Kitabı oku: «Веспасиан. Трибун Рима», sayfa 3
Атафан хлопнул приятеля по плечу.
– Хорошо сказано, мой маленький приземистый друг! Лук куда лучше дротика – мои деды доказали это семьдесят лет назад при Каррах!
Сабину не понравилось упоминание про крупнейшее поражение Рима на Востоке, когда семь легионов Марка Красса почти полностью растаяли под дождем из парфянских стрел. Семь легионных орлов было потеряно за один этот день.
– Может быть, долговязый клювоносый лошадник. Да только ты теперь тут, попал в плен к настоящим солдатам, которые стояли и дрались, а не стреляли и убегали. Что с тобой тогда стряслось – стрелы кончились?
– Может, я и тут, да только снова свободен, тогда как косточки ваших легионеров до сих пор лежат в песках моей родины и больше никогда не встанут.
Сабин не стал препираться – парни хорошо дрались и получили право немного выпустить пар. Он оглянулся, ища глазами пленника. Тот лежал на животе и еще не пришел в сознание.
– Так, давайте вздернем его на крест и пойдем домой. Лик, выкопай дыру, прямо здесь мы его и поставим.
Вскоре Людовик и Гиерон вернулись из лесу, притащив две свежесрубленные толстые ветки. При помощи специально прихваченных из дому инструментов вольноотпущенники сделали пазы в древесине, приладили крестовину и начали прибивать ее гвоздями. Шум заставил распростертого пленника очнуться. Он поднял голову, огляделся и, увидев крест, разразился криками. Веспасиан заметил, что разбойник даже младше его.
– Сабин, давай не будем – парню всего лет четырнадцать.
– И что ты предлагаешь, маленький братишка? Сковать ему руки, обозвать негодным мальчишкой, наказать не воровать впредь мулов и отослать прежнему владельцу? Который, если у него есть хоть какие-то мозги в голове, сам распнет его?
Ужас расстаться в таком юном возрасте с жизнью, перенесенный недавно Веспасианом, побудил его проникнуться сочувствием к беде малолетнего вора.
– Ну, мы можем взять его с собой и превратить в полевого раба. Парень выглядит достаточно крепким, а хороших сельскохозяйственных рабочих сейчас трудно найти, и они дороги.
– Чушь. Маленький ублюдок уже сбегал, кто поручится, что он не поступит так снова? Кроме того, нам нужно кого-то пригвоздить для острастки, а его угораздило попасться. Тебе было бы легче, лежи он здесь, утыканный стрелами, а мы распяли какого-нибудь старого седого разбойника? Какая разница? Конец все равно один. Давайте вздернем его.
Веспасиан посмотрел на бьющегося в истерике мальчишку, не отрывающего от него умоляющего взгляда, и признав, что Сабин прав, отвернулся.
Паллон и Гиерон подняли верещащего и сопротивляющегося изо всех – не слишком значительных – сил пленника на крест.
– Пощадите, прошу вас, господа! Пощадите! Я все отдам! Все сделаю, все! Умоляю!
Паллон отвесил ему пощечину.
– Перестань скулить, мелкое дерьмо! Что ты можешь нам предложить? Свою тугую задницу? Мерзавцы вроде тебя убили моего отца, так что ты даже такого утешения от меня не дождешься!
Плюнув ему в лицо, управляющий перерезал путы и вместе с Ликом развел руки упирающегося паренька по перекладинам креста.
Гиерон и Басей держали ноги, а Людовик вооружился молотком и гвоздями. Опустившись на колени у правой руки разбойника, германец наставил острие под основание большого пальца. Серией мощных ударов он прогнал полудюймовой толщины гвоздь через ладонь в дерево, раскалывая кости и раздирая сухожилия. Веспасиан даже не представлял, что человек способен производить звуки, подобные тем, какие издавал мальчишка во время этой пытки. Крик, начавшийся от гортанного рыка и перешедший в пронзительный визг, проникал, казалось, в самое нутро юноши.
Людовик переместился к другой руке и проворно прибил ее к кресту. Даже Паллону не доставило удовольствия наблюдать, как гвозди проходят сквозь дергающиеся ноги парня. Крики вдруг прекратились, мальчишка впал в прострацию и просто пялился в небо, учащенно дыша. Его рот исказился в гримасе муки.
– Слава богам, – провозгласил Сабин. – Установите крест, потом подтащите под него туши двух убитых мулов. Это послужит достаточно ясным посланием.
Вольноотпущенники воткнули крест в ямку и, придерживая, вбили по кругу клинья. Едва они закончили, как крики возобновились, но на этот раз вопли слышались время от времени, словно парню не хватало воздуха. Единственный способ наполнить легкие означал для него необходимость подтянуться на кистях, отталкиваясь пробитыми гвоздями ногами. Вскоре ему стало слишком больно выносить пытку, и он снова обмяк, но быстро обнаружил, что задыхается. Этот кошмарный цикл мальцу предстояло повторять раз за разом, пока через день или два силы совсем его не оставят и он не умрет.
Отряд отправился в обратный путь под эхо разносящихся по долине криков. Веспасиан знал, что никогда не сможет забыть лица паренька и ужаса, которое оно выражало.
– Сабин, а что, если дружки придут и снимут его?
– Прийти они могут, а вот снимать вряд ли станут. Даже в том маловероятном случае, что негодяй выживет, руками он никогда не сможет снова овладеть, и ходить будет с трудом. Нет, если сообщники и появятся, то просто проткнут копьем его сердце и отправятся восвояси. Зато получат хороший урок.
Крики преследовали их на протяжении времени, показавшегося вечностью. А потом вдруг резко оборвались. Дружки парня все-таки пришли.
Глава 3
Было еще темно, когда правая нога Сабина пришла в соприкосновение с левой ягодицей Веспасиана, заставив юношу выкатиться из кровати на пол.
– Подъем, легионер! – взревел Сабин на манер центуриона. – Если хочешь получить горячий завтрак до того, как на рассвете мы отправимся в марш-бросок, вставай и разводи огонь!
Веспасиан сел и огляделся.
– Ты о чем? – сонно спросил он.
– О том, что если хочешь поесть, то лучше сделай это сейчас, потому как на рассвете мы начинаем марш. Куда еще яснее? Давай, шевелись! Вот дрова, растопка, кухонные принадлежности легионера и рацион из ранца.
– А как же ты? – поинтересовался Веспасиан, поднимаясь.
– О, не беспокойся обо мне, маленький братец, это ведь не я нахожусь на обучении. Меня завтрак ждет в триклинии.
И он отправился трапезничать, предоставив Веспасиану сражаться в темноте с сандалиями и проклинать боль в носу. Его по возвращении домой вправила Хлоя, старая рабыня-гречанка, отец которой был врачом. Она была единственным человеком в поместье, имевшим медицинские знания. Женщина помогала отцу до самой его смерти, а потом запродалась в рабство, единственной альтернативой которому была нужда. Хлоя со щелчком поставила хрящ на место – операция оказалась более болезненной, чем сама травма, – после чего наложила припарку из влажной глины с растениями и медом, надежно укрепив ее повязкой. За ночь припарка затвердела и теперь давила на распухший нос.
Выйдя на двор, юноша обнаружил все принадлежности сваленными в кучу на земле. Поплотнее закутавшись от предрассветной прохлады в плащ, Веспасиан принялся деятельно, насколько позволяла мгла, разводить костер.
Когда пламя осветило все вокруг, он наконец разглядел свой рацион – чашку ячменя, толстый кусок сала, ломтик твердого сыра, пинту воды и мех кислого вина. Рядом с продуктами стоял простой котелок. Не имея в запасе большего опыта, нежели поджаренный на походном костре кролик или цыпленок, Веспасиан растерялся. Поскольку время поджимало, он решил свалить все, кроме вина, в котелок и сварить.
Несколько минут спустя получилось густое месиво, выглядевшее крайне неаппетитно, но более-менее съедобное. Молодой человек не успел прикончить и половины каши, проглатывать которую помогало вино, когда прискакал на лошади Сабин. Первые лучи солнца уже окрасили нежно-розовым светом неровные вершины гор, а цикады, радуясь приходу дня, подняли неумолчный треск.
– Гаси огонь и закопай кострище, – приказал брат. – А это тебе для кухонных принадлежностей.
Он сунул юноше прочный шест с перекладиной на одном конце, к которой был приторочен большой ранец.
– Что это? – спросил Веспасиан.
– В этом, мой отважный маленький братишка, и заключается разница между приятной загородной прогулкой и марш-броском. Весит он примерно столько же, сколько ранец легионера. Ну, или примерно, я уже точно не помню, поэтому был щедр, – с невинной улыбкой ответил Сабин.
– Не сомневаюсь, – буркнул Веспасиан, выбрасывая остатки еды в костер и забрасывая огонь землей.
Привязав котелок к боковой стороне ранца, он взвалил конструкцию на спину. И поморщился от тяжести.
Сабин сверху вниз посмотрел на брата.
– Теперь ты понимаешь, почему легионеров называют «мариевыми мулами»? Учитывая слабость, которую питаешь ты к этим животным, тебе наверняка понравится побывать в их шкуре. Но, поехали, маленький братец! – Расхохотавшись собственной шутке, он тронул коня, предоставив юноше следовать за ним.
– А почему ты не идешь со мной? – крикнул ему в спину Веспасиан.
Сабин обернулся, и лицо его расплылось в довольной улыбке.
– Я же говорил – это не мне надо пройти обучение.
Они проделали около мили, прежде чем Сабин придержал коня, давая брату поравняться с собой. Потом извлек из сумки короткий тростниковый свисток и дунул в него. Сделал небольшую паузу, потому дунул снова.
– Это стандартный армейский ритм: три широких шага за промежуток между свистками: пять часов такого хода с двумя короткими остановками, чтобы попить, позволяют пройти двадцать миль за день.
Сабин прервался, отхлебнул, для вящего эффекта, глоток воды из меха, после чего продолжил лекцию.
– Такова скорость легиона или его подразделения, перемещениям которого не препятствует обоз. Если нужно двигаться быстрее, переходят на быстрый марш, который составляет три с половиной шага за интервал между свистками. Итого двадцать четыре мили за пять часов. Но если речь идет о большой армии, со всем сопутствующим скарбом, за пять часов удается пройти всего десять-двенадцать миль. Приходится равняться по скорости самого тихоходного компонента – то есть воловьих упряжек, тянущих фургоны и осадные орудия. – Сабин посмотрел на брата, кожа которого в начинающейся жаре обильно покрылась потом. – Но для наших целей мы сосредоточимся на скорости отдельного подразделения. Если ты сможешь выдерживать ее, то марш в составе смешанной колонны покажется тебе праздником.
И он дал свистком сигнал к продолжению марша.
– Но почему армия находится в пути всего пять часов? – спросил Веспасиан, пройдя еще несколько сот шагов. – Но не то, чтобы я хотел идти дольше, – торопливо добавил он.
– Сам догадайся. Где просыпается легион поутру? – отозвался старший брат, вытащив изо рта свисток, но не замедляя хода.
– В лагере, – ответил юноша.
– Верно. А где засыпает?
– В другом лагере.
– Именно. А кто строит этот лагерь? Быть может, боги делают его по волшебству прямо из воздуха? – Сабин явно наслаждался собой.
– Ну, легионеры, конечно, – раздраженно ответил Веспасиан. Заливавшийся под примочку пот начал досаждать ему.
– Угадал, маленький братишка. На то, чтобы выкопать ров, возвести частокол, установить палатки и, самое главное, приготовить пищу, уходит большая часть из оставшихся светлых часов. Таков основной распорядок дня легионера: побудка, завтрак, свертывание лагеря, марш, постройка нового лагеря, ужин, сон. Разумеется, есть еще много чего: караульная служба, учения, фуражировка, уборка отхожих мест, забота о снаряжении и так далее. Но все это подчинено одной большой цели: легионер должен прибыть, готовый и полный сил, в нужное место и делать то, для чего предназначен сражаться и убивать, будь то мелкая стычка или настоящая битва.
– А ты участвовал в настоящей битве? – спросил Веспасиан, любопытство в котором перебороло антипатию к брату.
– Мятеж в Африке не был похож на правильную войну. Нумидийская армия Такфарина состояла по преимуществу из кавалерии и легкой пехоты. Эти подлые ублюдки вечно не давали нам покоя: убивали отставших, нападали на фуражиров, но не вступали в сражение. Единственная битва произошла в самом начале бунта, и Третий Августов задал мерзавцам хорошую трепку. После этого они сменили тактику – стали держаться подальше от легиона и нападать на разрозненные отряды. За несколько месяцев до нашего прибытия им удалось разбить целую когорту Третьего Августова.
– Как им это удалось? – спросил Веспасиан, с трудом продвигаясь вперед по склону, показавшемуся ему очень крутым.
– Мятежники подкараулили легионеров, возвращавшихся из карательного рейда, на открытой равнине. Когорта построилась для близкого боя, но нумидийцы и не думали давать его. Их конница просто кружилась вокруг наших, осыпая их дротиками, а пехота с безопасного расстояния пустила в ход пращи и луки. Всякий раз, когда когорта пыталась атаковать, бунтовщики подавались назад и продолжали стрелять. Получились уменьшенные Карры. Большинство солдат погибло в ходе четырехчасового боя. Тем, кому не посчастливилось попасть в плен, выкололи глаза, оскопили и оставили голыми печься под солнцем пустыни. Когда наместник Луций Апроний узнал об унижении, то пришел в такую ярость, что приказал подвергнуть весь легион децимации, хоть остальные когорты и не участвовали в схватке.
– Сдается, это не слишком честно, – заметил Веспасиан, которому сандалии стали натирать пятки.
– А кто сказал, что война – честное дело? Третий Августов получил глубокую рану. Потеря целой когорты, четырехсот восьмидесяти человек, от рук мятежников, легла пятном на весь легион. Единственное, чем можно его смыть, это кровью. Поэтому Луций Апроний приказал солдатам построиться, без оружия, в одних туниках. Потом легионеров пересчитали. Каждому девятому вручили меч и дали приказ обезглавить десятого – товарища, стоящего слева. Это мог быть его лучший друг, человек, которого он знал много лет, с которым делил палатку, пищу, опасности, женщин. А возможно, некто совершенно незнакомый, юнец, только что поступивший в армию. Все это не имеет значения – если ты откажешься, тебя тоже казнят.
Замолчав, Сабин порылся в притороченной к седлу сумке и извлек широкополую соломенную шляпу фессалийского фасона, которые ввел в моду Август за время своего правления. После чего, не обращая внимания на усиливающиеся страдания брата, нахлобучил шляпу себе на голову.
– Мне об этом рассказал один из трибунов Третьего вскоре после нашего прибытия. По его словам, это было самое ужасное, что доводилось ему переживать в жизни: весь легион, перепачканный в крови товарищей, застыл в строю перед кучей из четырехсот с лишним отрубленных голов и умолял наместника о прощении. Так или иначе, после этого случая легионеры прониклись лютой ненавистью к Такфарину и его мятежникам, в которых видели истинную причину пережитых страданий, и с диким рвением кинулись искоренять их. В итоге, через несколько месяцев после того как мы, сделав свою работу, уплыли, они поймали остатки повстанческой армии в ловушку в крепости Авзера. После трехмесячной осады та пала, и Третий Августов не оставил в живых никого, даже тех, за кого можно было выручить хорошие деньги на невольничьем рынке. Такфарин, к несчастью, бросился на меч прежде, чем наши добрались до него, зато они захватили его жен и детей, и как догадываюсь, те ответили за грехи мерзавца.
Братья достигли вершины холма. Сабин натянул поводья и передал мех Веспасиану, с жадностью припавшему к воде.
– Выходит, Луций Апроний поступил правильно? – сказал он, утирая сбегающие по подбородку излишки влаги.
– Совершенно верно, – отозвался Сабин. – Легион не может сражаться и побеждать, если каждый его солдат не уверен в своем товарище. Предавая казни своих, они доказали то, что способны убить любого, и тем самым восстановили веру в свои силы.
Веспасиан посмотрел на брата и вспомнил слова отца о принципе, объединяющем легион. Если в один прекрасный день ему предстоит встать в строй, он хотел бы, чтобы справа и слева находились соратники, подобные Сабину.
Молодые люди постояли немного, глядя с высоты на свое поместье. Вдалеке, на северо-востоке, вздымался пик горы Тетрика, ожидающей зимних снегов, которые должны были укрыть вершину не далее как через месяц. Внизу, к югу, струил свои воды Авенс, один из притоков которого образовывал овраг, где накануне они заманили в ловушку беглых рабов. Под прямым углом к реке шла Саларийская дорога, убегающая по долине на восток, в направлении Адриатического моря. В месте, где дорога пересекала реку, находился внушительный каменный мост, к которому с востока приближался многочисленный отряд всадников.
– Эти парни, похоже, торопятся, – заметил Веспасиан, прищуривший глаза от яркого солнца.
– Что можно сказать и о тебе. Вперед!
Сабин тронул коня и направился вниз по склону, продолжая задавать ритм свистками. Веспасиан устало потопал за ним, одновременно не спуская глаз с верховых на дороге внизу. Он насчитал человек двадцать. Они, похоже, были вооружены, и что уж совершенно точно, ехали очень быстро. Приблизившись к мосту, всадники придержали лошадей и пересекли реку рысью. Едва оказавшись на другой стороне, передовой свернул с дороги вправо и поскакал вдоль берега. Остальные последовали его примеру.
– Как думаешь, куда они направляются? – спросил юноша.
– Кто? – Мысли Сабина явно витали где-то далеко.
– Всадники. Они свернули с дороги и едут вдоль реки. Приближаются к нам.
Сабин посмотрел в ту сторону. Хотя до верховых оставалось миль пять или шесть, стало ясно, что они вооружены – солнце поблескивало на остриях копий и шлемах.
– Это не военные кавалеристы, уверен. Одеты не так и едут толпой. – Сабин задумчиво посмотрел на брата. – Раз это не военные, но вооружены, причем стремительно скачут в нашем направлении, то мы вполне можем допустить худшее. Так, маленький братишка?
– Беглые рабы?
– Замышляющие небольшую месть за вчерашнее. Лучше нам поторопиться – бросай свой ранец и забирайся позади меня.
С недобрым предчувствием, все сильнее пускающим в душе корни, Веспасиан повиновался приказу. Сабин развернул коня, погнал его, со всей возможной при учете двойной ноши скоростью, в обратном направлении того семимильного отрезка пути, который они проделали. Веспасиан держался изо всех сил – быстрая скачка по неровной дороге заставляла его подпрыгивать, и каждый толчок отзывался в сломанном носу под повязкой, заставляя юношу морщиться от боли.
– Если удержим эту скорость, то поспеем к поместью на полчаса раньше их, – бросил Сабин через плечо. – Этого как раз хватит, чтобы призвать людей к оружию и расставить по местам. Тем же, кто работает в полях, остается только надеяться на Фортуну и заботиться о себе самим.
– Что ты собираешься делать? – спросил Веспасиан в надежде, что у брата уже готов хитрый план.
– Пока не знаю. Думаю, – последовал не слишком утешительный ответ.
Пока они скакали, Веспасиан представлял себе ярость разбойников, обнаруживших прибитого к кресту парня и гниющие на солнце тела товарищей. Он удивлялся, почему никому из поместья не пришла на ум мысль о возможном возмездии со стороны беглых, и решил, что они недооценили врага. Флавии сочли, что имеют дело с немногочисленной, плохо вооруженной и неорганизованной шайкой воров, способных только красть мулов да грабить проезжих на большой дороге. Однако те отважились атаковать виллу. Веспасиан понял, что бой будет кровавым – разбойники сами не ждут пощады и давать ее не собираются.
Распугав цыплят и детвору, играющую во дворе, братья влетели в ворота. Пока они спешивались, из своей конторы выбежал Паллон.
– Паллон, скорее! – вскричал Сабин. – Вооружай всех свободных и рабов, которым доверяешь! Женщин и детей запереть внутри дома. Потом созови всех наших с ближайших полей, и как можно быстрее! Судя по всему, через полчаса у нас будут гости: два десятка беглых рабов, жаждущих мести. Они намерены застать нас врасплох, так что позволим им тешить себя такой мыслью. Ворота оставим открытыми, спрятав за ними пару человек. Если на подходах наших не окажется, разбойники влетят прямиком во двор. Тогда парни у ворот должны закрыть створки и запереть их снаружи. Негодяи окажутся у нас в руках. Всех наших, вооруженных дротиками и луками, мы расставим на крышах и в окнах над конюшнями. Гиерон, наполни водой побольше ведер и подними на крышу – ублюдки могут забросать факелами здания. Веспасиан, беги, расскажи родителям, что происходит.
Вскоре Веспасиан вернулся на двор вместе с отцом. Веспасия и рабыни забаррикадировались в главном доме. С ними остался и Варон, которому Тит велел помочь Веспасии покончить с жизнью на случай, если защитников поместья сомнут. То, что мать согласилась с этим планом, заставило Веспасиана осознать всю серьезность ситуации.
Во дворе кипела бурная деятельность. С внешней стороны ворот поместили фургон, которым можно будет подпереть створки. Раздавались мечи, кинжалы, связки дротиков и стрел, а также ведра с водой, которые предстояло поднять на крышу. Доступ на крыши осуществлялся посредством лестниц, которые предстояло убрать, как только задача будет выполнена. Группы скованных рабов заперли в амбарах, чтобы помешать им помочь нападающим, к которым они охотно присоединились бы, дай только шанс.
Веспасиан помог Титу взобраться на крышу главного дома и сам поднялся за ним.
– Соскучился я по драке, – хмыкнул отец, обращаясь к сыну. – Уж и не знаю, сколько времени не метал я по-настоящему дротик, а то, что цель достойная, только удваивает удовольствие!
Юноша обвел взглядом крыши, насчитав пятнадцать человек, и разглядел еще троих в окнах комнат рабов над конюшнями. Симеон и Людовик спрятались за воротами, готовые захлопнуть ловушку, Лик и Паллон разместились над ними. Басей с Атафаном выезжали на конях из ворот, беззаботно поигрывая луками.
– Куда они едут? – спросил Веспасиан у Сабина, располагавшегося чуть дальше по крыше главного дома. В руке старший брат держал веревку, уходившую вниз и далее через двор в окно напротив, где мелькало лицо Гиерона.
– Нужно, чтобы кто-то находился снаружи, иначе будет подозрительно тихо. Как только их заметят, Басей и Атафан вернутся, и будем надеяться, увлекут за собой разбойников.
Потом Сабин возвысил голос, чтобы его слышали все во дворе.
– Помните: не показывайтесь, пока беглые не въедут в ворота. Чтоб над крышей не торчало ни одной головы, способной вызвать подозрения. Пусть атакуют в блаженном неведении о том, что их тут ждут. Каждый раб, который проявит себя молодцом, получит свободу!
Со двора радостно завопили.
– Паллон, ты несешь дозор, – продолжил легионер. – Всем остальным спрятаться и сидеть тихо. Не стрелять, пока по меньшей мере десять из них не окажутся во дворе – к тому времени им поздно станет уже разворачиваться. Да будут Фортуна и Марс благосклонны к нам!
Жарясь под испепеляющим полуденным солнцем, защитники стали ждать. Время мучительно тянулось, а зловещая тишина, повисшая над двором, словно замедляла его еще сильнее. Веспасиан раздумывал: а вдруг это их с Сабином воспаленное воображение сыграло злую шутку, став причиной такого переполоха? Ему стало плохо при мысли об унижении, которое придется им пережить из-за ложной тревоги. Он почувствовал почти облегчение, когда услышал первые крики и вопли, донесшиеся с полей. Разбойники явно наткнулись на группу рабочих, которые были слишком далеко, чтобы получить предупреждение, и теперь разогревались перед боем, устроив резню. Люди во дворе напряглись, внимая крикам товарищей. Понимая, что шанс отомстить скоро представится, они проверяли оружие и разминали мышцы. Вопли прекратились. Снова в поместье воцарилась тишина. Затем издалека донесся приглушенный топот копыт. По мере того как он нарастал, можно было судить, что беглые скачут к вилле и с минуты на минуту достигнут ее.
– Я их вижу! – раздался крик Паллона. – Они примерно в полумиле. У них горящие факелы!
– Отлично. Готовьтесь, парни, но не высовывайтесь! – проревел Сабин.
– Разбойники заметили Басея и Атафана! Они уже близко.
Стук копыт становился громче, уже слышались крики всадников. Веспасиану подумалось, что если беглые рабы рассчитывают застать обитателей виллы врасплох, то избрали для этого странный способ. Эта мысль испарилась, когда в ворота влетели Басей и Атафан – один принял влево, другой вправо, каждый направляясь к одной из лестниц, оставленных для них. Соскочив с коней и проворно забравшись на крышу, они втащили за собой лестницы в тот самый миг, когда ближайшие из преследователей влетели во двор, потрясая горящими факелами. По пятам за вожаками следовала основная масса беглых. Миновав протянутую через двор веревку, передовые с силой метнули факелы в открытые окна.
– Давай! – взревел Сабин.
Град метательных снарядов обрушился на нападающих, поражая как седоков, так и лошадей. Четверо разбойников рухнули в первую секунду. Взятый грабителями разгон был так велик, что остальные уже не могли остановиться и влетели через ворота во двор, топча павших товарищей. Когда все негодяи оказались внутри, Симеон и Людовик выпрыгнули из укрытий и закрыли створки. Возмущенный этим нападением на собственный дом, Веспасиан во второй раз ощутил вздымающуюся в нем волну жажды крови. На этот раз он будет убивать.
По мере того как дротики и стрелы находили цель, среди стен заметалось эхо предсмертных криков. Юноша нацелил дротик в ближайшего всадника, пожилого мужчину с густой бородой, рябым лицом и темными волосами, собранными в пучок на манер, принятый у германцев. Острие вонзилось разбойнику в середину туловища, пронзив грудину, и засело в позвоночнике, перебив спинной мозг. Паралич наступил мгновенно, ноги старика обвисли. Он соскользнул с коня, упал наземь и замер неподвижно, ощущая, как кровь булькает в горле, и с ужасом понимая, что это последние его вздохи.
Сабин изо всех сил потянул за свой конец веревки. Та оторвалась от грунта. Две лошади врезались в нее шеей и встали на дыбы, сбросив всадников, оказавшихся под копытами напирающих товарищей, кони которых в свою очередь напоролись на веревку. Удар вырвал канат из рук Сабина и сбросил его с крыши. Легионер умудрился приземлиться на четвереньки и мигом вскочил, выхватив меч. Двое из свалившихся с седел налетчиков, вооруженных копьями и зловещего вида кривыми кинжалами, бросились на него. Они находились слишком близко к Сабину, чтобы стрелять. Веспасиан и Тит, у которых осталось по одному дротику, побежали по крыше, стараясь найти удобный угол для броска.
Первый из нападающих, держа копье над головой, нацелил удар в лицо Сабину. Нырнув влево, молодой человек рубанул мечом поперек туловища грабителя. Живот лопнул, как перезрелая фига, внутренности полезли наружу. Разбойник завыл, уронил копье и обеими руками стал пытаться остановить поток кишок, хлынувший из зияющей дыры.
Второй противник – коренастый, мускулистый ибериец – сразу смекнул, что имеет дело с опытным бойцом, поэтому приближался с опаской. Тем временем двое из бандитов, оставшиеся еще в седлах, устремились к Сабину с дротиками. Заметив краем глаза их движение, молодой легионер сумел пригнуться, пропустив брошенное первым орудие над собой, зато второе, нацеленное гораздо ниже, вонзилось ему прямо в правую икру. Ибериец ухватился за шанс и скакнул вперед, намереваясь вонзить копье в незащищенную грудь римлянина, но внезапно замер, с удивлением разглядывая последний дротик Тита, торчащий из своих ребер.
Двое кавалеристов, выхватив мечи и дико взвыв, ринулись на подстреленного Сабина. Не раздумывая, Веспасиан спрыгнул с крыши, поднял выпавшее из рук выпотрошенного разбойника копье и встал, испуганный, но решительный, рядом с братом. Один из всадников, заметив новую мишень, кинулся на юношу. Свесившись с седла вправо, он нацелил острие меча в грудь Веспасиану и не спускал с врага безумно расширенных глаз. Хлынувший по жилам адреналин словно замедлил для молодого человека бег времени, пытавшегося угадать миг столкновения. Стук сердца гулко отдавался в ушах, и вопреки ужасу Веспасиан почувствовал, что им овладевает спокойствие. Он уже убивал, и убьет снова. В последнюю секунду юноша отпрыгнул вправо и упер древко копья в землю под углом в сорок пять градусов.
Полутонная туша лошади с маху напоролась на копье. Острие достигло сердца, взорвавшегося фонтаном темно-красной крови, забрызгавшей обоих братьев. Животное уронило голову, всадник полетел вперед кувырком, врезавшись в Веспасиана. Второй грабитель, пролетая мимо Сабина, рубанул того мечом. Тот, со все еще торчащим из ноги дротиком, не успел вовремя отпрянуть. Ухватившись за правое плечо, молодой человек упал.
Веспасиан быстро пришел в себя. Сбросив тело рухнувшего всадника, он вытащил меч, приподнял голову распростертого врага за волосы и чиркнул по горлу. Затем, перепрыгнув через брата, приготовился к бою, когда второй разбойник развернул коня в намерении атаковать его. Негодяй не успел проскакать и пяти шагов, как две стрелы одновременно вонзились ему в спину. Он со стоном вывалился из седла и покатился по двору, обломав древки стрел и остановившись у самых ног Веспасиана. Стекленеющие глаза убитого невидящим взором устремились к солнцу.
Поднялся радостный крик. Оглядевшись вокруг, Веспасиан понял, что единственный во дворе остался стоять. Все налетчики были либо мертвы, либо корчились в пыли в агонии. Уцелевшие лошади покорно ждали, сбившись в небольшие группы. Юноша опустил глаза на Сабина, который зажимал рану в плече. Из-под пальцев сочилась кровь.
– Хороший бой, маленький братишка, – выдавил Сабин сквозь стиснутые зубы. – Похоже, мне следует поблагодарить тебя за свою жизнь, хотя я не дождался от тебя спасибо, когда спас вчера твою шкуру.
Веспасиан протянул руку.
– Что ж, думаю, мы можем взаимно поблагодарить друг друга сейчас, – сказал он, помогая брату встать.
– Самой лучшей благодарностью будет вытащить эту треклятую штуковину из моей ноги.
Веспасиан опустился на колени и осмотрел рану. Вокруг радостно вопящие люди спускались с крыш, торопясь загасить еще пылающие факелы и перерезать глотки еще живым беглым.
– Отлично, ребята! Представление получилось на славу! – провозгласил Тит, сбегая по лестнице. – Сабин, надеюсь, рана не слишком серьезна?
– Со мной все будет хорошо, отец – пара швов от Хлои и…
Тут он издал дикий рев. Воспользовавшись тем, что брат отвлекся, Веспасиан выдернул дротик. Сабин побледнел и едва не лишился чувств.
– Боги, как больно! Ах ты, маленькая дрянь! Бьюсь об заклад, тебе это доставило удовольствие. Пойдем, отведи меня в дом.
Братья поплелись к дверям, которые их мать, услышав радостные крики, уже отперла. Веспасия помогла раненому сыну войти в дом.
– Кстати, ответ – шерсть, – пробормотал Сабин.
– Что-что? – переспросил Веспасиан, решив, что брат бредит.
