Kitabı oku: «Как умирали динозавры: Убийственный астероид и рождение нового мира», sayfa 2

Мы увидим, с какой беспрецедентной скоростью и жестокостью менялся мир. Оценить масштаб динозаврового бедствия нам поможет ценный груз. Я имею в виду не оборудование и снаряжение, а идеи: более двух столетий научных изысканий, описывающих все – от того, как растут побеги араукарии, до таксономической разбивки обитавших здесь видов. При этом Хелл-Крик, пожалуй, наиболее известное из всех мест обитания динозавров. Зачастую это одновременно и знакомство с миром динозавров, и декорации для их последнего великого акта – увертюра и финал. Это был конец одной эпохи и начало другой. Мы любим динозавров – храним их остатки в музеях как научные реликвии, возвращаем их к жизни в кино, – но мы знаем, что существуем лишь потому, что когда-то они уступили эволюционную сцену нашим предкам. Мы у них в долгу.

Представьте себе динозавра, который пасется у опушки леса, лучи солнца и тени ветвей скользят по его спине, а перья на хвосте и бедрах колышутся в такт походке. Название, которое мы дали этому животному, – трицератопс грубый (Triceratops horridus), было придумано еще в 1889 году на основе еще более древней системы присвоения каждому организму родового и видового названия. Сегодня окаменелые кости этого динозавра невероятно распространены – сотни черепов найдены в штатах вокруг Скалистых гор, – а значит, мы немного больше знаем о его разновидностях, развитии и поведении, чем об остальных динозаврах, что позволяет нам увидеть мысленным взором, как эта рептилия пасется на подножном корму, покачиваясь взад-вперед на своих столбообразных ногах.

А теперь рассмотрим само понятие мезозойской эры. Геологи и палеонтологи разделили это время на три части – триасовый, юрский и меловой периоды, – разграничив их исходя из наличия определенных слоев горных пород и видов живых существ с помощью методов абсолютного датирования. Динозавры появились ближе к середине триаса, около 235 миллионов лет назад, достигли расцвета в юрском периоде и продолжили царить в наземных экосистемах в меловом – в общей сложности они были самыми харизматичными животными на планете более 160 миллионов лет. Но, с нашей воображаемой точки зрения, все эти понятия очень далеки. Трицератопс не знает ни как его зовут, ни какой сегодня день недели, ни сколько миллионов лет отделяет нас от него, трехрогого травоядного, рыскающего в поисках свежей поросли себе на обед. Не знает он и о своей неминуемой гибели.

История, которую я собираюсь вам рассказать, охватывает миллион лет и находится на стыке научных данных и предположений. Это ви́дение миров позднемелового периода и раннего палеоцена через призму того, что мы узнали за десятилетия открытий, – рассказ, скорее вытекающий из научных знаний, чем описывающий сам научный процесс. Часть моей истории носит умозрительный характер, основана на гипотезах и доступных свидетельствах и не представлена в литературе. Но бо́льшая часть картины смертоносных разрушительных экологических изменений опирается на факты, на научный скелет, который я облекаю в плоть повествования. Приложение этой книги объясняет, где факты, а где гипотезы или предположения; благодаря такой структуре книги мы сможем проследить за изменениями в период с 66 до 65 миллионов лет назад, не пропуская ни одного важного момента. Моя цель – дать развернутое представление о живых организмах и их биологии в период страшного испытания с точки зрения экологии и сделать все возможное, чтобы представить их именно как живые организмы, а не как окаменелые ископаемые. В конце концов, это и есть цель палеонтологии – начать с даров смерти и отыграть назад к жизни.

Не сомневаюсь, что некоторые из моих предположений окажутся неверными или потребуют модификации. Наука не перестает делать открытия, уточняя и обогащая наши представления, но я полагаю, мы достигли момента, когда у нас есть подробное объяснение того, что нам известно о конце мелового периода. Я в значительной степени ограничила сюжет древними окрестностями Хелл-Крика как раз потому, что об этом районе мы знаем больше всего, но я включила эпизоды о других местах и экосистемах, чтобы показать всю глубину тогдашней катастрофы. Надеюсь, в ближайшие десятилетия произойдут новые открытия, которые дадут нам более подробную картину катастрофы в других частях света, вдали от тех мест, где водились тираннозавры. Но, учитывая эпизодичность и фрагментарность ископаемой летописи, я часто удивлялась тому, как много нам удалось узнать даже об одном уголке земного шара в тот период, когда там происходили грандиозные изменения, свидетелями которых мы с вами собираемся стать.

Итак, перемены на пороге. Пока мы смотрим по сторонам, прислушиваясь к дыханию цератопсов и жужжанию насекомых, десятикилометровая внеземная глыба подлетает все ближе и ближе. Где-то за пределами земной атмосферы уже маячит конец мелового периода.

1
Перед столкновением

66,043 миллиона лет назад

Трицератопс протух. Хотя прошло всего несколько часов с момента, когда огромное травоядное пало, вокруг его неподвижного носа и остекленевших глаз роятся черные тучи мух, которым мешает разве что суета и перебранка усевшихся на тушу воздушных тварей. Они ждут. Стол уже накрыт, но гостей еще не пригласили к обеду.

Незадолго до своей смерти от выжигающей внутренности расползающейся раковой опухоли³² старый трицератопс весил десять тонн. Он не был самым крупным представителем вида T. horridus, но раз за разом побеждал в схватках с другими самцами, когда толкал и бодал их огромными рогами, отстаивая свой статус. Каждый сезон трехрогие соперники с ревом, вымазанные грязью и пометом, мерились силой на огромных заросших папоротником полянах, которые под их копытами сразу же превращались в месиво. Но в прошлом году самец заболел. Где-то глубоко внутри росло недомогание. Участвовать в ежегодных схватках ему стало не под силу, и теперь он сторонился сварливой компании собратьев. Одинокая тень на фоне пейзажа, маленький рогатый холмик из мускулов и костей, большую часть времени он проводил, ломая гнилые бревна на краю мелового леса и валяясь в вонючих грязевых ямах, служивших дополнительным слоем защиты чешуйчатой кожи от кусачих насекомых, которые пристрастились копошиться в его кожных складках. Именно в одной из подобных луж он однажды задремал и больше не поднялся.

Первыми тушу заметили птерозавры. Им было проще всех. Пушистые летающие рептилии целыми днями парили, раскинув перепончатые крылья в теплых восходящих потоках, и высматривали падаль внизу. Чтобы схватить порцию гнилых внутренностей и засохших сухожилий, им достаточно было спикировать с высоты. Они походили на аистов с крыльями летучей мыши, неправдоподобные существа, которые тем не менее были первыми позвоночными, освоившими активный полет. Начиная от примитивных изолирующих покровов и заканчивая пустотелыми костями – все их тело было подчинено полету. Впрочем, грациозность этих парящих падальщиков мало чем полезна на земле: cтоя они складывают крылья и опираются на невероятно удлиненный четвертый палец, а передвигаются, как на ходулях, переваливаясь с ноги на ногу и попискивая. Каждое приземление на счету. На ковыляние по меловой пойме уходит куда больше энергии, чем на парение в воздухе, что делает желание перекусить особенно важным. А неосторожные или слишком самоуверенные не всегда успевают вернуться в воздух.

Ни одна часть рогатой туши не пропадет даром. Скорби здесь нет места. Туша такого размера может накормить несчетное число желудков, это шведский стол, дарующий энергию всем от мала до велика, и каждый кусочек мертвого динозавра снова вернется в экосистему. Но трицератопс – отнюдь не мягкий кусок мяса. Птерозавры и птицы, некоторые с крошечными зубками, уже объели те части, какие смогли оторвать. Клювы протыкают глазницы, проникают в ноздри, раздирают клоаку: мертвое тело динозавра словно покрывается мелкими язвами. Но чтобы добраться до богатств, спрятанных внутри, нужно кусать сильнее, нужен хищник, способный прокусить чешуйчатую кожу, фасции и мышцы и добраться до угощения, заключенного в теле динозавра. Прошло больше суток после того, как самец испустил дух на папоротниковом ложе, а летающие падальщики все ждут. Они щебечут, ссорятся и пищат, сидя на неподатливо жесткой шкуре, предвкушая трапезу, которая не может начаться без почетного гостя.

Наконец, когда сумерки заливают пойму сине-фиолетовым светом, на второй вечер дежурства сапрофилов из кипарисово-гинкговой рощи выходит огромная тень. Хищнику некуда спешить. Длиной десять метров и весом больше восьми тонн, мрачная рептилия занимает вершину экосистемы. Конечно, нельзя назвать ее неуязвимой. Переломы, укусы паразитов и болезни грозят ей не меньше, чем любым другим животным. Но единственную непосредственную угрозу для нее представляет разве что другой представитель ее же вида, да и среди них мало кто превзойдет ее ростом – по сути, это массивные челюсти, дробящие кости, а тело в основном для этого и предназначено. Тираннозавр рекс, высший хищник Хелл-Крика.

В лучах низкого вечернего солнца рыжеватая шкура самки отливает золотом, пока она приближается к лежащему телу. От морды до кончика хвоста она покрыта мелкими чешуйками с тонким пушком, сбегающим от шеи до хвоста. Из подбородка и верхней челюсти торчит несколько усиков, чувствительная плоть почти скрывает ряды двадцатисантиметровых клыков в пасти – бесконечный запас зазубренных лезвий, которые сменяются на протяжении всей ее жизни.

Другой представитель ее вида не упустил бы из виду и ее украшения. Череп – не гладкий, он словно пейзаж с холмами, долинами и хребтами. Вдоль средней линии носа идет ряд бугорков, а над глазами выступают покрытые кератином наросты, придающие морде стервозное выражение. Эти наросты можно было бы назвать рожками, но они нужны не для защиты, а для красоты. Это признаки зрелости и доблести, легко узнаваемые среди соплеменников и по-своему манящие во время шумных ухаживаний.

Самка-рекс прижимает свои крошечные лапки к груди, приближаясь к туше трицератопса. Здесь ей не за что ухватиться. Каждая передняя конечность достаточно сильна и, в принципе, способна удерживать тушу на месте при помощи двух крючковатых когтей, пока страшные челюсти делают свое дело, но большую часть времени эти лапки скорее мешают, чем помогают. Вытянутую лапу может сломать вырывающаяся жертва или отхватить соперник в драке. Вся эволюция тела тираннозавра была направлена на голову, которая хватает, убивает и перемалывает жертв огромной пастью, так что ручки, по сути, необязательны. При этом, несмотря на снижающие вес карманы и воздушные мешки внутри черепа, количество мышц и костей в передней части тела требует огромной силы сзади. Могучие ноги, подходящие для ходьбы на большие расстояния, и длинный хвост-балансир большую часть времени удерживают рептилию в почти горизонтальном положении, хотя, как выяснили некоторые несчастные млекопитающие и птицы, она вполне способна подняться на задние лапы и с той же легкостью объедает ветки, с какой пасется на подножном корму.

Рептилия годами не сталкивалась с серьезной угрозой. Она слишком велика и уверенно занимает свое место непобедимого хищника. Пестрый камуфляж, который был у нее при появлении на свет, теперь практически исчез, остались только едва заметные темные круги на сравнительно светлой окраске горла, живота и внутренней поверхности бедер. Остальные части тела имеют коричнево-красный оттенок – не от засохшей крови, а потому что такой окрас помогает ей сливаться с тенями на опушке леса во время излюбленных часов охоты перед восходом и заходом солнца. В конце концов, хитрый эдмонтозавр (Edmontosaurus) может обогнать рекса³³ на открытой местности. Напасть на стадо крякающих утконосов – пустая трата энергии и верный способ отправить фыркающую и пукающую добычу к соседнему водоему, где они уже будут настороже. Лучше подождать в укрытии³⁴, а потом сделать шаг-выпад, вложив восемь тонн веса в сокрушительный первый укус, который раздавит и покалечит жертву. Даже если та выдержит эту первую атаку, рекс может понаблюдать и подождать, пока шок и потеря крови не возьмут свое. Здесь главное осторожность и расчет. Хотя у гадрозавров нет защитных рогов, как у трицератопсов, и они не покрыты жесткой хрусткой костяной броней, как неторопливые анкилозавры, их толстые мускулистые хвосты все же могут cломать ребра. Брыкающийся эдмонтозавр не убьет взрослого тираннозавра на месте, но даже сломанная лапа может привести к заражению и болям, которые доконают самого могущественного хищника.

На самом деле худшие противники рекса – самые маленькие³⁵. Подойдя к туше трицератопса поближе, самка широко открывает пасть, зевает, и из нее несется жуткое зловоние. Это не просто запах тухлого мяса и дыхания динозавра. Под широким плоским языком едва заметные язвочки, места скопления микроскопических паразитов, которые медленно, но верно прокладывают путь в ее организм. Она случайно подцепила их от съеденного ею же гадрозавра – носителя организма, чей жизненный цикл зависит как от хищника, так и от жертвы. Со временем паразиты размножатся в ее горле и оставят в нижней челюсти отверстия, настолько большие, что в них можно просунуть большой палец, – болезненные, сочащиеся гноем язвы, из-за которых будет практически невозможен прием пищи, не говоря уже об охоте. Но это произойдет еще не скоро. Сегодня, приближаясь к вызревшему мясу трицератопса, она по-прежнему владычица этого участка Хелл-Крика.

Ее ранние пращуры были не столь царственны³⁶. Более 160 миллионов лет назад, на заре триаса, предки динозавров были крошечными, кроткими существами. Их тела покрывал тонкий пушок, а крупнейший из них достигал от силы десять сантиметров в высоту в крестце. Они не рвали добычу зубами и когтями. Их спину не покрывали шипы и броня. Они не порхали, не взмахивали крыльями и не летали. Эти маленькие, стройные протодинозавры скакали. Для самых ранних динозавров не было лучшей закуски, чем хрустящий блестящий жучок, и они максимально использовали свой быстрый метаболизм, передвигаясь прыжками и скачками по лесам, охраняемым гораздо более крупными и грозными рептилиями.

Даже когда протодинозавры доросли примерно до размера немецкой овчарки, они все еще питались жуками и листочками. Они не были ужасными и не правили на Земле. В те триасовые времена самыми заметными позвоночными были древние родственники современных крокодилов, в некотором смысле играющие роль, которую позже заново изобрели динозавры. На этом фоне появились первые динозавры, и лишь к концу триаса хоть кто-то из них вырос до крупных размеров и стал заметной частью мировой экологии. Если бы не массовое вымирание, то самые ранние динозавры, возможно, так и продолжили бы соперничать с бестиарием столь же странных рептилий, которые первыми заявили о своих правах.

Динозавры не могли этого знать, но скромные начинания их предков оказались решающим фактором. Согревающий пух, быстрый обмен веществ, конечности, расположенные непосредственно под туловищем, – все эти признаки дали им эволюционное преимущество, когда на территории нынешнего Восточного побережья Северной Америки примерно за 135 миллионов лет до эпохи тираннозавра рекс начался интенсивный и беспрецедентный всплеск вулканической активности³⁷. Это не было похоже на какой-нибудь мультфильм под музыку Стравинского, когда из-под земли вырываются вверх яростные фонтаны лавы. Земля сочилась и гноилась лавой³⁸, огненные реки разливались на многие мили, выбрасывая в воздух тонны углекислого газа. Моря начали закисляться. Климат стал неустойчивым, жара чередовалась с холодом. Динозавры с горячей кровью выжили, как и мелкие теплые протомлекопитающие, которыми те иногда питались, возможно, благодаря уникальной физиологии и способности сохранять тепло. Но превалировавшие тогда родичи крокодилов серьезно пострадали. Некоторые выжили – и их довольно разнообразные наследники сохранялись на протяжении остальной части мезозойской эры, – только теперь роли поменялись. Теперь царили динозавры, а выжившие крокодилы ютились по болотам и берегам рек; так началось процветание динозавров, длившееся десятки миллионов лет.

Что касается легендарного тираннозавра рекс, то тираны ведут свою родословную из глубин юрского периода. Их предки были мелкими, проворными, с тремя когтями на передних лапах и слабой челюстью. Скорее мелкие кусачие ящеры, чем пушистые монстры с грозной пастью. Другие виды плотоядных динозавров – аллозавры, мегалозавры и цератозавры – опередили динозавров и десятки миллионов лет продолжали потреблять мясо в огромных количествах. Тираннозавры тогда были, но по большей части это была мелкая сошка – то есть за 14 миллионов лет до сцены, свидетелями которой мы являемся. В Северном полушарии грозные хищники прошлых эпох потерпели поражение³⁹. Это оказалось для тираннозавров благоприятной возможностью. Неожиданно они превратились в хищных гигантов. Тираннозавры становились крупнее и крупнее, разве что их крошечные передние лапки выделялись на фоне громадного черепа, не поспевая за эволюцией. Задняя часть черепа раздалась вширь, чтобы вмещать еще больше мускулатуры, позволяющей захлопнуть мощные челюсти и справиться с добычей с помощью мышц шеи, в итоге глазницы сместились и развернулись вперед – и тираннозавры получили неожиданный дар восприятия глубины. К тому же эти новые тираннозавры могли учуять обед по едва уловимым запахам в дуновениях ветра. Обонятельные луковицы в их мозге были крупнее, чем участки, ответственные за мыслительные процессы. От зубов до кончика хвоста новые тираннозавры были хищниками, каких еще не видела Земля.

В эти последние дни мелового периода тираннозавры наконец доросли до своего названия. Теперь грозные динозавры так тщательно контролируют окружение, что не дают возникнуть конкуренции. Мелкие хищники вроде атроцираптора гоняются за грызунами² и объедают туши мертвых животных, а редкий хищник ростом с человека, такой как дакотараптор (Dakotaraptor), например, может напугать детеныша тираннозавра рекс, но тиранствующему королю ящеров нет равных в этих лесах и поймах⁴⁰. Возможно, плотоядные роли могли распределиться между несколькими мясоедами – один специализировался бы, скажем, на утконосых гадрозаврах, другой на падали, третий на трицератопсах, – но вместо этого весь ассортимент достался тираннозавру.

Выдавить конкурентов тираннозаврам позволили радикальные изменения, которые они претерпевают с возрастом. Изменения проявляются стремительно по мере взросления, причем их детеныши скорее напоминают предков тираннозавра, чем взрослых рексов. Детеныши, вылупившиеся из яиц величиной с грейпфрут, – глазастые, пушистые и длинноногие, больше похожи на зубастых кукушек-подорожников, чем на девятитонных убийц. Они ловят насекомых, ящериц и мелких млекопитающих, не гнушаются падали, а в детстве и юности их череп остается длинным и низким. Но примерно в возрасте одиннадцати лет⁴¹ что-то начинает меняться. Подростки не только продолжают набирать вес и растут с дикой скоростью, но и череп приобретает другую форму. Их челюсти становятся более высокими, а бо́льший объем мышц позволяет им сильнее сжимать плоть и кости. Двадцатилетний тираннозавр способен одолеть крупную добычу и оставить от туши рогатого или утконосого динозавра мокрое место. Именно поэтому здесь нет конкурирующих видов аналогичного размера. В долгой эволюционной гонке вооружений тираннозавр рекс вытеснил их, и теперь его детеныши, молодняк и взрослые имеют разные привычки и питаются разной добычей – единый чудовищный вид, процветающий среди лесов и ручьев Хелл-Крика. И ему нужно пространство. Во всей Северной Америке⁴² насчитывается всего около двадцати тысяч тираннозавров, каждый из которых владеет своей территорией.

Наша самка не высматривает других хищников, пока приближается к туше, оставляя за собой огромные трехпалые следы на мягкой земле. Да и будь рядом соперники, они вряд ли остановили бы ее. Сладковатое затхлое зловоние, исходящее от того, что некогда было трицератопсом, опьяняет. Она почуяла его несколько часов назад в ветерке, колышущем листья магнолии над местом ее послеполуденной дремы. Через поляны, мимо уходящих в вышину метасеквой она последовала за ароматом усопшего трицератопса, и с каждым шагом он становился отчетливее.

Подойдя ближе, она клацает челюстями⁴³. Резкий звук отправляет птерозавров и зубастых птиц в полет, они разлетаются прочь от туши, подобно гигантским мухам. Она не теряет времени даром. Упершись левой ногой в землю, влажную от жидкостей, сочащихся из тела, она отступает назад, поднимает ногу и, словно граблями, проводит по брюху тремя огромными когтями. Толстая чешуя и кожа мертвого травоядного сопротивляются первому удару, потом второму, но третий оставляет за собой огромную прореху, когда покров тела разрывается и поддается. Груда потрохов вываливается наружу, и тогда громадная тиранша опускает голову и начинает запихивать в пасть огромные куски внутренностей.

Рекс может откусить и унести ногу жертвы целиком, если пожелает, или оторвать голову мертвого травоядного. Возможно, в свое время она так и сделает. Но пока нет нужды прибегать к таким насильственным методам. Самые мягкие и пикантные части тела остаются нетронутыми. Как на страшных качелях, ее голова поднимается и опускается, с каждым разом захватывая очередную сотню фунтов раздробленной плоти, а потом запрокидывается, чтобы протолкнуть мясо поглубже в горло. Так делают и ее родственники среди крокодилов и птиц – это древняя способность под названием «инерционное питание», что, конечно, пригодилась животным, не имеющим хватательных лап или возможности пережевывать пищу. Ее челюсти, по сути, представляют собой биологические ножницы, лучше всего приспособленные для захвата и разрезания. Бо́льшая часть работы приходится на мускулатуру желудочного тракта и желудочный сок, которые должны извлечь как можно больше питательных веществ⁴⁴ за относительно короткое время каждого застолья. Такова жизнь обладателей быстрого метаболизма. Животное не может насытиться, а потом несколько дней или недель лежать в оцепенении, пока переварится все до последнего кусочка. Мастерство хищника достигается скоростью и силой, а издержки питания высоки. Организму приходится работать быстро, чтобы получить максимум от каждого приема пищи, пока от всех этих аппетитных тканей не останутся рожки да ножки.

Рекс ест жадно, не обращая внимания на кружащих в воздухе падальщиков, которые пытаются урвать кусочек-другой, пока она запрокидывает голову и заглатывает очередную порцию. Каким бы вкусным ни был трицератопс, однако, как говорится, «брюхо сыто, да глаза голодны».

Едва проглотив очередной кусок мяса, она поворачивается и изрыгает все, что проглотила, целую груду ошметков трицератопса. Она качает огромной головой, фыркает и возвращается к свежему мясу, тем временем птерозавры и птицы жадно поглощают падаль а-ля рекс. Здесь хватит на все ненасытные рты.

С каждым часом туша становится все меньше. Кости, которые до этого лишь обгладывались зубами-кольями по пути к толстым мышцам, теперь вытаскиваются и размалываются громадными челюстями, чтобы извлечь все ценное из ошметков мяса и костного мозга⁴⁵. Самка верховодит процессом, и ей не чужда любезность. В конце концов, за раз она может съесть не так много, и, когда она уходит вздремнуть в тени близлежащих пальм, за своей долей приходят другие плотоядные. Поодиночке и парами мелкие дромеозавры подбирают обглоданные кости; то, что для рекса объедки, для них – целый обед. Кое-кто верещит и ссорится друг с другом за добычу, бурые и белые перья летят во все стороны, пока каждая птица, раптор или птерозавр пытаются урвать кусочек. Потасовки повторяются снова и снова, рекс забирает свою долю, а прихлебатели довольствуются остатками – подобие порядка в жутком хаосе.

Вскоре не остается почти ничего, кроме смердящего трехрогого черепа, покрытого похожим на вяленое мясо слоем высохшей и обескровленной плоти. Все лучшие отрубы конечностей, бедер, хвоста и шеи уже съедены. В брюхе самки теперь больше костей, чем мяса, она принюхивается к разбитому черепу и толкает его носом. Для нее здесь уже ничего нет. Пахнет скорее смертью, чем едой, и она оставляет объедки тем, кому они нужнее, – мухам, жукам-могильщика, которые отложат яйца внутри костей, грибам, которые прорастут из напитавшейся земли, и бесчисленным микроорганизмам, которые завершат превосходный проект по переработке отходов. Этот трицератопс не присоединится к сородичам в ископаемой летописи. Лишь вытоптанная земля свидетельствует, что когда-то здесь было травоядное животное.

Насытившись, самка-рекс отправляется дальше. Единственное гнездо для нее – то, которое она устраивает каждую ночь заново на своей территории; это участок с меняющимися границами, его необходимо постоянно метить и защищать от сородичей. И все же в ее рептильном мозгу живет надежда, что другой тиран ей не повстречается. Если же она забредет на открытую местность и все-таки увидит другого рекса или различит огромный смутный силуэт, скрывающийся среди деревьев, она встретит угрозу решительным вызовом.

Но сегодня утром все спокойно. Солнце стоит низко, осеняя золотистым светом болота и деревья. Рекс продолжает бесцельный дозор, лениво переставляя трехпалые лапы и рассеянно поглядывая, нет ли чего-нибудь интересного. Пусть сейчас ей не нужно охотиться, нужда скоро возникнет снова, и тогда лучше оказаться там, где легче встретить дичь. Ей подойдет не любая добыча. Экосистема Хелл-Крика пульсирует жизнью. Насекомые стрекочут и жужжат со всех сторон. Крокодилы и странные крокодилоподобные рептилии под названием хампсозавры ловят рыбу и маленьких черепах в заросших болотах. Пушистые млекопитающие попискивают в норках и среди ветвей деревьев. Карабкаются по древесным стволам ящерицы, а среди папоротниковых полей скользят змеи. Каждое утро начинается с хора птиц и птерозавров, все они беседуют с представителями своего вида, невольно создавая такое буйство звуков, которое всякого динозавра разбудит. Строго говоря, рекс может съесть любого из них, но такую мелочь она обычно приберегает для отчаянных случаев. Ее излюбленная добыча должна стоить усилий, быть крупной и достаточно неосторожной, чтобы ее можно было застигнуть врасплох.

Время от времени она может перекусить небольшим динозавром, особенно если повезет наткнуться на мертвого. Но большинство из них либо слишком быстрые, либо не стоят хлопот. Страусоподобных орнитомимов (Ornithomimus) легко заметить, особенно по необычайному оперению на передних лапах, но они слишком быстро бегают. Купологоловые пахицефалозавры (Pachycephalosaurus) тоже довольно проворные, да и попадаются они редко. Мелкие рапторы часто убегают при приближении тираннозавров и, по ее опыту, попадают в зону укуса только тогда, когда пытаются полакомиться той же тушей, что и она. А двуногие клювастые тесцелозавры (Thescelosaurus), хотя и не имеют никакой защиты, кроме естественной защитной окраски, не стоят того, чтобы тратить энергию на их поимку. Для рекса ее размера и возраста постоянно заботиться о пропитании изнурительно. Лучше отвести душу за шведским столом, чем пытаться наесться фуршетными закусками.

Из трех крупных травоядных, обитающих в этих местах, охотиться стоит только на двух. Огромные эдмонтозавры с лопатами-клювами ходят стадами. Множество зорких глаз проверяет умение тираннозавра подкрадываться, но зато ложное чувство безопасности превращает травоядных в удобную мишень. Не говоря уж о том, что в широких толстых хвостах этих динозавров хватит мяса на пару дней. Трицератопсы куда хитрее. Эти трехрогие травоядные в подростковом возрасте ходят стадами, но, став взрослыми, разделяются. Бывает, они пасутся вместе, но организованных стад все же не формируют. И все же, чтобы убить трицератопса, нужна сноровка и удача. Их длинные рога могут серьезно поранить, что грозит заражением; нужно напасть сзади и нанести первый ужасающий укус, прежде чем жертва развернется и встретит врага лицом к лицу. Но даже это лучше, чем иметь дело с анкилозавром. Не то чтобы эти низкорослые травоядные неуязвимы, но броня покрывает даже их веки. Пока ищешь подходящее место для укуса, можно обломать несколько зубов, да еще получить удар хвостовой булавой размером с колесо легковушки, которая способна легко раздробить кости. Рекс может избежать надлома кости от удара сопротивляющегося эдмонтозавра или пореза от рога трицератопса, но удар булавы анкилозавра порой бывает сокрушительным и даже смертельным⁴⁶. Лишь один раз нашей самке удалось пообедать анкилозавром, перевернув его и зарывшись в мягкое, раздутое от газов брюхо, – тогда она наткнулась на динозавра, умершего от естественных причин.

Похоже, этим утром ее любимой добычи поблизости не было. При ее приближении птицы разлетаются в разные стороны, а зверьки недовольно тявкают, выказывая притворную храбрость, но, чтобы найти подходящее место для охоты, ей придется еще побродить. К тому же ей хочется пить. Когда полуденное солнце стирает длинные утренние тени, рекс проходит через рощу метасеквой у озерца и наклоняет голову, чтобы напиться. Прислонившаяся к бревну черепашка соскальзывает в воду, ее панцирь быстро скрывается в облаке ила. Затем еще один шлепок: зубастая птица срывается с ветки, ныряет под воду и быстро взлетает с чем-то маленьким и серебристым в клюве. Рекс провожает улетающую птицу взглядом, скорее из любопытства, чем от голода. Обычно в ее присутствии все вокруг замирает, так что движение всегда привлекает ее внимание. Фыркнув, она снова наклоняет голову, делает еще один большой глоток, а потом встряхивается от морды до хвоста и возвращается под сень деревьев.

Ей не суждено вновь ощутить тугую струю свежей крови во рту. Ни ей, ни другим организмам на Земле неведомо, что со скоростью 20 километров в секунду надвигается конец света.

Тем временем

В ФОРМАЦИИ НОРТ-ХОРН, НА ВОСТОКЕ ШТАТА ЮТА

Крошечный динозаврик брыкается и ворочается в своем личном пруду, он скрежещет почти микроскопическими зубами, пытаясь устроиться в яйце поуютнее⁴⁷. Осталось уже недолго. Покрытое твердой скорлупой яйцо становится все теснее, ведь длиношеее создание внутри быстро растет, и заостренный временный яйцевой зуб⁴⁸, который нужен, чтобы проделать самое первое отверстие в скорлупе, уже выступает из рыльца эмбриона, как нелепый протез. За последние несколько месяцев малыш превратился из сгустка быстро делящихся клеток в существо, в котором уже можно узнать динозавра. Нервы, кровь, мышцы, кости, зубы и жизненно важные органы – все сложилось в животное, которое палеонтологи однажды назовут аламозавром (Alamosaurus sanjuanensis)⁴⁹, – одно из крупнейших животных, когда-либо ходивших по Земле.