Kitabı oku: «Серафина и расколотое сердце», sayfa 4

Глава 10

Серафина в ужасе отшатнулась. Он сказал: «Погибла и похоронена»!

«Неужели меня похоронил сам Брэден? Неужели я и вправду мертвая?»

Она знала, что ее похоронили, это невозможно было отрицать, но мертвая? Она совершенно не чувствовала себя мертвой!

В потерянном, безнадежном голосе Брэдена ей слышалось что-то недоговоренное, какая-то тайна. В его глазах читалась неуверенность. Он отчаянно ждал чего-то, тянул время. Несмотря ни на что, несмотря на горе и боль, он как будто слабо-слабо на что-то надеялся.

После того, как мистер Вандербильт вернулся в праздничный сад к жене и гостям, Серафина осталась с Брэденом лишь для того, чтобы побыть рядом с ним. Но чем дольше она находилась возле мальчика, тем сильнее у него портилось настроение. Она догадывалась об этом по тому, как дрожат у него руки и ноги, по убитому лицу, даже по резкому, неровному дыханию. Ее присутствие выводило Брэдена из равновесия и расстраивало его.

Поэтому, когда он наконец улегся в постель, а гости разошлись по комнатам, приготовленным для них в доме, Серафина отправилась в подвал к папаше. Она шла мимо слуг и служанок, которых знала по именам, мимо лакеев и всевозможных помощников, но никто ее не видел.

В мастерской никого не оказалось, папаша, видимо, еще не вернулся с работы. Серафина подождала немного, но он все не шел. Ее сердце сжалось от нехорошего предчувствия. Неужели и здесь все переменилось?

Она принялась осматривать подвальные помещения – комнату за комнатой, кухни и буфетные, мастерские и кладовые. Билтмор был такой огромный! В конце концов она все-таки нашла папашу. Он чинил маленький электрический мотор кухонного лифта. Серафина облегченно выдохнула.

Отец стоял на коленях, проворачивая гаечный ключ. Мускулы на его обнаженных, влажных от пота предплечьях вздулись от напряжения. Он был крупный, угрюмый с виду мужчина с бочкообразной грудью и мощными руками. Носил простую рабочую одежду, кожаный передник и тяжелый кожаный ремень, за который были заткнуты всевозможные инструменты. Серафина тысячу раз наблюдала за тем, как он работает, передавала ему отвертки и молотки, приносила запасные детали и рабочие материалы. Но она никогда не видела отца таким опустошенным. Он работал без радости, без желания. Двигался медленно, точно замороженный, и в глазах его стояла тоска. Вроде бы делал все, как всегда, но абсолютно равнодушно.

– Па… – проговорила Серафина, вставая перед ним. – Ты меня слышишь?

К ее удивлению, отец перестал работать. Он медленно обернулся, осмотрелся вокруг. Было очевидно, что папаша ее не замечает, но он так долго вглядывался в пустоту перед собой, словно не сомневался, что рядом кто-то есть.

Через несколько мгновений отец вытащил из кармана тряпицу и вытер лоб. Потом опустил голову и утер глаза. Плечи его вздрогнули от скрытых чувств, лицо затуманилось. Неизвестно, что знал о смерти Серафины Брэден, но отец явно был уверен, что она мертва.

Это было понятно по его убитому лицу и вялым движениям. Двенадцать лет он был счастлив, что у него есть дочь. А теперь она пропала, и папаша снова остался один, как перст.

Серафина смотрела на папашу, и сердце у нее разрывалось от горя.

Он бросил чинить мотор и тяжело вздохнул, словно вся эта возня потеряла для него всякий смысл. Чтобы папаша оставил работу недоделанной – такого еще не бывало! Для него было немыслимо уйти, не приведя механизм в порядок.

Отец вскинул на плечо кожаный мешок с инструментами и устало зашагал в сторону мастерской. Серафина последовала за ним. Он шел медленно, равнодушно, как путник, которому некуда спешить.

Девочка не отставала от отца, пока он ходил туда-сюда по мастерской, складывая инструменты и собирая себе поздний ужин.

Как обычно, папаша приготовил на плите, переделанной из железной бочки, курицу с овсянкой и сел есть в одиночестве. Серафина устроилась напротив на своем старом стуле. Сколько раз она слушала папашины истории, сидя на этом стуле, а потом сама рассказывала о своих делах и важных событиях – пойманных крысах или звездах, упавших с неба у нее на глазах. Но сегодня ее тарелка и ложка остались на верстаке, где лежали без всякого дела уже несколько месяцев.

– Я съем овсянку, па, честное слово, съем, – громко сказала Серафина, и ее глаза наполнились слезами.

Позже, когда папаша улегся в постель и заснул, девочка прокралась на свою пустующую лежанку позади парового котла и тоже легла. А что ей еще делать? Она не знала.

Что случится, если тебе приснится, что ты заснула? Будут ли тебе сниться сны? И может ли первый сон считаться явью по отношению ко второму?

Как она может чувствовать себя усталой, если умерла и ее закопали? Непонятно. К счастью, сон – это отдых не только для тела, но и для ума, и для души. А Серафина точно знала, что устала до ужаса. Несчастная и дрожащая, она свернулась клубком у себя в постели и заснула.

Ей снилось, что она кусается, царапается, бьется в черном водовороте. Потом все пропало, и она чувствовала только землю, реку и ветер – огромный мир, не имеющий четких очертаний. Она неслась сквозь него, как пылинка, как крошечная капелька, как легчайшее дуновение ветерка, а потом совсем растворилась и стала ничем.

Серафина проснулась, как от толчка. Оглядела мастерскую, не понимая, спит ли она еще или уже проснулась. Может быть, ей просто приснилась собственная смерть? Или она действительно умерла и все вокруг нее – это сон?

Она вспомнила пугающее ощущение того, как течение реки пытается порвать ее ноги в мелкие клочки, как ветер пробует унести ее с собой. «У меня осталось совсем мало времени, – подумала Серафина со страхом, – а потом я стану ничем».

Она снова огляделась, пытаясь понять, что происходит. Было темно, самое колдовское время между тремя и четырьмя часами утра.

Все еще содрогаясь после страшного сна, она встала с лежанки и замерла посреди мастерской, не зная, что делать дальше. Некоторое время просто стояла, соображая, дышит ли она на самом деле или ей это только снится, – а может, и кажется, – что она дышит, по старой памяти.

В конце концов Серафина подошла к спящему папаше и дотронулась до него, чтобы убедиться, что он настоящий. Она ощутила под рукой нечто, но не почувствовала ни тепла тела, ни какой-либо реакции на прикосновение. Это было так же, как с Брэденом.

Ну и пусть она не ощущает его тепла, а он не ощущает ее. Она все равно свернулась у его груди котенком, таким крошечным и невесомым, что его невозможно почувствовать. И решила не спать.

Утром, когда папаша проснулся, она снова пыталась прикасаться к нему, говорить с ним, рассказывать, что с ней происходит. Она предупреждала его о том, что назревает в лесу, просила посмотреть на пруд, который вот-вот разольется. Но, чем больше она старалась, тем он становился грустнее. Ее присутствие не утешало его, наоборот – нагоняло тоску. Она преследовала его, как привидение.

В конце концов, когда отец, собрав инструменты, отправился на работу, Серафина, вопреки собственному желанию, не пошла за ним, чтобы не мучить.

Глава 11

Серафина сидела, положив голову на руки, на нижней ступеньке лестницы, ведущей в подвал, и думала, как вернуться в мир живых и предупредить окружающих о том, что они в опасности. На нее кто-то напал, на Брэдена, видимо, тоже, и можно было не сомневаться, что нападут снова.

«Но что я могу сделать?» – спрашивала она себя.

Как поговорить с теми, кого она любит? Как их предупредить?

Серафина уже нашла мистера и миссис Вандербильт, Брэдена, Гидеана и папашу, но в Билтморе был еще один человек, который мог бы ей помочь.

Девочка поднялась по служебной лестнице на четвертый этаж, прошла коридором до той части, где жили служанки, и приблизилась к одной из комнат. Дверь в нее была распахнута настежь. Серафину охватило дурное предчувствие.

– Эсси? – негромко позвала она. – Эсси, ты здесь?

Она медленно скользнула в комнату.

Комната ее подруги Эсси была пустой и заброшенной. На тумбочке возле кровати не высились стопки книг и газет. На стенах не висели сделанные Эсси рисунки цветов и растений. Ее одежда не валялась на полу и не висела на стуле. На кровати не было подушек и простынь.

У Серафины все внутри опустилось. В этой комнате больше никто не жил. Эсси пропала.

Вспоминая многочисленные байки подруги про привидений и призраков и всякие другие истории про таинственные и загадочные случаи, которые издавна рассказывают в горах, Серафина надеялась, что Эсси поможет ей. Может быть, у них даже получится поговорить. Но надежды оказались напрасны.

Это было так обидно, так несправедливо. Серафина вернулась домой, но продолжала тосковать по дому. Ну почему она не может жить по-прежнему? Она нашла друзей и вошла в новую семью. Она носила красивые платья и пила английский чай со сливками. Сливок было много-много! Она встретилась со своей матерью-львицей и носилась вместе с ней по лесам, гладила по голове и слушала ее мурлыканье. Где теперь ее мать и львята, что с ними? Тоже пропали, как и Эсси? Думать о том, что с кем-то из них могла случиться беда, было просто невыносимо.

Серафина вновь оглядела комнату и вдруг заметила на стене зеркало. Девочка словно окаменела, только сердце заколотилось часто-часто.

– Нет, только не это… – твердо проговорила она.

Она не желала подходить к зеркалу. Она слишком боялась заглянуть в него.

Что она там увидит?

Себя прежнюю? Или привидение? Восставшего из могилы кошмарного призрака, израненного, в окровавленных лохмотьях? Да-да, она стала таким вот кошмарным призраком! Наверняка! А к чему ей смотреть на собственный окровавленный труп?

«Возьми себя в руки, ты, перепуганная дурочка, – сердито сказала сама себе Серафина. – Ты должна увидеть себя! С этим необходимо разобраться!»

Она набрала в грудь побольше воздуху и сделала шаг к зеркалу. Потом еще один шаг. Наконец она медленно придвинулась к нему и осторожно заглянула сбоку.

В зеркале отразился свет и легкое движение, подобное дуновению ветерка. Серафины в зеркале не было.

Она была никто и ничто.

А ведь когда-то, глядя в это самое зеркало, Серафина заметила, как начали меняться ее янтарные глаза, как появились черные пряди в ее волосах. И с какой гордостью она любовалась собой в новом прекрасном платье! Теперь же у нее не было ни глаз, ни волос. Ничего.

Все, что она успела узнать и полюбить, покинуло ее. Что это – колдовство? Законы неумолимого времени?

Пожалуй, дело не только в этом. Весь мир Серафины разлетелся на тысячи осколков, совсем как ваза эпохи Мин, которую уронили на кафельный пол. Интересно, сможет ли Серафина сложить эти осколки вместе?

«Будь смелой, – велела себе девочка. – Хватит валять дурака, жалеть себя. Во сне или наяву, мертвая или живая, ты не сдашься так просто, не впадешь в отчаяние. Ты будешь сражаться до конца!

Размышляя об этом, она вдруг заметила в зеркале чуть заметное движение света и воздуха. Позади нее что-то было. Серафина стремительно обернулась, но увидела лишь мельчайшие частицы пыли, вьющиеся в солнечных лучах, которые падали из окна.

Подойдя ближе, девочка с удивлением обнаружила, что может отчетливо рассмотреть форму каждой пылинки и то, как она переворачивается в воздухе, попадая то на свет, то в тень. Почему то вспомнились слова, которые обычно произносят над гробом любимого человека.

«Мы предаем ее тело земле, – говорит пастор. – Все мы возвратимся в прах, из которого взяты. Прах ты и в прах возвратишься. Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху».

Не отрывая взгляда от пылинок, пляшущих в столбе света, Серафина прошептала: «Теперь и я такая. Плавающие в воздухе пылинки».

Она медленно провела рукой сквозь столб света. Рука не отбрасывала тени, но Серафина готова была поклясться, что от ее движения пылинки разлетелись в стороны.

– Я здесь, – сказала она себе. – Совсем чуть-чуть, но я еще здесь.

«В виде пылинки или в виде дуновения ветра, но я существую. А значит, еще есть надежда».

Серафина оглядела пустую комнату Эсси. Прошлое осталось позади. Впереди ожидало неизвестное будущее. А что же было сейчас?

Она выглянула в окно, из которого открывался вид на горы. Над ними, задевая вершины, неслись темные тучи. Огромные серые полотна дождя поглощали солнечный свет. Французская Широкая река всего за несколько дней поднялась так высоко, что прорвала берега и залила лагуну. Та полностью ушла под воду и размылась.

«Приближаются бури, – подумала Серафина. – И я должна их остановить».

Глава 12

На первый этаж Серафина спустилась по длинной, изогнутой парадной лестнице. Шла среди белого дня мимо гостей. Она прыгала перед ними, пробовала их коснуться. Она задевала руками пышные юбки дам в надежде, что ткань всколыхнется. Но ничего не происходило. Всю свою жизнь Серафина пряталась от людей, но сегодня ей так хотелось, чтобы хоть кто-нибудь, неважно кто, догадался о ее присутствии.

– Приветик! – сказала она одной из дам, которая только приехала на летний бал.

– У вас очень красивое платье! – крикнула она другой.

– На вас шляпа косо сидит, сэр, – сообщила она одному из джентльменов.

Спустившись в холл, Серафина отправилась в Зимний сад. Там юные барышни в прелестных голубых и желтых платьях пили чай и болтали. Серафина попыталась стянуть со стола кусочек сахара, а затем – перевернуть чашки, но не сумела сдвинуть ни то, ни другое даже на миллиметр. Потом она заметила, что над одной чашечкой поднимается пар. Девочка наклонилась и подула на него. К ее удивлению, завиток пара изменил направление движения, после чего растаял в воздухе. Серафина довольно улыбнулась. Хоть что-то у нее получилось.

Приободрившись, она прошла служебным коридором в курительную, обитую ярко-синей дамасской тканью. В комнате были красиво расставлены изогнутые стулья с бархатной обивкой, на полках стояли книги с золотым обрезом. Серафина заходила сюда с Брэденом перед Рождественским балом – самым первым, на который ее пригласили как гостью. И Серафина, и Брэден были в своих самых лучших нарядах. «Хотелось бы верить, что это не последнее Рождество в моей жизни», – хмуро подумала Серафина.

Но она не собиралась до бесконечности торчать посреди курительной, оплакивая и жалея себя всего-навсего из-за собственной смерти.

Серафина подошла к камину с прекрасной резной мраморной полкой. Чучело совы по-прежнему стояло на своем месте. Девочка вздохнула с облегчением. В белых сов могли превращаться ее враги-оборотни – могущественный колдун Юрайя и его коварная дочка Ровена, которая во всем помогала своему отцу.

Когда-то давно Юрайя создал собственное темное царство на территории, где сейчас располагалось Билтморское поместье, и в его окрестностях, запугал и подчинил многих местных жителей. Он уничтожил сотни лесных животных и среди них – отца Серафины, который умел оборачиваться черной пантерой. А потом в эти края приехал мистер Вандербильт. Он выкупил обширные участки земли, благоустроил их, построил Билтмор. Его появление рассеяло черные чары и вдохнуло жизнь в тихо умирающие леса, поля и горы. За это Юрайя возненавидел мистера Вандербильта и поклялся уничтожить Билтмор.

Сначала колдун создал черный плащ, с помощью которого можно было отнимать души у других людей. Потом – посох-оборотень, подчинявший себе животных для того, чтобы Юрайя мог насылать их на своих врагов.

К счастью, Серафине, Брэдену и их друзьям удалось дать отпор колдуну. Серафина в облике пантеры сшибла Юрайю насмерть, когда он в виде совы летел над горной рекой. Тогда же погибла и Ровена.

Хотелось верить, что им удалось уничтожить врагов окончательно и бесповоротно. Но не зря Вайса говорил: «Злого колдуна не так-то просто убить. Кажется, что он мертв, а он продолжает жить, – его дух жив. Он скрывается во мраке, которого другим видеть не дано».

На следующее утро после боя с колдуном Билтморские лесничие нашли в лесу мертвую сову. Из ее тушки сделали чучело и поставили на каминную полку в курительной. Сова казалась тогда такой живой. Сейчас чучело как-то потускнело и потерлось, перья посерели и поредели. Теперь при взгляде на нее не возникало сомнений в том, что это неодушевленный предмет. Но, рассматривая чучело, Серафина вдруг почему-то вспомнила сухую и белую змеиную кожу, сброшенную ради новой оболочки.

Неужели колдун в капюшоне, которого она встретила у реки, – все тот же Юрайя, только в новом обличье?

Выходит, это он напал на нее в ночь полнолуния? Он устраивает ураганы в лесу? Неужели Юрайя снова вернулся, чтобы уничтожить Билтмор? Или же это какой-то новый враг, о котором пока ничего не известно?

Оставшуюся половину дня Серафина пробовала двигать пылинки, дуть на пар и огоньки свечей, чтобы они дрогнули. Между делом она следила за тем, что происходит в доме. Невидимый дух, она, не выходя из тени, следовала за гостями, наблюдая, как они живут своей обычной будничной жизнью, и стараясь заметить что-то необычное или подозрительное в их поведении.

Необычное проявилось только вечером.

Торжественный ужин в Банкетном зале начался ровно в восемь. Гости и прислуга обсуждали бесконечные дожди, размокшие дороги, затопленные поля, на которых гнил урожай. Брэден сидел рядом с дядей и тетей. Вроде бы настроение у него сегодня было получше, чем накануне вечером, по крайней мере, он решился выйти к ужину. И все же мальчик оставался хмурым и мрачным. Какой-то усатый джентльмен, сидящий неподалеку, попытался заговорить с ним:

– Как приятно видеть вас, мастер Брэден. Мне было так жаль, когда я узнал, что вы перестали ездить верхом. Ведь вы всегда так любили лошадей.

Джентльмен искренне хотел проявить заботу и доброжелательность, но после его слов лицо мальчика словно окаменело.

Серафине так хотелось привлечь внимание Брэдена, подать ему знак, показать, что она рядом, – например качнуть воду в его стакане или сделать еще что-то в том же роде. Но, стоило девочке приблизиться, как Брэден помрачнел еще больше. Он пробормотал, что устал, и попросил разрешения выйти из-за стола.

– Спокойной ночи, Брэден, – проговорила миссис Вандербильт, огорченная тем, что он уходит так рано.

– Спокойного сна, – сказал мистер Вандербильт племяннику, но потом, коснувшись руки Брэдена, притянул его к себе и очень тихо добавил: – Не забудь: ночью слуги запрут двери на все запоры и выставят охрану.

Брэден стиснул зубы и, не сказав в ответ ни слова, вышел из зала. Его грубость поразила Серафину. Если мистер Вандербильт догадывался об опасностях, угрожающих Билтмору, то его решение запереть двери и выставить охрану было единственно верным. Но почему-то складывалось впечатление, что все будет перекрыто не для того, чтобы защитить Билтмор от вторжения, а для того, чтобы помешать Брэдену выйти из дома. Мистер Вандербильт специально предупредил племянника. И тот был от этого не в восторге.

Серафина последовала за другом. Тот с трудом поднялся по лестнице и доковылял до своей комнаты, подволакивая схваченную металлом ногу. Брэден обладал особым даром исцелять животных. За время их знакомства Серафина видела, как он вылечил лису, сапсана и многих других зверей. Он любил и понимал животных, а они любили и понимали его. Но, к сожалению, Брэден не умел лечить людей – в том числе и себя.

Что же такое случилось, какое горе заставило его отвернуться от своих самых верных друзей? От пса, от лошадей…

Гидеан уже ждал хозяина возле двери в комнату.

– Я не хочу, чтобы ты ходил за мной, – холодно сказал Брэден Гидеану. – Уходи!

У собаки был такой несчастный вид, что Серафине страстно захотелось присесть рядом и погладить его, как она делала раньше.

– Конечно, он это не всерьез, – сказала она Гидеану, хотя пес не слышал ее.

На самом деле она уже ни в чем не была уверена. Кто знает, может, Брэден говорил всерьез.

Проскользнув вслед за Брэденом в его комнату, девочка пришла в изумление. Раньше здесь всегда было так прибрано, тепло и уютно. Но теперь комната стояла грязная и неухоженная. На комоде громоздилась стопка подносов с недоеденной пищей, по полу была разбросана грязная одежда. Кровать с пологом не застелена. Шторы запылились. Похоже, Брэден и сам не убирался много месяцев, и слуг к себе не пускал.

Брэден повалился в маленькое кожаное кресло напротив пустого, холодного камина и тяжело, устало выдохнул. Потер дрожащей рукой больную ногу. Другая нога постоянно двигалась. И, кроме того, Брэден безостановочно проводил рукой по волосам и вытирал одну половину лица. Нет, он не просто устал. Он был растерян и встревожен.

Серафина вспомнила, как явилась к нему однажды ночью и как они с Гидеаном дремали на ковре у теплого огня, а Брэден спокойно спал в своей постели. Но сейчас он просто сидел, безразлично глядя на холодный пепел в пустом черном очаге.

Внезапно Брэден встал и принялся беспокойно ходить по комнате. Железный каркас стучал о деревянный пол. Мальчик все крепче сжимал дрожащими пальцами виски, как будто в голове у него звучали слышные только ему голоса.

Все больше волнуясь, он снял черный фрак и брюки и надел старую потрепанную одежду, в которой обычно путешествовал по горам. Затем опустился на колени и вытащил из-под кровати свернутую кольцом веревку.

– Что, черт возьми, ты собираешься делать? – громко поинтересовалась Серафина.

Когда все в доме разошлись по своим комнатам, Брэден открыл окно и сбросил в темноту конец веревки. Всю ночь шел дождь, и в комнату сразу полетели брызги.

– Да что такое творится у тебя в голове? – снова спросила Серафина, чувствуя, как от тревоги сердце сжимается в груди.

У Брэдена так ужасно тряслись руки, что он еле-еле привязал другой конец веревки к кровати. Затем подошел к окну.

– Брэден, что бы ты ни выдумал, не делай этого! – предупредила Серафина.

Но он, скользя, вскарабкался на мокрый от дождя подоконник и начал выбираться наружу. Нога в каркасе не слушалась, поэтому он приподнял ее руками, затем сполз с подоконника и стал медленно спускаться по веревке вдоль стены здания.

То, что он делал, было безумно опасно даже для здорового человека в сухую погоду. Но сейчас из окна по веревке карабкался больной паренек, да еще и в грозу. От каменного пола террасы его отделяло сорок футов. Падение означало неминуемую смерть.

– Осторожней, Брэден! – испуганно и возмущенно закричала Серафина, высовываясь из окна.

Ветер растрепал ей волосы, а потом вдруг сбил с ног и поволок за собой вместе с каплями косого дождя. Серафина почувствовала, что взмывает в воздух. Частицы ее души готовы были разлететься во все стороны, раствориться в грозе. Она вцепилась в ручку окна, изо всех сил пытаясь удержаться в целости.

Серафина беспомощно наблюдала сверху, как Брэден спускается вниз по веревке. Если он не удержится, она не сможет его поймать! Он упадет и разобьется!

Яркая молния перерезала все небо, а затем прямо над головой громыхнул гром.