Kitabı oku: «Субъективный словарь фантастики»

Yazı tipi:

* * *

Предисловие

Благодарю
Светлану Бондаренко, Наталью Бугрову, Алексея Караваева, Александра Кошара и Андрея Черткова – за дружескую поддержку, советы и замечания.
Особая благодарность – моей жене Лене: я ценю, что ты, не будучи роботом, знаешь Три закона роботехники.

Говорят, что Эйнштейн, прочитав «Миф о Сизифе» Камю, заметил: злоключения древнего грека, наказанного богами, – еще и хорошая иллюстрация к физическому закону сохранения энергии. Чтобы сизифов камень мог совершить механическую работу, скатившись с горы, человек должен сперва долго катить этот камень от подножия к вершине. Энергия не возникает из ничего и не исчезает никуда. Продолжив мысль Эйнштейна, распространим ее за пределы физики – на область литературы, где действуют точно такие же простые законы. Если, например, автор хорошо поработал, сочиняя некий художественный текст, то его чтение, скорее всего, будет не мучительным трудом, а удовольствием. И напротив, если читателю пришлось продираться сквозь текст, как Индиане Джонсу сквозь джунгли, то создатель произведения наверняка не слишком перетрудился. Это же относится и к другим видам искусства, будь оно «элитарным» или «массовым».

Фантастику во всех ее воплощениях – литература, кино, сериалы и так далее – по традиции принято относить к «легкому жанру». На самом деле все зависит от профессионализма автора. Вряд ли кто-нибудь рискнет обвинить в легковесности, к примеру, «Машину времени» Герберта Уэллса и «Мы» Евгения Замятина, «Цветы для Элджернона» Дэниела Киза и «Трудно быть богом» братьев Стругацких, «Убик» Филипа Дика и «Солярис» Станислава Лема, «2001: Космическую одиссею» Стэнли Кубрика и «Искусственный разум» Стивена Спилберга. Фантастика – это и вид искусства, и художественный прием, позволяющий помещать героя в заведомо нереальные (по нашим нынешним представлениям) ситуации и наблюдать за его поведением. В этом смысле «Превращение» Франца Кафки – такая же фантастика, как и «Дверь в лето» Роберта Хайнлайна.

Работать всерьез, без скидок на жанр, лучшим из авторов-фантастов так же непросто, как и авторам-реалистам, но результат – качественный роман или фильм – будет радовать читателя или зрителя долгие годы. Разумеется, в фантастике (как и везде) много откровенной халтуры. Она оккупирует полки книжных магазинов, рекламирует себя в СМИ и чаще попадается на глаза, вызывая всеобщие нарекания. Однако о каждом роде искусства следует судить все-таки по высшим его проявлениям: говоря, например, о вкладе скульпторов в копилку мировой культуры, мы вспоминаем «Афродиту Книдскую» Праксителя или «Давида» Микеланджело, а не штампованных «Девушек с веслом» из городских парков.

Мне повезло: совсем уж никудышную фантастику я читал в том раннем возрасте, когда мозг черпает информацию откуда угодно и находит что-то полезное даже в китче и трэше. Через несколько лет непрерывного чтения я стал потихоньку разбираться в данном предмете – сперва интуитивно, на ощупь: вот это мне по-настоящему нравится, а вон то я буду читать или смотреть лишь в сугубо познавательных целях. Таким образом, во мне уже в детстве сидел маленький критик, и когда он подрос, то перестал прятаться и заявил о себе. Первую мелкую заметку в заводской многотиражной газете я опубликовал в 1983 году, когда был студентом, а первую большую статью в столичном сборнике фантастики напечатал два года спустя. В течение следующих тридцати трех лет я продолжал читать книги, смотреть фильмы, делать выводы и делиться ими с читателями. Я написал пять книг и около двух тысяч статей и заметок, так или иначе относящихся к фантастиковедению и фант-критике. Однажды я представил себе всю эту гору, вздрогнул и понял, что, кажется, дозрел до такого Словаря.

Для кого предназначена моя книга? С одной стороны, для неофитов. То есть для тех, кто знает мало, но хочет узнать больше, и желательно поскорей. Проблема в том, что фантастика разнообразна, она существует во многих формах и нескольких средах, а каждый исследователь, как правило, обрабатывает свою делянку. И – ни шагу в сторону. Узкая специализация – благо и бич одновременно: публикаций много, но они разрознены. В одном месте можно прочесть о жанрах и терминах, в другом – о книгах российских авторов, в третьем – об англоязычной фантастике, в четвертом – о кино, в пятом – о конвентах и премиях, в шестом… десятом… пятидесятом… Короче говоря, быстро пополнить свои знания читателю-неофиту обычно не удается. Как облегчить ему жизнь? Я решил собрать в один том всего побольше, хорошего и разного, и слегка утрамбовать, как чемодан перед отпуском. Но даже самый вместительный чемодан все-таки не резиновый. Иногда приходится жертвовать глубиной ради широты и академичностью ради занимательности, уповая на то, что читатель – умный. Главное – задать правильный вектор. А уж когда (если) читатель заинтересуется какой-то конкретной областью, то потом сам найдет книгу, статью или сайт в интернете, где об этом рассказывается намного подробнее, чем у меня.

Словарь мой, однако, предназначен не только для новичков, но и для тех, кто знаком с фантастикой давно и о многом осведомлен не хуже автора книги. Такому читателю, надеюсь, будет любопытно сверить собственные ощущения с моими, согласиться или, наоборот, не согласиться. Вполне допускаю, что кто-то уличит книгу в неполноте, односторонности, отсутствии того или сего (например, много братьев Стругацких и почти нет Жюля Верна). Заранее принимаю все упреки, но не раскаиваюсь. Извините, гости дорогие, такой уж я задал формат. Фантастика – густонаселенный, многоярусный и сложносочиненный мир, который физически трудно исчерпать. Даже если у Словаря был бы не один автор, а десять, и статей внутри было бы не 145, а на два порядка больше, что-нибудь обязательно оказалось бы упущено. Поэтому я даже не стремился охватить всё, а сознательно выбирал то, что интересно мне самому, что мне нравится или, наоборот, сильно раздражает. Я старался не переборщить с общеизвестными фактами и оставить в книге побольше эксклюзивного – всяких занятных частностей, любопытных мелочей, неожиданных сопоставлений и проч.

Потому, собственно говоря, Словарь мой и называется субъективным.

Еще немного о том, что в этой книге есть, а чего нет.

Есть юмор, поскольку от серьезного текста, застегнутого на все пуговицы, читателя быстро клонит в сон. Примерно по этой же причине в книге нет специального филологического языка, когда через каждое слово то «дискурс», то «хронотоп», то «интертекстуальность» (сам все время забываю, что это такое). Кроме того, я заранее решил, что в Словаре все будет демократично: никаких иерархий, никакого деления на «более ценное» и «менее ценное». Не всегда мне, конечно, удавалось выдержать одинаковый размер для всех словарных статей, некоторые тексты упорно разрастались, но все-таки большинство из них не слишком отличаются друг от друга по объему – вне зависимости от темы. И поскольку многие явления связаны между собой, я стараюсь давать перекрестные ссылки. От литературной постапокалиптики, например, можно перейти к фильмам-катастрофам, от КЛФ к фант-премиям, от Гарри Поттера к фэнтэзи вообще, от деревянного мальчика Пиноккио к роботехнике и так далее. В итоге получается большое облако, куда можно нырнуть, и читать книгу не подряд, а путешествовать от ссылки к ссылке.

И наконец.

В Словаре есть статьи о книгах или фильмах, но нет статей о самих фантастах. Это принципиальный подход: никаких персоналий для авторов. Во-первых, даже «чистых» фантастов бесконечно много, а если прибавить к ним работающих на стыке жанров, то бесконечность можно удвоить. Я знаю далеко не всех из них, некоторых читал по диагонали, некоторых просто полистал и бросил: может, они и не безнадежны, но меня они не увлекли. Кого-то из иностранцев вообще не перевели (или плохо перевели) на русский, у кого-то из соотечественников родной язык сам похож на подстрочник. И что мне прикажете с этим делать? Имитируя всезнание, заниматься копипастом заметок из англоязычной Википедии? Согласитесь, это было бы глупо… Во-вторых, персоналия – рассказ о творчестве в целом, без изъятий, но почти у каждого автора есть вещи «главные», а есть проходные, и о них упоминать нет нужды. Не проще ли выбрать у автора произведения или циклы произведений, о которых и мне есть что сказать, и читателю полезнее знать? К тому же в конце книги имеется указатель имен – он выведет на упоминания тех фантастов, которые интересуют вас в первую очередь.

Вот, кажется, и все…

Да, чуть не забыл! Физики говорят: измерительный прибор влияет на результаты измерения. Моя жизнь тесно связана с фантастикой, я накопил массу впечатлений. Со студенческих лет я был членом фэн-клуба, готовил тематические полосы в газетах, участвовал в международных конвентах и семинарах писателей, состоял в жюри фант-премий (в том числе и премии Бориса Стругацкого) и сам получал премии. Мои статьи и заметки печатались и в фэнзинах, и в профессиональных журналах фантастики. Я готовил интервью с фантастами и сам не раз давал интервью разным изданиям – и как критик, и как литератор (некоторые из написанных мною художественных произведений тоже относятся к фантастике). Короче говоря, в разное время я был наблюдателем и находился внутри процесса. То есть я не просто тот самый прибор, влияющий на результат, но и сам отчасти объект измерения.

Думаю, все это дает мне больше прав на субъективность в отборе тем, пристрастность в оценках и даже отчасти на волюнтаризм. В некоторых статьях вы заметите местоимение «я»: по ходу повествования я иногда буду отвлекаться на личное, рассказывая о том, что фантастика сделала конкретно для меня. Тем же однобуквенным местоимением названа и словарная статья, которая завершает книгу и заменяет авторское послесловие. Лучше выглядеть нескромным, чем неблагодарным, а потому в финале мне придется рассказать и о том, что в ответ сделал для фантастики я.

Спасибо за внимание к этой книге. Если, закрыв последнюю страницу, вы не почувствуете адской усталости Сизифа, толкавшего в гору тяжкий камень, моя задача исполнена.

Автостопом по галактике

Цикл фантастических романов «The Hitchhicker’s Goude To The Galaxy» начат в 1979 году английским писателем Дугласом Адамсом. Другой, более точный перевод названия на русский – «Путеводитель по Галактике для путешествующих автостопом». Началось все с того, что лондонский юморист Дуглас Адамс сочинил несколько радиопьес про землянина Артура Дента, вынужденного шататься по Вселенной после гибели Земли. Потом, на волне успеха, пьесы были переработаны автором в роман. Потом романов с тем же главным героем стало несколько, и они сложились в целую серию, которую завершил после смерти Адамса его коллега Йон Колфер в 2012 году.

Наибольший интерес для читателя представляют две первые книги, а остальные лишь тиражируют изначально придуманное. Собственно, Адамс не изобрел ничего нового. Успех его фантастического бестселлера объяснялся одним, но принципиальным обстоятельством: автор, условно говоря, уравнял в правах отрезок шоссе между Бирмингемом и Ковентри с отрезком звездной трассы от Сириуса до Бетельгейзе. Великая Миссия превратилась в обычное путешествие, которое, как и на Земле, лучше всего совершать на халяву. Хипповатый хичхайкер с рюкзачком и в вязаной шапочке вышел на Млечный Путь и поднял большой палец, надеясь тормознуть какой-нибудь пролетающий мимо фотонный драндулет. Герои Адамса – люди, роботы, инопланетные божьи твари и так далее – перемещаются по звездной трассе с веселой непринужденностью земных путников, для которых главное, чтобы водитель, разозлившись, не выкинул тебя на полпути. Ради этого можно поддерживать идиотские разговоры в кабине, припевать хором и натужно восхищаться чудовищными виршами, сочиненными на твою беду космическим шофером. Самые удачные эпизоды произведения – путевые-бытовые сценки с минимумом фантастики. В традиционной НФ писатели-фантасты, как правило, затрачивают немало сил, чтобы космос в их книгах выглядел обжитым. Адамс добивается своего при помощи одной метафоры. Стоит читателю поверить, что земные и космические дороги взаимозаменяемы, как читательское воображение послушно достраивает все само. Комизм возникает уже благодаря смене масштабов: легкий фантастический декорум (звездолеты и компьютеры) превращает этот классический прием, известный еще со времен Рабле и Свифта, в одну из несущих фабульных конструкций.

В 1981 году на ВВС сняли мини-сериал (6 эпизодов) по мотивам первых двух романов цикла. Бюджет был скромный, спецэффекты – довольно условные, и результат самому романисту не понравился (хотя по тогдашним меркам работа была качественной). Вторая попытка перенести героев книги на экран – теперь уже большой – была предпринята только в следующем столетии. Адамс, сам начавший писать сценарий, не дожил до выхода фильма (2005). Тем не менее он успел придумать персонажа, отсутствующего в романе, – киборгообразного руководителя секты по имени Хумма Кавала (его играл Джон Малкович). В целом же сюжет фильма британского режиссера Гарта Дженнингса соответствует фабуле первых трех томов. Упомянутый выше лондонец Артур Дент (Мартин Фриман, будущий Ватсон в сериале о Холмсе) и его дружок-инопланетянин Форд Префект (Мос Деф) после гибели Земли отправляются странствовать по космосу. Судьба заносит их в компанию экс-президента Галактики, двухголового Зафода (Сэм Рокуэлл), который вместе с бывшей подружкой Артура, Триллиан (Зои Дешанель), и роботом-мизантропом Марвином должен отыскать Вселенский Вопрос (ведь компьютер уже выдал Вселенский Ответ – «42»). Авторы порадовали отдельными визуальными находками и неплохой пояснительной мультипликацией. Но вряд ли Адамс остался бы полностью доволен: «разговорную» юмористику в 2005 году переводить на язык кино так же сложно, как и в 1981 году. Эпизоды мелькают, мотивировки урезаются, а влияние Голливуда добавляет только лоска и пафоса. Эффектно, но уже не смешно.

Агасфер

По легенде, ремесленник Агасфер (Ahasverus) отказал в помощи Христу, которого вели на распятие, и за это проклят: отныне он должен скитаться по Земле вплоть до второго пришествия. В фантастике образ Агасфера – он же Вечный жид – ассоциируется с бессмертием, которое не приносит человеку счастья (см. Смерть ей к лицу). В разные годы этот персонаж был частым гостем мировой литературы. Достаточно назвать роман «Вечный жид» (1845) французского писателя-романтика Эжена Сю, где Агасфер, уже давно раскаявшийся, пытается спасти своих потомков, но его усилия тщетны. Этот же герой встречался в произведениях Василия Жуковского и Александра Дюма, Стефана Гейма и Хорхе Луиса Борхеса, Пера Лагерквиста и Всеволода Иванова и еще многих других. В романе «Дом в тысячу этажей» (1929) чешского фантаста Яна Вайсса появляется зловещий Агасфер (Огисфер) Мюллер, хозяин тысячеэтажного зиккурата, символа угнетения трудящихся, а в романе братьев Стругацких «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» (1988) возникает сверхъестественный скупщик душ Агасфер Лукич. Впрочем, ближе к «классическому» Агасферу все же иной персонаж Стругацких – Камилл из повести «Далекая Радуга» (1963). Его бессмертие – результат неудачного научного эксперимента; не столько дар, сколько проклятие. Перестав быть человеком, Камилл превратился в мыслящую машину, лишенную чувств. «Опыт не удался, Леонид, – говорит он Горбовскому. – Вместо состояния “хочешь, но не можешь” состояние “можешь, но не хочешь”. Это невыносимо тоскливо – мочь и не хотеть».

Наиболее интересный образ Агасфера в европейской фантастике конца ХХ века – заглавный персонаж романа «Личное дело игрока Рубашова» (1996) шведского писателя Карла-Йоганна Вальгрена. На этой книге остановимся подробнее. Вальгрен предлагает читателям новую вариацию истории бессмертного, неуничтожимого скитальца, не способного ничего забыть. В ночь, когда Европа перешла из XIX века в век XX, житель Санкт-Петербурга азартный игрок Николай Рубашов осуществляет мечту. Он играет партию в покер с самим Сатаной, ставя на кон душу и ничего не требуя взамен – кроме самого процесса игры. Искуситель, вполне в традициях русской литературы, предстает в виде зауряднейшего делопроизводителя, эдакой канцелярской крысы с потрепанным портфельчиком из телячьей кожи. Свою партию главный герой, разумеется, проигрывает, но Сатана не торопится забирать душу именно сейчас: мол, в аду и так тесно, походи пока бессмертным по Земле, узнай, почем фунт лиха, – авось когда-нибудь до тебя очередь дойдет. И начинаются годы скитаний. Недолгий период большого богатства и личного счастья сменяется длинной полосой нищеты и одиночества. А поскольку ХХ век богат на трагедии, спокойной жизни у современного Агасфера не будет. Первая мировая война, русская революция, нацизм в Германии, Вторая мировая, большевизм в Европе…

С каждой новой трагедией Николаю все меньше хочется длить земное существование; бессмертие тяготит его, становится его мукой – и вот он уже тратит все свои силы, чтобы разыскать Сатану и вымолить у него возможность отыграться и спокойно умереть. А где искать Сатану? Там, где смерть обыденна. Вот и носит Николая по фронтам, по тифозным баракам, по тюрьмам, ссылкам, лагерям. Вальгрен не обходит вниманием ни одной кровоточащей раны ХХ столетия. Великие эзотерики, юродивые, скитальцы, палачи, шпионы, верховные негодяи, – все промелькнут перед нами: Григорий Распутин и Алистер Кроули, Эрих Мильке и Ким Филби, нацистские бонзы и большевистские вожди… И всякий раз Николаю будет казаться, что вот-вот он увидит фалду Сатаны, и всякий раз тот ускользает, пока в финале сам не пожелает встретиться с героем: сто лет спустя и в той же самой петербургской квартире, где был заключен договор о передаче грешной души…

Адвокат дьявола

Мистическая драма «Devil’s Advocate» (США – Германия, 1997) поставлена режиссером Тэйлором Хэкфордом по одноименному роману Эндрю Найдермана. Молодой адвокат по уголовным делам Кевин Ломакс (Киану Ривз) – провинциальная знаменитость; он пока не проиграл ни одного процесса. Однажды его приглашает на работу в Нью-Йорк глава крупного юридического концерна Джон Мильтон (Аль Пачино). Кевина и его жену Мэри Энн (Шарлиз Терон) поселяют в роскошной квартире на Манхэттене. Ослепленный грядущими перспективами, главный герой не замечает, что им управляют, как пешкой на шахматной доске, и ведут к восьмой горизонтали, где он перестанет быть собой…

«Advocatus diaboli» – таким словосочетанием средневековые схоласты называли участника дискуссии, который защищал заведомо неправильную точку зрения, давая возможность остальным отточить на нем контраргументы. В фильме Хэкфорда нам возвращают буквальное значение термина. Таким образом зрителю – в отличие от главного героя картины – заранее дана подсказка: работодатель Кевина и впрямь настоящий Сатана. А имя автора «Потерянного рая» Князь Тьмы взял здесь себе, возможно, для того, чтобы лишний раз напомнить сюжет поэмы об изгнании человека из райских кущ. Или для того, чтобы в финале прозвучала цитата из поэмы: «Лучше править в аду, чем служить на небесах».

В роли владыки ада Аль Пачино органичен и как бы не нарушает сложившихся в Голливуде традиций. Он, подобно Роберту Де Ниро (сыгравшему Луи Сайфера, то есть Люцифера, в «Сердце Ангела» Алана Паркера) и Джеку Николсону – искусителю Ван Хорну из «Иствикских ведьм» Джорджа Миллера, воплощает само обаяние порока. Но есть нюансы. Дьявол Аль Пачино не носит Prada и не щеголяет тростью с головой пуделя; он – дьявол-демократ, обожающий ездить в подземке и сливаться с толпой. Он вкрадчив, тонок, красноречив, парадоксален. «Убивать добротой – это наш секрет», – с улыбкой сообщает в одном из первых монологов. «Я гуманист, быть может последний на Земле», – говорит он в финальном монологе и, похоже, в обоих случаях сам себе верит. Кажется, он и впрямь любит людей – как малый ребенок любит свои игрушки; но и губит людей он так же легко, как дитя отрывает голову кукле. В фильме почти одновременно погибают служащий компании и жена Кевина: одна и та же рука бестрепетно сметает с доски и старого грешника Эдди Барзуна, и нежную Мэри Энн, случайно ставших помехой для Мильтона. И если ребенок способен пожалеть безголовую куклу, то шахматист никогда не заплачет по утерянной фигуре – игра есть игра.

Вы спросите: почему Сатана, поселившийся на Земле, управляет именно адвокатской практикой? Отчасти герой Аль Пачино сам отвечает на незаданный вопрос: мол, каждое неправедно выигранное дело и каждое оправдание виновного колеблют престол Всевышнего. Но есть еще одна причина, чисто американская. Для обывателя в США адвокат – двуликий Янус: одно лицо на свету, другое в тени. С одной стороны, выучиться на адвоката – обеспечить себе безбедное будущее. С другой стороны, адвокат в массовом сознании – акула, патентованный злодей, хуже гангстера; он обчистит тебя до цента, и все будет по закону, пожаловаться некому… ну разве что адвокату из конкурирующей фирмы. Как в пьесе Евгения Шварца: вы хотите одолеть дракона? Заведите собственного! Адвокат – дьявол, когда работает против тебя, и ему же наше воображение готово пристегнуть ангельские крылья, когда защитник на твоей стороне. В образе адвоката сконцентрировалась, пусть и в миниатюре, дерзкая мечта человека – приручить черта. Да-да, мы знаем, что он – часть той силы, которая вечно хочет зла; но нам-то куда важнее, чтобы он прямо сейчас совершал для нас благо! Не эта ли идея объединяет «Сказку о попе и работнике его Балде» Пушкина, «Ночь перед Рождеством» Гоголя и, кстати, булгаковский роман «Мастер и Маргарита»?