Kitabı oku: «Легенды Октады»

 Лот Берок был потомственным пастухом. Всю свою жизнь он помнил как его отец и дед занимались выпасом скота. Здесь, на лугах, была очень сочная кормовая трава, которая из-за близости моря и обильной влаги, яркого теплого, но не палящего солнца, вставала густым ковром дважды в год, а все оставшееся время не жухла и не высыхала, как это было в других местах. Скот был на подножном корму весь год и, наверное, поэтому отличался крупными знатными габаритами и невероятными удоями, а получаемое молоко было густым, как сметана и сытным, как полноценная еда, состоящая не менее чем из трех блюд. Так что это небольшое королевство уже долгие годы славилось своими мастерами-скотоводами, великолепными сырами, которые продавались во все ближайшие государства, а рецепты их изготовления уходили корнями в древние века и передавались по наследству, чем местные сыроделы очень дорожили .

   Лот Берок очень гордился своим происхождением и, всегда, с уважением говаривал о замечательной гильдии сельских животноводов. Но маленький червячок зависти периодически очень сильно глодал его самолюбие. Потомственные пастухи всю жизнь пасли чужой скот. Они никогда не голодали, не испытывали особых недостатков, так как их семьи не отличались особой привередливостью, но мечты о собственных парнокопытных и крупнорогатых всегда витали в их помыслах, поэтому нельзя сказать, чтобы Берок был каким-то особенным. В свои 42 года он уже давно обзавёлся семьёй. Имел очень хозяйственную и заботливую жену из соседней деревни и трёх ребятишек: двух очаровательных дочерей десяти и двенадцати лет, а так же пузатого, роскошного карапуза – сына четырёх лет отроду, который так же, как и он, Берок, должен был стать обыкновенным пастухом. И, вот однажды, ему представился случай подняться на одну ступень выше в незамысловатой иерархической лестнице крестьян. Во время проливного дождя, быстро согнанный скот обычно прятали под крышами загонов, но в это ненастье пастухи не досчитались четырех молодых тёлочек. Возможно, они погибли при разливе реки Донды, которая несла свои воды в Аротское море и была в такие моменты непредсказуемо опасной. Река протекала недалеко от деревни. Возможно, они стали жертвами стаи волков, которая, именно во время ненастья спускалась с гор и совершала свои жестокие и кровавые набеги на стада, что было менее вероятным. Поиски пропавших животных оказались бесполезными. Через несколько дней, после сожалеющих разговоров, в селе практически забыли о происшествии. Только хозяева горевали очень долго, вспоминая своих рогатых кормилиц. И вот, в один воскресный день, Лот Берок отправился в лес, чтобы запастись шишками для растопки. Он шёл в глухое место, где их было великое множество и не требовалось особой сноровки, чтобы набрать пару-другую мешков. И каково же было его удивление, когда в густой траве на опушке леса он увидел всех четырёх тёлочек в добром здравии и нагулявших толстенные бока. Берок, бросив мешки, погнал пропавших животных в деревню, сначала рассчитывая на горячую благодарность своих односельчан. Но чем реже становились стволы деревьев, тем больше и больше его охватывало незнакомое чувство сомнения. Вскоре его сознание стало сопротивляться человеческому долгу, увязнув, как муха в меде. В давнем своем еще неясном желании, он остановился: "Почему я не могу воспользоваться таким случаем? Это же судьба ! Не ради себя, ради детей своих…" Искушение было слишком велико, а человеческая натура слишком слаба и искушение победило. Погнав животных в обратную сторону, уже на границу с другим королевством – Намитрией, он продал их большим любителям говядины маврам за приличную по его меркам сумму. Вернувшись в деревню, сам не свой, он рассказал селянам о том, что на берегу Донды он нашел утопленника – купца из Золотой Порты, которые часто спускались на своих кораблях по реке к морю. В деревне ахали и немного завидовали неожиданному богатству, свалившемуся на голову Берока. А он, не теряя времени даром, на имеющиеся деньги выгодно купил десяток коз и двух телочек и быстро превратился в поставщика молока на местную сыроварню. Довольно быстро он отстроил новый дом, приоделся, и его лицо засветилось благополучием, и хмурился теперь Берок только тогда, когда по дороге ему приходилось встречаться с хозяевами пропавших телочек. Нельзя сказать, что при этом изменился его характер, нет, этого не произошло, но что-то надломилось в нём, и может быть это был тот стержень человеческой порядочности, который недоступен обычному визуальному восприятию.

   Загнав свое стадо в тёплый и сухой коровник, Берок, как обычно, уселся на маленькую скамеечку в своем саду. Он набил терпким табаком свою трубку и, несколько раз затянувшись, выпустил ровное колечко табачного дыма, которое тут же стало подниматься вверх к тёмно-синему, почти чёрному небу и, сверкающим в немыслимой дали, ярким звёздам. Берок от наступившего блаженства впал в секундное состояние прострации и даже, как сосунок-теленок, пустил пузыри. Ровный гул и колебание земли под ногами заставили его очнуться: "Что такое?" Он встал и стал вглядываться в спускающиеся сумерки. Где-то посреди деревьев, он заметил сильное колебание кустарников чёрной смородины и чертополоха, который он уже давно собирался выдрать с корнем и вышвырнуть в лог, но все как-то не доходили руки. Берок, притягиваемый непонятной силой, быстро преодолел половину расстояния и оказался в самом центре своего сада. В ту же секунду ослепительно яркая вспышка огня заставила его резко отвернуться и закрыть глаза ладонью. Когда он повернулся, то не поверил своим глазам. Между кустами смородины в земле была неправильной формы зияющая трещина, довольно больших размеров; в нее запросто могла бы поместиться взрослая корова. Она была очень глубокой, с невообразимо глубокого дна вверх поднимались огненные языки пламени желто-оранжевого цвета, отблески которого освещали всю половину сада, и поднимался желтый и очень едкий дым. Над ней, не имея никакой опоры, прямо в воздухе висел человек, закутанный с ног до головы в толстый шерстяной плащ. Берок от удивления выронил изо рта трубку и застыл, онемев. Края трещины неожиданно быстро сомкнулись, пламя исчезло под землей, а дым быстро улетучился вертикально вверх. Зависший в воздухе человек медленно опустился. Берок стоял, что говориться ни жив, ни мертв. Человек сделал по направлению к нему два шага и остановился, видимо изучая крестьянина, затем немного откинул капюшон назад, не открывая лица.

   -Понравилось? – довольно приятным голосом спросил он. Берок встал на четвереньки, его замутило, естественно, больше от страха, язык одеревенел во рту, в горле пересохло. Незнакомец подошел к нему вплотную.

   -Пора возвращать долги, мой дорогой, – опять как можно ласковей произнес он и дотронулся рукой до головы Берока. Тот застыл каменным изваянием, а затем от его тела стали отлетать мелкие синеватые искры, при этом все контуры как бы растворились в воздухе. Резкая боль в теле разорвала каждую клеточку его крепкого организма. Раздался хлопок, в небо потянулся синий дымок узенькой тонкой полоской. Незнакомец беззвучно захохотал, откинув голову назад, а затем усадил себе на плечо крупного черного ворона с блестящими пуговками-глазками и отсвечивающим в лунном свете вороненым клювом.

   -Теперь ты – мои глаза, так послужи мне! – и он подкинул птицу высоко вверх. Ворон часто захлопал крыльями и, сделав широкий круг над селом, исчез в темноте…

  ***

   Он позвал меня на рассвете, когда причудливые остроконечные пики горных отрогов ещё были наполовину скрыты сыростью и стелющимся по их склонам туманом, закрывающим их как шапкой, внизу скопился прогретый за день воздух, вызывая духоту. Небо только начинало вызревать, приобретая свой естественный цвет. Начинался восход, который нужно встречать хотя бы один раз в году, для того чтобы получить необходимый для полноценной жизни небесный запас энергии. Лучи, восходящего источника жизни, высветили на небосклоне три небольших облака, придав им золотистый оттенок, а проносящиеся в атмосфере в хаотичном порядке ветра, расставили их по углам равнобедренного небесного треугольника. Ёжась от утренней прохлады, я поднялся по вырубленной в скале лестнице и очутился в его келье. Несколько огарков толстенных коричневых стеариновых свечей медленно догорали в своих плошках, начиная чадить. Он, как и раньше, сидел ко мне спиной, за невысоким покатым столом, а скрип пера настоятельно утверждал, что он пишет.

   -Заметил ли ты что-нибудь особенное за эти два дня? – откладывая перо в сторону, спросил он.

   -Облака, – сразу же ответил я. Он удовлетворенно кивнул и поднялся из-за стола, на котором в беспорядке лежали старинные манускрипты и толстенная книга с летописью, её я узнал сразу. Он подошёл к окну, на подоконнике которого стоял чугунный прибор напоминавший астролябию, положил на него руку и нежно провёл по её выгнутой поверхности.

   -Облака – это только сегодня утром, – продолжил я: – Вчера вечером отсвечивал зеленым цветом Дорийский камень и звезды в созвездии Волопаса изменили своё положение…

   -Это знак, – понял я. Он сильно волновался, такого за ним практически никогда не наблюдалось – слегка подергивались края век его глаз. Пройдя по комнате, он погасил все свечи. В келье стало намного темней. Он поманил меня рукой, сам же взял со стола длинный свиток ангирийского манускрипта и вновь подошёл к окну.

   -О сочетании этих примет здесь и сказано, – тяжелый вздох вырвался из его груди: – Я очень давно жду … и готовлюсь к этому. Читай же!

   Я встал, повернувшись к окну, чтобы ещё неяркий утренний свет осветил строчки манускрипта. "Да и придёт зло на Землю обетованную в очередной раз, когда в небе звезды встанут в прямую линию, зеленой злобой расцветёт Дорийский камень, а утренние облака на безоблачном небе превратятся в угольник. Захочет зло победить и захватить мир земной ни посредством битвы открытой, а захватив разумом, используя слабости человеческие и страсти людские. Тогда и должны сойтись добро и зло в битве смертельной за род человеческий, ибо зло порождает зло, а добро порождает истину…"

   Я оторвался от чтения и посмотрел на него. Он приблизился ко мне и посмотрел в глаза долгим проницательным взглядом, будто постигая все глубины моего сознания. "Не хочу превращаться !" – и с чудовищным сопротивлением я представил себе прочную в щербинках каменную стену. Тяжесть в голове постепенно стала отступать, созданный мной мысленный блок сыграл свою роль.

– Хорошо, – похвалил меня он: – Ты научился сопротивляться даже мне. Помнишь, я рассказывал тебе о жизни Октады? Мыслю я, что именно он станет камнем преткновения в очередном споре сил добра и зла. "Да, – мысленно ответил я: – Его разделили на две части, чтобы никто не смог воспользоваться его магической силой, так как он может воздействовать на человеческий разум и лишить любого силы воли, подчинив себе. Было ещё какое-то необходимое условие для того, чтобы он вновь мог обрести свои волшебные свойства. Ах, да! Получить его части нужно по добровольному согласию хранителей, иначе он может погубить нерадивого претендента. Но жезл был создан ведь не для этого?"

   "Конечно же, нет, – он сел на свой стул, опять тяжело вздохнув: – Его создали основоположники нашего ордена, чтобы общаться с людьми на расстоянии, передавая свою мудрость и знания. Но, к большому сожалению, людям он не принес счастья, а кроме того, кое-кто возжелал использовать его совсем для других целей. Вот именно тогда советом ордена, после долгих споров, решено было его разделить на две части и оставить на хранение в разных королевствах, определив его хранителей среди людей, которые никогда бы не смогли им воспользоваться самостоятельно, это во-первых, а во-вторых, лишив тем самым возможности воспользоваться жезлом кого-то из самих магов, ибо соблазн обладания им был очень велик."

   "А нельзя было его просто уничтожить? – спросил я опять, не открывая рта, мысленно адресуя вопрос ему. "Разве можно уничтожить Солнце?" – был мне ответ.

– Теперь о другом. Согласно предсказаниям дорийцев тернистый путь победы над злом должен пройти простой человек, житель одной из стран восьми королевств. Кто он никто не знает. Но на протяжении всех этих лет я готовил людей, молодых, одаренных, талантливых, пытаясь внести свою лепту в торжество добра над злом. Я пытался передать им частицу той мудрости, что завещали нам маги, ибо чувствовал, что им, возможно, придется столкнуться с силой доселе невиданной. Ты у меня – тринадцатый. И мне приходится только сожалеть, что у нас было так мало времени. Но дождался своего часа только ты.

   "Боже мой! Все эти двести или триста лет он готовил одного за другим тринадцать человек, не зная, является ли один из них избранником в предстоящей борьбе со злом, обучая его великой мудрости и азам волшебства, ожидая знака свыше, живя в этом вечном ожидании и испытывая угрызения совести – а вдруг, это не тот". Я впервые посмотрел на него по-другому. Передо мной сидел дряхлый старик с пылающим взглядом и уставшим лицом, каждый день, терзающий себя одним и тем же вопросом: "Правильно ли я поступаю?"

– А теперь ответь мне, готов ли и ты выполнить свой долг?– с некоторым пафосом спросил он: – Ибо я свой долг выполнил.

– Ради этого я потратил десять лучших лет своей жизни, – спокойно ответил я, и почти физически почувствовал, как невидимый груз переместился по воздуху размытой тенью от него ко мне и окутал мои плечи. Он вздохнул с облегчением.

– Я выполнил свою миссию. Теперь тебе стоит полагаться только на себя. Орден безусловно будет внимательно следить за твоими действиями, но помощь его возможна только в пространствах охваченных силой мысли ордена. Этого, конечно, не достаточно. Тебе придется пользоваться услугами друзей, но помни, что человеческий разум непредсказуем и слаб; для него изобретены миллионы соблазнов и искушений и не все могут их преодолеть, даже ты, мой лучший ученик!

   "Потому что, не смотря ни на что – я тоже человек," – договорил я мысленно.

  "Да," – ответил он спокойно, а вслух добавил:

– Я уже распорядился – корабль ждёт тебя на рейде. С собой ты возьмешь только то, чем сам научился пользоваться, а самое главное – постиг, смыл их применения. И помни: самый короткий путь к истине – самый длинный путь, и только сильный духовно и любящий сердцем, сможет его пройти достойно. Кроме этого, ты когда-то был одним из лучших фехтовальщиков всех восьми королевств – я верну тебе твое умение и навыки.

   В келью мне принесли цивильную одежду. А когда я побрился и, облачился в неё, меня уже вряд ли бы смогли отличить от дворянина средней руки. В свой дорожный саквояж я вложил три склянки с волшебными эликсирами, предварительно проложив их целой пачкой носовых платков, дабы не разбить и не потерять ни капли драгоценной жидкости. Отец-казначей отсчитал мне в два кошелька по сто золотых, проверив одну из монет на зуб, при этом усмехнулся:

– Человек проверяет золото, а золото – человека.

   Взяв в руку шпагу, я выдвинул её из ножен и с любопытством посмотрел на лезвие. По-правде говоря, даже, не думал, что придется ее когда-то снова обнажить. Боевой стилет сунул в ботфорт.

   Едва я вступил на палубу корабля, тут же подняли все паруса. Соленый морской ветер их раздул, превратив в неестественные суконные полусферы. Загудели в воздухе натянутые просмоленные веревки и прочий такелаж, заскрипели прочные деревянные рули. Даже форштевень приподнялся кверху, придавая судну более обтекаемую форму и корабль, заелозив по волнам, сначала весь вытянулся, как гончая, а затем сорвался с места и рассекая белые буруны волн, устремился вперед – туда, где уже Солнце показало половину своего венценосного тела. Я повернулся к берегу и стал внимательно разглядывать остроконечный пик башни, в которой провел все эти годы. Маленькими черненькими оспинками на ее теле угадывались узкие окна, на какое-то мгновенье в одном из них мелькнуло белое пятнышко. Мне очень хотелось, чтобы это был он – седовласый, мудрый, жестокий и родной, тихонько стоящий у окна, с большой надеждой взирающий на удаляющийся корабль, доверивший мне дело всей своей жизни.

   Корабль носил название "Апостол", восемь лет назад он был построен на фримийских судоверфях и все это время, отличаясь быстротой хода и повышенной плавучестью, использовался для доставки скоропортящихся грузов и срочной почты. Сделанный из прочных пород фримийского бука, даже после штормов и разлагающего действия морской соли, его только дважды ставили в док и то, только для того, чтобы ободрать днище от разного рода морских паразитов, насмерть въедающихся в обычную древесину, и просмолить корпус ниже ватерлинии. Все это время на судне командовал один человек – капитан Дод Брэмэн, довольно молодой моряк для капитанской должности, но справляющийся со своими обязанностями настолько превосходно, что его стали переманивать на другие суда, но Брэмэну полюбился "Апостол", и с него он уходить не собирался. А кроме того, тридцативосьмилетний капитан, заросший рыжей бородой и, практически никогда не снимающий с головы "голландку", очень любил море и жизни без него себе не представлял. На все остальные случаи жизни Брэмэн говорил одну крылатую фразу, услышанную им много лет назад в таверне Золотой Порты: "Море разъединяет страны, соединяя их" и был этому смыслу несказанно рад. Видимо, по-своему он был прав.

   Матрос Дастин Бок, сидя в бочке, закрепленной у самой верхушки грот-мачты, лодку заметил первым. Он, как положено, громко засвистел в свой пронзительный свисток, а уже потом, когда на палубу высыпались все обитатели корабля, зычным баритоном сообщил о своей находке.

   Капитан, заслонив глаза кистью руки, от ярких солнечных лучей, зорко разглядывал неожиданно появившуюся лодку.

– До берега миль двадцать пять, – сообщил он мне: – Для рыбаков далековато. "Что он там видит?" – удивился я. В глазах играли солнечные блики, отсвечивающие от мелкой волны пронзительно изумрудно-лазоревого цвета. Но Брэмэн четко отдал отрывистые приказы и корабль тут же сменил курс, перевалившись на правый бок.

– Хоть ваш старик и дал мне указания – не встревать ни в какие дела, но закон моря суров. Мы должны оказать помощь! Грот-парус вниз!

   Корабль, потеряв основной двигатель в виде четырехугольного паруса, сразу же сбавил ход и продолжал плыть вперед, скорее всего уже по инерции. Теперь заметно стала ощущаться качка и подбрасывание на волнах, которая практически не чувствовалась при его движении. Свободные от несения вахты матросы сгрудились на носу корабля, пытаясь как-то разглядеть причину вынужденной смены курса. Вскоре все смогли увидеть небольшую лодочку, раскачивающуюся на волнах. Скорее всего, она была рыбацкой, так как с ее кормы свешивалась и бултыхалась в морской пене разорванная пеньковая сеть. Весел видно не было, а в тех местах, где обычно имеются гнезда для уключин, доска была выворочена, а мелкие занозы торчали в разные стороны, напоминая собой остроконечные лепестки садовых астр. Всех, безусловно, теперь интересовало содержимое сети. И вот, когда корабль поравнялся с ней – среди рыбьих тушек в серебристой чешуе все разглядели скрюченное голое тело человека.

   -Шлюпку на воду! – крикнул Брэмэн, другим жестом он расставил по бортам два десятка матросов с арбалетами наготове: – Не хватало ещё "купиться" на трюк морских разбойников. Я уже понимал, что таких совпадений в природе не может быть и внутренне начинал готовиться к любым возможным неожиданностям. Лодку пришвартовали к левому борту корабля и человека быстро на руках подняли на палубу. Это был пожилой мужчина с изможденным лицом и крепкими мозолистыми руками рыбака. Брэмэн не смог услышать ухом сердцебиения в его груди, тогда он быстро поднес свой кортик к его губам. Лезвие покрылось испариной.

– В каюту его, он жив!

   Несчастного быстро подняли и быстро поволокли в капитанскую каюту, огибая бочки с водой и связки каната. И в эту минуту мне показалось, как он открыл левый глаз и, видя меня, кажется даже, подмигнул. "Что за чертовщина!" – выругался я про себя, чувствуя легкий омерзительный холодок по спине. Тогда я сделал несколько шагов по направлению к нему и тщательно всмотрелся в его лицо – глаза несчастного были плотно закрыты, даже веки не подрагивали. "Начинаю нервничать – это плохо!" – отчитал я самого себя. По приказу капитана, паруса были вновь развернуты и укреплены на реях, подхватив порыв попутного ветра, мы вновь устремились на восток, но смутное предчувствие уже не покидало меня. Склянки пробили шесть, когда Брэмэн сам подошёл ко мне и, взяв под руку, отвёл в сторону.

– Сударь, нехорошее предчувствие одолевает меня с самого утра. Я честный моряк, и никогда не ввязывался ни в какие козни. Этот необычный факт, лодка с рыбаком…

– Вас что-то смущает? – я понял его озабоченность.

– Честно говоря – да! Со слов рыбака, его болтает по морю дня три. Здесь все ничего, он из Порты, ловил макрель практически у самого берега, попал в шторм, и его лодку унесло в открытое море попутным шквалом, трое суток не пил, не ел – дошёл одним словом. Но я обратил внимание, что рыба, которая валялась у него будто только что из сетей, даже не протухла! Не знаю, зачем я вам про это все говорю?!

– Он пришёл в себя? – поинтересовался я вновь. Капитан кивнул и зло сплюнул за борт: – Говорили мне – не связываться со Стариком! Против вас-то я лично ничего не имею, но все это попахивает чертовщиной. К рыбаку я приставил охрану – мало ли что. Я удвоил наблюдение за морем, хотя нашу "ласточку" в море не догонит ни один корсар.

– Когда мы будем в Порте? – солнце уже стояло в зените и имело апельсиново-желтый цвет, я зажмурился, подставляя лицо его теплому приятному свету.

– Утром будем, а что? – встревожился капитан.

– Да нет, ничего. Дай-то бог!

   Брэмэн опять подозрительно посмотрел на меня, провёл рукой по своей окладистой пушистой бороде:

– Вы что-то знаете?

– Нет, но чувствую какую-то опасность, – капитан даже обрадовался моим словам, он одернул полы своей куртки и обнажил свои крупные зубы в добродушной улыбке.

– Вот-вот, и у меня так же, – с некоторым облегчением сказал он.

   Затем быстро, и, почти не держась за поручни, поднялся на капитанский мостик и что-то сказал рулевому, я же пошёл вдоль левого борта от носа к корме. В прозрачной воде замелькали темные, почти чёрные спины дельфинов, вся их стайка соревновалась в быстроте передвижения с "Апостолом" и им это удавалось. Они плыли параллельно с большой скоростью, периодически высовывая головы и хватая воздух со свистом своим дыхательным отверстием в голове.

   Невольно залюбовавшись грациозностью тел морских животных, я даже отвлекся от неприятного предчувствия. День на "Апостоле" прошёл быстро и когда наступили сумерки, попутный ветер усилился; по приказу капитана были подняты дополнительные боковые буера, и он пообещал мне, что корабль прибудет в столицу Золотой Порты Дабу-Де ещё до рассвета, ибо теперь никаких остановок не будет. С этими новостями я вошёл в свою маленькую каюту под капитанским мостиком и рулевым и, по-свински, не раздеваясь, завалился на прибитую к половым доскам деревянную кровать. Равномерные покачивания, в такт движения волн, меня быстро убаюкали и, сомкнув веки, я быстро забылся во сне.

   Разбудил меня непонятный шорох наверху, затем удар какого-то предмета об пол, потом все стихло. Заснуть я уже не мог. Сев на кровати, я стал пробуждаться ото сна. Кругом было темно, даже на расстоянии вытянутой руки не было видно ничего, кроме этого, душный и влажный морской воздух заставил меня вспотеть и, мне поневоле, пришлось скинуть рубашку и обтереться полотенцем. Не одеваясь, я вышел наружу, чтобы подышать свежим морским воздухом. На форштевне, грот-мачте и корме горели сигнальные фонари, отмечающие габариты судна. Куда не посмотри – кромешная тьма. Звезды заволокло облаками и их мерцание не пробивалось из-за туч и, если бы не белые пенные буруны, поднимающиеся по бортам корабля и с шумом низвергающиеся в стороны, можно было бы представить себя в абсолютно закрытом помещении и темноте. Глаза постепенно привыкли, и я стал различать отдельные предметы на палубе.

– Не спиться? – участливо спросил меня из-за спины голос Брэмэна. В темноте ярко-красный огненной точкой вспыхнул тлеющий табак в его трубке.

– Да, очень душно.

– Давайте поднимемся наверх, освежимся, а заодно проверим этого идиота – Колби! Крутит руль как старая камбала, – при этих его словах я обратил внимание, что судно хоть и не сбавило ход, но держится на воде менее устойчиво. Мы поднялись по крутым ступеням наверх.

– Куда он делся?! Колби!! Идиот! Чтоб ты провалился!

   Я разглядел в темноте огромный колесообразный руль, из баранки которого в четыре стороны торчали дополнительные рычаги для удобства его вращения. Рулевого нигде не было.

– Не смыло же его за борт! Ко мне!! – уже во всю силу своих легких, рявкнул капитан. На палубе зажгли несколько факелов и, их дрожащие на ветру огни стали быстро приближаться. Двое матросов очень скоро оказались рядом с нами.

– Свети сюда! – капитан ткнул рукой в чернеющее на досках пятно. Свет факела высветил аккуратной формы лужицу буровато-красной жидкости, стекающей за борт. – Святая дева Мария! – перекрестился один из матросов. "Это кровь, " – понял я. Брэмэн макнул в нее палец и поднес к факелу.

– Прости меня, старина Колби, – тихо произнес он. – Кровь совсем свежая, но около получаса мы плывем неизвестно куда. Мы сбились с курса… – он перехватил штурвал и , что есть силы резко вывернул его влево, не понятно каким-то образом ориентируясь в темноте.

– Сударь, – обратился он ко мне: – Вы не должны обижаться, но я вас заключу под арест. Временно, конечно, до выяснения всех обстоятельств.

   Мне оставалось только подчиниться, так как на месте капитана я поступил бы точно так же, в силу того, что на судне было только двое посторонних членов команды: я и спасенный накануне фригийский рыбак, но последний был в полубессознательном состоянии, а я "шлялся" недалеко от места происшествия. Он еще поступил со мной деликатно и мягко. Я зашел в свою каюту и услышал, как за мной дверь замкнули на засов. "Ситуация, – подумал я, нащупав в темноте свой узел, извлек из него сухую рубашку, в которую тут же переоделся. Затем сел на кровать, стал разглядывать в темноте маленькое сферической формы окно, выходившее на корму, в него можно было просунуть лишь две сложенных вместе руки. По всему кораблю сновали взад-вперед матросы с факелами, их отсветы были видны через дверную щель. "Опять что-то не так", – понял я, когда свет приблизился. Вновь заскрипел засов, дверь распахнулась. Снаружи стоял Брэмэн, он морщил своей лоб:

– Выходите, сударь, я снимаю с вас подозрения. Наш рыбачок, будь он не ладен, исчез, а его охрана перерезана как свиньи в загоне.

  "Значит, я не ошибся, – понял я: "Он появился только для того, чтобы убедиться, что на корабле нахожусь я, после чего он сменил его курс. Зачем?"

– Капитан, на много ли мы отошли от первоначального курса?

   Тот нажал плечами, освобождая мне дверь, я, с удовольствием, вышел из своего душного помещения.

– Мы уже на правильном курсе, а так… мили на четыре-пять. А что?

   Я промолчал, он подал мне куртку:

– Оденьтесь, под утро стало прохладней, и появился легкий туман.

   И в это самое время на всем ходу корабль налетел своим приземистым днищем на коралловый риф, который неожиданно вырос на пути, исходя из самой глубины. Известковый остров не выдержал силы удара и надломился поперек, но не раскололся полностью, а покачавшись, остался на месте, только мелкое крошево под своей силой тяжести, замутив воду вокруг, стало медленно опускаться на дно. И "Апостол" пробитый в днище, остановился, как пришпиленный булавкой мотылек. От сильного удара треснула тяжелая грот-мачта, а раздутые ветром паруса рывком в сторону, вырвали ее с места. И деревянная конструкция, разрывая крепкие пеньковые веревки и, тараня все на своем пути, рухнула на палубу, снеся капитанский мостик вместе со штурвалом. Выбитые из рук факела запалили парусину как солому, огонь быстро стал пожирать материал, но его быстро залили забортной водой.

– Быстро в трюм! – во всю мощь своих легких крикнул Брэмэн. Матросы, оставшиеся в живых, к их чести, не запаниковали, а стали действовать слаженно и довольно расторопно, как умелая сплоченная команда. Я быстро пролез в свою искореженную каюту и нашел свой саквояж.

– Кэп, воды в трюме не много. Самое главное она не прибывает, – быстро отчеканил кто-то в темноте. Матросы быстро обрубили, оставшиеся целыми веревки и столкнули мачту в воду. Раненных начали перевязывать, погибших тут же оттащили на нос и прикрыли остатками парусины. Начинало светать, черный мрак ночи превратился в сероватую пелену рассвета.

– Смотрите! – закричал, чудом оставшийся в живых Дастин Бок, показывая рукой куда-то вперед. Впереди корабля, шумно вспенивая воду на расстоянии нескольких десятков метров, из морской пучины показались неровные очертания каменистой площадки, которая все выше и выше поднималась из воды, источая тучи брызг. Потоки воды стекали широкими рукавами с нее вниз и закручивались в маленькие водовороты. Морские глыбы по краям площадки торчали точно зубцы крепостной стены.

– Санта Мария!! – Брэмэн перекрестился и приложил два пальца к губам. Ошеломленные увиденным катаклизмом, люди замерли, как загипнотизированные. Остовом внезапно появившегося острова был гигантский буроватый от водорослей коралловый стержень. Площадка замерла на уровне корабельной палубы, по размерам и форме напоминая "Апостол". Первым очнулся капитан и, чувствуя неестественность происходящего, крикнул:

– Что встали как бараны на заклание! К оружию!

   Но матросы, зачарованные невиданные зрелищем, стояли без движения. И тут на площадке, выросшей их морских недр острова, появился человек. Он возник в его центре, как будто по крупицам материализуясь из воздуха, тумана и брызг соленой воды. В предрассветной мгле его не было четко видно, только фигура, очерчиваемая ниспадающими полами плаща. Было заметно по движению его головы, что он присматривается к людям, столпившимся на палубе. И я это понял сразу, он взглядом высматривает меня, это не составляло особого труда, так как в своей белоснежной рубашке я хорошо выделялся среди прочих, даже в сумерках. Найдя меня, он удовлетворенно потер руки.