Kitabı oku: «Легенда о мече Арогана: Наследники», sayfa 4

– Вот тут, – Алгон указал на находку, – должен быть особняк с высокой стеной, с шипами поверху, заросшими колючкой.

Лар с охотником удивлённо переглянулись.

– Не знаю, кто ты, щенбец, может, шпион или подосланная сторожами наживка, а глаз у тебя хороший, хвалю.

Валлес взял мелок и поверх пятна нарисовал квадрат, рядом с которым оставил закорючку в виде буквы «Г».

– Может, стоит прибить парня? Вдруг сболтнёт лишнего? – предложил Акогиш.

Лар взглянул на юношу, ещё раз на карту.

– Мы безобидные посетители таверны, рисующие карту города. Не помню, чтобы это было запрещено какими-то законами. Сомневаюсь, что нас можно в чём-то обвинить. Так что, щенбец, проваливай отсюда!

Внутри Алгона сначала всё рухнуло, потом возникло чувство глубокого разочарования. Он ожидал чего угодно, но уж точно не отмашки и требования поскорее скрыться с глаз.

– Но… – выдавил он. – Может, я могу вам помочь чем-нибудь ещё? Давайте я снова взгляну на карту, вдруг там…

– Иди отсюда, щенбец, пока я не передумал, – Лар нахмурился, потянулся к поясу.

Алгон не стал ждать, пока в руках у вора появится кинжал или что-то похуже. Он выскочил из комнаты и пронёсся через зал, едва не свалив очередную девушку с ног. Миновав вышибалу, он выбежал на улицу и двинулся к пирсу.

Воры же с минуту посидели в тишине, потом Лар попросил позвать трактирщика, и Акогиш быстро выполнил эту просьбу. Хозяин таверны был плотным настолько, что едва протиснулся в дверь. Штора застряла между ним и косяком, грозя в любое мгновение лопнуть от такой натуги.

– Сейчас от нас ушёл паренёк, ты можешь что-нибудь про него рассказать?

Трактирщик натужился, как будто таким образом ему было легче понять, о ком идёт речь.

– Ах да, то был Алгон! Местный сирота, живёт недалеко от старого парка, в доме, оставшемся от родителей.

– А что с ними приключилось?

– Это скучная история: мать померла от какой-то заразы около десяти лет назад, отец его воспитывал годов до двенадцати. Потом ушёл на королевскую службу да погиб во время стычки с бандитами. Давно дело было.

– Ясно, – Лар ещё раз взглянул на карту. – Спасибо, можешь идти.

Трактирщик с кряхтением развернулся в дверном проёме и занялся своими делами. Немного подождав, вор подал голос:

– Последи за парнем, Акогиш, чудится мне, что не просто так он сюда забрёл.

III

Чёрная вода мирно покачивалась под ногами, напоминая, что внизу холодная и безжалостная бездна. Нелегко было это осознать, особенно теперь, после огромного разочарования, которое пожирало Алгона изнутри. Он смотрел на воду и понимал, насколько это легко – упасть вниз и исчезнуть, чтобы на утро его тело обнаружил пьяный рыбак, решивший справить нужду на берегу. Быть может, таким рыбаком станет один из двух косматых рипотов, активно спорящих на краю длинного пирса.

– Ух, повело-то как! – закричал первый и что было сил потянул за леску.

– Небось, жирколаст попался.

– Да не, луфарь, я тебе точно говорю, это луфарь!

– Да хоть горбыль или лаврак! Ты помоги вытащить, а то сука упёрлась!

Второй рипот схватился за пояс и помог другу вытащить настырную рыбу из воды. В лунном свете мелькнуло что-то большое и круглое, с малюсенькими плавниками. Два огромных глаза жалобно смотрели с пирса на рипота, а тот, в свою очередь, задумчиво чесал голову, пытаясь понять, что за чудо перед ним.

– Сова же… – удивлённо проговорил второй рипот.

Алгону это зрелище надоело, перед глазами снова была бездна, как давным-давно на берегу лесного озера к северу от Карилоса. Солнце ещё едва скрылось за горизонтом, и можно было наблюдать длинную красную линию над деревьями. Облака меняли цвет с розово-сиреневого на сине-голубой, медленно превращаясь в тёмные фигуры чудных зверей. Сказочные драконы плыли по небу, превращаясь во всадников, волков, лис и ужасных чудовищ. А под ногами, потревоженное мелкой рябью, плескалось озеро, по берегам заросшее рогозом и камышом. Юноша сидел на стволе поваленного дерева и наблюдал за отцом, бредущим по пояс в воде с букетом болотного аира в руках. Тем вечером отец сел рядом с Алгоном, простёр вперёд левую руку и широко обвёл болота, уходящие к самому горизонту. Поведал про древних богов и про огромные врата, некогда стоявшие в этих краях. Врата в другой мир, которые состояли из двух огромных колонн с удивительными письменами, светящимися в темноте. Юноша уже не помнил, как выглядел отец, только его короткую рыжеватую бороду да пронзительный, удивительно мудрый взгляд. Впрочем, какой ребёнок не считает родителей мудрецами…

На берегу того озера отец навсегда вложил в душу Алгона веру в древних богов. В справедливого Арогана, мрачного и жестокого Ашкера, мудрого Акру, игривого Акоша и ещё в семь богов, чьи имена так похожи друг на друга, что трудно запомнить без зубрёжки. Когда ночью они вернулись домой, юноша заснул крепко-крепко, и ему снились два столба, соединённые светящейся стеной озёрной воды. И сейчас под ногами он видел те же врата, способные пустить в новый, неизвестный людям мир. Он наклонился вперёд и опустил руки, но замер, услышав позади себя голоса. Из таверны показался вор по имени Лар, рядом с ним, кутаясь в плащ, находился один из двух даркулов. Алгон понимал, насколько пугают его эти существа. Он надеялся, что из-за поднявшегося от воды тумана его нельзя рассмотреть на краю пирса. Однако от намётанного взгляда не так-то просто было укрыться, и Лар на считанное мгновение взглянул на юношу. Ничего не предпринял. Тихие голоса, перемежающиеся с рассуждениями рипотов о дальнейшей судьбе рыбы-совы, зазвучали над пристанью.

– Я знаю, что осталось две ночи, – говорил Лар в ответ на непонятную речь, струящуюся из-под капюшона даркула. – Поверь мне, этого вполне достаточно, чтобы Кшара сумела добраться. Странно, что она ещё не прибыла. Но я знаю эту девушку, пока она жива, ничто не сумеет её надолго задержать.

Даркул что-то ответил, и Лар широко кивнул, опустил капюшон и скрылся в тенях. За ним двинулись остальные. Последним был охотник, который медленным шагом пошёл по улице к центру города, ничуть не беспокоясь о том, следят за ним или нет.

Воры ушли, как и отец наутро того памятного дня. Он оставил после себя букет аира в деревянной вазе да старый гнилой дом, за которым юноше пришлось следить в одиночку. Отец отправился искать работу, а также своих богов, и в итоге нашёл их. Во всяком случае, так говорил пожилой монах, принёсший обратно отцовские кости. Теперь оба родителя с богами в пустоте. Но, по мнению Алгона, отец всё ещё в могиле и ни до каких богов он не добрался, потому что этих богов давно уже нет. Всем известно, что их прогнали.

IV

Рипоты продолжали шуметь на пирсе, но вскоре закинули улов в мешок и двинулись прочь, попутно бросаясь камнями в тени и распугивая обнаглевших крыс. Один ветер остался вместе с Алгоном на пристани, и ветер этот был далеко не летний. Он тянулся с севера, напоминая, что где-то там стоит вечная зима, а люди и вовсе не знают о тепле солнца. Юноша обвёл взглядом пустующие пирсы и широко зевнул. Скоро всё видимое море скроют рыбацкие лодки и корабли. По традиции рипоты возвращались за день до Кразильера, чтобы провести эту ночь со своими семьями. Наверняка следующим вечером пристань наводнят люди. Женщины, дети, купцы, воришки – никто не упустит своего шанса оторвать кусок от «рыбного пирога», которым являются рыбаки, месяцами бороздящие моря. Кучи товаров со всех сторон света потекут через пристань, их будут дарить, обменивать, красть, ломать или терять. Женщины бросятся на шеи мужьям и будут целовать их сквозь густые бороды. Эль потечёт рекой.

Алгону это не нравилось: не нравились шумные собрания, праздники и всё, что связано со скоплением людей. Для него единственными друзьями были тень и тишина. Как сейчас на пристани – лёгкие звуки ветра, шуршание песка по земле, плеск воды и поскрипывание досок.

Ещё раз зевнув, Алгон поднялся и двинулся к ближайшим домам, чтобы исчезнуть в уютной тени и скрыться от промозглого ветра. Это место напоминало ему о поздней осени, когда не было возможности согреться, а ветер пронизывал тонкие стены дома и морозил его даже у очага; о бесконечном дожде, колотящем по крыше, и о каплях, которые падали с потолка с монотонной настойчивостью.

Город одновременно был родным и чужим, с его тёмными грязными улочками, косыми домами, канавами, заваленными рыбными остатками, и вечным запахом разложения. В подворотнях шныряли разбойники и убийцы, готовые перерезать глотку за пару бронзовых сербников. Позади них, то ли нагоняя, то ли боясь подойти, сновали стаи собак, наводящих страх на городских жителей. Дикие псы бросались без разбору на всех, не боясь даже сторожей в броне и с копьями. Местные живодёры разбрасывали по подворотням мясо, напичканное мышьяком, но псам всё было нипочём: дохлыми находили только крыс и обезумевших от голода бродяг. Город гнил изнутри, и этого никто не отрицал. Местный граф уже давно не показывался из своего особняка, а управлял всем Енор, попутно подминая под себя местные банды. Теперь трудно было понять, кто сторож, а кто бандит. Всё было едино. Но какой-никакой порядок тем не менее соблюдался, так как никто не хотел вмешательства королевских войск. Похоже дела обстояли со всеми отраслями Карилоса. Казалось, всё готово уже развалиться на части, но по неизвестным причинам держалось из последних сил.

Алгон остановился на краю заросшего парка. Впереди, насколько хватало глаз, распростёрлись неухоженные кусты и кривые деревья, обросшие вьюном. Некогда цельная каменная дорожка была разбита конскими копытами. Сквозь трещины в ней проглядывала высокая трава. А на восточной окраине возвышался заброшенный трёхэтажный особняк, когда-то принадлежавший городскому собранию. В одном из окон горел свет, давая понять, что там обустроились бродяги. Уж лучше, чем коротать ночь на улице, слыша собачий вой и рычание у себя под ухом. Пересекая дорожку, юноша двинулся в заросли барбариса и замер, услышав чей-то голос.

– Стой на месте!

Отодвинулась ветка, и перед Алгоном появился уже знакомый охотник. В одной руке он держал изогнутый охотничий нож (с острия капала свежая кровь), в другой – жирного голубя с небольшой раной под правым крылом.

– Я тебя знаю? – охотник присмотрелся к юноше и улыбнулся. – Чего делаешь в таком месте в такое время?

Алгон не сразу нашёл ответ.

– Я живу недалеко. Иду домой. Спать.

– Нашёл место для прогулки! Я вот решил дичи себе наловить. Голуби у вас настолько глупые, что подпускают людей на расстояние вытянутой руки. Удивляюсь, как их всех до сих пор не съели!

– А их и съели. Мало осталось. Я пойду?

– Внимательнее, – охотник указал рукой на землю, куда только что чуть не ступил Алгон. Там лежал взведённый медвежий капкан. Ещё один шаг – и юноша мог остаться без ноги. Мысленно он поблагодарил своего спасителя.

– Валлес, так вас зовут?

Охотник кивнул.

– На кого эти капканы? В городских парках медведи не водятся.

– Зато у вас водятся упыри, а это интереснее любого медведя. А теперь, юноша, иди домой, пока всю живность в парке не распугал!

Алгон последовал совету и поспешил покинуть странного охотника. Мысль об упырях не оставляла его до самого дома, который находился совсем рядом с парком, за большой каменной стеной, поросшей красным мхом.

V

Устроившись в своей постели и укрывшись тонким пледом, юноша не переставал думать об удивительном вечере. Так или иначе он встретился с ворами, пережив небольшое приключение. Ему хотелось большего, но позволить этого он не мог. Засыпая, он вспомнил о рассказе одного из рыбаков, недавно вернувшегося с Юга. Тот говорил, что около месяца провёл на северном берегу Зелёного залива и однажды встретился с одним из королевских воинов, участвовавших в сражении около берега. Король Юга, Юлиа, ведя за собой две тысячи бойцов, сумел оттеснить в три раза превосходящего по численности противника к заливу и сбросил его в воду. Варвары, не обученные плавать, тонули один за другим, а южане радовались очередной победе. Но война не желала заканчиваться, и варвары наступали всё яростнее. Западная часть Южного Королевства всё больше походила на мёртвые пустоши. Смерть двигалась на восток, к двум форпостам, которые были обязаны выстоять, иначе рухнет и весь цивилизованный Юг.

Юлиа отсутствовал уже около месяца.

Глава 4. Тренога венценосца

I

Он скользил рукой по её каштановым волосам снова и снова. Грудь девушки мирно поднималась и опускалась под шёлковой ночнушкой. Её розовая кожа нежна и пахнет розами. Губы полные, почти красные, щёки с румянцем, с ямочками. Глаза закрыты, но он знает, что они, как и волосы, каштановые. Она заснула у него на коленях в его же спальне, как делала уже почти месяц, с того дня как он вернулся без отца. Хорошо это или плохо, но другим мужчинам она не доверяла. Только Каригу и Юлиа, только им двоим с самого детства. Брату и отцу…

Огонь в камине догорал. Но темнее не становилось, так как сквозь окна пробивался другой свет, дающий знать, что король всё ещё жив. Это была башня на трёх ногах, расположенная во внутреннем дворе крепости. Её опоясывали заржавевшие от старости стальные кольца, а на самой вершине располагался большой сосуд, напоминающий котёл с суженным верхом. Его постоянно пополняли буро-коричневым маслом, которое хорошо и долго горело. Даже в покоях можно было ощущать исходящий от треноги жар, однако он не мешал, а напоминал принцу, что отец всё ещё жив и скоро вернётся домой. Это сооружение гасили лишь в том случае, если король умирает, и не разжигали до тех пор, пока законный наследник не достигнет совершеннолетия и не займёт престол. Кариг понимал, что когда-нибудь будет гореть и его собственное пламя, но предпочитал об этом не думать. Однако боялся, что однажды проснётся во тьме и тогда у него не останется никого, кроме сестры.

Они были близнецами, потому чувствовали переживания друг друга. Он часто называл ее Малина, искажая настоящее имя: Марьям. Кариг помнил, почему девушка ассоциировалась именно с диковинной для юга ягодой. Он пробовал эту ягоду лишь однажды, когда купец с севера привёз целую корзину. Тогда Марьям съела больше половины; сок стёк по её детским щекам и залил новое платье. Отец ругаться не стал, только подхватил дочурку на руки и стал кружиться, пока она не рассмеялась. В детстве было много радости и не было забот. Но нынче горе стояло на пороге каждого дома. То и дело по утрам приходили известия о гибели очередных храбрых воинов Юга. Принц с замиранием сердца слушал отчёты гонцов, боясь встретить в них имя отца, забывая, что его упомянули бы в первую очередь. Тяжёлое ожидание затянулось, и всё сложнее становилось понять, закончится оно ли вообще. На трубке, которую дал генерал Салира, уже было двадцать семь зарубок, и её звук решительно поменялся. Кариг вынул из кармана заветный отцовский подарок, поднёс к губам и наиграл мелодию, которую разучивал с отцом ещё в детстве. «Фи-фур-фа-фу-фи», – звук был глухим и едва различимым, совсем непохожим на мелодию свирели. Он разбудил сестру. Девушка подняла голову, посмотрела на брата и грустно улыбнулась. Кариг помог ей устроиться в постели и поднялся, решив наконец выдвинуться в путь.

– Мне пора встречать отца… – прошептал он, склонившись над сестрой. Улыбка стёрлась с её губ, а руки моментально вцепились в его кожаный ремень.

– Не отпущу! Не потеряю и тебя! Не хочу…

Он отцепил её пальцы и аккуратно сжал между ладонями, поцеловал сначала в кисть, потом в лоб, отодвинув волосы, провёл рукой по лбу и грустно улыбнулся.

– Малина, я вернусь вместе с отцом, и всё будет как прежде.

Но Кариг понимал, что как прежде не будет ничего. Даже если Юлиа в целости вернётся с запада, вслед за ним по отодвинутым границам Юга ударят силы варваров. Север в лице Радемоса уже отказался помогать в войне. Гонец, прибывший около месяца назад, принёс с собой приглашения для Юлиа, Карига и сестры. Север предлагал убежище королевской семье, советовал бежать: бросить свои земли на произвол судьбы и потерять всё, что у них ещё оставалось. Юлиа на такое письмо ответил бы презрительным смешком и сжёг оскорбительное предложение в камине. Принц же был благоразумен и понимал: однажды может статься, что не останется ничего, кроме бегства, и бежать лучше всего не в лиственные города или в Баклар, которые в случае падения Юга сами окажутся под ударом, а под защиту северян. Вслух он этого не говорил, но страх разъедал его изнутри, а именно страх за близких, за дом и свой народ. Каждый день он выходил на балюстраду и смотрел на запад, на далёкие Срететские холмы, ожидая увидеть, как горит форпост Терго. Но вместо этого наблюдал реющие вдалеке флаги своего отца. Стоило взглянуть на север, как в глаза бросалась вереница деревушек, приютившихся вдоль торгового тракта. Там кипела жизнь: стада овец и коз паслись на лугах, а повозки с провиантом друг за другом катились к Даррогу. К нему домой, к треноге его отца, к сестре и к последней надежде.

Кариг всё-таки оставил Малину.

II

Эта крепость была построена много столетий назад для закрепления позиций на юге. Тогда в этих краях жили разрозненные кочевые племена, в битвах яростные, словно звери. Но они были неспособны долго сопротивляться северянам и отступили ещё дальше на юг, в места, которые в настоящий момент называют тёмной пустыней.

Даррог должен был стать лишь временным прибежищем для лордов, но так и остался вечным их оплотом, впоследствии обрастя домами и дополнительной стеной. С гор к крепости подвели акведуки, по которым поступала ледяная вода, и вскоре окружные степи позеленели, а все пригодные для выращивания урожая угодья были вспаханы. Уже значительно позже эти края были признаны Южным Королевством, а в Дарроге поселился род Гельсидов, некогда правивших на севере, однако обречённых на гонения после гибели от рук Радемоса последнего северного короля их крови – Зелька. Крепость много раз перестраивали: расширяли, укрепляли фундамент, добавили несколько этажей и пару новых дворов. Внутри Даррог уже не походил на мрачную пограничную крепость в привычном понимании. Стены были отштукатурены, окрашены в белый цвет, всюду висели картины, во многих коридорах присутствовали манекены в красивых доспехах. Яшмового цвета ковёр покрывал пол и лестницу. Мраморные урны с цветами встречались на площадках, а между ними располагались лакированные дубовые скамьи. Однако роскошью это назвать было нельзя. Многие лорды украшали свои дворцы золотом, серебром, замшей и шёлком. А в Дарроге не было даже зеркал. Следуя какому-то суеверию, Юлиа убрал все зеркала и спрятал в подвалах. Когда его спрашивали: «Зачем?», король отвечал, что отражение лживо и по другую сторону зеркал прячутся злые сущности. Перечить владыке Юга никто не пытался. Женщины носили с собой отполированные серебряные пудреницы, которые с лёгкостью заменяли любые зеркала, а мужчины предпочитали причёсываться и бриться над тазиком с водой.

В восточном дворе было привычно душно. Пламя на вершине треноги освещало каменную дорожку прерывистым светом. Свет мешал увидеть звёзды, во множестве рассыпанные по небу над Даррогом. Толстые балки треноги уходили в землю и крепились большими металлическими гвоздями. Однажды во время сотрясения земли часть горящего масла пролилась на землю. Теперь в том месте, где камень потрескался, виднелась чернота, также там стоял маленький алтарь в честь погибшего мастера. Рядом с тремя жёлтыми свечами лежал бутон пустынной грации бледно-розового цвета.

– Странно видеть Вас в столь ранний час!

По длинной деревянной лестнице с вершины треноги спустился мужчина в наряде, призванном защищать от жара. Это были куртка из шкуры горного козла и штаны из блестящей ткани со вставками тонких листов огненного дерева. Лицо человека закрывала маска с длинной, но узкой прорезью для глаз.

– Ничего удивительного, мастер. Я назначил здесь встречу с капитаном Милсом и не позднее чем через час, покинув Даррог, отправлюсь в форпост Терго.

– Неужто Ваш отец возвращается? Передайте Юлиа при встрече, что я всё так же тщательно слежу за символом его власти. Пламя не угаснет ещё долгие годы.

– Полагаю, отец в вас и не сомневается.

Кариг по-дружески похлопал мастера по плечу и удивился, насколько сильно нагрета его одежда. Он не представлял, каково находиться ещё ближе к пламени венценосца, если даже внизу со лба потихоньку начинали стекать ручейки пота.

Послышались шаги, с противоположной стороны двора показался капитан в длинном коричневом плаще, из-под которого выглядывала натёртая до блеска рыцарская броня. Его длинные волосы были собраны в хвост, а лицо начисто выбрито, что делало моложе лет на десять, вопреки настоящему возрасту. Этот капитан, как и многие в Дарроге, уроженец лиственных городов, около тридцати лет назад поступивший на службу Южному Королевству. За долгий срок служения он уже стал родным для южан и завоевал уважение своей доблестью и честностью.

– Сир, – поклонившись, сказал он Каригу, – отряд ждёт около главных ворот. Я посчитал нужным выделить Вам достаточную охрану.

– Благодарю, Милс, я сейчас… – всполохи королевского пламени взмыли до небес и успокоились, словно обладали разумом. – Продолжайте следить за пламенем, если в этом есть нужда, – принц взглянул на мастера, и тот поклонился.

III

Ему было холодно даже под толстым дорожным плащом. Ночь в степях не щадила путников, неважно, благородной они крови или нет. Но одного у ночи было не отнять – чудес небосвода, куполом нависшего над пустынными землями. Мириады звёзд, рассыпанных по воле древних богов, сверкали в вышине. И трудно было оставаться безразличным к их удивительной красоте и пугающему коварству. Стоило всмотреться в холодные огоньки, как мир начинал вращаться перед глазами и уже не они находились наверху, а ты. Создавалось впечатление, что вот-вот ты сорвёшься и будешь падать долго-долго, пока не окажешься среди звёзд.

По правую руку на лошадях скакали четверо воинов: все в кожаной броне, с гербом королевского дома. На их поясах висели ножны с короткими мечами. Бока коней под ними вздымались, мышцы напрягались и расслаблялись. Копыта ритмично отбивали по земле, оставляя позади конного отряда завесу из пыли. Во главе колонны скакали двое: капитан Милс и его сын, которому доверили честь нести королевское знамя. Звук трепещущейся ткани был слышен Каригу вместе с воем ветра в ушах и сопением лошадей. По левую руку были уже пятеро бойцов. Эти – в воронёной стали, с огромными заклёпками на стыках броневых пластин, с длинными мечами на поясе и арбалетами у сёдел. В свободной руке они держали факелы, чтобы выдвинуться вперёд, как отряд покинет округу Даррога.

Вскоре огни южной столицы растворились во тьме. Всадники с факелами ускакали вперёд, освещая дальнейший путь. Эта ночь выдалась безлунной, и степь напоминала огромную чёрную пустыню вроде той, откуда явились завоеватели. Куда не брось взгляд, мир упирался в небо, и только на юго-востоке различалась далёкая горная гряда, вгрызающаяся в небо неровными зубцами.

Но что-то переменилось. Медленно, едва заметно с севера потянулись два огонька. Опережающие отряд всадники остановились и выстроились в линию. Во тьме невозможно было понять, что именно двигалось навстречу. Огни монотонно раскачивались из стороны в сторону, но было ясно, что они следуют по западному тракту.

– Бродячие торговцы! – крик капитана пересилил шум ветра, и Кариг напрягся. Нельзя сказать, что его пугала встреча с торговцами, которые изо дня в день пересекали Южное Королевство. Его пугала неопределённость. По дороге могла катиться телега, окружённая десятками бойцов. Во время войны торговцы часто платили наёмникам за охрану. Смельчаки пересекали Срететские холмы и отправлялись далеко на запад, огибали горную гряду и устремлялись в земли вурвов. Их путь длился годами от Акры, Ортирига, Башни до Бах-Хаш и поселений дальнего юга. Говорили, что у подобных торговцев есть защищающие их от зла талисманы. Однако король Юлиа всегда утверждал, что нет лучшего талисмана, чем горсть монет для городской стражи и вяленое мясо для остальных. Даже разбойники редко трогали обозы, зная, что стоит напасть несколько раз, как люди меняли маршрут и впоследствии передвигались другими дорогами, а тракты обзывали «бандитским гнездом».

Конь Карига запнулся и громко заржал, едва не сбросив принца на землю. Капитан тут же подал сигнал к привалу и спешился. Всадники с факелами находились неподалеку, уже можно было рассмотреть утоптанную, пронизывающую степь дорогу. Небольшие сухие кусты тянулись вдоль обочины, а одинокий деревянный указатель время от времени мелькал в неровном свете факела. Было ясно, что отряд находится на перекрёстке.

– Подкова расколола коню копыто и повредила ногу, – помогая спешиться принцу, сообщил Милс. – Боюсь, животному конец.

В подтверждение этих слов конь бешено метался на месте, пытаясь поставить переднюю ногу; он фырчал от боли.

– Стоять!

Торговец, сидящий за поводьями двух грузовых мулов, услышав приказ, замахал руками. Телега въехала в круг света и с громким скрежетом остановилась. Вопреки ожиданиям, он был совершенно один. Повозка оказалась старой, с кучей щелей и дыр, а поверх неё трепыхался матерчатый тент, под которым виднелось три десятка глиняных сосудов с узким горлом.

– Что везёшь, господин? – крикнул сын капитана.

Торговец спустил капюшон, и стало понятно, что это пожилой старик, лысый и сморщенный, как сухая курага. Лицо его испещряли глубокие морщины, а руки были тонки, словно ветки пожухшей берёзы.

– Везу я великое сокровище: жизнь и смерть, счастье и богатство. Но если вы, господа, не желаете слушать загадок, то везу я обычную воду, которая на юге ценится превыше золота.

– Отчего же, загадку я послушаю с радостью, – Кариг подошёл к телеге и постучал по одному из сосудов. – Давай, старик, загадывай!

Торговец обрадовался, спрыгнул на землю и подошёл к принцу, коснулся его груди указательным пальцем и посмотрел на кольцо с бирюзовым камнем, которым Кариг сильно дорожил. Принц сразу убрал руку за спину.

– Есть два человека: рыбак и плотник. Есть два ремесла и два товара, – торговец вытянул из-за пазухи верёвку, на которой висел чёрный треугольный камень, – есть две судьбы. Рыбак и плотник – простолюдины; к кому они идут, чтобы продать свой товар?

– К торговцу, – растерянно прошептал принц.

– Есть торговец, такой же простолюдин, как рыбак и плотник. Есть принц, который хочет услышать загадку, и есть торговец, который её задаёт. Так вот Вам, принц, загадка: кто незаметен и незаменим во время войны? Кого пустят вперёд и не остановят? Плотника, рыбака или торговца?

– Всех в одном лице, – подал голос капитан. – В основе загадки старая сказка, которую в лиственных городах читают детям на ночь.

– О, сударь, поведайте её нам! – казалось, торговец рад поговорить с соплеменником.

– Принц, нам пора ехать!

– Нет. Всё равно я потерял скакуна, и кто-то из вас окажется пешим либо кому-то придётся ехать вдвоём на одном коне. Старик, ты направляешься к форпосту Терго? – тот кивнул. – Тогда я сяду рядом и составлю тебе компанию.

– Для меня это честь.

Старик забрался на телегу и взялся за вожжи, мулы медленно пошли вперёд. Раздался уже знакомый скрип.

– Раз ваш человек не хочет рассказывать сказку, то поведаю я.

Милс презрительно фыркнул, пристроился рядом с телегой и принялся слушать.

– Надеюсь, имя Листвена Вам знакомо, принц? Так вот, Листвен очень любил путешествовать. Побывал он во всех известных и не особенно краях. Однажды попал он в непроходимые леса, которые населяли чудные дикари. Люди эти были необычные во всём. Они поклонялись не настоящим богам, а земле, деревьям, траве, и был у них только один страх – они боялись огня. Как водится, другие люди хотели получить земли лесных жителей. Пришли завоеватели с севера и стали выжигать леса.

Листвен понял, что это не его враги, а его же собственный народ. Он не желал становиться для них изгоем, как не хотел предавать и новых друзей. Но выбирать всё же пришлось, и Листвен сделал выбор в пользу дикарей. Придумал он план: выдвинуться на восток, найти другие народы Ануа и попросить у них помощи. Однако леса уже были окружены, и казалось абсолютно невозможным их покинуть. Тогда Лиственом завладела навязчивая идея… В своих странствиях он всегда замечал торговцев водой, мясом и рыбой, которые свободно перемещались меж враждующих земель и не привлекали к себе никакого внимания. Взял Листвен топор, стал рубить деревья и построил телегу. Взял Листвен ветку и сделал удочку, наловил рыбы столько, что она сыпалась из телеги. Надел длинный плащ, замарал лицо в грязи и отправился в путь. Никто не попытался его остановить, как бы удивительно это ни звучало. Через несколько дней Листвен привёл народ эльфидов, которые прогнали завоевателей с границы леса. А на месте лесов он основал поселения, позже получившие название «лиственные города». Так что плотник, рыбак и торговец – все они сыграли свою роль.

– Но это же глупо! Так или иначе торговцев грабят, задерживают и проверяют документы, – раздражённо проворчал капитан.

– Сказки часто бывают глупыми, – усмехнулся старик. – Зачастую именно глупые поступки оказываются самыми неочевидными, от того внезапно приносят успех. Я неглупый человек и в охране у меня был чародей. Несчастный умер десять дней назад от странной лихорадки. Я похоронил его к юго-западу от Баклара и пометил могилу булыжником с символом Арогана. А вот этот камень я оставил на память, – он ткнул пальцем в треугольный медальон у себя на шее. – Я думаю, он приносит мне удачу. Ведь он уже привёл вас ко мне, и защиту я получил куда лучшую, чем мог даже мечтать.

Тем временем зачинался рассвет. Тонкая ниточка зарева окрасила горизонт на востоке. Медленно, но верно степь освобождалась от оков ночи, и впереди стали проявляться очертания форпоста. Огромная крепость с восемью башнями перекрывала единственный проход через сыпучие холмы, состоящие из колотого камня и зернистого песка. Большие стальные ворота вонзали свои зубья в тракт; два стражника дремали на посту, опёршись об алебарды.

– Принц, а как в ваших краях обозначают гибель венценосца?

Кариг взглянул сначала на старика, потом на башни форпоста. Перед его глазами возник вид огромной королевской треноги с бушующим пламенем наверху. Теперь это пламя не обжигало, как прежде – оно стремительно угасало в мыслях принца. Королевские флаги на башнях были приспущены, что могло означать только одно: король умер.

IV

Швабра окунулась в деревянное ведро и с плеском обрушилась на окровавленный пол. Кровь не желала сдаваться, вцепилась в доски, просочилась сквозь щели. Несколько усилий, и ещё одно пятно исчезло, а вода с каждым разом становилась всё грязнее. Такова цена невежества – кровь и смерть. Другого исхода быть просто не могло. Поражала лишь удивительная стойкость, с которой паренёк по имени Виня снова и снова отжимал швабру. Он уже смыл большую часть крови и порядком устал, но всё ещё продолжал. А угрюмый воин сидел на месте и наблюдал, как дела его рук постепенно исчезают с пола таверны. Было темно, две масляные лампы едва освещали треть зала. С каждой минутой становилось всё жарче – это хозяин вновь затопил печь, чтобы нагреть воды.