Kitabı oku: «Ружья Авалона»
Roger Zelazny
The Guns of Avalon
© 1972 by Roger Zelazny
© Соколов Ю., перевод на русский язык, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
* * *
Глава 1
Выпрыгнув на берег, я сказал: «Прощай, «Бабочка»!» – и суденышко скользнуло с отмели на глубоководье. Я знал, что лодка вернется к маяку на Кабре – остров находился неподалеку, в самом начале Царства Теней.
Потом я обернулся к черной гряде деревьев вдоль берега – дальний путь предстоял мне теперь – и направился к ним, слегка забирая в сторону. Лес зябко цепенел в предутренней прохладе, однако все было чудесно. Правда, я потерял фунтов пятьдесят веса и порой в глазах у меня двоилось, но дело повернулось к лучшему. Мне удалось бежать из темниц Амбера – помогли сперва свихнувшийся Дворкин, а потом пропитой Джонин. Я стремился в страну, похожую на края, что теперь исчезли навеки. Заметив уходящую в лес тропу, я направился по ней.
Недалеко от опушки возле тропы оказалось дуплистое дерево – именно там, где я и предполагал. Пошарив в дупле, я извлек свой серебряный клинок и пристегнул к поясу. Пусть мой меч только что был где-то в Амбере – теперь он при мне; ведь этот лес уже в Царстве Теней.
Так я шел несколько часов, оставив солнце за левым плечом. А потом передохнул и пустился дальше. Как здорово это было: видеть листья и скалы, стволы деревьев и пни, траву и черную землю. И вновь ощущать дивные летние запахи, слышать ни с чем не сравнимое лесное жужжание и чириканье. Бог мой! Как дорожил теперь я глазами! После почти четырехлетней тьмы я обрел их вновь… Не хватало слов. Даже просто идти по земле…
И я шел. Утренний ветерок колыхал мой изодранный плащ. Должно быть, я выглядел лет на пятьдесят: изможденный, морщинистый, тощий. Кто теперь меня узнает?
И я все шел в этом Царстве Теней, шел, зная ведь, куда надо идти, но пришел не туда. Значит, я сдал. Тут все и началось…
На обочине валялись семеро в разной мере изрубленных людей. Шестеро были уже мертвы. Седьмой вроде бы отдыхал, привалившись к обомшелому стволу древнего дуба. Клинок его лежал на коленях. Из обширной раны в правом боку все еще сочилась кровь. Он был без доспехов, хотя на нескольких убитых они имелись. Серые глаза его уже начинали стекленеть. Костяшки пальцев были ободраны, дыхание еле заметно.
Из-под кустистых бровей незнакомец следил за воронами, что клевали глаза у трупов. Меня он, похоже, не видел.
На всякий случай я надвинул капюшон пониже и подошел к раненому. Я знал этого человека – точнее, другого, похожего на него.
Клинок шевельнулся. Острие обратилось ко мне.
– Я друг, – сказал я. – Пить хочешь?
Немного поколебавшись, он кивнул:
– Да.
Я откупорил фляжку и подал ему.
Он отхлебнул, закашлялся, выпил еще.
– Благодарю вас, сэр, – сказал раненый, возвращая фляжку. – Неплохо бы только чего-нибудь покрепче. Чертов порез!
– Есть и покрепче, если выдюжишь.
Я вытащил пробку из малой фляжки и вложил ее в протянутую руку. После глотка того зелья, что пьет Джонин, он зашелся кашлем едва ли не на полминуты. А потом улыбнулся левой стороной рта и подмигнул мне.
– Теперь много лучше. Вы не будете возражать, если я капну этого на бок? Ужасно жаль доброе виски, но…
– Если надо, выливай все. Правда, у тебя руки трясутся… Давай-ка я помогу.
Он согласился; я распахнул на нем кожаный колет и вспорол кинжалом рубаху, чтобы видеть рану. Выглядела она скверно – глубокий опоясывающий разрез повыше таза. На руках, груди и плечах порезы были полегче.
Кровь все еще сочилась из большой раны. Я промокнул платком и досуха вытер кровь.
– Отлично, – сказал я. – Теперь сожми зубы и отвернись. – И плеснул жидкость на рану.
Резкая судорога передернула его тело, а затем перешла в мелкую дрожь. Он даже не вскрикнул – я и не ожидал иного. Я стряхнул носовой платок и приложил его к ране, забинтовав длинной полосой ткани, которую пришлось оторвать от собственного плаща.
– Выпьешь еще?
– Воды бы, – ответил раненый. – И поспать.
Он попил, и тут же голова его склонилась на грудь. Я сделал ему что-то вроде подушки и прикрыл плащами убитых.
А потом сел рядом и стал следить за веселенькими черными птицами.
Он не узнал меня. Но кто мог бы узнать меня теперь? Если бы я открылся ему, тогда, возможно, другое дело. В этом мире мы с ним никогда и не встречались, но в другом…
Я не шел наобум, я искал в Царстве Теней хорошо знакомое место. Пусть его уничтожили – мне было по силам воссоздать его, ведь Амбер отбрасывает бесконечное множество Теней. И принц королевской крови по праву рождения может свободно перемещаться среди них. Зовите Тени параллельными мирами, если хотите, или сообщающимися вселенными, если угодно, или воплощенным бредом, если достанет дерзости. Я же зову их Царством Теней, так называют их все, кто способен двигаться от Тени к Тени. Мы выбираем цель – мир, который требуется, и просто идем в нужную сторону и приходим, куда нам надо. А значит, в известном смысле и творим такой мир. Но пока хватит об этом.
Я отправился в путь к Авалону1, и лодка от маяка несла меня именно к нему. Я жил там давно, много столетий назад. Долгая это история, в ней переплелись и боль, и гордость… Может быть, когда-нибудь я расскажу об этом, если сумею дожить…
Так я приближался к моему Авалону, но по пути набрел на раненого рыцаря и шестерых мертвецов. Пройди я тут несколько раз, то, возможно, обнаружил бы и такое место, где рыцарь стоит невредимым в окружении шестерых покойников, или место, где он лежит недвижим, а шестеро над ним хохочут. Некоторые говорят, что так или этак – безразлично, ведь в Царстве Теней нет истинного, а есть только возможное, и мертвецы одной Тени живы в другой.
Мои братья и сестры – пожалуй, кроме Джерарда и Бенедикта – даже и не оглянулись бы. Но я стал довольно мягкосердечен. Прежде я таким не был. Наверное, долгое заточение в Царстве Теней, на Земле, размягчило меня, а муки в темницах Амбера напомнили о людских страданиях. Не знаю. Только я не сумел пройти мимо того, кто был похож на давнишнего друга – друга в беде. Шепни я теперь ему на ухо свое имя, не горькими ли упреками осыплет он меня, поведав печальную повесть.
Ну что же, теперь я могу отплатить ему добром: поставлю на ноги и исчезну. И не причиню вреда, а может быть, даже помогу, пусть это не тот человек, которого я знал когда-то.
Я терпеливо сидел и ждал. Через несколько часов он проснулся.
– Привет, – сказал я, откупоривая флягу. – Еще выпьешь?
– Спасибо. – Он протянул руку.
Сделав несколько глотков, он возвратил мне флягу и произнес:
– Прошу прощения, я не представился, с моей стороны это невежливо…
– Я знаю тебя. – Я не стал дожидаться, пока он договорит. – А меня зови Кори.
Он взглянул с удивлением, словно собираясь спросить: «Кори? Государь?» – но передумал и кивнул.
– Прекрасно, сэр Кори, – понизил он меня в ранге. – Я должен поблагодарить вас.
– Ты выглядишь уже пободрее, и для меня это лучшая благодарность, – ответил я. – Есть хочешь?
– Да, весьма.
– У меня найдется немного вяленого мяса, ломоть черствого хлеба и большой кусок сыра. Если хочешь – съешь все.
Я достал еду, он потянулся за ней.
– А вы, сэр Кори? – спросил раненый.
– Я уже поел. Пока ты спал.
Я многозначительно огляделся по сторонам, он ухмыльнулся.
– И ты один уложил всех шестерых? – спросил я.
Он кивнул.
– Неплохо смотрится. Что же мне теперь с тобой делать?
Раненый попытался заглянуть мне в глаза, но не сумел.
– Не понимаю, – ответил он.
– Куда ты направлялся?
– К друзьям, лиг за пять к северу. Все случилось как раз по пути. Только я сомневаюсь, чтобы кто-то, будь то сам дьявол, способен пронести меня на спине даже одну лигу. Могу подняться, сэр Кори, чтобы вы увидели, какого я роста.
Я встал, обнажил клинок и единым взмахом перерубил деревце дюйма два толщиной, ободрал кору и подрубил ствол до нужной длины. Повторил все еще раз, а потом поясами и плащами убитых связал обе жерди в носилки.
Он внимательно наблюдал за мной:
– Смертельный у вас клинок, сэр Кори, да к тому же, похоже, серебряный…
– Как насчет небольшого путешествия? – спросил я.
Пять лиг – это около пятнадцати миль.
– А как насчет убитых? – вопросом ответил он.
– Ты что, хочешь устроить им христианское погребение? – удивился я. – Плюнь, пусть природа сама позаботится о своем добре. Отсюда пора уходить, они уже разлагаются.
– Следовало бы хоть прикрыть их. Бились они храбро.
Я вздохнул.
– Ну ладно – если потом тебе будет спокойнее спать. Лопаты у меня нет, но можно набросать кэрн, холм из камней. Ты ведь знаешь – воинов нередко так хоронят.
– Хорошо, – ответил раненый.
Пока я укладывал всех шестерых рядом, он бубнил себе что-то под нос, должно быть, молитву об убиенных.
Потом я оградил мертвых камнями – их вокруг было довольно. Хотелось побыстрее закончить, поэтому я выбирал камни побольше. И чуть было не раскрылся. Один из камней весил фунтов четыреста, я не стал перекатывать его, а просто ухватил и поставил куда надо.
Раздался изумленный вздох – конечно, он все заметил.
Пришлось изобразить гнев:
– Проклятый камень, чуть не переломился из-за него! – крикнул я, но впредь выбирал камни поменьше.
Закончив, я спросил:
– Ну, готов в путь?
– Да.
Я обхватил его руками и уложил на носилки.
Раненый закусил губу.
– Куда теперь? – спросил я.
Он махнул рукой в ответ:
– Обратно по тропе. Надо идти влево до развилки, а там направо. И как вы собираетесь…
Словно колыбель с младенцем я поднял его перед собой. Потом направился к тропе.
– Кори? – спросил он.
– Да?
– Из всех, кого мне доводилось встречать, вы один из самых сильных… Такого человека я должен бы знать…
Я не хотел торопиться с ответом. Но все же произнес:
– Пытаюсь сохранить форму. Веду здоровый образ жизни.
– …и голос ваш мне как будто знаком.
Он посмотрел вверх, пытаясь разглядеть мое лицо.
Я поспешил сменить тему разговора:
– Кто же эти друзья, к которым мы идем?
– Мы направляемся в Твердыню Ганелона.
– Поганый штрейкбрехер! – невольно вырвалось у меня, и я едва не выронил раненого.
– Я не понимаю употребленное вами слово, – сказал раненый, – но, судя по вашему тону, оно выражает неодобрение. И если это так, я должен заступиться…
– Погоди, – опомнился я. – Мы, видно, говорим о разных людях, хоть имя и одно. Извини.
Тело его заметно расслабилось.
– Несомненно, это так, – согласился он.
Тем временем дошли мы до тропки, и я повернул налево.
Раненый опять уснул, так что я мог как следует прибавить шагу и после развилки просто бежал, а он тем временем храпел. Как-то вдруг припомнились те шесть типов, что собирались расправиться с этим рыцарем и едва не преуспели в своем намерении. Хорошо бы у них не оказалось приятелей, слоняющихся по кустам.
Его дыхание изменилось, и я опять перешел на шаг.
– Я, кажется, заснул, – констатировал он.
– И храпел при этом, – добавил я.
– Далеко мы отошли?
– Лиги на две…
– И вы не устали?!
– Слегка, – отвечал я. – Но отдыхать еще рано.
– Мой Бог! Не хотелось бы когда-нибудь поссориться с вами. Уж не дьявол ли вы, случайно?
– Истинно так, – подтвердил я. – Принюхайся, разве ты не чувствуешь запашок серы? И учти, мое правое копыто разболелось и просто не дает мне шагнуть как следует!
И он действительно глубоко вдохнул пару раз – меня это задело, – а потом ухмыльнулся.
На самом деле, как я считал, мы прошли тогда около четырех лиг. Я надеялся, что он снова уснет и не будет интересоваться длиной пройденного пути. Мускулы у меня уже начинали побаливать.
– Кем же были эти шестеро мертвецов? – спросил я.
– Это стражники Круга, – ответил он. – И они уже не люди, а одержимые злом. Молите Бога, сэр Кори, чтобы души их обрели мир.
– Стражники Круга? – переспросил я. – Какого Круга?
– Круга Тьмы, где творятся беззакония и разгуливают мерзкие твари… – Раненый глубоко вздохнул. – Там источник зла, поразившего страну.
– Незаметно, чтобы эта страна была поражена злом, – ответил я.
– Мы далеко от Круга, а владения Ганелона – пока еще слишком крепкий орешек для врага. Но Круг все ширится, и последний бой разразится, похоже, неподалеку отсюда.
– Ты будишь во мне любопытство.
– Сэр Кори, если вы еще не слыхали о Круге, лучше вам вовсе забыть о нем, не расспрашивать дальше, обойти его стороной и отправиться своей дорогой. Ох, как бы я хотел биться рядом с вами, но враг этот не ваш… Да кто знает, чем окончится бой?
Тропа стала изгибаться вверх, и за какой-то прогалиной я увидел нечто, напомнившее мне знакомые места.
– Что?.. – вырвалось у моего подопечного. – Да вы словно летели!.. Сюда-то нам и надо. Это Твердыня Ганелона.
И тут я стал думать о Ганелоне – не хотелось, но пришлось. Он был предателем и убийцей, и я выгнал его из моего Авалона много столетий назад. Иными словами, я просто увел его в другую Тень, то есть забросил в другое пространство и время… Таким же образом впоследствии обошелся со мной мой брат Эрик. Теперь оставалось лишь надеяться, что я не заслал Ганелона именно сюда. Такое возможно, хотя и не слишком вероятно. Он был смертен, и жизнь его была отмерена раз и навсегда. Я изгнал его лет шестьсот назад, но могло оказаться, что в этом мире годы равны столетиям. Время – тоже свойство Царства Теней, и даже сам Дворкин не знает всех его концов и начал. А может быть, и знает. Не оно ли свело его с ума? Самое трудное, как я понял, это творить время. И уж во всяком случае, едва ли этот Ганелон был некогда моим лютым врагом, а потом стал верным помощником: уж тот никогда не стал бы бороться со злом, поразившим страну, а скорее напротив – постарался бы побыстрее попасть в самую сердцевину зла, плюхнуться в самую мерзость.
Беспокоил меня и тот, кого я нес. В том Авалоне он тоже присутствовал при опале Ганелона; выходило, что времени здесь прошло действительно немного.
Ганелона – того, что я когда-то знал, – можно было не опасаться, и меня не заботило, узнает ли он меня. О Царстве Теней он не ведал ничего. Должно быть, решил, что я даровал ему жизнь, но околдовал, и если он и выжил, то, возможно, даже сожалел об этом.
Но человек на моих руках нуждался в помощи и покое, поэтому я все шел и шел.
И думал…
Наверно, было во мне что-то знакомое этому человеку. Это место не было моим Авалоном, но очень напоминало его… Быть может, здесь не забыли одну из моих собственных теней? А если помнят, то как? И как отнесутся они ко мне – истинному, если придется открыться?
Солнце уже садилось, подул свежий бриз. Приближалась холодная ночь. Мой подопечный снова захрапел, и я решил пробежать большую часть оставшегося пути. Не нравился мне этот лес; в потемках здесь в любой момент могли появиться служители мерзкого Круга, о котором я не знал пока ничего, но в том, что он реально существовал, сомневаться не приходилось.
Солнце клонилось к закату, и я бежал, не обращая внимания на свои ощущения, а они говорили о том, что за мной кто-то следит – гонится и преследует. Наконец я вынужден был перейти на шаг, ощущения переросли в предчувствие боя, я уже слышал за спиной мягкие шаги: топ-топ-топ.
Поставив на землю носилки, я обнажил клинок и обернулся.
Их было две… кошки!
Ну точно как сиамские кошки, только величиной с тигра. Ярко-желтые глаза их светились огоньками, зрачков не было. Увидев, что я обернулся, они сели на задние лапы и не моргая уставились на меня.
Они были шагах в тридцати. Загородив собою носилки, я двинулся на них.
Левая кошка открыла пасть. Я ожидал услышать рык или мурлыканье. Но она заговорила:
– Человек при смерти, еле живой… – Голос был слишком высок для человеческого.
– Пока живой, – согласилась вторая кошка похожим голосом.
– Убить надо, – произнесла первая.
– А что делать со вторым, что с мечом? Мне не нравится этот меч.
– Он смертелен?
– Подойди – узнаешь, – тихо сказал я.
– Человек худ и, должно быть, стар.
– Но он нес раненого от кэрна бегом и не отдыхал. Заходим с боков.
Они шевельнулись. Я прыгнул навстречу той, что была справа.
Клинок рассек череп, перерубил плечо. Едва успел я повернуться и вырвать клинок из раны, как вторая скользнула мимо меня к носилкам. Я в бешенстве размахнулся.
Удар пришелся по спине, клинок перерубил ее. Кошка взвизгнула, словно мел по доске, тело ее развалилось надвое. Обе половины тут же загорелись. Первая кошка уже полыхала вовсю.
Но голова той, что я разрубил пополам, еще была жива. Пылающие глаза ее обратились ко мне.
– Я умираю последней смертью, – сказала она, – и я знаю тебя, открыватель Пути. Зачем ты убил нас?
Тут пламя охватило ее голову.
Я повернулся, протер клинок, вложил его в ножны, подобрал носилки и, отмахнувшись от вопроса, пустился дальше. Похоже, я начал догадываться, откуда взялась эта тварь и что имела в виду.
Но и до сих пор иногда вижу во сне горящую кошачью голову и, дрожа, в поту просыпаюсь; ночь тогда становится еще темнее, и смутно проступает в ней нечто.
Твердыню Ганелона окружал ров, и подъемный мост был поднят. Четыре башни высились там, где сходились мощные стены. А за стенами свечами тянулись к небу еще более высокие башни, словно присосавшиеся к низким мрачным облакам. Они затмевали первые звезды и бросали длинные черные тени на высокий холм. Кое-где уже светились окна, ветер доносил дальний невнятный говор.
Я встал перед мостом, опустил раненого на землю, поднес руки ко рту и крикнул:
– О-ла-ла! Ганелон! Мы припозднились!
Раздалось звяканье металла о камень. Нас явно разглядывали откуда-то сверху. Я попытался приглядеться, но острота зрения еще не вернулась ко мне.
– Кто там? – загремел громкий голос.
– Ланс, он ранен, и я, Кори с Кабры, что доставил его сюда.
Мои слова первый стражник прокричал другому, тот третьему и далее. Через несколько минут тем же способом проследовал ответ.
А потом стражник крикнул:
– Отойдите подальше! Мы опускаем мост! Можете входить!
Сразу же раздался скрип, и вскоре подъемный мост с глухим стуком ударился о землю по нашу сторону рва. Я поднял раненого и вошел в замок.
Так внес я сэра Ланселота Озерного в Твердыню Ганелона, которому верил, словно родному брату, а это значит – не доверял ни на грош.
К нам тут же бросились люди, и я вдруг обнаружил себя в кольце воинов. Вражды, однако, не чувствовалось, только озабоченность была на их лицах. Я вошел на освещенный факелами просторный мощеный двор, заполненный скатанными походными постелями. Пахло потом, дымом, лошадьми, кухней. Здесь уместилась едва ли не целая армия.
Люди подходили ко мне, глядели, что-то говорили друг другу. Наконец приблизились двое в полном боевом снаряжении, один из них тронул меня за плечо.
– Иди туда, – показал он.
Я последовал приказу, а они сопровождали меня по обе стороны. Подъемный мост со скрипом возвращался на место. Мы направились к главному зданию из темного камня. Через просторную прихожую в зал приемов, а потом к лестнице. Провожатый справа жестом пригласил меня подняться. На втором этаже мы остановились перед тяжелой деревянной дверью. Стражник постучал.
– Войдите, – раздался в ответ, к несчастью, слишком знакомый мне голос.
Мы вошли.
Он сидел у окна во двор за большим деревянным столом. Коричневая куртка наброшена поверх черной рубашки, черные брюки свободно заправлены в темные сапоги. За широким поясом – кинжал с роговой рукояткой. На столе перед ним лежал короткий меч. Рыжие волосы и бороду припудрила седина. Глаза его были черны, как ночь.
Ганелон посмотрел на меня, а потом обернулся к двум стражникам, что внесли следом носилки.
– Положите его на мою кровать, – распорядился он. – Родерик, за дело.
Его личный врач Родерик был немолод и не производил впечатления человека, способного натворить бед. Не затем тащил я Ланса из такой дали, чтобы его уморили каким-нибудь кровопусканием.
А потом Ганелон вновь обернулся ко мне.
– Где вы нашли его? – спросил он.
– В пяти лигах к югу отсюда.
– Кто вы?
– Меня зовут Кори, – отвечал я.
Он внимательно разглядывал меня, тонкие губы змеились в усмешке.
– И какова же ваша роль в этой истории?
– Не знаю, что вы имеете в виду, – ответил я.
Я сгорбился, старался говорить медленно, тихо и неуверенно. Моя убеленная дорожной пылью борода была длиннее, чем у него. Я надеялся, что кажусь стариком. Слова его свидетельствовали пока, что мне это удалось.
– Я спрашиваю, почему вы помогли ему?
– Как говорится, человек человеку брат, – отвечал я.
– Вы иностранец?
Я кивнул.
– Тогда рад видеть вас своим гостем столько времени, сколько вы пожелаете.
– Благодарю. Скорее всего я уйду отсюда завтра.
– А теперь прошу разделить со мной ужин и поведать обо всем случившемся.
Так я и сделал.
Ганелон слушал внимательно, не отрывая от меня колючих глаз. Выражение «разить взглядом» всегда казалось мне поэтическим преувеличением, но только не в тот вечер. Он буквально пронзал меня взором. Я пытался понять, что знает он обо мне и о чем догадывается.
А потом нахлынула усталость, голова моя вдруг отяжелела. Усталость, вино, теплая комната – все навалилось разом. Я словно бы стоял где-то в углу, слушал оттуда разговор и видел себя. И понял, что хоть на короткие усилия я уже способен, однако выносливости еще не хватает. Я заметил, что руки мои трясутся.
– Прошу прощения, – услышал я свой голос. – Усталость от дневного перехода одолевает меня…
– Сочувствую, – ответил Ганелон. – Договорим утром, а теперь спите, спокойного сна.
Он подозвал одного из стражей и приказал проводить меня. Должно быть, по дороге я спотыкался – помнится, стражник поддерживал меня под локоть.
Всю ночь я спал мертвецким сном, и был он беспробудным и долгим… часов четырнадцать или больше того.
Утром все мои суставы ломило.
Я умылся. На высоком столике стоял таз с водой, рядом кто-то предусмотрительно положил мыло и полотенце. Горло еще першило от пыли, в глазах то и дело двоилось.
Я сел, чтобы прийти в себя.
Некогда я мог пройти весь этот путь с Лансом на руках, даже не почувствовав его веса. В ту пору у меня хватило сил, чтобы пробиться к Колвиру, в сердце Амбера.
Те дни миновали. Я словно бы постарел. Да я, должно быть, и выглядел стариком.
Надо было что-то делать.
Вес и силы не торопились возвращаться ко мне. Этот процесс следовало ускорить.
И я решил, что неделя-другая спокойной жизни и упражнений только пойдут на пользу. Пока Ганелон ни словом, ни жестом не показал, что узнал меня. Отлично. Я воспользуюсь его гостеприимством.
Решив так, я отыскал кухню и с удовольствием поглотил плотный завтрак. На самом деле было уже время ленча, но следует называть вещи своими именами. Хотелось курить, хотя отсутствие табака доставляло мне даже некоторое извращенное удовольствие. Судьбы следили, чтобы я не изменял себе.
Неспешно я вышел во двор, на яркий солнечный свет, и долгое время следил за упражнениями расквартированных там воинов.
В дальнем конце двора звенели тетивой луки. Мишени были привязаны к снопам соломы. Я заметил на больших пальцах воинов наперстки. Тетиву воины брали по-восточному, а не тремя пальцами, как принято в Авалоне. Это различие заставило меня призадуматься о той Тени, куда я попал.
Мечники использовали и лезвия, и острия клинков, фехтовали мечами разной формы, демонстрировали различные приемы. Я попробовал сосчитать воинов и пришел к выводу, что во дворе замка их собралось около восьми сотен. Сколько еще могло находиться в замке, сказать было невозможно. Воины были самыми разными: и светлокожие блондины, и темноглазые брюнеты, и разных оттенков между ними. Стук и звон стали не заглушали голосов. По-разному выговаривали они слова, но все-таки по большей части вокруг звучала речь Авалона – язык Амбера.
Я заметил, что один из мечников поднял руку, опустил клинок, вытер взмокший лоб и отступил назад. Его соперник не казался уставшим. У меня появился шанс поразмяться.
Я шагнул к ним навстречу, улыбнулся и представился:
– Кори с Кабры, я следил за вами. А теперь, – обернулся я к рослому темноволосому мечнику, – что, если нам поразмяться, пока ваш друг отдыхает?
Не переставая улыбаться, он показал на рот и на ухо. Я попробовал еще несколько языков, но и они не возымели успеха. Поэтому я показывал то на клинок, то на него, а то на себя, пока он наконец не догадался. Его партнер, видимо, решил отдохнуть и предложил мне свой клинок.
Я взял меч. Он был немного короче и тяжелее, чем мой Грейсвандир. (Так зовется мой клинок; я пока не упоминал этого имени. Рассказ о нем будет долгим, и, может быть, я еще поведаю его, прежде чем вы узнаете окончание этой истории. Но когда я впредь назову его имя, вы будете знать, о чем речь.)
Я несколько раз махнул для пробы клинком, снял плащ, отбросил его подальше и встал в позицию.
Он атаковал. Я отразил удар и перешел в контратаку. Он парировал укол, сделал выпад и атаковал вновь. И так далее. Через пять минут я понял, что соперник отнюдь не слаб, но я сильнее его. Дважды он останавливал бой, чтобы я повторил прием. Усваивал он быстро. Через пятнадцать минут ухмылка его стала еще шире. Я понял, что приближается время, когда те соперники, что могли противостоять его ударам, пасовали, уступая его силе. Скажу вам: он был вынослив. Через двадцать минут на его лице появилось озадаченное выражение. Должно быть, по моему внешнему виду нельзя было даже предположить, что я продержусь так долго. Несведущий человек не может знать о том, что таит в себе отпрыск королевской династии Амбера.
Через двадцать пять минут он весь взмок, но продолжал бой. В таких случаях мой братец Рэндом становится похож на пыхтящего юного монаха. Однажды, правда, мы фехтовали с ним двадцать шесть часов, пока один из нас не сдался. (Если вам любопытно, признаюсь – сдался я. На следующий день у меня было назначено свидание, и я хотел появиться не в худшей форме.) Но мы могли бы тогда продолжать. Пока мне не хватало сил на подобные деяния, но все равно я был выносливее своего соперника. В конце концов, он был всего лишь человек.
Через полчаса, когда противник мой уже задыхался и опаздывал с контрударами, стало ясно: он вот-вот поймет, что моя усталость притворна, и я поднял вверх руку, опустив при этом клинок, – так, как это сделал его первый соперник. Он тоже остановился, а потом рванулся вперед и обнял меня. Что он говорил, я не понял – догадался только, что он был доволен. Как и я сам.
Но мне было мало. Я обещал себе, что весь день буду изнурять себя в боевых упражнениях, потом поплотнее набью желудок и улягусь спать – без просыпа, – а на следующее утро повторю все сначала.
Поэтому я направился к стрелкам. Через некоторое время я одолжил у кого-то лук и привычным способом, тремя пальцами, с относительным успехом выпустил сотню стрел. Затем какое-то время глядел на всадников, на их копья, щиты, булавы. Когда это мне надоело, отошел к тем, кто упражнялся в рукопашной.
Наконец я поборол по очереди троих и тут понял, что выдохся. Полностью. До конца.
Отдуваясь, насквозь пропотев, я сидел в тени на скамье. И думал о Лансе, о Ганелоне и еде. Минут через десять я вернулся в свою комнату и снова ополоснулся.
Тут я почувствовал волчий голод, а потому отправился на поиски обеда и новостей.
Не успел я отойти подальше от двери, как один из двух стражников, которых я запомнил с минувшего вечера, – тот, что провожал меня спать, – подошел ко мне и сказал:
– После удара обеденного колокола лорд Ганелон просит вас отобедать с ним в его апартаментах.
Я поблагодарил, обещал непременно явиться, вернулся к себе и отдыхал на кровати, пока не настало время. А потом направился к Ганелону.
Мышцы мои начинали болеть, добавилось и синяков. Что ж, это неплохо и поможет мне выглядеть старше. Я постучал в дверь Ганелона. Впустил меня мальчик, затем немедленно присоединившийся к другому юнцу, расстилавшему скатерть на столе перед очагом.
Ганелон в подпоясанной зеленой куртке, брюках, сапогах сидел в кресле с высокой спинкой. Когда я вошел, он поднялся и пошел навстречу поприветствовать меня.
– Сэр Кори, мне уже доложили о ваших сегодняшних подвигах, – сказал он, пожимая мне руку. – Теперь рассказ о том, как вы несли Ланса, кажется еще более достоверным. Должен признаться, что подобной доблести от человека вашего облика я не ожидал… Не хочу, конечно, вас этим обидеть…
Я усмехнулся:
– Какая там обида.
Он подвел меня к креслу, подал мне бокал с бесцветным вином, впрочем, слишком сладким, на мой вкус, и сказал:
– Глядя на вас, я мог бы решить, что справлюсь с таким воином одной левой… Но вы пронесли Ланса целых пять лиг да еще убили по дороге двух клятых кошек. Он рассказал мне и о кэрне, об этих камнях…
– И как он сегодня? – перебил я.
– Пришлось приставить к нему часового, чтобы он не поднимался с постели. Этот бугай захотел было встать и погулять по замку. Но, клянусь, я выпущу его лишь через неделю!
– Так, значит, ему лучше!
Ганелон кивнул:
– За его здоровье.
– За это стоит выпить.
И мы выпили. А потом он сказал:
– Если бы моя армия состояла из мужей вроде вас с Лансом, вся эта история могла бы сложиться и по-другому.
– Какая история?
– Да с Кругом и его стражами, – ответил он. – Вы слыхали?
– Ланс лишь упомянул об этом.
Один из мальчиков обжаривал на слабом огне насаженный на вертел громадный кусок говядины; время от времени, поворачивая вертел, он поливал мясо вином. Иногда запах мяса достигал моих ноздрей, вызывая раздраженное бурчание в желудке и ответный смешок Ганелона. Другой мальчишка отправился на кухню за хлебом.
Ганелон долго молчал. Он допил свой бокал, налил по новой. Я все еще смаковал первый бокал.
– А вы слыхали когда-нибудь об Авалоне? – наконец спросил он.
– Да, – ответил я. – Когда-то от бродячего барда довелось мне услышать такую песню:
«За рекою Блаженных сидели мы, ой да плакали горько, когда вспоминали об Авалоне2. Мечи расщепились в наших руках, а щиты мы развесили по ветвям дуба. Серебряные башни пали, утонули в кровавом море. Сколько же миль до Авалона? Да нисколько, – отвечу, – и не ищи, ведь серебряные башни повержены».
– Авалон пал? – удивился он.
– Певец, похоже, был помешанным. Больше я ничего не знаю об Авалоне. Просто мне запомнились эти стихи.
Ганелон отвернулся и молчал несколько минут, а потом проговорил дрогнувшим голосом:
– Было, было такое место. И я жил там много лет назад. Не знал я только, что Авалон пал.
– Почему же оставили вы это место? – спросил я.
– Повелитель Авалона, лорд Корвин, колдун из Амбера, прогневался на меня. Сквозь тьму и безумие послал он меня сюда, чтобы я страдал и умер… И я столько страдал и так часто был близок к смерти! Я искал дорогу назад, но ее здесь не знают. Я спрашивал у колдунов и даже у плененной твари из Круга, прежде чем мы убили ее. Дороги на Авалон не знает никто. Как сказал поэт? «Несколько миль до Авалона», – неправильно процитировал Ганелон. – А вы не помните имя того барда, что пел об Авалоне?