Райская птица

Глава 3

Амина

«Раз ситуацию нельзя изменить, значит, надо изменить свое отношение к ней», – повторяю как мантру, заходя в просторный кабинет.

Сердце ухает в груди как оголтелое. Боюсь всего происходящего, такой страх перед неизвестным, что кажется, вот в эту самую минуту лишусь чувств.

Какое-то нехорошее предчувствие неприятно колет сердце, но я стараюсь сохранять спокойствие, прокручивая в голове все возможные вопросы.

Внимательно оглядываюсь. Просторный, светлый кабинет с большими окнами и высоким потолком. Стены окрашены в бежевый цвет. Как в больнице, думается мне. По центру – стол, заваленный бумагами. Полнейший беспорядок. У стены – большой коричневый диван, стулья и два шкафа. Довольно минималистично.

– Прошу, проходите, присаживайтесь, – коротко бросает он, кивая мне на стул.

Вздрагиваю от неожиданности, отшатнувшись, пропускаю его к рабочему месту. Послушно сажусь напротив.

– Итак… Амина. Откуда вы приехали, для чего или, может быть, к кому, и где потеряли документы? – засыпает меня вопросами этот голубоглазый мужчина.

Впервые увидев его, я потеряла дар речи, он так смотрел… Его пронзительные глаза, открытая улыбка, от которой сердце сжимается. Высокий, по сравнению со мной просто огромный, широкоплечий, взрослый мужчина. С хитрющим блеском в глазах.

Он словно хамелеон. С множеством масок. Его привлекательная внешность с первого взгляда бросается в глаза. Светлые волосы, модная прическа, легкая небритость, удивительной красоты синие глаза. Довольно небрежный внешний вид, с первого взгляда и не скажешь, что этот мужчина хулиганской наружности занимает руководящую должность в полиции. Он, безусловно, лидер. Умеет подавлять. Один пытливый взгляд чего стоит. Однако, ведет себя достаточно сдержанно, даже дружелюбно.

Он из тех, кто не привык показывать истинных чувств, этот мужчина в совершенстве владеет своими эмоциями. В отличие от меня.

От таких, как он, нужно держаться подальше, они оставляют ожоги в душе, сердце. Кажется, что если ты поддашься его очарованию, то однажды оно тебя убьет. Рядом с ним даже дышать тяжело, не то что думать.

Смотрю на него как кролик на удава. И с ужасом осознаю, что не могу разобрать ни слова. От волнения в ушах звенит, я молча слежу за его губами.

Илья обладает яркой внешностью. Сейчас, внезапно, я впервые ощущаю незнакомые ранее эмоции, просыпающиеся в душе. От Ильи исходит такая бешеная, подавляющая энергетика и уверенность, что сразу хочется рассказать обо всем на свете.

Какое-то время молча смотрю в окно: солнечный осенний день, уже лишенный летнего зноя, теплый ветерок, заставляющий желтую листву падать нам под ноги. Рассматривая пейзаж, незаметно погружаюсь в свои мысли.

Стоит ли говорить обо всем? Однажды я уже доверилась близкому человеку и поняла, что розовые очки бьются стеклами внутрь. Задевая все органы чувств.

Сжимаю руки до побелевших костяшек. Стоило напомнить себе о наивной доверчивости, как эмоции берут вверх. Всей душой чувствую удушающую волну гнева. И с каждым днем справиться с этим все труднее.

Прежней Амины больше нет. Нет тихой, спокойной, всегда послушной девочки-домоседки, что впадает в ужас от всего нового. Покорно следует судьбе.

Но приходит момент, и близкие люди меняют твою жизнь на сто восемьдесят градусов. И несмотря на осуждения, недовольства, ты начинаешь жить не так, как этого хотят другие, а так, как хочешь именно ты. Идешь к своей цели, невзирая ни на какие трудности, смело двигаясь вперед.

Горько усмехнувшись, напоминаю себе, что даже сотрудники полиции, в обязанности которых входит защита граждан, могут позволить себе быть крайне несправедливыми и агрессивными.

Может, и этот такой же, обманчиво улыбается, а сам… Они же все заодно.

В деталях рассказываю ему о последних днях своей жизни. О том, что в поезде меня ограбили. И я осталась без вещей и документов. О том, что пришлось больше суток провести на вокзале.

– Я могу дать телефон, вы можете позвонить родственникам? – участливо предлагает.

А меня от такого предложения бросает в холодный пот. Последнее, что я буду делать, это звонить домой.

– Нет, – качаю головой. – Мне некому звонить.

– Вы приехали в Москву к кому-то?

– Нет. Я просто приехала. Тут у меня нет никого, – поджав губы, сдерживаю себя как могу.

Только бы не разрыдаться. Я справлюсь и с этим.

– Эмм… Стесняюсь спросить, и как же вы планируете жить без документов? Без работы? И… мне продолжать? – усмехается, а такое чувство, словно издевается. Прекрасно же все понимает. У меня нет ответов на эти вопросы.

Пожимаю плечами. Опустив голову, рассматриваю свои мокрые ладони.

Меня словно накрывает подавляющей тишиной. Только стук сердца отдается в ушах. В голове один вопрос: о чем он думает?

Слышу уверенный голос.

– Собирайся, – холодно произносит, вставая с кресла.

– Куда? – испуганно пищу.

Растерянно смотрю, как он собирается. А я в панике кошусь на входную дверь.

– По дороге расскажу, – проходит мимо меня к двери и ждет, пока я соберусь с мыслями и встану со своего места.

– Я никуда с вами не поеду, – протестую. – Я вас не знаю.

– Как не знаешь? – искренне удивляется. – Мы же только познакомились, – подкалывает.

– Этого недостаточно, – качаю головой. – Я не могу с вами никуда поехать, вы чужой мужчина.

Кивает и подходит вплотную, слишком близко. Непозволительно близко. Отшатываюсь как от огня…

– Не подходите близко, – предупреждаю.

– Прости, – делает шаг назад, поднимая ладони вверх, сдаваясь. – Подходить нельзя, что еще? – склоняет голову набок.

– Все. Все нельзя.

– А ночевать одной на вокзале можно? А быть одной в чужом городе? Без денег и жилья? – бьет вопросами, не хуже пощечин.

Ответ ему не требуется. Он все видел, оттого и кивает молча, снова возвращая взгляд к документам на столе.

Мне нечем крыть.

– Нельзя, – опустив глаза, признаю.

– Я даю слово, что не обижу тебя. Не прикоснусь. Я хочу помочь, – мягкий баритон ласкает слух.

– Спасибо вам. И если ваша помощь искренняя…

– Искренняя, – перебивает меня.

– Всевышний свидетель, добро обязательно вернется вам. Я не буду отказываться от помощи.

– Тогда идем, – улыбнувшись, кивает мне на выход.

Я иду на огромный риск, соглашаясь, но и будет несусветной глупостью в моем положении отказываться от помощи.

Куда я пойду? Опять на вокзал? Или просто бродить по Москве в поисках работы? Кто меня еще возьмет без документов?

Щелкнув брелком, он снимает с сигнализации автомобиль, садится за руль красивого кроссовера темно-синего цвета.

Останавливаюсь возле двери, с сомнением окидывая взглядом машину и водителя. Всевышний, как же я рискую. Страх оседает на сердце. Меня бьет озноб. Что, если он не тот, кем кажется?

Пообещал помочь, а сам…

После всего пережитого, я уже никому не доверяю. Да, он начальник, сотрудник полиции, но это же не дает абсолютно никаких гарантий. Кто сказал, что он не может обмануть? Затащить в постель или продать в рабство.

Я уже ничему не удивлюсь. Порой кажется, что хуже быть уже не может, но жизнь каждый раз демонстрирует обратное. Интуитивно чувствую, что он не навредит мне. Или, может быть, мне хочется в это верить.

Но если есть хоть один шанс вырваться из той жизни, в которой я жила, затеряться в Москве, я им воспользуюсь.

Приняв окончательное решение, сажусь в салон автомобиля, закрываю дверь. Отрезая нас от всех.

Кроссовер тут же трогается с места.

Он яростно мчит по трассе. Едем с какой-то бешеной скоростью, как на пожар. Сижу, вжимаясь в сиденье, скосив глаза на спидометр. Нервно сглатываю и хватаюсь за ручку на дверце. Всевышний, помоги. Салон автомобиля заполнен его ароматом, смешанным с запахом сигарет. Аромат ментола с нотками мускуса.

Смотрю в лобовое стекло и молюсь Всевышнему, чтобы он снизил скорость. А у меня от страха язык к небу прилип.

Судорожно сглатываю ком, который встал поперек горла. Чувствую, как быстро колотится сердце, набатом в ушах отбивает. Дыхание тяжелое, прерывистое. Сжимаю пальцы.

Меня всю знобит и лихорадит. Не сразу замечаю, что по щекам льются слезы.

– Вы нас убьете, сбавьте скорость, прошу… – кричу на весь салон.

Он поворачивает голову, смотрит, хмурится. Не понимает, что со мной.

– Вы… Вы на дорогу смотрите, тормозите… Прошу. Мне очень страшно, —хриплю я.

Он удивленно моргает и переводит взгляд на дорогу, медленно сбавляя скорость.

Сумасшедший. Безбашенный.

Привожу дыхание в норму, успокаиваясь.

– Прости, – морщится. – Я всегда так езжу. Люблю скорость.

– Я… я боюсь. Прошу, помедленней, – ошалело хлопаю глазами.

Свой словарный лимит на сегодня я, судя по всему, исчерпала. Прикладываю ладонь к груди, прикрыв глаза, провожу кончиком языка по пересохшим губам.

‍ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌ ‌Склоняется ближе ко мне, почти прикасаясь к уху.

– Я не знал… Мир?

Отшатываюсь, вот опять он непозволительно близко.

Молча киваю. Илья же, выкрутив руль, поворачивает на светофоре.

– А куда вы меня везете? – не выдержав долгого молчания, спрашиваю.

– Давай на ты? Не против?

– Хорошо. Так куда ты меня везешь? – повторяю вопрос, повернувшись к нему лицом.

Илья, не отвлекаясь, следит за дорогой.

– К себе, – спокойно отвечает, поворачивая направо.

Стараюсь быстро затолкать сомнения поглубже. Сглатываю вязкую слюну.

– Почему ты это делаешь? Зачем я тебе нужна? – не свожу встревоженного взгляда с его профиля.

Он приподнимает брови, не отрывая взгляда от дороги.

– Ты… мне? – закатывает глаза, словно обдумывает.

От созерцания его красивого профиля меня отвлекает его тихий смеющийся голос.

– Ты мне не нужна, а вот я тебе очень даже нужен, – кивает в такт своим словам.

Нервный смех срывается с губ. Как же он чертовски прав.

– И как часто сотруднику полиции приходится таким образом помогать? – спрашиваю, посмеиваясь. – Много у тебя дома таких, как я? – прикуси язык, Амина, ругаю себя мысленно. Сейчас договоришься, высадит тебя за первым поворотом, и что ты будешь делать?

Безбашенный безумец довольно оскаливается.

– Ты у меня первая, – поворачивается и подмигивает мне.

Вжимаюсь в кресло, отворачиваясь. Он специально меня смущает, а мой подкол даже не заметил.

Начинаю громко дышать, сжимаю руки в кулаки. Смотрю на него, и кажется, совсем его не понимаю. Когда он шутит, а когда говорит всерьез?

Остаток пути едем молча. Каждый думает о своем.

– Проходи, не стесняйся, – открывает входную дверь, пропуская вперед.

Обвожу взглядом квартиру, а если точнее – шикарную квартиру. Все в бело-серых тонах. Новомодный дизайнерский ремонт.

Разувшись, прохожу в гостиную.

– Амина.

Поворачиваюсь на звук его голоса.

– Вот это моя спальня, – стучит костяшками пальцев по белой двери. – А вот эта… – кивает на дверь справа, – твоя комната. Не стесняйся, чувствуй себя как дома.

Открыв свою временную комнату, осматриваюсь.

Темно-серая комната с большим белым ковром. На нем огромная двуспальная кровать. Она стоит посреди комнаты. По бокам от нее – небольшие прикроватные тумбы со стоящими на них светильниками.

Смотрю себе под ноги. Располагайся, Амина, чувствуй себя как дома… Но не забывай, что ты в гостях.

У меня даже вещей нет переодеться. Нет ничего.

Скрипнув зубами от досады, смотрю в сторону выхода из спальни. Кажется, что в квартире никого нет. Меня окутывает гробовая тишина. Он что, уже ушел?

Медленно двигаюсь на его поиски.

Я впервые вижу квартиру, где совмещены зал с кухней.

Илья обнаруживается в кухне. Старательно что-то нарезает.

Он уже успел переодеться в спортивные черные штаны и футболку в цвет. Холод пробегает по рукам от его вида и пугающей энергетики. Обхватываю себя за плечи. Не решаюсь подойти ближе.

– Как тебе комната? – не поворачиваясь ко мне, спрашивает.

– Спасибо, просто шикарно, – хрипло отвечаю.

– Но?

Он что, мысли мои читает, что ли?

– У меня совсем нет одежды. А мне бы хотелось принять душ и переодеться, постирать свою одежду.

Поворачивается, пробегая по мне насмешливым взглядом. Хочется прикрыться.

– На диване вещи, полотенце, – кивает на диван в гостиной. – И приходи потом ко мне, поужинаем, познакомимся поближе, – подмигивает.

Задираю подбородок и с вызовом спрашиваю:

– Опять за старое?

Илья хохочет в голос.

– Прости, колючий еж, не хотел напугать, но нам действительно нужно поговорить, решить вопрос с документами.

Осекаюсь, вот же неудобно вышло! Ты на чужой и незнакомой территории, Амина. Рядом с мужчиной, которого совсем не знаешь. Пока стоит прикусить свой острый язык.

– Я пойду, – развернувшись на пятках, подхватываю одежду и бегу в душ.

– Душ слева от входа, – летит насмешливое в спину.

Морщусь, вот же! Разворачиваюсь, бегу в обратную сторону.

Глава 4

Амина

Руки подрагивают, когда я пытаюсь справиться с застежками. Нервный смех срывается с губ. Думала ли я еще месяц назад, что буду в чужом городе совершенно одна, с посторонним мне мужчиной, жить в его квартире? Кто бы мне сказал, в жизни не поверила!

А вот ведь как бывает…

Несколько минут опустив голову стою под теплым душем. Я уже несколько дней не мылась и сейчас хочется насладиться этими минутами. Позволяю себе отпустить эмоции и даю волю слезам. Горьким, удушающим. Обхватываю себя руками, трясясь как лист на ветру. Мне все это время было очень страшно. Но я держалась. Всевышний свидетель, каких сил мне это стоило.

Поднимаю голову вверх, смывая слезы. Мне приятно. Зажмуриваю глаза, размеренными движениями втираю гель в кожу. Делаю глубокий вдох, наполняя легкие приятным ароматом.

Вытираюсь насухо пушистым мягким полотенцем и смотрю, что же мне дал Илья из одежды.

Спортивные штаны, футболка, и даже боксеры свои не пожадничал.

Прикрываю глаза, краска бьет по щекам. Мужских трусов я в своей жизни еще не носила. Но и без белья я ходить не могу. Все слишком велико, футболка доходит до колен, а штаны приходится подвернуть раза в три.

Свою одежду отправляю в стирку.

Долго не решаюсь выйти из ванной без хиджаба. Он чужой мужчина и видеть меня не должен. Беру еще одно полотенце и оборачиваю волосы. Хоть что-то.

Илья сидит за столом, к еде не прикасался, ждет меня.

– С легким паром. Прошу к столу, – кивает на соседний стул.

– Спасибо.

Присаживаюсь, искоса наблюдаю, как Илья изучающе на меня смотрит.

Сглатываю напряженно. Такие гляделки в моих краях запрещены.

– Не смотри на меня так, – кидаю на него осуждающий взгляд.

– Как? – искренне удивляется.

– Пристально, – упрямо поджимаю губы.

– Ты красивая, – говорит так просто, словно между прочим.

Прикрываю глаза. Амина, приди в себя, ты все равно долго тут не пробудешь. Поднимаю ладонь вверх, не позволяя ему говорить что-то еще.

– Извини, – усмехается, но виноватым он не выглядит.

Главное, держаться от него подальше. Не позволять ему переходить установленных мною границ. В первую очередь пострадаю я. С опасением слежу за каждым его движением, за каждым взмахом руки. Дергаюсь, услышав тихий, наполненный ехидством голос:

– Позволь мне поухаживать за тобой?

Не дожидаясь разрешения, наполняет мою тарелку салатом, картошкой, тушеной форелью. Пахнет умопомрачительно. И мой урчащий живот тому подтверждение.

Прикладываю руку к животу, надавливая, пытаясь унять очередной приступ голода. Его ладонь «случайно» касается моей. Дергаюсь, как от мощного разряда. Отдергиваю руку.

– Расслабься, девчонка, я тебя не съем, – хмыкает он.

– Очень на это надеюсь, – обрубаю его.

Недовольно смотрю на него, но в ответ получаю только спокойный, ничего не значащий взгляд. Смотрит с невозмутимым выражением лица. Потупив глаза в тарелку, молюсь и приступаю к трапезе.

Прикрываю глаза, очень вкусно.

– Вкусно.

– Спасибо, старался угодить, – не смутившись, принимает похвалу.

Гляжу исподлобья на него, а он улыбается во все свои тридцать два зуба. Отвожу взгляд. Понять бы мне твои мотивы. Он меня просто пожалел, решил поиграть в супергероя. Помочь бедной, несчастной девушке. Или… Холодею от мысли, что его могли предупредить насчет меня.

Что мне делать тогда…? Бросаю быстрый взгляд на Илью: молча ест, но ему не скрыть мысленный процесс в его голове.

– Все в порядке? – слышу обеспокоенный голос.

Может, стоит рассказать о себе больше? Ну а если он засланный казачок, постараюсь надавить на жалость.

– У меня украли документы вместе с вещами, – начинаю издалека. – Но поехать домой я не могу, чтобы их восстановить…

– Потому что ты сбежала, – подсказывает мне.

Непроизвольно поднимаю глаза на него и встречаю застывший, серьезный взгляд исподлобья.

– Да. Мне пришлось, – поджимаю губы.

Говорить об этом совсем не хочется. Смотрю на него с волнением, врать и юлить смысла нет.

– И тебя, скорее всего, ищут.

Шерлок улыбается, словно разгадал сложный ребус, и теперь я должна ему похлопать, какой он молодец.

Молча киваю.

– Ты пока поживешь со мной. И это не обсуждается. С документами я решу вопрос. Нужно только будет тебя сфотографировать, – прикусывает нижнюю губу, пальцами барабанит по столешнице, что-то еще обдумывая.

– А меня не найдут по новым документам? – прищуриваюсь, этот вопрос меня очень волнует.

– Нет. Я сделаю так, что оформим мы тебе их в другом городе, но об этом будем знать только мы. Паспорт пришлют мне в течение пары месяцев.

– Но разве так можно? – с сомнением спрашиваю.

– Можно. Когда у тебя есть связи и возможности.

Не успеваю ничего ответить, как у него в кармане звонит телефон. Вытаскивает из кармана, и тут я разом вижу перевоплощение человека из хмуро-задумчивого в недовольно-раздражительного.

– Да.

Пытаюсь прислушаться и понять, с кем он говорит, но собеседника не слышу.

– Мы же договорились по времени. Я буду. Все, мне некогда, – скидывает звонок.

Откидывает телефон.

Прищуриваюсь и только хочу открыть рот, как он, будто почувствовав, что я хочу сделать, неспеша поднимает на меня глаза.

– Это пустое, – отмахивается. – Давай тогда завтра мы все решим на трезвую голову. А сейчас отдыхай. Квартира в полном твоем распоряжении, – делает взмах рукой, обводя всю квартиру.

Киваю с благодарностью.

На глаза начинают наворачиваться слезы, но эти слезы как что-то естественное. Не потому что мне больно, и поэтому я плачу. Просто автоматически появляются от душевной боли.

Украдкой смахиваю слезы.

– Тебя не будет? – прикусываю язык. Какое мне дело вообще.

Наклоняет голову набок, снова награждая меня этим изучающим взглядом. Видимо, раздумывает, стоит ли мне говорить правду. Или вообще отчитываться передо мной. Морщусь, я ведь просто спросила, без претензий.

– Да, мне отъехать нужно, но я приеду… – задумавшись на целую минуту, выдает. – После двенадцати буду. Я закрою тебя, запасные ключи в ключнице. Дверь никому… Никому не открывать, на телефон не отвечать. Ты мой секрет, – посмеивается своей шутке.

Через пятнадцать минут Илья выходит из своей комнаты в свободном черном спортивном костюме. Кивнув мне, молча покидает квартиру.

Перевернувшись на спину, я бесцельно смотрю в белый потолок. Пустым, немигающим взглядом. В последнее время моя жизнь меняется со скоростью света. В глубине души мне хочется вернуться обратно, проснуться в своей кровати, выпить с мамой горячего чаю, обсудить насущные дела, посмеяться. Я все бы отдала, только бы вернуть счастливое, беззаботное прошлое. Будто и не со мной все это было. За одну ночь мне пришлось повзрослеть на тысячу лет.

Все, что мне пришлось сделать после той роковой ночи, все мои слова и поступки – я о них не жалею. Всевышний свидетель, мне не оставили выбора.

В один момент все сомнения и страхи отходят на второй план. Прижимаю правую руку к груди, стоит мысленно вернуться к прошлому, сердце в груди галопом скачет, а по спине струятся капли пота. Холодного, липкого, мерзкого.

Зажмуриваюсь, поворачиваясь на бок. Сейчас я в относительной безопасности. Мне тепло, удобно. Я разрешаю себе расслабиться. Впервые за несколько дней выдыхаю. Но как надолго – большой вопрос. Прикусываю нижнюю губу. Я не доверяю Илье на сто процентов. Но и на подлого мерзавца он тоже не похож. Тяжело вздохнув, прикрываю глаза, позволяя усталости взять свое. Мне нужно поспать.

Глава 5

(Амина 7 лет назад)

– Красавицы мои, все взяли? – папа оборачивается через плечо, окидывая нас с мамой изучающим взглядом.

Мама суетится возле входной двери, проверяя сумочку.

– Мам, может, не поедем, а? Мне еще реферат писать, – с мольбой смотрю в мамины глаза.

– И как ты себе это представляешь? У дяди Турпала сегодня юбилей, и мы, его ближайшие родственники, не приедем? – искренне удивляется моим словам, приподнимая брови. – Амина, как бы он ко мне не относился, он брат твоего папы. Мы должны проявить уважение.

– Жаль, что это уважение должны проявлять только мы, – огрызаюсь.

Мне не нравится дядя Турпал. Очень громкий, жестокий, грубый. От такого хочется держаться подальше. И в его глаза я не люблю смотреть, в них столько презрения и жестокости. Каждый раз рядом с ним мороз по коже пробегает.

Оборачиваюсь и смотрю на папу с улыбкой, пока он прогревает машину. Всевышний, как же мне повезло, папа и дядя Турпал хоть и родные братья, но совершенно не похожи по характеру.

Каждый из родителей пытается «дать» своему ребенку все самое лучшее, что у него есть. И мои родители не исключение. Я единственный, желанный ребенок в семье. Оба родителя являются для меня лучшими, они дали все, что могли. Мне не было отказа ни в чем. Папа всегда баловал нас с мамой. И я это понимаю и ценю, так как наша жизнь сложная штука, и у всех она разная.

У дяди Турпала, к примеру, две жены, он приверженец жесткой, властной политики в семье. Где все без исключения решает мужчина, где мужчина в семье царь и бог, его слово не оспаривается. Каждый раз встреча с папой у них заканчивается ссорой и непониманием. Не знаю, в чем причина, но дядя на дух не выносит мою маму. Каждый раз испепеляет ее взглядом, полным ненависти.

Первая жена подарила дяде сына. Мой двоюродный старший брат Баргиш во всем старается подражать отцу. А вторая жена родила ему дочь Ясиру. Она хоть и младше всего на пару лет, но общего языка так и не нашли. Общение со мной ниже ее достоинства, хоть и учимся в одной школе. Многие даже не подозревают, что мы двоюродные сестры. Скорее верят, что мы просто однофамильцы.

Я своим родителям благодарна за жизнь, которую они мне подарили. За все, что дали мне. Я выросла в любви, понимании и заботе. Без тирании и домашнего насилия. Моя мама работает медсестрой в детской поликлинике, у папы небольшая сеть магазинов.

Мы живем в достатке.

– Поторопитесь, – просит папа.

Когда всей семьей загружаемся в машину, я ощущаю какой-то неконтролируемый холодный страх, нервозность. У мамы вообще все из рук валится. Она то и дело нервно поправляет хиджаб.

Машина тихо урчит и срывается с места.

– Исхак, – мама спокойно обращается к папе, но нельзя не уловить волнения в её голосе. – Куда ты так разогнался?

– Мы и так опаздываем. Нужно еще успеть купить цветы для невесток, – улыбается ей, прибавляя скорость.

– Может, не поедем? Скажем, что я заболела, – с надеждой в голосе предлагаю.

– Амина, – страдальчески цокает мама. – Мы уже говорили об этом, – прикусываю нижнюю губу, отворачиваясь к окну. Ну вот не хочу я к ним ехать. И все.

Папа смотрит на меня в зеркало заднего вида. Сводит брови к переносице.

– Мин, обещаю, мы ненадолго. Поздравим, поприветствуем всех и уедем, – ласково просит он.

– Прости… – опускаю глаза, стыдясь своего поведения. Только о себе и думаю, эгоистка. – Ты прав, нужно поздравить дядю, – папа кивает и весело подмигивает.

А я ничего не могу с собой поделать, не знаю, что на меня нашло. Ощущаю, что слезы подступают к глазам, раздражая глазницу. Кажется, с минуты на минуту разрыдаюсь и буду умолять вернуться домой.

Мама молча гипнотизирует взглядом лобовое стекло, о чем-то думая…

А меня бьет озноб из-за плохого предчувствия. Кто знает, что нас ждет на этом юбилее?

Я почти не слежу за дорогой. Обращаю внимание, когда мама кричит:

– ТОРМОЗИ!

Поворачиваю голову: папа пошел на обгон, он вырывается вперед, оставляя позади легковую машину.

Внутри все обрывается от увиденного. Машина, летящая по встречке, теряет управление и на полной скорости несется на нас.

Сжимаю кулаки… И начинаю шептать: «Аллаху Акбар. Аллаху Акбар. Аллаху Акбар».

Не знаю, почему в этот момент я не зажмурила глаза.

Папа выкручивает руль под ужасающий визг тормозов. Джип на полной скорости врезается в дверь со стороны папы. Столкнулись на полной скорости! От удара наша машина подлетает в воздух и кубарем летит в кювет.

– Ааааа… Всевыыышнииий… – стонет мама.

В ушах звон металла, мамины крики и боль. Сильная боль… Все, что я чувствую и слышу.

Я не помню точно, в какой момент я теряю сознание.

Помню молитву и сильные руки, они тащат меня из покорёженной машины.

Разлепляю веки, пытаясь проморгаться.

– Папа…– тихо шепчу.

– Я тут, милая, тут. Прости меня, моя девочка, – хрипит папа, пытаясь откашляться.

Голова чугунная, тело онемело и не слушается меня. Поворачиваю голову, отстраненно наблюдаю, как папа весь в крови ползет к машине и пытается вытащить маму. Вижу, как ему больно, но он изо всех сил старается помочь. А я пустая, ноль эмоций, словно вырубило их. Только соленые слезы капают из глаз. Боли не чувствую.

– Девочки мои, – шепчет папа, целуя меня и маму по очереди. Мы лежим на траве, мама без сознания, но она дышит. Дышит. – Простите меня, я так виноват, – кашляет.

Прикрываю глаза, сдерживая рев. У него изо рта кровь, он плюется кровью. Всевышний, помоги. Не забирай у меня родителей.

Папа падает рядом со мной, тяжело дыша, повторяет слова молитвы.

Я же уплываю в спасительную темноту.

Боль пронзает тело. Морщусь. Хотя едва ли эта боль в теле. Сейчас будто и самого тела нет. Только боль. Её концентрация, скопившаяся где-то глубоко внутри. Будто в тумане нахожусь, перед глазами все расплывается.

Глаза открыть с первого раза не получается, приходится приложить усилие. Мысленных процессов не наблюдается. Тяжёлые, налитые напряжением веки поднимаются с большим трудом. Отказываются слушаться. Хочу ли я вообще открывать глаза?

Пелена перед глазами не дает возможности что-то определить, понять, разобраться.

Сквозь звон в ушах слышу мамины всхлипы. Яснее не становится и когда пелена рассеивается. Я с наслаждением смаргиваю подступившие слезы: перед глазами заплаканная, убитая горем мама.

Осматриваюсь по сторонам: я лежу в палате. Это понимание отображается новой порцией боли. Теперь она действительно в теле. Пытаюсь пошевелиться, но чувствую такую боль, что в глазах темнеет.

С ужасом осознаю, что не чувствую ног. Пытаюсь приподняться, но со стоном плюхаюсь обратно на подушку: ноющая боль отзывается в ребрах, протягиваясь вдоль спины. Тянет шею, словно спазмом сдавливает позвоночник, не позволяя пошевелиться. Смотрю на руки: в правой – катетер с капельницей, а левая рука и предплечье перебинтованы.

Слёзы бессилия катятся из глаз, когда пытаюсь снова приподняться. Громкий всхлип отдается оглушительной болью в висках, пульсирующими приступами в затылке, туманом перед глазами. Болезненно, словно тысячи вонзающихся в конечности иголок, прокатывается по сосудам кровь. Раздирающая боль обжигает изнутри при попытке сглотнуть сдавливающий горло кoм. Подступает тошнота. Зажмуриваюсь.

– Амина, дочка, – сдавленно от слез хрипит мама. – Открой глазки, маленькая.

Открыв глаза, поворачиваюсь на мамин голос, с беспокойством осматриваю ее. Она осунулась, словно постарела на годы вперед. В медицинской ночнушке с капельницей в руках пришла в мою палату.

– Как ты, мам…? – сипло спрашиваю.

Ответа я не слышу. Мама падает на меня, обнимая и громко плача.

– Я боялась, что потеряла тебя…

– Как папа?

После моего вопроса мама с новой силой начинает трястись в немом рыдании.

Горько плачет. Я чувствовала… Зачем тогда спросила…? Я же видела, что на нем не было живого места. Потому после маминого вопля я поняла сейчас: он мертв…

– Па-а-апа…– хриплю, захлебываясь слезами.

От всего происходящего и от душераздирающего крика утыкаюсь лбом в мамину грудь. Крики отчаяния рвутся наружу.

– Пааа… папаа-а…

У нас никого не осталось, кроме нашей семьи. У мамы родители умерли.

А с папиной стороны только дядя Турпал, которого видеть хочется в последнюю очередь. Как же мы теперь одни? Почему…?

Папу похоронили вдвоем с мамой… Мама приняла такое решение, и она имела на это право. Дядя Турпал не возражал, его больше заботило папино завещание и небольшой бизнес. Разве может это все достаться так ненавистной ему невестке? Мама стояла у могилы дрожащая и потерянная, горько плакала. Я же неверяще смотрела на памятник, молясь проснуться и понять, что это всего лишь страшный сон.

Сколько мы простояли, не знаю… Ближе к вечеру пришли домой.

Видела, как у мамы тряслись руки. Глаза опухшие, красные, как и мои. Первые несколько месяцев я спала вместе с мамой. Я еще долго не могла прийти в себя.

Мама занималась оформлением документов, дядя приезжал несколько раз, предлагая помощь. Его очень заботил бизнес. Оказывается, все банковские счета, бизнес, дом перейдут мне в мои полные восемнадцать лет. А пока моя мама может распоряжаться бизнесом от моего имени.

Папа, как оказалось, подготовился основательно. И когда юрист зачитывал составленное завещание, дядя понял, что папа продумал все.

– Совсем с головой Исхак не дружил, – злостно шипит, выходя из здания. – Как женщина может чем-то управлять? Ну если только кастрюлями на кухне. Ты же, Марьям, бестолковая, развалишь все, – тыкает в маму пальцем.

– Хватит, – осаживает его мама. – Не смей меня оскорблять. Это желание моего покойного мужа. Чем ты недоволен?

– Всем, – рявкает в ответ. – Ты же не сможешь управлять, ты в этом ни черта не понимаешь.

– Что ты предлагаешь, Турпал? – устало трет переносицу.

– Продайте бизнес мне. Я куплю его у вас. Деньги переведу на счет Амины, – уже более дружелюбно помогает.

– Я подумаю, – кивает ему.

Посоветовавшись, мы приняли решение продать бизнес. Так как мы все равно ничего в нем не понимали. А работать в убыток смысла не видели. Через три года, в свои восемнадцать лет, я подписала все необходимые документы. И получив приличную сумму на счет, отписала бизнес в пользу дяди. Все эти три года дядя управлял всем по маминой доверенности!

Дни полетели с новой силой. Я закончила школу, поступила в университет. Технологии. Дизайн. Искусство. Самый престижный вуз нашего города. Закончила с отличием.

Мы с мамой до сих пор не оправились, да и сомневаюсь, что это когда-то случится. Может, притупится боль… Однажды.

Не было дня, чтобы я не вспоминала папу. И ту роковую аварию, разделившую мою жизнь на до и после…

И вот, кажется, жизнь идет своим чередом. Но…