Kitabı oku: «Мужество творить», sayfa 2

3
Мужество как сила духа

Еще один вариант мужества – проявление силы духа. В мире немало людей, и кое-кого я знаю лично, которые, опираясь на свои нравственные ценности, выступают против насилия и жестокости. Например, российский писатель Александр Солженицын, который не побоялся бросить вызов советской бюрократии и выразил протест против бесчеловечного и жестокого обращения с заключенными в советских лагерях. В своих книгах он призывает бороться против любой формы унижения человеческого достоинства: морального, физического либо духовного. Нравственная позиция Солженицына поражает еще больше, если знать, что он придерживался не либеральных, а националистических взглядов. Этот человек напомнил миру об утраченных ценностях – духовности и гуманном отношении к людям, независимо от их и собственной политической позиции. Такой персонаж Достоевского из старой России (как назвал его Стэнли Куниц). Сам Солженицын сказал о себе следующее: «Я готов пожертвовать своей жизнью ради правды».

За свои взгляды Солженицын был арестован и посажен в тюрьму. Поговаривали, что его заставили раздеться и в таком виде предстать перед расстрельной командой. Так его хотели запугать и заставить замолчать – патроны оказались холостыми. Но сломить Солженицына не удалось, и теперь он живет в изгнании в Швейцарии¹, будучи верен своим взглядам, направляя критику в адрес других стран, например Соединенных Штатов Америки, и призывая народы пересмотреть демократические принципы. Пока в нашем обществе есть такие высоконравственные люди, как Солженицын, можно быть уверенными, что эра «роботов» если и наступит, то очень нескоро.

Мужество Солженицына, как и многих других людей, придерживающихся такой же нравственной позиции, базируется не только на дерзости, но и на сострадании к человеческим мучениям, которые ему пришлось наблюдать собственными глазами во время тюремного заключения. Как правило, в таких условиях укрепляется сила духа и формируются нравственные ценности человека – посредством пропускания через себя чужих страданий. Я называю это «мужеством сопереживания», в основе которого лежит способность сопереживать и принимать близко к сердцу происходящее с другими людьми. Тот, кто не равнодушен к чужой боли, сделает все возможное, чтобы оказать помощь. Но правда в том, что мы не хотим вовлекаться и не готовы даже задуматься, способны ли заступиться за несправедливо обиженных. Мы не желаем знать, что на самом деле происходит вокруг, отказываемся сострадать тем, кому требуется помощь. Мы скрываем трусость за банальной фразой: «Я не хочу в этом участвовать».

4
Социальное мужество

Третий вид мужества – прямая противоположность апатии, о которой говорилось выше. Я назвал данный вариант «социальным мужеством». Это смелость взаимодействовать с другими людьми и способность устанавливать близкие отношения, несмотря на всевозможные риски. Умение и готовность принимать участие в построении взаимоотношений, быть искренними и открытыми в общении.

Близость всегда сопряжена с риском. Никто не знает, куда заведут отношения и чем ради них придется пожертвовать. Отношения похожи на смесь химических веществ: если меняется один элемент, меняется и другой. Удастся ли обоим партнерам достичь самоактуализации или отношения их разрушат? Единственное, что можно сказать наверняка, – изменения, какими бы они ни были, неизбежны.

В наши дни для многих привычно строить отношения лишь на физическом уровне, сознательно избегая духовной близости с партнером. Обнажать тело и ограничиваться телесным контактом проще, чем открываться духовно и душевно, делиться своими фантазиями, надеждами, страхами и ожиданиями. Это слишком интимный момент, ведь подобное раскрытие делает человека уязвимым, чего многие боятся. Удивительно, но больше всего людям страшно довериться партнеру в том, что важнее всего, и они предпочитают ограничиться физической близостью, которую, в свою очередь, можно свести к последовательности механически выполняемых действий.

Но близость лишь на физическом уровне не является подлинной, в результате люди страдают от душевной пустоты. Истинное социальное мужество – это готовность сближаться с партнером в разных смыслах этого слова. Только решившись на этот шаг, человек может обрести согласие с самим собой. Конечно, встреча с новыми людьми вызывает тревогу, но и радостное возбуждение тоже. И чем серьезнее отношения, тем сильнее эти чувства. Каждая новая встреча – погружение в неизвестность, пугающую и в то же время манящую.

Социальное мужество – это противостояние двум главным страхам. Об этом доступно рассказал психоаналитик Отто Ранк. Первый страх он назвал страхом жизни – это страх встречи с жизнью в качестве автономного существа, страх быть покинутым и потребность в зависимых отношениях, что связано с готовностью раствориться в партнере, утратив собственную индивидуальность. Надо сказать, что подобные отношения недолговечны. Отто Ранк называл данный страх еще и «страхом самоактуализации» и считал, что он свойствен в основном женщинам. Активно бороться за свои права женщины стали лишь сорок лет спустя.

Другой страх Ранк обозначил как страх смерти. Это боязнь быть поглощенным другим, потерять свою индивидуальность, независимость и автономию. По мнению Ранка, этот страх чаще встречается у мужчин – именно из-за него они предпочитают держать, так сказать, дверь приоткрытой, чтобы уйти из отношений, когда, как им кажется, они переходят на более серьезный уровень.

Если бы Отто Ранк жил в наши дни, он согласился бы с тем, что оба страха в той или иной степени есть в жизни каждого человека, как мужчины, так и женщины. Мы постоянно сражаемся то с одним, то со вторым – такова цена близких отношений. Но если человек это осознает и понимает, что любые отношения подразумевают необходимость быть собой, находясь рядом с другим, он на верном пути к самореализации.

В сборнике «Изгнание и царство» Альбера Камю есть история о противостоянии этим двум страхам. Рассказ «Художник за работой» повествует о бедном парижском художнике, которому едва хватало денег на хлеб для жены и детей. Когда он тяжело заболел, лучший друг, пришедший его навестить, решил взглянуть на картину, над которой тот работал. На холсте не было ничего, кроме одного слова в центре, написанного малюсенькими буквами. То ли solitary – быть одиноким, вести отшельнический образ жизни. То ли solidary – быть связанным общностью интересов; солидарность, вовлеченность, сплоченность масс, как сказал бы Карл Маркс. Оба качества необходимы художнику, чтобы его творения не потерялись в веках и дошли до потомков.

5
Парадокс мужества

У любого из перечисленных видов мужества есть парадоксальная особенность – необходимость быть полностью преданным какой-либо идее и в то же время осознавать свою возможную неправоту. Подобное диалектическое противоречие, колебание между убежденностью и сомнением, характерно для наивысших форм мужества и опровергает представление о том, что мужество представляет собой лишь закономерный этап развития.

Следует опасаться людей, заявляющих о полной убежденности в своей правоте. Такая уверенность лежит в основе догматизма и родственного ему, но гораздо более опасного фанатизма. Убежденность хоть и позволяет не утруждаться поисками новой истины, но также вскрывает внутренние бессознательные противоречия. В результате приходится удваивать сопротивление, чтобы одержать победу не только над противником, но и над собственными сомнениями.

Всякий раз слыша от политиков из Белого дома фразы типа «я абсолютно убежден» или «это нужно прояснить», – а так часто бывало во времена Уотергейтского скандала, – я настораживался, поскольку за преувеличенной эмоциональностью явно скрывалась неискренность. Как сказал Шекспир, «эта женщина слишком щедра на уверения, по-моему». В подобной ситуации многие хотели бы видеть во главе лидера наподобие Линкольна, открыто заявлявшего как о своих сомнениях, так и о том, в чем он был уверен. А если даже у лидера есть сомнения, значит, мы должны набраться мужества и двигаться вперед, преодолевая свою неуверенность. В противоположность фанатику, не желающему признавать существование иной правды, кроме собственной, человек, обладающий мужеством верить вопреки сомнениям, открыт новым знаниям.

Поль Сезанн искренне верил, что ему удалось изобрести новое направление в живописи, но его переполняли сомнения и переживания. Однако наличие сомнений не лишает человека права на уверенность в правоте. Уверенность и сомнения – две стороны одной медали, именно так и должно быть в норме. В этом нет противоречия, лишь залог более трепетного отношения к истине, которую не в состоянии изменить ни чьи-либо слова, ни поступки. Но у каждого подтверждения есть опровержение. Это значит, что поиски истины бесконечны. Лейбниц сказал: «Я бы прошел двадцать миль, чтобы выслушать моего злейшего врага, если бы мог чему-нибудь у него научиться».

6
Мужество творчества

Итак, пришло время поговорить о самом важном типе мужества. Если мужество как сила духа направлено на борьбу с несправедливостью, мужество творчества, наоборот, помогает открывать новые формы, символы и паттерны, на базе которых можно построить новое общество. Мужество творчества – часть любой профессии. В наши дни технологии, машиностроение, дипломатия, бизнес, преподавание переживают серьезные перемены, для их осуществления нужны смелые и решительные люди. Потребность в мужестве творчества прямо пропорциональна масштабу необходимых изменений.

Однако чаще всего открытие новых форм и символов происходит в творческой среде – драматургии, музыке, живописи, хореографии, поэзии, а также в религиозной сфере – в деятельности проповедников и святых. Новые символы передаются через образы – поэтические, звуковые, пластические и драматические. Первоначально они рождаются в воображении. Те символы, которые у многих смутно всплывают в фантазиях, художники облекают в графическую форму. Но восприятие продукта чьего-либо творчества, например прослушивание квинтета Моцарта, по своей сути тоже есть творческий акт. Разглядывая картину, мы испытываем новые эмоции и так развиваем чувствительность. Внутри нас рождаются новые образы и ощущения, и это уже исключительно наше творение. Поэтому каждый, тем или иным образом соприкасаясь с художественным объектом, сам в этот момент становится творцом.

Чтобы понять художественные символы, необходимо отождествиться с ними. В пьесе Сэмюэля Беккета «В ожидании Годо» нет длинных размышлений на тему об отсутствии взаимопонимания. Но вы их увидите. Например, когда Лакки в ответ на требование учителя «думай» разражается речью с философскими отступлениями, лишенной какого бы то ни было смысла. Сильнее погружаясь в сюжет, мы ощущаем неумолимо растущую пропасть между людьми из-за неготовности услышать и понять друг друга – на сцене это гораздо заметнее, чем в жизни.

Действие пьесы Беккета происходит на фоне одиноко стоящего дерева с облетевшими листьями как символа пустоты и отстраненности двух мужчин в ожидании человека по имени Годо, который так и не появился. Это создает и усиливает ощущение одиночества и отчужденности у зрителей. Еще драматичнее тот факт, что многие люди никогда до конца этого не осознают.

В произведении Юджина О’Нила «Продавец льда грядет» нет открытых дискуссий на тему разобщенности общества, но повествование посвящено ей. О достоинстве личности никто не говорит – на сцене оно представлено в виде пустоты. Однако его отсутствие ощущается: пустота обволакивает зрителя, и он покидает театр, искренне убежденный, что важно оставаться человеком. Такие же чувства возникают и после просмотра пьес «Макбет» и «Король Лир» Шекспира. А О’Нил благодаря способности оказывать подобное воздействие на людей по праву считается одним из величайших драматургов Новейшего времени.

Люди искусства могут воплощать свои переживания в музыке, словах, глине, мраморе или на холсте. Это то, что Юнг называл «коллективным бессознательным». Возможно, не самое удачное определение, но в глубинных структурах каждого человека заложены базовые формы, в чем-то общие для всех, а в чем-то – итог личного опыта. Именно эти формы передают нам художники через свои творения.

Таким образом, художники – под этим словом я подразумеваю поэтов, музыкантов, драматургов, танцоров и даже религиозных деятелей – своего рода дьюлайн, линия раннего радиолокационного обнаружения, как назвал ее Маклюэн. В данном случае речь идет о раннем возвещении грядущих перемен в культурной жизни общества. Символы, представленные в современном искусстве, свидетельствуют о наступлении эры отчуждения и тревоги. В то же время в окружающем беспорядке есть форма, в уродстве присутствует красота, в ненависти прослеживается любовь – та самая любовь, которая побеждает смерть, но лишь на время. Художник – духовный провозвестник своей эпохи. Но способны ли мы расшифровать его послание?

Возьмем, например, Джотто, основоположника эпохи Проторенессанса, творившего в XIV веке. По сравнению с невыразительной двухмерной средневековой мозаикой его творчество характеризует новый взгляд на окружающий мир: в картинах Джотто есть объем, а персонажи изображены так реалистично, что вызывают у нас широкую гамму эмоций – сострадание, жалость, грусть или радость. В случае упомянутой средневековой церковной мозаики создается впечатление, что она предназначена не для людей, а обращена только к Всевышнему. А картины Джотто созданы для того, чтобы ими восторгался человек. Таким образом, за сотни лет до Ренессанса начал формироваться новый взгляд на людей и окружающий мир.

В попытке понять художественные символы приходится отказаться от привычного нам осознанного мышления. Логический подход тут не поможет, так как мы сталкиваемся с многочисленными парадоксами. Вот что сказал Шекспир в заключительных четырех строках Сонета 64:

 
Все говорит о том, что час пробьет —
И время унесет мою отраду.
А это – смерть!.. Печален мой удел.
Каким я хрупким счастьем овладел!
 

Если вы привыкли следовать законам логики, скорее всего, спросите: «Почему печален его удел? И почему время должно унести его отраду?» Мы стремимся сразу найти объяснение сумасшедшему миру вокруг и подстроиться под стремительный поток жизни. Но, что еще хуже, даже не пытаемся осознать глубину переживаний, которыми делится Шекспир в своем произведении.

Такие переживания знакомы многим, но люди предпочитают об этом молчать. Каждого хотя бы раз в жизни переполняли чувства щемящей тоски при виде ослепительно красивого осеннего пейзажа или прослушивании музыки. В этот момент в наше сознание проникала трусливая мысль, что было бы лучше не видеть и не слышать всего этого. Так нам не пришлось бы столкнуться с пониманием неизбежного – что «со временем моя любовь угаснет» и все, что мы любим, умрет. Однако задача человека в том, чтобы научиться любить жизнь и людей вокруг, несмотря на недолговечность сущего и кратковременность своего пребывания на земле. И мы изо всех сил стараемся продлить краткий миг жизни и отсрочить смерть хотя бы на год. Но эти старания приносят лишь разочарования.