Kitabı oku: «Три», sayfa 3

Кафетерий

Кафетерий выглядел в точности как салон «Боинга» – всё до мерзости пластиково-сине-бело-ковролиновое. Запах – химический, кресла – узкие, расстояние между креслами – минимально. Мне-то всё равно, я крошка, а колени высокого «кудряша» упёрлись в спинку впередистоящего кресла. Наверно, он завидует тем, кто купил билеты в бизнес-классе.

Самолетную тележку, по закону подлости, начали везти с конца салона. Впрочем, я была неголодна, просто не люблю ждать. За круглым окошком белел туман, аккумулятор смартфона разрядится через пару часов. Вдруг в моей ватной голове мелькнула яркая мысль – и я вышла из режима «в самолете», позвонила сестре – гудки идут!

– Я уже пробовал, – хмуро, глядя в поднятый столик, и так, словно обращался не ко мне, проговорил «кудряш», – никто ни разу не ответил…

– Вас, кажется, зовут Эдуард?

– Ненавижу это имя еще со школы. Эдиот… – так меня дразнили. – Или Эд-дурард…

– «Эд» – звучит неплохо. А меня Клэр зовут…

– Ну да… Надо бы сказать «приятно познакомиться», но мне отчего-то лень.

– Лень? – улыбнулась я. – Из-за лени ты вместо двух слов произнес восемь.

– Не знал, что мы перешли на «ты», – поморщился «Эдиот».

– Тридцать три дня как минимум будем встречаться, – буркнула и я, отворачиваясь к иллюминатору.

– А я до сих пор надеюсь, что через миг проснусь, – другим тоном молвил «кудряш». – Я бы тогда тебя в реальной жизни, пожалуй, на радости расцеловал бы. А сейчас почти что тебя ненавижу.

Я ничего не ответила – включила музыку, вставила «уши», закрыла глаза. Солист из «SOAD» утверждал, что это у него такой одинокий день, и этот день его, – самый одинокий день в его жизни…

Так я провела полчаса – слушала песни, листала брошюрку «Дьюти фри», еще пару раз попробовала дозвониться до родных, до друзей, – лишь гудки, противный писк и голос бабы-робота «сорри, зе сабскрайбер ю а коллин…» Внезапно я поняла, что это голос Джейн Доу.

Джон Доу помогал ей в кафетерии. Он оказался беловолосым, полноватым, приятным старичком в очках с тонкой серебристой оправой. Носил стюард темно-синие форменные брюки и жилет, белую рубашку, васильковый галстук. Черты его добродушного, смуглого лица навевали образ то ли Чингачгука (фильм о нем я, кстати, не смотрела ни разу, но почему-то пришло именно это имя – Чингачгук), то ли какого-то другого «вождя краснокожих». Джон Доу предлагал на выбор сэндвич с курицей или сэндвич с сыром, подавал в прозрачной обертке дорожный набор: пластиковая ложечка, зубочистка, салфетка, сахар, влажная освежающая салфетка. Джейн Доу разливала напитки: минералка, три пакетированных сока, чай, кофе.

Кушать не хотелось (я, вообще, в самолетах редко кушаю, тем более сэндвичи – вкус у хлеба в них бумажный), но взяла треугольную коробку «с курицей» – сытость убаюкивает, нервозность отступает. Вкус у самолетного кофе особенный – описать подобную гадость слов не подберешь, зато узнаешь ее по первому глотку. А и к черту! – если из головы, благодаря кофе, уйдет сонное отупение, то гадость не гадость, а выпью пару кружек.

– Я читал, – глотая из прозрачного стаканчика минералку, заговорил «Эдиот», – что кофе в самолетах наливают в грязные кофейники, лью туда ту же, что и в туалете, воду, в какой порой есть кишечных бактерии, и что сами стюардессы кофе или чай никогда не пьют в полетах…

– Мы всё равно уже мертвы, – ответила я, хотя пить кофе, кажется, расхотела на всю жизнь. – А тебя, похоже, передразнили в школе дураком. Теперь читаешь много всякой… – «хрени» хотела сказать я, а выговорила: – чепухи… А очки тебе, правда, больше не нужны?

– Нужны… Хотя вижу я теперь отлично.

– Зачем тогда нужны?

– Затем…

Отворачиваясь, я почему-то закрыла окно, и немедленно появился Джон Доу.

– Светлана Анатольевна, шторки иллюминатора должны быть всегда открытыми, – ласково сообщил он, и я послушно подняла пластиковую заслонку.

– Мистер Доу, я бы хотела купить конфеты в «Дьюти фри».

– Сперва, Светлана Анатольевна, вам нужно приобрести наши купоны. Это вы сможете сделать вечером, в свое свободное время.

– Еще мне нужно зарядить телефон. Где у вас розетки?

– Электричество продается по купонам, и сперва, Светлана Анатольевна, вам нужно приобрести наши купоны. Это вы сможете сделать вечером, в свое свободное время, – как робот, повторил улыбающийся Джон Доу.

– А что кушают в бизнес-классе?

– На этом рейсе в салоне повышенной комфортности мы подаем для наших гостей зеленый салат, коктейль из орехов и сухофруктов, три соуса, стейк из семги или стейк из говядины на выбор, пирожное, мед, булочку, масло, напитки, включая вино, без ограничения. О, с радостью сообщаю, что освободилось аж три места – и можно купить билеты в салон повышенной комфортности. Но сперва, Светлана Анатольевна, вам нужно приобрести наши купоны. Это вы сможете сделать вечером, в свое свободное время

«Обязательно приобрету! Стейк! Зеленый салат! Три соуса!»

– Спасибо…

Джон Доу лучезарно улыбнулся и ушел, а «Эдиот» хмыкнул:

– Клэр?

– Это имя для друзей… – проворчала я. – А за что ты меня ненавидишь?

– Например, за то, что ты лишь недавно впервые позвонила домой. Ты сразу же смирилась со смертью, как и все в этом самолете.

– А ты что, надеешься ожить?

– Надеюсь.

– И как?

– Не знаю.

Помолчав, я сказала:

– Честно говоря, мое спокойствие меня саму удивляет. Чувствую себя лунатиком… и не верю до конца во всё это. Тоже кажется, что вот-вот и проснусь. Хотя, если подумать, ради кого мне жить? Детей у меня нет, любимого нет, а родители… Ну, они двое есть друг у друга, еще у них есть старшая дочь и внук. Плакать, конечно, сильно будут, но… все ведь рано или поздно умрут… Я сильно боялась смерти, а как всё нестрашно оказалось, да? Совсем без боли или ужаса…

Парень, не отвечая, засунул в уши наушники, запустил на экране смартфона фильм. «Эдиотическое хамло! Видеть тебя не хочу!»

«Эдиотическое хамло» мгновенно исчез.

Работа

В кафетерии мы просидели час, не меньше. После нас пригласили к выходу. Шесть широких кресел в начале самолета уже пустовали – конечно, первыми позвали «приорити». Еще когда я в Москве, при посадке, проходила мимо бизнес-класса, то запомнила пятерых: мужчина в костюме, без галстука, шептал что-то на ухо красивой блондинке, полноватая женщина средних лет рылась в дорогой сумке, еще один мужик читал газету, закрыв ею лицо (из его внешности я одну газету и запомнила), рядом с ним «залип в планшет» пятнадцатилетний мажор. А еще – недавно я видела мужчину в костюме и того юного мажора в снежно-горном Аду. «Интересно, кто третий освободил место в салоне повышенной комфортности?»

Вышли мы из кафетерия-лайнера по телетрапу. В конце «рукава» стояла женщина с безразличными серыми глазами, неухоженная. В ее русых волосах, стянутых канцелярской резинкой в куцый хвостик, поблескивали серебристые ниточки седины. Одежду она носила как у медика – бирюзовые штаны, явно ей большие и висевшие мешками, свободный топ, белый халат. На босых ногах – одноразовые тапочки из отеля. Педикюр она точно в местном салоне красоты не удосужилась сделать, как и маникюр – ногти на руках были обкусаны. Ее хотелось назвать теткой.

– Дюжина идет со мной, – неприветливо махнула «тетка», развернулась и, шаркая по гладкому полу тапками, побрела вглубь терминала С. Я оказалась одной из дюжины, что направилась за женщиной. На моем плече по-прежнему висела небольшая дорожная сумка, куртка была надета поверх свитера. Ни жары, ни холода, ни усталости я не чувствовала.

«Тетка» привела нас в вытянутую белую комнату без окон. Длинный проход, с двух сторон его, у стен, дешевейшие столы из кремового пластика, разделенные дешевейшими белыми перегородками, как в офисе, с потолка ярко льется дешевейший искусственный свет. Первые от входа столы были пусты, лишь на одном громоздилась микроволновая печь, а возле нее находился алюминиевый поднос, заполненный пластиковыми ложечками. Такая ложечка для чая или кофе входила в дорожный набор, подаваемый вместе с сэндвичами.

– Объясняю раз, показываю раз, на вопросы не отвечаю, – говорила «тетка». – Работа проста, с ней справится каждый. Укладывайте ложки на поднос так, как на этом подносе. Должно получиться четыре ряда из двенадцати пар, – итого: девяносто шесть ложек на подносе. Ошибаться нельзя – за ошибки снижаются ваши оценки. Затем ставите поднос в печь, закрываете печь, нажимаете на «старт», – сделала это «тетка», – достаете пустой поднос, – достала она через пару секунд поднос, – и заново заполняете его ложками, заново ставите ложки в печь. Один поднос – один купон. Сколько заработаете – столько потратите. О начале и окончании рабочего дня или перерыва услышите по громкоговорителю. Идите сейчас вперед и, где увидите стулья, садитесь, приступайте к работе. На работе надо молчать, не отвлекать других и самим не отвлекаться. Я же вас видеть больше не хочу, – озлобленно произнесла «тетка» и исчезла.

– Объявляется посадка для рейса 3М-321, – заговорил сверху робот голосом Джейн Доу. – Пассажиров просим пройти на работу к своим местам.

Помню, мы тогда помялись немного, и пошли вперед. Пустые столы, перегородки, снова столы, столы, столы… и бесконечный коридор. Изредка попадались столы с подносом и микроволновой печью, у каких стояло по черному стулу. На один из таких стульев села и я, повесила сумку на его спинку, огляделась: соседей у меня нет, на левой стенке перегородки кнопка вызова бортпроводника, на стене спереди выемка с ложечками – сколько эти ложки не бери, там не убудет.

Справа от меня – белая «микроволновка» без лейбла, передо мной – поднос из алюминия. «Один поднос – один купон». Конфеты, на какие я положила глаз, стоили в «Дьюти фри» восемьсот купонов. Я заполнила поднос рядом из ложек: одну ложечку надо положить черпалом вверх, следующую – черпалом вниз, снова черпалом вверх и черпалом вниз… «А в обычную микроволновку металл нельзя помещать – будет искрить, – пронеслась у меня мысль. – Значит, это необычная печь… может, вовсе не микроволновка». И я поместила заполненный на четверть поднос в печь, нажала на «старт» – интересно, что будет. Ничего не было – просто поднос не опустел. Тогда я полезла в сумку и достала пару монет, бумажный чек, пластинку мятной жвачки в фольге, – положила всё это в печь, нажала на «старт»…

– Хулиганите, Светлана Анатольевна? – спросила над моим левым ухом Джейн Доу. – Нарушаете одно из трех правил терминала C? Ай-ай-ай! Какая жалость, но отличницей вам уже не быть. Но пока еще можно быть хорошисткой!

– Эта работа не для меня. Скучно. Я способна на большее. К примеру я…

– Знаете английский и немного немецкий, французский и итальянский? Светлана Анатольевна, эти знания вам уже не нужны. И интересная работа не нужна. А нужно вам – умиротворение! Ваша цель – не провести приятно время в терминале С, а быстрее его покинуть! Мы здесь, в Раю, с пониманием относимся к тому, что ваши души успели привыкнуть к близким людям, питомцам, вредным привычкам, пище, увлечениям, интересной работе, фильмам, музыке… Мы не лишаем вас всего сразу, а даем время для адаптации. Не противьтесь распорядку дня, не хулиганьте, не унывайте, – эти три несложных правила помогут вам быстро смириться.

– А что будет в терминале В и в терминале А?

– Счастье, Светлана Анатольевна!

– За что мажорчик из бизнес-класса попал в Ад, на гору? Он же ребенок…

– Обычно мы не отвечаем на вопросы не родственников, но я вижу в вашем сердце сострадание, а сострадание нам в Раю импонирует. В том юноше уже не осталось невинности – богохульство, сквернословие, лжемыслие, непротивление гневу, винопитие в будни, блуд, гордыня, тщеславие, – всего не перечислишь, а кроме того – успел пристраститься к запрещенным порошкам… Наказан же он Адом за то, что не хотел жить. Что ж, ныне он очень хочет жить! – хохотнула Джейн Доу. – Очень! И молится Богу, ох как молится и кается! Наверняка всего-то лет через тысячу Всевышний над ним сжалится.

– А толстяк, мой сосед в самолете? За что ему Ад?

– Поверьте, Светлана Анатольевна, – ласково похлопала меня по плечу стюардесса, – он заслужил! Зас-лу-жил!

И она, отдаляясь, направилась по коридору, мимо перегородок и пустых столов. Я же продолжила заполнять поднос ложками. Надо было положить двенадцать пар ложечек в каждом ряду, располагая пару валетом, да ни в коем случае не ошибаться – всего на подносе должно быть девяносто шесть ложек, ни больше и не меньше. «Ни в коем случае не ошибаться, иначе мне снизят оценки и я вечно буду класть проклятые ложки на проклятый поднос! Лучше пересчитать, прежде чем сунуть поднос в микроволновку…»