чего я различил удаляющиеся шаги, а затем ворота снова закрылись. Между часом и двумя пополудни таинственный гость, который повел себя так необычно, пришел снова. Он повторил свой сигнал – а в том, что это был именно сигнал, я уже не сомневался – и снова ретировался. Затем он вернулся в три часа дня и снова издал уже знакомое мне попискивание. Не получив никакого ответа, он легонько забарабанил пальцами по филенке входной двери. Когда и это не дало результата, гость, судя по звуку шагов, осторожно прокрался вдоль боковой стены дома и подал сигнал со стороны черного хода, за которым также последовало постукивание пальцев по двери. Когда же его действия не привлекли ничьего внимания, он вернулся той же дорогой к парадному входу и ушел, закрыв за собой ворота.

Он вернулся вскоре после наступления темноты, чтобы предпринять четвертую, наиболее решительную попытку заявить о своем приходе таким образом, чтобы его заметили. По его странным маневрам мне показалось, что он подозревает, что тот или те, кто находится внутри дома, имеют некие основания для того, чтобы игнорировать его появление. Сначала он трижды издал негромкий клич, напоминающий крысиный писк, у парадной двери и у двери черного хода и постучал по ним; затем проделал те же манипуляции у окон – я хорошо слышал звук, с которым его пальцы соприкасались с оконными стеклами с задней стороны дома. Не получив никакого результата, он снова зашел со стороны фасада. Шагая тихо, почти беззвучно, он остановился перед окном той комнаты, где лежал я. И тут произошло нечто необычное.

Я ждал, что гость снова негромко постучит по стеклу. Но вместо этого услышал, как кто-то или что-то скребет подоконник. Судя по звуку, какое-то существо, неспособное достать до окна с земли, пытается взобраться на подоконник, чтобы заглянуть через стекло внутрь дома. Причем, судя по всему, существо было довольно неловкое, ему трудно было преодолеть такое препятствие, как вертикальная кирпичная стена. До меня донесся шум, который, судя по всему, производили чьи-то когти, скребущие не то стену, не то подоконник. Я даже предположить не мог, что это за создание, но меня глубоко поразил сам факт того, что это некое существо, а не человек. Почему-то я с самого начала решил, что навязчивый гость – либо мужчина, либо женщина. Теперь же выходило, что это какое-то животное. Это объясняло попискивающие звуки, а также тот факт, что загадочный визитер ни разу не воспользовался ни дверным молотком, ни звонком.

Так или иначе, теперь его целью был подоконник. Мне было хорошо слышно пыхтение существа – похоже, путь наверх дался ему нелегко, и у него сбилось дыхание. Затем началось постукивание. Теперь, когда я понимал, что в дом пытается пробраться не человек, а какое-то животное, я без особого труда определил, что стук производят не пальцы человека. Звук был более звонким и резким – словно кто-то тыкал в стекло кончиком гвоздя. Он был негромким, но через некоторое время – а существо проявило большое упорство и очень долго барабанило по стеклу не переставая – он стал казаться мне очень неприятным. Кроме того, он сопровождался другими шумами, о которых я могу сказать лишь то, что они казались мне совершенно необычными. Это был не то визг, не то писк, который с каждой минутой становился все более громким и злобным. Он также время от времени сопровождался тяжелыми вздохами, словно существо пыталось перевести дух, и странным урчанием, которое отдаленно напоминало кошачье мурлыканье, но все же было на него непохоже.

Для меня было совершенно очевидно, что гнев существа объяснялся тем, что ему никак не удавалось привлечь к себе внимание. Осторожное поначалу постукивание по окну превратилось в лязг, с которым в стекло колотят крупные градины. Все это вместе с визгом и пыхтением создавало довольно громкий шум. Мало того, существо стало тереться об оконное стекло своим, как мне показалось, довольно крупным телом – видимо, надеясь выдавить его и попасть внутрь таким образом. Его поведение стало настолько агрессивным, что я стал опасаться, что стекло не выдержит его напора и существо вот-вот ввалится в комнату вместе с осколками. Однако, к моему немалому облегчению, окно оказалось гораздо более прочным, чем я ожидал. В итоге существо либо просто не смогло его продавить, либо исчерпало запасы своего терпения. Я ожидал новых проявлений ярости, но оно покинуло подоконник, не спрыгнув с него, а тяжело плюхнувшись на землю. Затем до меня снова донеслись удаляющиеся шаги и, что показалось мне в данном случае исключительно странным, звук закрывающейся створки ворот.

В последовавшие за этим два или три часа вообще ничего не происходило, зато потом случилось нечто, что, пожалуй, можно назвать самым поразительным из всего, свидетелем чего я стал за последнее время. Незадолго до этого часы пробили десять. В течение довольно длительного времени никто не проходил и не проезжал по явно не слишком оживленной дороге, проходившей мимо дома, где творились столь удивительные вещи. Внезапно тишину за его пределами нарушили звуки. Это были крики и топот, причем, судя по всему, кто-то спасался от преследователя бегством, опасаясь за свою жизнь. При этом крики, как мне показалось, выражали, помимо прочего, удивление и любопытство. Только когда бегущий оказался рядом с домом, я узнал в его криках визг настойчивого визитера, который так и не сумел проникнуть внутрь строения. Поначалу я решил, что он вернулся, чтобы снова попытаться забраться в дом через окно, но тут же понял, что вместе с ним явился кто-то еще. Затем снаружи послышались звуки схватки. Два существа издавали настолько странные вопли, что я оказался не в состоянии даже приблизительно определить, кто это был, и, похоже, у парадной двери дрались не на жизнь, а на смерть. Через минуту-другую один из них, видимо, стал одерживать верх над противником, потому что другой, судя по звукам, убежал прочь, отчаянно визжа – похоже, от причиненной ему боли. Я продолжал напряженно прислушиваться, ожидая, что следующим эпизодом разыгрывавшейся неподалеку от меня драмы станет новая попытка попасть в дом через закрытое окно. Однако совершенно неожиданно для меня в замочную скважину вставили ключ и со скрежетом его повернули, после чего входная дверь распахнулась и громко ударилась о стену. Затем вошедший с той же яростью открыл дверь в комнату, в которой находился я, и захлопнул ее с такой силой, что, казалось, весь дом содрогнулся до самого основания. После этого со стороны кровати послышался шелест одеяла, и в комнате, как и прошлой ночью, снова зажегся свет. А потом я услышал, как хорошо запомнившийся мне голос произнес:

– Встаньте.

Я машинально, подчиняясь поданной мне команде, поднялся на ноги и повернулся лицом к кровати.

Там под одеялом, в той самой позе, в которой я видел его в прошлый раз, лежал тот, с кем я недавно познакомился при обстоятельствах, которые мне вероятно, не суждено было забыть никогда, – такой же, как прежде, но все же не совсем.