Kitabı oku: «Гибель Лодэтского Дьявола. Третий том», sayfa 6
Глава XXVI
Когда Святой помогает Дьяволу
Согласно знанию, самой большой, центральной планетой являлась Гео. Первой вокруг нее обращалось Солнце, горячее и сухое как Огонь, тогда как вторая от Гео планета, Луна, холодная и влажная как Вода, дарила нисколько не обжигающее и не согревающее свечение, подобное огонькам светлячков. Состояли же два светила и звездное небо из эфира – вещества, не существующего на Гео, но обволакивающего ее. День превращался в ночь из-за вращения Гео вокруг своей оси, смена фаз луны – из-за тени, какую отбрасывала на нее Гео. Лунное затмение происходило, когда свечение Луны слабело, а Солнца возрастало. Всего в году случалось от двух до четырех лунных затмений, и порой меридианцы из-за облачного неба их даже не замечали: где-то на триаду часа полная луна меняла цвет на буро-красный, частично или полностью пропадала. Солнечные затмения, означающие такую необычайную яркость Луны, что теперь тень от Гео затмевала Солнце, происходили крайне редко и обещали великие беды.
Ночью тринадцатого дня Нестяжания, когда день юпитера сменялся днем венеры, на небе показалось круглое, слегка надкушенное, ярко-белое светило. О такой луне говорили, что она полна серебра, ереси и бессонницы. Рагнер Раннор, одетый во всё черное, полулежал на красном покрывале кровати. Сама кровать была заправлена, а балдахин открыт. Айада растянулась там же, подле хозяина. Рагнер в задумчивости гладил ее по шее, а притихшая собака одновременно вопрошала коричневыми глазами и просила прощения.
– Ты не виновата, – сказал он Айаде. – Соолма тебя тоже обманула… Что же нам теперь делать? Знаешь?
Айада горько вздохнула, как человек.
– И я не знаю, – ответил ей Рагнер. – А может, я просто дурак? Она исчезла, как только узнала тайну моего оружия. Может, всё это чудовищный обман? Начиная с появления Гюса Аразака в Тронте? Он привел моих людей прямо к ней… Вдруг они с самого начала всё так задумали? Обманули и меня, и Соолму, и тебя. А я, дурак, с Иваром разругался…
Он глянул на желтую розу, что пышно цвела в стеклянном кувшине, и закрыл глаза, вспоминая нежное, милое ему лицо среди теплого золота волос. Рагнер печально улыбнулся и посмотрел на собаку – Айада будто силилась выражением бескрайней преданности на своей морде сказать, что она-то точно его любит всем сердцем и никогда не покинет.
– Нет, не может быть… – вздохнул Рагнер. – Не верю… Она бы пыталась обольстить меня первой и не стала бы так глупо вести себя после первой ночи… Но, с другой стороны, она потом сама пришла ко мне ни с того ни с сего… Вряд ли я покорил ее рассказом о Сольтеле и о том, как глупо попался в плен…
Он еще пару минут подумал, помолчал и опять посмотрел на собаку.
– Делать нечего, – сказал Рагнер Айаде, – может, я и дурак дураком, но умнеть мне поздно. Я что-нибудь придумаю и увижу ее снова – тогда и пойму, ошибался или нет. Вдруг, пока я тут раскис, ей намного хуже, чем мне… Пойдем, что ли, погуляем, – потрепал он собаку за ухом и начал слезать с кровати. – Всё равно мне не спится, да и тебе.
На Главной площади Рагнер глянул на горделивую статую Альбальда Бесстрашного и усмехнулся – король Ивар хотел ее низвергнуть, переплавить, да он, Лодэтский Дьявол, убедил короля пока не трогать памятники и Толстую Тори, дабы не вызвать в городе бунт. Затем Рагнер подошел к темной статуе Олфобора Железного, прозванного так за то, что тот оставался невредим в самых лютых сечах. В те времена не знали пороха, воевали камнями из пращей, стрелами из луков и, конечно, мечами – редким и грозным «оружием богов»: прочным, как топор, острым, как копье, секущим, как… Ничто так хорошо не рассекало плоть, как меч. Ныне меч превратился в символ доблести, но перестал наводить страх одним своим видом, ныне ужас на мирян наводили ружья. Правда, «оружием богов» они не стали, ведь для стрельбы из ружья не требовалось изнурительных тренировок с отрочества, в каких вырабатывались бессознательные навыки действенно разить и правильно отражать удары, – стрелять из ружья мог научиться любой, в любом возрасте. И даже хрупкая женщина едва ли сильно уступала мужчинам, а крепкая дама успешно справлялась с отдачей и вообще ничем им не проигрывала.
«Когда-то Экклесия клеймила арбалеты и двуручные мечи оружием Дьявола, потом пушки и ружья, но это никого не остановило. И понятно, почему сейчас святоши бесятся из-за моих громовых бочонков: когда прочие люди, в том числе миряне, видят, что столь разрушительная сила подвластна человеку, то невольно закрадываются мысли о том, что мы – более не игрушка рока, что мы сами управляем нашими жизнями и можем никого бояться, даже Бога. Да, пока я еще страшный Лодэтский Дьявол, но хочет того Экклесия или нет, мир меняется… Может, однажды люди даже перестанут верить в Конец Света, – думал Рагнер, глядя на памятник Олфобора Железного. – И всё же этот воитель, пожалуй, жил в более достойное время. Четыреста с лишним лет назад охота была опасной схваткой с диким зверем, рыцарское звание являлось редкой честью, мужчинами становились после семи лет – малые дети знали, как защитить свой дом. Странно, что я жалею о том, что наш мир изменился, хотя сам его меняю с каждой своей победой… И всё же сожалею… Мне ли не знать, что победа, – это как ритуал приобщения наоборот. Сперва сладкое вино, а затем обязательно будет горький шарик, – и по итогу противное послевкусие да опьяненный от пилулы разум, через время желающий новой пилулы, новой победы…»
Памятник Олфобора Железного отлили цикл лет назад, по портрету с могильной стелы: статуя изображала рыцаря в старомодном открытом шлеме, в кольчуге поверх длинного одеяния и с каплевидным щитом на ремне через плечо. Расставив ноги, воткнув меч в гранитный постамент и опираясь двумя руками на свое верное оружие, чужеземный завоеватель Лиисема сурово и недружелюбно взирал с высоты на другого пришлого завоевателя.
– Наверно, отбуду уж на днях, – сказал Рагнер статуе. – Думаю, ты в Аду счастлив… Но тебя-то без меня уж точно переплавят на кувшины, так что больно тут не радуйся, глядя мне вслед.
Рагнер окинул глазами окна ратуши и увидел тусклый свет не только в своем окне, но и в угловой спальне брата Амадея. Подозвав Айаду, герцог направился туда.
Дверь ему открыл Лорко. Проходя вместе с собакой в комнатку, Рагнер строго спросил:
– Почему не спим? Завтра день непростой.
– Это из-за меня, – отозвался брат Амадей. – Никак не могу заснуть.
Рагнер прислонился к стене у окна, сложил руки на груди и скрестил голени. Айада села рядом. Лорко стоял недалеко от входа, опираясь рукой о стену и исподлобья поглядывая на герцога Раннора.
– Если не спишь, потому что о себе волнуешься, – сказал Рагнер священнику, – то не стоит. Завтра с утра тебя отвезут в твой храм. Ты уже вполне здоров, чтобы о тебе могли заботиться прихожане.
Брат Амадей внимательно посмотрел на него. Он не походил на того человека, каким его привык видеть Рагнер: черные глаза больше не излучали вселенскую любовь, а губы посреди густой черной бородки не трогала улыбка-полутень, – священник был чем-то сильно обеспокоен.
– Брат Иринг, – произнес праведник, – будь так добр: оставь нас с герцогом Раннором одних.
– Всё тут распоряжаешься… – раздраженно буркнул Рагнер и кивнул Лорко на дверь.
– Я не будуся с дозорными в карты дуть, Ваша Светлость, – оборачиваясь у двери, сказал тот.
– Делай что хочешь, – устало закрыл глаза Рагнер. – Не до твоих карт.
Когда Лорко ушел, брат Амадей спросил:
– Каков ваш нынешний план действий, герцог Раннор?
– Твое какое дело? – не открывая глаз, произнес Рагнер. – Если ничем помочь не можешь, а про свою волю Божию опять трепаться начнешь, то я лучше пойду.
– Я мог бы помочь. Только не в том, как захватить Лиисем или герцога Альдриана. Но сестре Маргарите может грозить гибель – и здесь я готов помогать.
Рагнер резко открыл глаза и впился ими в праведника.
– Ты о чем, монах? Супруг? Она его не зря боялась?
– Нет, – помотал головой брат Амадей. – Не думаю, что Совиннак хочет сделать ей что-то настолько дурное. Раз он не отказался от нее, то всё еще ее любит. Но есть очень могущественный человек, который может пожелать, чтобы она замолчала навек. Я о епископе Аненклетусе Камм-Зюрро, наместнике Святой Земли Мери́диан в Лиисеме.
– Маргарита что-то говорила о священнике, который ее сильно обманул, – нахмурился Рагнер. – И предал. Это он?
– Да, – кивнул праведник и убрал длинные волосы ото лба. – Она потеряла сознание при поцелуе на своем венчании с градоначальником. Епископ Камм-Зюрро должен был с ней поговорить и выяснить, завершился ли ритуал. И перенести венчание на полгода, но он этого не сделал. С того венчания епископ намеренно больше ни разу не встречался с сестрой Маргаритой…
Рагнер широко раскрыл глаза, опустил руки и сделал шаг к священнику.
– Ты мне что такое сейчас хочешь сказать, монах?
– Совиннак и Маргарита – не муж и жена. Всё это время она обманом жила с ним во грехе.
– Уверен?
– Я думаю, что епископ Камм-Зюрро не оставил записи в храмовой книге – это слишком опасно, ведь свидетелями, помимо прочих, были хористы: они всегда поют на венчаниях в Венераалий. Вряд ли они что-то поняли, как и остальные, ведь хористы это миряне, но если двенадцать мужчин подтвердят слова невесты о том, что она упала в беспамятстве у алтаря, то для Божьего Суда этого будет достаточно. Я хорошо знаю епископа Камм-Зюрро – такой опасности он себя подвергать не станет. И сестру Маргариту вынесли в бесчувствии из храма на улицу – это усиливает мою убежденность в правоте выводов. Полагаю, Совиннак договорился с епископом, что если обман раскроется, то он возьмет всю вину на себя: скажет, что епископ перенес венчание на полгода, но он это скрыл от невесты. За то, что Совиннак жил с обманутой девушкой как с женой, ему ничего не грозит. Весь позор лег бы на нее… Да и наверняка она ждала бы к тому времени чадо… Она бы согласилась на тайную церемонию спустя полгода – то есть в Меркуриалий. Я убежден, что епископ и Совиннак именно так договорились, – это самый разумный путь, а они оба крайне разумные люди. Если я ошибаюсь, и епископ подтвердил венчание в храмовой книге, то я смогу доказать, что ритуал не завершился и получить свободу для сестры Маргариты. И всё же я подозреваю, что в книге я найду запись о прерванном венчании. Как поправлюсь, сразу же отправлюсь в Святую Землю Мери́диан, найду храмовую книгу первого года и всё выясню.
– А мне почему Маргарита ни слова не сказала? – всё еще не верил услышанному Рагнер.
– Я просил ее молчать – не говорить об этом даже самому близкому человеку. Это ведь может быть смертельно опасно.
Рагнер подошел к окну и отвернулся от праведника. Положив руки по сторонам оконной ниши, глядя в ночь и хмурясь, он с горечью произнес на лодэтском:
– Черт, Хильде Хамтвир, ну ты-то почему не грохнулась в храме? Даже не споткнулась ни разу!
Он помолчал и уже спокойно спросил:
– Когда Маргарита об этом узнала? Уж не в свой ли день рождения? В минувший день сатурна?
– Да, – удивился брат Амадей. – Я и не знал, что это был ее…
– Неважно, – перебил его Рагнер, разворачиваясь. – Что там за опасность? Почему ее убьет епископ?
– Потому что не хочет на Божий Суд. Сестра Маргарита, без сомнения, скажет Совиннаку, что их супружество – обман, что она всё знает. Я видел ее сегодня днем. Она была счастлива… Она не сможет промолчать, когда он захочет супружеской бли…
– Не продолжай, – снова перебил его Рагнер, – я всё понял. И что? Что будет после того, как она скажет?
– Она откажется и от повторного венчания. А епископ Камм-Зюрро пошлет к ней убийц, как подослал их ко мне.
– К тебе? – улыбнулся одними губами Рагнер. – Святоша хотел убить святошу? Ты ему где дорогу перешел?
– Я думаю, что причина – это всё то же злополучное венчание. Епископ Камм-Зюрро не желал, чтобы сестра Маргарита откровенно поговорила со мной и узнала правду. Если я найду в храмовой книге запись подтвержденного венчания, то смогу собрать свидетелей и поручусь за слова невесты. И даже если епископ не оставил подтверждающей его преступления записи, то он закрыл глаза на обман невесты. Я из очень уважаемой семьи, – дернул губами брат Амадей. – Я в силах добиться огласки, справедливости и Божьего Суда для Аненклетуса Камм-Зюрро. Он это тоже понимает… Он воспользовался вашим нападением на город. Все ценности из моего храма, а также священники, отправились в его приход за замковые стены, так что он знал, что ночами я буду один в храме. Те грабители пришли убивать меня, а не красть: я хорошо помню их споры друг с другом. Еще я подозреваю, что именно градоначальник помог епископу сойтись с людьми подобного вида. Не всякий бандит согласится убить Святого и разгневать Нашего Господа – при их ремесле без милости Бога не обойтись.
Рагнер сел на стул, подозвал собаку и стал ее гладить, хмуро глядя в пол.
– Так что вы собираетесь делать, герцог Раннор?
– Собирался… – с досадой в голосе ответил Рагнер. – Сейчас не знаю. В любом случае – выкраду ее. Не спрячут ее от меня нигде. Лишь бы не было поздно…
– А что собирались сделать? – не сдавался брат Амадей.
– Что-что, – вздохнул Рагнер и, не отнимая руки от собачьей головы, откинулся на спинку стула. – С Иваром я разругался и ухожу из Элладанна. Едва не убил его… Но Маргариту я не брошу. Думал, в Нонанданн пока отойти. Тот рыцарь, что там за главного, он не такой, как этот шепелявый козел-король. Но Нонанданн далеко – два-три дня пути… Незаметно не вернешься. Считал, у меня есть время, а и его нет, – закрыл Рагнер глаза и поморщился.
– А Левернский лес вам не подойдет? Он на юге. Там можно спрятаться и понаблюдать, как король Ладикэ попадет в ловушку.
– А он попадет? – оживился герцог.
– Это лишь предположение – наверняка знает один Бог. Теперь я могу вам сказать, когда вы покидаете Лиисем, можно ли доверять Ортлибу Совиннаку. «Никогда» – вот мой уверенный ответ. Я много чего слышу на исповедях, – вздохнул брат Амадей. – Этого я вам не могу открыть – эти тайны умрут со мной. Скажу то, что и так известно всем, кто жил в Элладанне двадцать два года назад. Нрав у герцога Альбальда Бесстрашного был чрезвычайно жесток – людей вешали, сжигали и калечили за ничтожные провинности. Бывший градоначальник задумал заговор и посвятил в него того, кто заменил ему погибшего сына, тридцатилетнего Ортлиба Совиннака, молодого судью Элладанна. Вот только Совиннак предал того человека, кто дал ему образование и поддержку, сдал Альбальду Бесстрашному того, кого и сам называл отцом. И всё ради должности, чтобы самому стать градоначальником, – за это покойный герцог-отец клеймил Ортлиба Совиннака своей печатью в голову, дабы самому помнить и дабы Совиннак не забывал об участи предшественника… Спустя несколько лет Ортлиб Совиннак женился на внучке своего благодетеля и… он виноват в ее самоубийстве не меньше нее самой. Печать в голову означает, что человек предаст ради выгоды даже своего отца. Выгоды предавать герцога Альдриана у Совиннака нет никакой: вывод напрашивается сам по себе. Но, конечно, я могу ошибаться…
Рагнер встал, прошелся по комнате и замер у окна. Несколько минут он смотрел на эшафот, затем снова вернулся к кровати и сел на стул.
– Лес – это интересно, – спокойным голосом сказал он. – Только я его не знаю, в отличие от местных. Там вся знать охотится, я слышал…
– Я могу помочь вам. Я много лет собираю травы в Левернском лесу, хорошо знаю лес, даже лучше, чем аристократы: они в глубину уже давно не забираются, только до озера. Горожанам тоже пока еще нечего делать в лесу. Никто вам там не помешает, если зайти далеко в чащи, но с вашими боевыми орудиями туда точно нельзя.
– Катапульты и прочее – отправлю в Нонанданн, – махнул рукой Рагнер. – И всех баб туда же отошлю. А ты доедешь до леса? – с тревогой спросил он праведника. – Не помрешь? Бок твой как? Телега тоже не пройдет в чащу.
– Я немного могу ходить. Думаю, что и на иноходце смогу держаться.
– Ладно, спасибо, – серьезно и медленно сказал Рагнер, смотря на священника так, словно видел его впервые. – Почему решил помочь? Ответь, прошу, честно.
– Причина не одна, герцог Раннор. Вы и сестра Маргарита мне жизнь спасли – мне бы отплатить добром полагается. Еще я не желал бы, чтобы эта девушка нашла такой же выход, как первая супруга Ортлиба Совиннака. И третья причина… Я боюсь, что может пострадать еще одна дама, моя дорогая подруга. Она очень близка с сестрой Маргаритой, и если та ей всё расскажет, то моя подруга не станет молчать. Я ее слишком хорошо знаю. Она пойдет прямо к епископу Камм-Зюрро! И одновременно в свою могилу, – шумно вздохнул брат Амадей.
– Да это та самая, которую ты любишь! – немного повеселел Рагнер и прищурился. – Помнишь наш разговор?
– Я священнослужитель и всех люблю, герцог Раннор, – ласково ответил брат Амадей.
– Не начинай, прошу! – скривил лицо Рагнер. – Впервые был похож на человека, а сейчас опять мне тут про Бога и веру начнешь… Не надо. Про это не со мной.
– Вы сильно заблуждаетесь, – широко улыбнулся брат Амадей. – Я узрел свечение у вас над головой в тот раз, когда вас впервые увидел. Утром, помните?
– Ты меня демоном тогда назвал, – глядя на праведника как на дурака, произнес Рагнер. – Вот это я хорошо помню. Тыкал в меня пальцем и орал это.
– Я не на вас показывал, а на того, кто был за вашей спиной. Как человек, только весь красный и не из людской плоти. И еще с крыльями… черными, как у ворона, – вспоминал праведник, устремив взгляд в никуда. – И он двигался… как демон: пропадая и появляясь… Я его видел слабо, как мельтешение, но я изучал Демонологию, и такое движение верно указывает на демона, ведь когда они предстают перед людьми, то их оболочка соткана из Воздуха, а не из Огня.
Рагнер раздраженно сжал рот.
– Соолма наверняка уже дала тебе снотворный порошок. Эти грибы, из каких он сделан, они зовутся «башмачок ведьмы». И не то увидишь, если не заснешь. А можно так далеко зайти в ведьмовской обувке, что назад уж не вернуться. Так что всё просто. Нет у меня свечения и быть не может.
– И еще был запах… – продолжал брат Амадей, не обращая внимания на слова герцога. – Неприятный… Даже не знаю. Кровь и… Кровь и пот.
– Это от тебя и от твоей рясы воняло, – ухмыльнулся Рагнер. – И не знаю, чем сильнее: кровью или несвежим телом. Не мылся, поди, пока молился днями и ночами? Щетина у тебя на роже уже дня три-четыре как не знала ножа.
– И правда… – моргая, смущенно улыбнулся брат Амадей. – Я тогда совсем во времени потерялся.
– Завтра еще поговорим. Только не про святых и демонов…
Рагнер поднялся на ноги, кликнул Айаду и направился с собакой к двери.
– Лес – это может быть очень даже кстати, – пробормотал он.
В коридоре Рагнер увидел Лорко, сидевшего на полу напротив Ольвора и Сиурта. У троих мужчин не было игральных карт ни в руках, ни на столе. Крикнув рыжеватому парню, чтобы тот шел спать, Рагнер вернулся к себе и стал собирать вещи, разделяя их на две кучи. Два платья Маргариты, ее белье, зеркальце с гребнем и учебники он сложил в ларь, что отправлялся в Нонанданн. Маленькую керамическую свинку он, подумав, убрал в свой кошелек. Оставалась лишь желтая роза в стеклянном кувшине. Рагнер подошел к столу, обхватил рукою пышную, ничуть не тронутую увяданием, чашу цветка и провел большим пальцем по тугим, бархатистым лепесткам, невольно вспоминая нежные щеки любимой девушки, каких он так любил касаться.
«Значит… Меркуриалий, – думал он. – Десять дней с сегодняшним днем осталось… Не много, но и не так уж и мало. С первым днем празднества до ночи все одиннадцать дней…»
– Айада, – присел возле собаки Рагнер. – Ты и твоя подушка тоже отправитесь с Соолмой в Нонанданн. Не переживай, – стал он обеими руками трепать ее за шею. – Я вернусь, не бойся… И домой потом… В Брослос сначала, к моей супруге и паучьей черепахе: у меня там важное дело появилось, а уже потом домой, в наш Ларгос.
Рагнер взял кувшин с розой и с ним вышел из спальни. Лорко так и не покинул коридора, даже более – он снова резался с Ольвором в карты. Сиурт, демонстративно от них отвернувшись, смотрел на лестницу.
– Вас двоих и Смерть не исправит, – сказал Рагнер, подходя к ним с кувшином в руке. – Лорко, ты мне что говорил с триаду часа назад про карты?
– Но вы сказали, дча вам всё равно́е, Ваша Светлость, – пожал плечами Лорко. Усталость и желто-зеленые синяки вокруг глаз делали молодого мужчину похожим на водяную нежить. – Вы сказжали: «Делывай чё хошь», – напомнил он Рагнеру.
– Ольвор, разве тебе я что-то такое говорил?
– Уболтнул как-то, – с досадой ответил рыжий великан. – Эт ж Лорко… Последняй дёнь в дозору всё равное сижаем, гоорит. Скууучна…
Рагнер жестко посмотрел на него.
– Скучно… – повторил он. – Ну если тебе так весело с Лорко, я это учту. А вот Сиурт – молодец! – бодрым голосом добавил Рагнер, и здоровяк расплылся в глуповатой улыбке. – С тебя, Сиурт, наказание уже завтра снимается в награду. А ты Лорко, раз тебе не спится, пойдем со мной на улицу, – обратился герцог к раскрашенному на два глаза парню. – Полезешь кое-куда. А потом спать иди, наконец. Я на твою зеленую красоту уже смотреть не могу. Ты мне за лицо так и не ответил. Увижу тут тебя еще хоть раз до конца ночи – Ольвору будет хуже и тебе, в конце концов, достанется.
________________
До рассвета Рагнер изготовлял новых «саламандр». Бумажных колобков получилось двести три единицы. Всю таинственную жидкость он намеренно израсходовал, и теперь никто во всей Меридее, кроме Вьёна Аттсога, не знал как вновь получить «Сон саламандры».
Против трех с половиной тысяч бойцов, отправлявшихся в Левернский лес, Рагнер ожидал противника, превосходящего числом его войско в несколько раз. К приезду короля Ладикэ, он еще не сомкнул глаз – сидел на подоконнике, наблюдая за Главной площадью и просчитывая свои будущие действия.
Увидев всадников в синей форме, телегу с двумя сундуками, а также Ивара в доспехах, шлеме и роскошном нарамнике, Рагнер, пренебрегая кольчугой, застегнул на поясе цепь с мечом и отправился вниз. Бывший градоначальник Ортлиб Совиннак с ними не прибыл – значит: войско Лодэтского Дьявола покидало Элладанн без победы и без славы.
– Перевешивать нужно? – вместо приветствия спросил по-меридиански Рагнер, поднимаясь на эшафот и указывая головой на сундуки.
Король Ивар из-за доспехов сходить с коня не намеревался, но близко к своему бывшему союзнику тоже не подъехал. Его рыцари окружили эшафот, поскольку пожилой король еще опасался за свою жизнь: воспоминания о холодной руке с того света потускнели поутру, но окончательно не исчезли. Лодэтчане уж начали оцеплять ладикэйских рыцарей вторым кольцом и вскидывать ружья, но Рагнер жестом велел им отойти.
– Как хофефь, – надменно ответил король Ивар на том же языке. – Фтефь ффё, фа ифклюфением дефятины. Эфо, – понизил он голос, – фебе удершка фа кофла и фа оффальное. Фафлушил!
– Я вечером отхожу в Нонанданн, – спокойно ответил Рагнер. – Затем и домой. Ссориться сильнее – нет смысла. Без десятины, так пусть без нее. Но я это запомню, Ивар.
– Фапомни, – Ивар IX горделиво приподнял в отверстии шлема свою седую бородку. – Фапомни! Фапомни как флетуеф, как рафгофарифать ф королём, герфог Рагнер Раннор!
________________
Маргариту разбудило звяканье ключа, провернувшегося в двери. За окном уже светлело – наступил новый день, тринадцатый день Нестяжания.
«Еще и закрыли! – подумала девушка, подтягиваясь на руках и прислоняясь спиной к изголовью кровати. – Даже в плену меня не держали под замком!»
Она поправила волосы и натянула покрывало до подбородка, скрывая сорочку, а при виде грузной, медвежьей фигуры Ортлиба Совиннака, неосознанно сжалась. Тот, кого она почти полгода звала супругом, всё еще носил черный плащ. Голову бывшего градоначальника покрывала его любимая бархатная тока.
Совиннак, словно не замечая озлобленного взгляда Маргариты, нежно ей улыбнулся, закрыл дверь на засов и потопал к кровати.
– Как ты, моя красавица? – ласково спросил он, присаживаясь рядом с «женой». – Натерпелась всякого? Прости, что разбудил… Уж очень соскучился.
Он занес руку, чтобы погладить ее голову, но девушка отбросила ее от себя.
– Где ты был шестнадцать дней?! – гневно спросила она, чувствуя, что от отвращения ее начинает трясти. – Целая триада с празднованием? Даже в мой день рождения не появился!
– Ты имеешь право злиться, я понимаю, – не меняя ласкового тона, ответил Ортлиб Совиннак. – Я никак не мог прийти раньше, моя русалка. Скоро ты всё узнаешь и тоже поймешь… Недолго осталось. Не бойся, я на тебя не серчаю. Гюс Аразак, – тяжело вздохнул он, – он мне рассказал, что сделал Идер и в каком виде тебя нашли. Я с этого сучонка, когда его достану, прикажу заживо содрать его неблагодарную шкуру. И сделаю из нее тебе новые сапожки, – улыбнулся Ортлиб Совиннак, с любовью глядя на безмолвную, побелевшую от гнева девушку. – Я не шучу. Хочешь – не носи, но они у тебя будут. А себе, – довольно ухмыльнулся он и погладил пальцами бородку с проседью, – я справлю башмаки из кожи Лодэтского Дьявола. И буду их носить, не снимая. Так издревле поступали с насильниками в местах, откуда я родом… Скоро всё закончится. Очень-очень скоро, – тихо посмеивался бывший градоначальник. – Глупый король почти попался в мой капкан, и его черный полководец ничем ему не поможет. Все мы скоро хорошо позабавимся, когда Лодэтский Дьявол окажется на том эшафоте, где так любил красоваться. Ох, знала бы ты, как я вот только недавно смеялся, – хлопнул себя по широкой коленке мужчина. – Они принесли тебя в наш бывший дом, и меня там оставили! Недоумки! – расхохотался он. – Не могли догадаться, что более чем за двадцать лет я этот город так устроил, что могу войти в него и выйти без хлопот. У меня везде тайники и ходы под землей. И один такой – как раз из моего кабинета в том доме! По нему прошли переодетые звездоносцы и всех вырезали… Ты даже… видела однажды ту тайную дверь, помнишь? Когда этот, – Ортлиб Совиннак сжал кулаки и шумно выдохнул, – этот выродок, а не сын, ворвался зимой в Патроналий… Я еще тогда заметил, как он смотрел на тебя: уставился – и так бы стоял, если б я не крикнул и не выставил его…
Совиннак опустил голову и гневно задышал, сжав челюсти. Но в следующий миг он, резко переменившись – будто надел маску, ласково посмотрел ореховыми глазами на рассерженную, укрывшуюся покрывалом Маргариту.
– Ну, полно, любимая. Мы всё переживем. Теперь я буду всегда рядом. Иди ко мне – я хоть тебя поцелую.
Он потянулся к ней обеими руками, но девушка отшатнулась, отбилась и села на корточки на другой стороне кровати. Ее волосы падали к постели золотистым водопадом, а зеленые глазищи настороженно взирали на «супруга».
– Не смей трогать меня, – процедила она сквозь зубы. – Никогда более.
– Оставь это! – разозлился Ортлиб Совиннак и встал с постели. – Я тебе простил всё, что ты вытворяла! И ты должна простить! Ты мне жена – и не имеешь права говорить мне таких слов. Немедленно ложись! Ложись, – тихо повторил он. – Не бойся. Я не буду больше гневаться. Просто хочу, чтобы стало так, как раньше. Помиримся и всё забудем. Просто хочу тебя поцеловать.
Она не двигалась, и он сам к ней пошел, но Маргарита перебежала по кровати и спрыгнула на пол – туда, где он только что стоял.
– Я не жена тебе!! – со всей силы крикнула она.
Ортлиб Совиннак резко замер по другую сторону кровати.
– Тихо, – несколько испуганно заговорил он. – Всех разбудишь. И услышат такое! Любимая, родная… – старался он говорить спокойно. – О чем ты? Что ты такое сейчас сказала?
– Я всё знаю, – тише ответила Маргарита. – Венчание не было завершено. Мы – не муж и жена… Мерзавец, ты не хотел ждать еще полгода и получил меня без законного супружества, да еще и в пост целомудрия! Ты первый обманул меня и первым обрек мою душу на наказание в Аду!
Она стащила покрывало с кровати и подняла его перед собой так, что стала видна лишь ее голова.
– Ты даже смотреть на меня в белье не имеешь права! – снова закричала она. – Только подойди! Я буду кричать на весь дом и всем расскажу. Я хочу уйти. Куда угодно пойду, только выпусти меня из города. Пешком пойду назад в Элладанн. Отпусти меня!
Ортлиб Совиннак стоял у изножья кровати, положив на край спинки свою большую руку, и тяжело смотрел на нее.
– Надеюсь, перед ним ты тоже хоть чуть-чуть закрывалась… – пробормотал он и подошел к окну.
Пару минут бывший градоначальник хранил молчание. Маргарита тоже не произнесла ни слова.
– Из-за нелепой мелочи, – говорил Ортлиб Совиннак, глядя на улицу, – наш союз не был узаконен Богом… замок не закрылся на ключ, а Бог не получил этого ключа… Но мы справили свадьбу, а ты по своей воле взошла со мной на ложе, – мы муж и жена – и пока я так считаю, так оно и будет! Я требую уважения – я никогда не относился к тебе иначе, как к своей супруге. Я дал тебе свое положение, дом и достаток, заботился о твоем образовании. И еще я заботился о твоей семье, как о своей собственной. Все они были в безопасности всё это время… И сейчас они полностью зависят от меня. Как и ты, – повернулся к Маргарите Ортлиб Совиннак. – Они тоже захотят идти с тобою к Лодэтскому Дьяволу в Элладанн? Как считаешь?
Они молчали, глядя друг на друга. Ортлиб Совиннак улыбнулся.
– Мне надо уезжать… люби́мая, – с нажимом выговорил он. – Много дел, очень важных дел. Должно быть, я вернусь за тобой ближе к Меркуриалию, но постараюсь раньше. И мы вернемся в Элладанн, как ты того хочешь. Тогда всё изменится, вот увидишь. Мы еще поговорим, а ты пока успокоишься. Не тревожься о венчании: в Меркуриалий справим тайную церемонию, – и тогда уже Наш Господь свяжет нас вечными узами. Тогда…
– Я не хочу, – перебила его Маргарита. – Я хочу быть свободной от тебя.
– Нет, не хочешь, – печально ответил Ортлиб Совиннак. – Ты же не хочешь новых горестей и страданий. У тебя такая большая, славная семья. Особенно мне нравится твой младший братец Филипп. Замечательный отрок… Едва начинает жить…
– Мерззавец, – с ненавистью процедила Маргарита.
– Шлююха, – любовно проговорил Ортлиб Совиннак. – Мы с тобой – отличная пара. Держи язык за зубами: если прознают, что ты жила со мной как шлюха, то твоя родня не отмоется после такого позора. Обо всех женщинах из твоей семьи станут думать как о шлюхах. Аразак последит за тобою. Его бы не было, если бы мы помирились, но раз так… Не знаю, есть ли кто-то, кто сильнее тебя ненавидит. Он подойдет… Да, я отъеду не один – возьму с собой Филиппа. Он такой любознательный… Очень мне этот отрок по душе, как я и говорил. Долгих ему лет жизни, – широко улыбнулся Совиннак, прищуривая до узких щелок глаза. – Всё, любимая. Продолжим разговор, когда я вернусь.
