Kitabı oku: «Папоротников цвет», sayfa 7
-15-
После пропажи Олеси сильно рассердился Водяной: и Красунь снова из берегов выходила, и сети у рыбаков запутывались сами собою, и улова не было никакого, даже сгинули трое мужиков в реке. И подарок Олежкин нисколько гнев его не сбавил – почти до самой зимы он вредил. Правда, после слов Купавы о том, что хорошо Олесе на земле живётся, что любит она тепло да солнце, немного успокоился.
– Обещалась она прийти на берег сегодня, повидаться хотела, – как-то сказала Купава. – Рассказать, как её жизнь сложилась…
– Больно надо, – обиженно надулся Водяной, но всё ж повернулся к русалке: – А когда придёт-то?
На закате и правда пришла Олеся к реке, села на берегу, разложила красивые ленты да гребни для русалок, свежий хлеб с пирогами для батюшки речного.
– Явилась, – буркнул Водяной, вынырнув в зарослях осоки.
– Здравствуй, батюшка, – поклонилась Олеся, косами до земли почти доставая.
Была она в красивом платье да тёплой кофте поверх, в красных сапогах с рисунками, розовощёкая и улыбчивая.
– Рад видеть, что всё у тебя хорошо, – пробулькал Водяной, подобрался ближе и протянул перепончатую руку.
Олеся легонько сжала её своей маленькой рукой и, подняв другой угощение, протянула его батюшке.
– Сама испекла. А это, – она взяла ленты и гребни, – сестрицам моим названным украшения.
Водяной довольно крякнул и сразу откусил добрую половину краюхи.
– Ну, рассказывай, как устроилась.
– Всё ладно, – Олеся поправила платок и начала перебирать пальцами кончики кос. – Я снова знахарством занялась, приходят ко мне люди, от хворей их избавляю… – и как бы между прочим добавила: – Замуж выхожу…
– За парня этого дурного? – нахмурился Водяной.
– Олежку? – встрепенулась Олеся.
Сердце застучало напуганной птичкой, сжалось. Больно ей было вспоминать, как любовь её растоптали да по ветру пустили.
– Олежку, Олежку, – кивнул Водяной и снова откусил хлеба.
– Нет, – мотнула головой Олеся. – Не смогла я его простить, хоть и ластился он, и божился, что только меня любил и любить будет…
– Вот и правильно! И правильно! – улыбнулся Водяной и даже будто легче ему стало. – Ценить надо было добро. А за кого ж тогда?
– Не видал ты его, батюшка. На ярмарку к нам приехал да задержался, – щёки её румянцем покрылись. – Баженом звать. Он ведь тоже, как я, знахарь. Вот за травами редкими к нам и наведался. И руки у него золотые, он крышу в домишке моём подлатал, не течёт теперь, даже когда ты гневаешься.
Водяной усмехнулся.
– А про дитятко знает? – он показал на едва-едва округлившийся Олесин живот.
Она вздрогнула и прикрыла его руками.
– И как ты только всё замечаешь, – улыбнулась Олеся. – Знает, конечно. Но никто больше. И ты никому не говори, а то сам знаешь, какие слухи по деревне поползут…
Водяной только отмахнулся:
– Вот мне дело есть средь людей сплетни распускать.
Олеся кивнула.
– Мне итак покоя нет от Анфиски этой, – она поджала губы. – Ходит под ручку с Олежкой да скалится. Будто не видит, что всё равно мне…
Посмотрел на неё Водяной, вздохнул. Он-то понимал, что ещё не отпустили её те чувства, так и торчала заноза в сердце девичьем. Много работы Бажену этому досталось.
– Ну да зачем прошлое ворошить. Я ведь тебя поблагодарить пришла, за заботу твою. Ты мне как батюшка родной стал…
– Ладно-ладно, нечего сырость разводить, – Водяной потёр глаза. – Иди уже к своему суженому. Долгие проводы – лишние слёзы. Прощай.
– Прощай, батюшка, – махнула рукой Олеся и поднялась.
– Теперь уж до весны… Скоро реку льдом покроет, мы спать будем.
– Не знаю теперь, когда и свидимся. Уезжаю ведь я, далеко отсюда жить будем.
– Вот как, – Водяной почесал бороду. – Ну, реки, чай, везде текут, может, и не навсегда прощаемся.
– Хорошо бы, – она уже собралась уходить, но замерла, вдохнула глубоко, будто с волнением справиться хотела, да только голос всё равно дрогнул.
– Батюшка… А что будет с папоротниковым цветом?
– Решили мы, что отныне ни один человек его отыскать не сможет. Был когда-то, а теперь нет, – строго ответил Водяной и, взмахнув хвостом на прощание, скрылся в воде.
– Оно и к лучшему, – проговорила Олеся и направилась к дому.
***
Вскоре уехала Олеся из родных Озерков далеко-далеко, построили они с мужем дом ладный да складный, тоже на берегу реки у леса. И даже Фаня с ними перебрался, хоть и говорил, что никуда уж отсюда не пошёл бы.
– Как тебя бросить, непутёвую такую? – проворчал он тогда. – Не пущу одну.
С тех пор и стали все вместе жить-поживать да добра наживать. А в положенный срок и дитя родилось – девочка с глазами большими да синими. Назвала её Олеся Купавой, в честь русалки той, что добра к ней была да ласкова.
А вот папоротников цвет и правда больше никто найти так и не смог. Да может и правильно?
