Kitabı oku: «В канун Рождества», sayfa 5

2. Сэм

Ранним декабрьским утром, в пятницу, еще затемно, Сэм Ховард вкатил тележку с багажом в зал прибытия аэропорта Хитроу. За ограждением, как всегда, толпились встречающие: пожилые супружеские пары, юноши в спортивных костюмах, усталые матери с детьми, а также шоферы в униформе, ожидающие «Очень Важных Гостей», к которым Сэм не имел отношения. Еще здесь были люди, которые держали в руках плакатики с загадочными надписями вроде: «Ждем мистера Уилсона» или «Союз объединенных рабочих Абдул Азиза».

Сэма никто не встречал. У него не было ни жены, ни личного шофера. Он знал, что за стенами жарко натопленного терминала очень холодно. Их предупредили об этом еще на борту самолета, да и встречающие были тепло одеты: в куртках, в перчатках, с шарфами на шее, на головах – вязаные шапки.

В Нью-Йорке тоже стоял бодрящий морозец. С Ист-Ривер дул порывистый ветер, а флаги словно застыли в одностороннем движении.

На его тележке неуклюже громоздились два чемодана, огромная сумка с принадлежностями для гольфа и портфель. Сэм направил тележку к автоматическим дверям и очутился во тьме холодного и сырого зимнего английского утра. Он встал в очередь на такси. Ждать пришлось минут пять-шесть, но этого хватило, чтобы ноги у него заледенели. Машина была почему-то раскрашена под газетные полосы, а шофер, человек с большими моржовыми усами, казался угрюмым. «Хорошо, что не болтун», – подумал Сэм. Он был не в настроении разговаривать.

– Куда едем?

– В Уондсворт, пожалуйста. Юго-запад, Семнадцатый район. Бьюли-роуд, четырнадцать.

– Понял.

Шофер не потрудился помочь с вещами, решив, очевидно, что пассажир достаточно молод и силен. Сэм втиснул в багажник чемоданы, поставил сумку с клюшками на пол машины, откатил тележку подальше, чтобы другим не мешала, и, наконец сев, хлопнул дверцей. Дворники заметались по стеклу, такси двинулось с места.

Сэм замерз, хотя и ждал недолго. Он поднял воротник синего пальто, поглубже вдавился в грязноватое, в пятнах, сиденье и зевнул, ощущая усталость и нечистоту во всем теле. Он летел в спаянной мужской компании бизнесменов. Перед посадкой все они по очереди незаметно исчезали в туалет, чтобы умыться, побриться, завязать заново галстук и вообще освежиться. Очевидно, этим бедолагам предстояли ранние деловые встречи. Сэму такая перспектива не грозила, и он был очень рад, что первое деловое свидание назначено на двенадцать тридцать в понедельник. Ему предстояло явиться в ресторан «Уайт» на ланч со своим непосредственным боссом, сэром Дэвидом Суинфилдом, президентом фирмы «Старрок энд Суинфилд». До этой встречи можно располагать временем как угодно.

Сэм снова зевнул и провел рукой по подбородку. Наверное, следовало побриться, подумал он, я выгляжу как бродяга в этом толстом свитере, старых джинсах и широких туфлях типа сабо. Было такое ощущение, будто глаза засорило песком, но он сам виноват: не спал всю ночь, читал в самолете книгу. К тому же его слегка мутило: в два часа ночи по здешнему времени он очень плотно пообедал.

Такси остановилось на красный свет. Шофер бросил через плечо:

– Отдыхали?

– Нет.

– А я смотрю, клюшки у вас…

– Нет, я не отдыхать ездил.

– По делам, значит?

– Можно сказать и так. Я шесть лет проработал в Нью-Йорке.

– Вот это да. И как вам тамошняя суета?

– Нормально. К этому привыкаешь.

Пошел дождь.

– Не очень-то приятное утро для возвращения домой.

Зажегся зеленый. Они снова тронулись с места.

– Да, – согласился Сэм. Но не добавил: «А я вернулся не домой». Сейчас у него не было дома, как и полагается бродяге. Впервые в жизни, а ему исполнилось уже тридцать восемь, у него не было крыши над головой.

Он угрюмо скрючился в углу и начал вспоминать все дома, где ему довелось жить. Сначала была усадьба Рэдли-Хилл в Йоркшире, где он родился и вырос, единственный ребенок в семье. Большой, основательный, удобный дом, где пахло дымом очага, весенними цветами и свежеиспеченной сдобой.

При доме было четыре акра земли с теннисным кортом и небольшим леском, где в осенние вечера, с ружьем в руке, он ждал, когда со жнивья налетят голуби. Он возвращался в Рэдли-Хилл из начальной школы, приезжал из частного пансиона на каникулы в компании кого-нибудь из приятелей. То было место уютное, как старый твидовый пиджак, и Сэму казалось, что ничего никогда не изменится. Но, конечно, изменилось. В последний год его учебы в Ньюкаслском университете умерла мать, и уже ничто не было прежним.

Семья владела небольшой фабрикой шерстяных тканей в маленьком йоркширском городке. Сэм поначалу планировал расправить крылышки и, возможно, поискать какую-нибудь работенку за пределами Англии, но после смерти матери у него не хватило духу оставить отца в одиночестве. С дипломом инженера в кармане он вернулся домой, на фабрику. Несколько лет отец и сын удачно справлялись с делом, и оно давало прибыль, а затем фабрика, выпускавшая тонкие сукна и легкие твидовые ткани, столкнулась с конкуренцией более технологически совершенного производства. В Англию хлынул поток дешевого импорта из Европы. Возникли финансовые проблемы. В результате на сцене появился мощный лондонский текстильный концерн «Старрок энд Суинфилд» и поглотил маленькую фабрику. Сэм получил место под новой вывеской, а отец был уже не в том возрасте, чтобы осваивать новые методы производства. Он раньше времени ушел в отставку, копался в саду, время от времени играл в гольф. Это не спасало от одиночества, скуки и бездеятельности, и через год он умер от обширного инфаркта.

Рэдли-Хилл был завещан Сэму. С болью в душе он выставил его на продажу. Тогда это казалось наиболее разумным поступком, ведь он уже осел в Лондоне, трудясь на компанию «Старрок энд Суинфилд» и постигая премудрости брокерского дела в торговле шерстью. На деньги, вырученные от продажи Рэдли-Хилл, Сэм приобрел квартиру с садом в Ил-Парк-Коммон, так близко от метро, что по ночам до него доносился шум поездов. Однако в крошечном садике по вечерам иногда гостило солнце, и, после того как он перевез часть наименее громоздкой мебели из йоркширского дома, квартира стала казаться привычной и уютной. Сэм вел беззаботную веселую холостяцкую жизнь, и в его воспоминаниях квартира осталась согретой теплом солнца и дружбы. Он устраивал бесконечные вечеринки экспромтом, комнаты заполнялись гостями, и в конце концов все высыпали на террасу. Запомнились и шумные зимние уик-энды, когда старые друзья с севера приезжали на футбольные матчи. А разве можно забыть любовные интрижки! Сэм как раз в муках переживал одну из драм, когда вдруг получил повеление сэра Дэвида Суинфилда явиться в главный офис и здесь, в престижных деловых апартаментах на самом высоком этаже здания, вздымавшегося над лондонским Сити, узнал, что его направляют на службу в Нью-Йорк. Глава нью-йоркского отделения концерна Майк Пассано запрашивал не кого-нибудь, а именно Сэма. Это означало повышение в должности, большую ответственность и прибавку к жалованью. «У вас нет причин не ехать, Сэм», – услышал он приговор.

Он ответил: «Да, сэр». Причин не ехать действительно не существовало – никаких семейных уз, ни жены, ни детей. Наоборот, это был шанс, которого Сэм подсознательно жаждал со времен окончания университета. Новая работа. Новый город. Новая страна. Новая жизнь.

Сэм пригласил тогдашнюю возлюбленную пообедать и попытался объяснить причины отъезда. Она всплакнула и сказала, что, если он хочет, готова поехать с ним. Сэм был уверен, что как раз этого и не хочет. Чувствуя себя подонком, он так и сказал ей, и она еще немного поплакала. Когда подошло время расставаться, он усадил ее в такси и больше никогда не видел.

Столь же немилосердно Сэм расстался и с имуществом. Кончался большой отрезок его жизни, и он не имел ни малейшего представления о том, когда вернется в Лондон снова, да и вернется ли вообще. Поэтому он продал автомобиль и квартиру, оставив и сдав на хранение лишь несколько любимых картин, книг и кое-что из мебели. В офисе он освободил от своих принадлежностей письменный стол. Кто-то устроил прощальную вечеринку, и Сэм сказал «до свиданья» всем друзьям.

«Не оставайся там надолго», «Возвращайся поскорее», – говорили они.

Однако, попав в Нью-Йорк, Сэм был сразу же покорен. Он чувствовал себя там как рыба в воде и наслаждался каждой минутой жизни в этом бурлящем энергией космополитическом плавильном котле. Обосновался Сэм в Гринвич-Виллидж, но, когда женился на Деборе, она уговорила его переехать, и они поселились в модной двухуровневой квартире на Восточной Семидесятой улице. Сэму всегда нравилось устраиваться на новом месте, знакомиться со всеми его закоулками, что-то перекрашивать, расставлять заново мебель и развешивать картины, однако Деборе не улыбалась мысль перевозить старые вещи из Гринвич-Виллидж в прекрасную новую квартиру. Она и дизайнера по интерьеру уже пригласила, а тот не вынес бы, если бы старый продавленный кожаный диван нарушил его до малейшей детали продуманный замысел. Последовало несколько мелких стычек, и Сэм, как обычно, уступил. К тому же он был только рад поставить диван в каморке, где держал компьютер и факс. Тот отлично вписался в рабочую обстановку, и иногда, по выходным, когда Дебора считала, что ее муж занят сверхсрочной работой, Сэм возлежал на старом диване и смотрел по телевизору футбол.

Его дома… Квартира на Восточной Семидесятой была для Сэма последним домом, и его он тоже потерял, а заодно и Дебору.

Она не отличалась нерешительностью, поэтому так и сказала ему прямо в лицо, что уходит. Ей надоело играть вторую скрипку, так как на первом месте в его жизни – компания «Старрок энд Суинфилд». Она устала быть женой трудоголика. И разумеется, у нее есть другой мужчина. Когда она назвала его имя, Сэм был не просто потрясен, он даже испугался за Дебору и ее будущее. Он сказал ей об этом, но она осталась непреклонна. Слишком поздно. Она приняла решение, и ее не переубедить. Сэм рвал и метал. Он был сбит с толку и унижен. «Рогатый муж», вспомнилось ему старомодное выражение. «Я рогат. Мне наставили рога».

И все же до известной степени он Дебору понимал.

В офисе его встретили уклончивые взгляды и сочувственные выражения лиц. Некоторые из сослуживцев были, пожалуй, даже чересчур внимательны. Они похлопывали Сэма по плечу и заверяли в своей неизменной дружбе. Но были и другие, например Лайми, который поглядывал на него с ухмылкой, словно кот, который дорвался до хозяйских сливок. И Сэма вдруг осенило: а ведь все эти люди, наверное, давно были в курсе его семейных дел, он же, как и положено главному персонажу мелодрамы, обо всем узнал последним.

Днем появился Майк Пассано. Он скользнул в открытую дверь и уселся на краешек стола. Они немного поговорили о текущих делах, а потом Майк сказал:

– Сочувствую. Я имею в виду Дебби…

– Спасибо.

– Хорошо, что у вас нет детей. Меньше проблем.

– Да.

– Если захочешь, приезжай как-нибудь вечерком, поужинаем вместе.

– Я в порядке, Майк.

– Ладно. Хорошо. Но предложение остается в силе.

Полтора месяца Сэм трудился не покладая рук. Он пользовался малейшим предлогом, чтобы задержаться на работе, и возвращался в пустую квартиру, где его никто не ждал с ужином. Иногда заскакивал в бар, заказывал сэндвич и порцию виски. Или две порции. У него началась бессонница, а днем нападало нервическое беспокойство. Вся жизнь пошла под откос.

Майк Пассано посоветовал ему взять отпуск, но как раз этого Сэм желал меньше всего. Однако постепенно он стал ощущать, что, пожалуй, Нью-Йорка с него достаточно. Ему захотелось в Англию. Домой. Снова увидеть английские туманные небеса, неяркую зелень полей. Пить теплое пиво и ездить на красных автобусах.

Однажды вечером, в разгар отчаяния, в квартире раздался телефонный звонок. Это звонил из Лондона сэр Дэвид Суинфилд.

– Мы можем поговорить, Сэм?

– Конечно, сэр.

– Слышал, что у тебя не все ладится.

– Плохие вести распространяются быстро.

– Мне рассказал Майк Пассано. Сегодня утром. Сочувствую.

– Благодарю вас.

– Хочешь сменить обстановку?

– Что вы имеете в виду? – осторожно спросил Сэм.

– У меня возникла идея. Новый проект. Как раз по твоей части. Может тебя заинтересовать.

– А где?

– В Англии.

– Вы хотите сказать, что мне надо покинуть Нью-Йорк?

– Ты там уже шесть лет. Я согласую вопрос с Майком.

– А кого назначат на мою должность?

– Наверное, Лоуэлла Олдберга.

– Но у него нет опыта работы!

– У тебя его тоже не было.

Сэм решил убедиться, что понял правильно.

– Это понижение в должности? – напрямик спросил он.

– Нет, просто перевод. Наверх и с большой перспективой. – И, помолчав немного, сэр Дэвид добавил: – Я хочу, чтобы ты вернулся, Сэм. Ты мне нужен. Думаю, что сейчас самое время.

Дом на Бьюли-роуд представлял собой половину трехэтажного викторианского особняка, отделенного от проезжей дороги палисадником, приспособленным под заасфальтированную автомобильную площадку. Вся эта тихая улица была уставлена машинами, что говорило о состоятельности здешних обитателей. Росли здесь и деревья. Сейчас они стояли голые, но летом, в роскошной листве, создавали впечатление удаленности от центра Лондона, и улица казалась почти загородной.

В это мрачное утро было еще темно. Когда Сэм расплачивался за такси, входная дверь распахнулась, из дома вырвался поток света и на пороге появилась фигура крупного мужчины.

– Сэм! – крикнул Нил Филип. На нем были брюки от делового костюма и темно-синий пуловер с воротником поло. Он спустился на дорожку и подошел к воротам. – Как я рад тебя видеть!

Нил никогда не стеснялся выражать свои чувства. Сэма словно облапил медведь. Такси уехало, а Нил, нагнувшись, подхватил два огромных чемодана и потащил их к дому, оставив Сэму сумку с клюшками и портфель.

– Джени собирает ребятишек в школу, она скоро спустится вниз. Как долетел? Наверное, чертовски устал. – И Нил плюхнул чемоданы внизу лестницы. – Чайник кипит. Хочешь кофе?

– Жажду.

– Тогда пойдем.

Сэм снял пальто и бросил его на перила. Сверху доносился недовольный детский голос. На ступеньке стояли пара маленьких резиновых сапог и игрушечный автомобиль. Сэм прошел за Нилом по коридору в просторную кухню с окнами над раковиной. Стол, застеленный клетчатой скатертью, был накрыт к завтраку: пакеты с овсяными и кукурузными хлопьями, молочник, подставка для яиц.

Нил насыпал несколько ложек кофе в кружку и залил кипятком. Восхитительный аромат наполнил кухню.

– А поесть хочешь?

– Нет, только кофе.

Сэм подвинул стул, сел и с облегчением вздохнул. Странно, почему он так устал? Ведь последние семь часов он провел главным образом в сидячем положении.

– Ты потрясающе выглядишь, Нил.

– Да, не так уж плохо для человека семейного. – Нил достал хлеб и положил два ломтика в электрический тостер. – Ты ведь этот дом еще не видел? Мы купили его через два года после твоего отъезда в Нью-Йорк. Так сказать, улучшили жилищные условия. И нам нужен был сад для детей.

– Сколько им сейчас?

– Дэйзи – десять, а Лео – шесть. Они ужасно рады, что ты у нас поживешь. После твоего звонка только и говорят об этом. Ты надолго в Англию?

– Я не в отпуск приехал, Нил. По делу. Меня вызвал президент фирмы. Какой-то новый проект.

– Значит, прощай, Нью-Йорк?

– По крайней мере, на время.

– Сэм, я так расстроился из-за Деборы…

– Мы об этом еще поговорим, но позже. Слишком много и долго надо рассказывать.

– Давай сегодня вечерком заглянем в паб, и ты мне все выложишь за кружкой пива. И знай, у нас ты можешь оставаться сколько захочешь.

– Ты очень добр. Даже слишком.

– Такая уж у меня натура, старик, такая натура.

Щелкнул тостер. Нил вынул готовые ломтики и вставил еще два. Сэм молча наблюдал за аккуратными и точными движениями большого и на первый взгляд неуклюжего человека. Волосы у Нила были все еще густые и темные, лишь кое-где проблескивали серебряные нити. Он прибавил в весе, как это бывает с мужчинами атлетического сложения, но, вообще-то, изменился мало.

С Нилом Филипом была связана большая часть жизни Сэма. Они подружились в школьном пансионе в первый же день. Оба с опаской и недоверием присматривались к новой жизни. Потом Нил часто проводил каникулы в Рэдли-Хилл, и мать Сэма стала считать его чуть ли не вторым сыном. Когда Сэм поступил в университет Ньюкасла, Нил отправился учиться в Эдинбургский университет, где до безумия увлекся регби и даже один сезон играл полузащитником в сборной Шотландии. Окончив университеты, уже в Лондоне, когда Сэм обосновался в Ил-Парк-Коммон, они встретились так непринужденно и дружески, будто расстались только вчера. Сэм был шафером на свадьбе Нила и Джени, а когда Сэм женился на Деборе – церемония состоялась в саду при доме ее родителей в Истхэмптоне, – Нил и Джени прилетели в Нью-Йорк, и Нил был шафером у Сэма, у того почти не было в Нью-Йорке друзей.

Нил налил кофе и поставил вариться яйца. Сверху еще громче звучали голоса, затем раздался быстрый топот ног по лестнице, и в кухню ворвались двое ребятишек. Дэйзи была одета в школьную форму, Лео – в джинсы и пуловер. Они уставились на незнакомца.

– Привет, – сказал Сэм, но дети молчали, словно онемев от изумления.

– Поздоровайтесь, – велел Нил.

Вместо этого Лео выпалил:

– А я думал, что вы приедете в ковбойской шляпе.

– В Нью-Йорке ковбойских шляп не носят, – оборвала его сестренка.

– А что там носят?

– Наверное, ничего.

– Кто ничего не носит? – В кухню вошла Джени, одетая почти так же, как сынишка, и направилась к Сэму с распростертыми объятиями. – Ой, Сэм, как же давно мы не виделись! Так чудесно снова встретиться.

Сэм встал, она обняла его и поцеловала.

– Ой, ты еще не побрился, негодник!

– Да, лень одолела.

– Надеюсь, ты приехал насовсем? Дэйзи, ты решила съесть все кукурузные палочки с какао? Отсыпь немного в тарелку Лео.

Дом затих. Хозяева ушли. Нил отправился на свою ежедневную каторгу в Сити, Джени повела детей в школу. Сэму показали его спальню. Он принял ванну, побрился и, завернувшись в махровый халат, с наслаждением рухнул в постель. Уже рассвело. В окно он видел кружевные ветки платана. По шоссе мчались машины. Высоко над головой в небе летел реактивный самолет. Сэм спал.

Почти все выходные шел дождь, но утром в понедельник он перестал и сквозь плывущие облака проглянуло ясное небо. Нил, который просидел всю субботу перед телевизором, наблюдая, как футболисты вяло гоняют мяч по мокрой траве, а в воскресенье утром организовал долгую прогулку в Ричмонд-парк, во время которой все промокли, и после чая вынужден был играть с детьми в бесконечную «монополию», – так вот, взглянув на небеса, Нил огорченно процедил: «Закон подлости» – и уехал на работу. Потом настала очередь детей отправляться в школу, но на этот раз их провожала вместе со своими детьми соседка. Затем явилась прислуга родом с Ямайки, а Джени собралась в магазин.

– Тебе дать ключи? – спросила она. – Я буду только после четырех.

– Ну, тогда мне ключ не понадобится.

– А когда ты вернешься?

– Понятия не имею.

– Ладно, – улыбнулась она и, быстро поцеловав Сэма, добавила: – Желаю удачи.

Вскоре ушел и Сэм, одетый соответственно важному свиданию, застегнутый на все пуговицы и вооруженный зонтиком Нила на случай неожиданного ливня. Он закрыл за собой входную дверь под звуки гимнов, которые пела бывшая жительница Ямайки, уже драившая ванны. В двадцать пять минут первого он свернул на Сент-Джеймс-стрит, вошел в ресторан «Уайт» и спросил у портье, здесь ли сэр Дэвид Суинфилд. Тот ответил, что сэр Дэвид ждет гостя в баре.

В половине четвертого они вместе вышли из ресторана. Сэр Дэвид предложил подбросить Сэма до дому, однако тот вежливо отказался. Огромный черный лимузин нырнул в поток машин и исчез по направлению к Пикадилли.

Сэм решил прогуляться хотя бы часть пути до Уэндсворта. Он пошел к Грин-парку, потом по Белгрейв-сквер, Слоун-стрит и Кингз-роуд. День уже кончался, зажглись уличные фонари. Витрины магазинов сверкали ярким рождественским убранством, соблазняя и маня покупателей. Сэм даже забыл, что в этом мире бывает Рождество. Он понятия не имел, где будет его встречать и кто мог бы ожидать от него подарков. Это была горькая правда, но она заставила Сэма действовать. Он купил огромный букет белых лилий для Джени, коньяк и шампанское для Нила. Дэйзи и Лео тоже нужны подарки, но Сэм понятия не имел, что им может понравиться. Надо было заранее их расспросить.

Когда Сэм, измученный, вышел из магазина игрушек, пошел дождь. Было уже почти пять вечера, час пик, и машины двигались со скоростью улитки. Однако ему удалось поймать такси. Они бесконечно долго тащились через Уэндсворт-бридж, наконец одолели длинную Бьюли-роуд, и когда Сэм увидел огоньки, сияющие за спущенными занавесками дома № 14, то почувствовал, что его там ждут.

Дверь открыла Джени.

– Наконец-то. Я уж думала, ты заблудился.

На ней были джинсы и красный пуловер, темные волосы она зачесала наверх и закрепила черепаховым гребнем.

– Прогулялся немного.

Джени закрыла дверь.

– Ну как все прошло? Я имею в виду ланч с президентом.

– Отлично. Расскажу, но потом. – И он вручил ей лилии. – Это тебе. Подарок доброй хозяйке дома.

– Спасибо. Совсем не обязательно было покупать цветы, но я им рада. Тем более – лилиям. От них во всем доме аромат будет, как в раю. Иди в кухню, я налью тебе чая.

Сэм снял пальто и двинулся вслед за Джени, таща сумку с бутылками. Он поставил коньяк в бар, а шампанское сунул в холодильник.

– Шампанское! – Джени наполнила чайник и включила его. – Есть что праздновать?

– Возможно. – Сэм выдвинул стул, сел и оперся локтями о стол. – А где Дэйзи и Лео?

– Наверху. Телевизор смотрят. А может, играют на компьютере. Я позволяю им, если они уже сделали уроки.

– Как вкусно пахнет!

– Ужин готовлю. У меня неприятная новость. У нас будет гость.

– И что же в этом неприятного?

– Он несносный человек.

– Тогда зачем ты его пригласила?

– Он сам напросился. Это старый знакомый моих родителей. Он сейчас один в Лондоне, и ему плохо. Он позвонил мне, и голос у него был такой жалобный, что я невольно предложила ему зайти. И очень жалею об этом – так хотелось побыть втроем. Я уже сообщила Нилу, и он тоже скис, но сказал, что постарается приехать домой немного пораньше, приготовить напитки, накрыть на стол и зажечь камин.

– Но я тоже мог бы все это сделать.

– Прими душ и отдохни. Ты должен быть в форме.

– Чтобы произвести хорошее впечатление на твоего гостя? – (Джени сделала гримасу.) – Да ладно тебе, Джени, чем он тебе так не нравится?

Она достала разноцветный кувшин, налила в него воды и стала бережно расставлять лилии.

– Он не то чтобы очень неприятный. Просто скучноват. И желает, чтобы его воспринимали как старого roué⁷. Поэтому все сторонятся его, чтобы не выслушивать занудные истории.

Сэм рассмеялся:

– А что, он действительно повеса?

– Да, можно сказать и так. Три раза был женат и теперь опять свободен.

– А откуда он?

– Кажется, он учился в школе с моим па, но теперь живет то ли на Багамах, то ли на Барбадосе, а может, еще где. Не был в Англии целую вечность.

– И что он делает в Лондоне?

– Точно не знаю. Здесь он проездом во Францию. Рождество проведет в Ницце.

– Интересный тип.

– Да нет, нисколько. Ты посмотри, как они прекрасны! Спасибо тебе еще раз. Я поставлю их на самое почетное место в гостиной.

Вода закипела, и Джени достала заварной чайник.

– Я сгораю от любопытства, но, когда стряпаю, не могу сосредоточиться на чем-то еще, а мне надо приготовить пудинг.

– С рассказом можно и подождать.

– Но все в порядке, Сэм? Хорошо прошло?

– Да. По-моему, да.

– Очень интересно. Я рада.

Сэм выпил чая, а потом Джени выставила его из кухни, и он поднялся наверх. Дэйзи и Лео сидели в детской. Телевизор был выключен, а они расположились за видавшим виды столом, вырезая что-то из бумаги. Там же лежали тубы с клеем, фломастеры, клубок разноцветной тесьмы и обрывки капроновой ленты. Дети явно что-то мастерили.

– Привет. Чем это вы занимаетесь?

– Клеим рождественские открытки, – важно разъяснила Дэйзи. – Учительница по рисованию показала нам сегодня, как это делать, и я теперь учу Лео. Надо намазать бумагу клеем, потом посыпать ее блестками, и они прилипнут. Но сначала надо что-нибудь нарисовать.

– Что, например?

– Ну, елку. Или рождественский чулок. Или домик с освещенными окнами. Вот только клей пачкается и блестки осыпаются. Лео их называет «сверкалками». Лео, бумагу надо сгибать вот так, очень-очень ровно…

Дети явно не нуждались в его помощи. Сэм ушел к себе, разделся и встал под душ.

Он захватил с собой «Таймс» и после душа, надев махровый халат, лег, собираясь почитать, однако так и не смог сосредоточиться. Уронив газету на пол, он просто-напросто лежал, глядя в потолок. Через закрытую дверь доносились детские голоса, телефонные звонки, шаги Джени, вкусные запахи. Потом Сэм услышал шум воды в детской ванной.

Как давно он не был в центре семейной жизни, как давно за ним не ухаживали, не радовались его присутствию! Раскручивая в голове эту мысль, Сэм понял: охлаждение между ним и Деборой началось задолго до ее заявления об уходе, но он был слишком поглощен своими делами, чтобы заметить это. В крушении брака – и это он твердо знал – всегда виноваты обе стороны, и каждая должна принять на себя долю ответственности.

Атмосфера скромного лондонского дома, где Нил и Джени растили своих детей, навеяла мирные утешительные воспоминания об усадьбе, в которой Сэм провел детство. Там его тоже всегда ждали, там горел огонь в камине, а из кухни разносились восхитительные запахи вкусной, здоровой еды. Там валялись сапоги у порога и теннисные ракетки в холле, там звучали голоса друзей детства и юности, звук их шагов, громкий смех и крики на лестнице.

Интересно, достигнет он когда-нибудь благословенной гавани семейной жизни? До сих пор все попытки кончались неудачей. Они с Деборой могли бы иметь детей, но она относилась к этой идее без энтузиазма, а Сэм не настаивал. Что ж, если учесть, чем кончился их брак, это было к лучшему. Однако их дом на Семидесятой улице стал для обоих лишь местом жительства, не более того. Да, их гостиная в сливочно-бежевых тонах, с модернистской скульптурой и хитроумно подсвеченной абстрактной живописью на стенах была предметом зависти всех друзей, а кухня – чудом современной бытовой техники, но там не готовилось ничего, кроме пиццы, разогретой в микроволновке. Дебора, устраивая вечеринки, предпочитала приглашать гостей в рестораны.

А вот Рэдли-Хилл… Бросая взгляд в прошлое, через годы городской жизни, полной суеты и стрессов, с ее коловращением, сделками, поздними ночными сборищами, долгими днями работы, запахами подземки и выхлопных газов, Сэм снова увидел Йоркшир, основательный, без претензий, каменный дом, террасу, лужайки, бордюры из роз, которые разводила мать. Он вспомнил маленький городок, где ветер гнал косые струи дыма из труб отцовской фабрики, речку, бегущую с окрестных холмов и змейкой скользящую между зелеными берегами. Ее шум стал таким привычным, что его перестали слышать. Сэм вспоминал, как совершал с отцом долгие велосипедные прогулки, как они ловили рыбу в отдаленных темных заводях, разбросанных по вересковым пустошам, где воздух был свеж, холоден и чист, как над вересками раздавался резкий птичий крик.

Снаружи, под окном, затормозил автомобиль. Открылась и потом захлопнулась входная дверь. Сэм услышал, как Джени сказала:

– Нил? Привет, милый.

Его друг приехал домой.

Сэм вскочил, сбросил махровый халат и стал одеваться. Брюки из плотного хлопка, свежая рубашка без галстука, синий шерстяной свитер, светлые носки и удобные мягкие туфли. Потом он причесался, протер лицо лосьоном и спустился вниз. Дверь в гостиную была распахнута. Сэм вошел и увидел Нила, который, засучив рукава, протирал бокалы. Комната выглядела готовой к веселью: журналы и книги убраны подальше, диванные подушки взбиты, в камине горит огонь. Лилии стояли на круглом полированном столике в окружении коробок с подарками. Цветы благоухали, их аромат наполнил всю комнату. Часы на каминной полке показывали четверть восьмого.

– Привет, – сказал Сэм.

Нил оторвался от своего занятия.

– Хорошо отдохнул?

– Да, но мне надо было давно спуститься помочь тебе.

– Вовсе нет. Я нарочно удрал пораньше.

– Я слышал, что к ужину будут гости?

Нил сделал гримасу:

– Да, придет один старый зануда. Джени следовало бы отшить его, но у нее слишком доброе сердце.

Он протер последний бокал, аккуратно поставил его на столик и отложил полотенце.

– Ну вот и делу конец. Все готово, все в порядке. Давай-ка выпьем и посидим немного в тишине. Расскажи, как что было, пока гость не пришел, а то нам придется слушать только его. Виски? С содовой или с водой? Или со льдом?

– С содовой. А где Джени?

– Крем сбивает.

– А дети?

– Надеюсь, уже в постели. Читают. Иначе – беда.

Нил разлил виски, добавил лед, подал Сэму стакан, а затем, облегченно вздохнув, плюхнулся в одно из удобных кресел, стоящих по обе стороны горящего камина.

– Теперь рассказывай, как прошел ланч.

Сэм опустился в кресло напротив.

– Думаю, все в порядке.

– Ничего неприятного? Никаких намеков на увольнение?

Сэм рассмеялся. Хорошо, когда не ходят вокруг да около, а сразу приступают к делу. Приятно иметь дело с человеком, которого знаешь почти всю жизнь.

– Как раз наоборот.

– Да ну? Значит, новая должность?

– Ага.

– В Штатах?

– Нет, здесь. В Великобритании.

– А где именно?

Сэм ответил не сразу. Он сделал глоток – виски было холодное, крепкое, с «дымком», потом поставил стакан на столик.

– Ты слышал когда-нибудь о Мактаггертах из Бакли?

– Что? Те самые спецы по твиду из Сазерленда?

– Да.

– Конечно слышал. Любой мало-мальски уважающий себя сельский джентльмен носит охотничий костюм из твида «бакли». У отца был такой, вернее сказать, был и остался. Материал вечный, словно панцирь. Только не говори, что у них плохи дела. – Нил фыркнул, такой невероятной казалась ему подобная мысль.

– Были плохи. Но «Старрок энд Суинфилд» выкупили фирму несколько месяцев назад. Странно, что ты об этом не знал. Или ты не читаешь «Файнэншнл таймс»?

– Читаю ежедневно, но эту информацию пропустил. Я ведь не занимаюсь текстильной промышленностью. Черт, в голове не укладывается, что Мактаггерт пошел ко дну. – Нил невесело усмехнулся. – Вечная история. Нельзя делать деньги на продукции, которой сносу нет.

– Да, конечно, это одна из трудностей, но были и другие. Они совсем не разнообразили ассортимент. Судя по всему, хозяева были людьми старомодными и не видели необходимости что-то менять. Но даже классический твид не пользуется прежним спросом. Большие поместья продаются, охотничьи угодья пустеют, и одежду из твида для егерей и лесничих заказывают все меньше. Кроме того, старик Мактаггерт пару лет назад умер, а двое его сыновей семейным бизнесом не интересуются. Один занимается компьютерами, а у другого – огромный гараж на окраине Глазго. И возвращаться на фабрику у них желания не было. Полагаю, жизнь на далеком севере потеряла для них всякую притягательность.