Kitabı oku: «Лучший мир»
I.
«11.03.2020: Россия ограничивает авиасообщение с Германией, Испанией, Францией. Ограничение из-за коронавируса вводится с 13 марта».
Я сидела на мягком диванчике посреди торгового центра, опустив голову так, чтобы свешивались волосы, и никто не видел, что моё лицо залито слезами до самого подбородка.
– Почему сейчас?! Почему именно сейчас??? Ай, блин…
Слеза, упавшая в открытый загранпаспорт прямо на новенький шенген, поставила беззвучную истерику на экстренную паузу. Аккуратно, стараясь ничего не размазать, я промокнула каплю краешком рукава, натянутым на палец. Фотография в визе и без того получилась не очень, но теперь, слегка расплывшееся от солёной влаги лицо идеально отражало моё состояние.
Эта неделя должна была стать невероятной. Только мы с Ильёй и Берлин. И рислинг. И, пожалуй, ещё карривурст – банально, но чертовски вкусно. До рая оставался всего месяц, но внезапная пандемия решила перекроить мою историю любви к большим городам, еде, алкоголю и Илье на свой лад. Для начала жирно зачеркнуть всё уже написанное одним-единственным электронным письмом: «Ваш рейс ХХХ-706 отменён». По иронии, новость свалилась на меня прямо в визовом центре, откуда я выходила, чуть ли не пританцовывая и нежно прижимая к груди заветный конверт с паспортом. Хотя объективных причин, по которым мне может быть отказано в визе, нет, каждый раз радуюсь так, будто мне удалось провернуть какую-то очень хитрую аферу.
По очень грустному совпадению границы закрыли именно Германия и ещё несколько стран. Наблюдая за растущей статистикой заболевших, пустеющими полками супермаркетов и лицами прохожих, спрятанными за медицинскими масками, я где-то глубоко внутри подозревала такой исход, однако всерьёз его не ждала. Нет, ну правда, пандемия в 2020 году? Мы же развитая цивилизация. Не то чтобы прям-таки очень, но всё же. Ещё осенью вирус казался далёкой призрачной угрозой – мало ли что там, в Китае, там всегда всё… необычно. Но ситуации понадобилось около трёх месяцев, чтобы перерасти в настоящее безумие и накрыть весь мир. Весь чёртов мир, с ума сойти. Я просто не верю, что живу во время, когда на карантин могут посадить целый мегаполис. Это просто не со мной. Какой-то абсурдный сон.
Наспех вытерев глаза, я вышла на улицу и, охнув от неожиданной яркости, поспешно нацепила солнцезащитные очки. Мир сиял и переливался, а катастрофой даже и не пахло. Пахло талым снегом и дешёвым кофе, благо через дорогу вокзал. Я обиженно шмыгнула носом, глядя, как серая железная полоса с красными отметинами на боках зашипела, лязгнула и величаво поползла вдоль платформы, прочь из города. Загран в сумке будто засветился, как волшебный талисман, призывающий к действию. Меня накрыло странное чувство: чисто в теории я могу прямо сейчас подойти к кассе, купить билеты в любую страну Шенгенской зоны (пока все границы не позакрывались) и поминай как звали. Все сбережения с собой на карте, нужное можно купить на месте. Путь, конечно, неблизкий: четырнадцать часов до Литвы как минимум, но я бы как-нибудь потерпела. Забиться на верхнюю полку с музыкой, чаем и бесконечными пейзажами за окном не самый плохой вариант. И всё это прямо сейчас, только дорогу перейти, никто не остановит. Так странно думать в подобном ключе…
Стоп. Никаких больше необдуманных поступков. Я обещала себе и Илье.
Наушники взорвались звонком телефона, и я напрочь забыла о поездах и навязчивых идеях. Чёрт-чёрт-чёрт! Я должна была вернуться в офис якобы с «обеда» полчаса назад!
– Да, – ответила я, раздумывая, не слишком ли шумно вокруг, и прокатит ли, если я скажу, что задержалась на кухне.
– Ольга, где вас носит? – Михаил Валентинович рявкнул так, что пришлось срочно сбавлять громкость динамика. – Не наелись за два часа?
Олеся, идиота кусок. Меня зовут О-ле-ся. Так сложно запомнить?
– За полтора… – осторожно возразила я. Всё-таки иногда мой начальник любит преувеличивать.
– Через двадцать минут в моём кабинете! – процедил он и отключился.
Так себе день.
Я вызвала такси, обещавшее домчать от вокзала до офиса за десять минут, и принялась ждать, нетерпеливо постукивая новенькими чёрно-серебристыми и совсем не радующими ногтями по чехлу телефона. Пять минут показались мне вечностью, поэтому когда жёлтая машина подползла к остановке, я забыла о приличиях и беспощадно растолкала толпившихся там людей, чтобы добраться до заветной двери. Абстрагировавшись от ругани пожилой женщины в розовом спортивном костюме, я устроилась на заднем сидении и набрала номер.
– Илья, есть минутка?
– Да, малыш, только быстро, у меня скоро встреча.
– Наши билеты аннулировали, – сдавленно всхлипнув, сообщила я.
– Хорошо.
– Что хорошего?!
– В смысле, я понял. Ну ты что, новости не читала? Чего-то такого и следовало ожидать.
– Тебя это вообще не расстраивает?
– Очень расстраивает, правда, но мне пора бежать. Вечером поговорим, ладно? Забронируй стол в нашем месте и после работы езжай туда, посидим часик.
– Окей.
– Всё, люблю тебя.
Я вяло пробормотала что-то в ответ, положила трубку и позволила слезам течь, защищённая от любопытных взглядов водителя непроницаемыми стёклами очков. Главное в стрессовых ситуациях – это правильно дышать, по крайней мере, именно так заверял меня врач год назад. Вдохнуть через нос, задержать дыхание, медленно выдохнуть. Расслабится тело, расслабится и мозг.
Нечестно. Как же это всё нечестно. Это должна была быть лучшая неделя в моей жизни. По всей видимости, только в моей, но всё-таки.
– Ну что там? – спросила Катя, бодро выстукивая на клавиатуре какой-то очередной отчёт. Одна из пленников этого офиса, моя сестра по несчастью, соседка по кабинету, напарница по обедам и лучшая подруга. Несмотря на то, что я проработала здесь чуть больше года, за всё это время мне удалось по-настоящему сдружиться только с ней. С остальными сам собой установился вежливый нейтралитет.
– Нормально. Выдали, – пробубнила я, бросая вещи на стол.
– А с глазами что?
– Потом, – отмахнулась я, в спешке сгребая бумаги, мысленно хваля себя за то, что подготовила их ещё вчера, пусть и ценой пары часов моей личной жизни. Ой-ой, в стопку затесался мой рисунок, неловко бы вышло. Хобби давно заброшенное, но рука нет да нет как будто на автомате берётся за карандаш. Не рисовать в офисе невозможно – иначе совсем крыша съедет от постоянного тыкания по клавишам и пойди-принеси-распечатай. Мельком глянула в зеркало – глаза действительно опухшие. Может и хорошо, меньше влетит.
Я наспех собрала волосы в ненавистный пучок, открывавший больше лица, чем мне хотелось бы показывать миру, поправила воротник белой рубашки, скинула грубые ботинки и влезла в не менее ненавистные каблуки. Можно идти.
У кулера возился Олег, главный юморист офиса. Увидев, куда я направляюсь, он адресовал мне сочувственный взгляд, но ничего не сказал. Будь на моём месте кто-то другой, обязательно отпустил бы какую-нибудь ремарку. Почему-то стало ещё грустнее. Интересно, по шкале от одного до десяти, насколько странно расстраиваться, что тебя даже не подкалывают?
Ну же, Леська, всего лишь стук в дверь. Давай, ты справишься. С отвращением при виде Михаила Валентиновича же как-то справляешься уже полтора года…
– Войдите, – раздалось из кабинета прежде, чем я занесла кулак.
Я сделала умиротворённое лицо, открыла дверь и шагнула внутрь.
Кабинет Михаила Валентиновича – это отдельный мир внутри нашего небольшого офиса. Кажется, что входишь в неподвижную картинку, где нет времени и ничего не происходит. Вещи всегда лежат на одних тех же местах, створка окна всегда откинута на одну и ту же ширину, а в мусорной корзине всегда примерно одинаковая гора бумажек. Даже воздух здесь будто застыл. И запах один и тот же – какого-то очень дорогого, но тошнотворно-кислого одеколона.
– Явились?
Вместо ответа я привычно присела, не дожидаясь приглашения, и через стол протянула ему документы, смотря прямо в буравящие меня тёмные глаза на молодом загорелом лице. Опять по курортам разъезжал на папочкины деньги, щегол. Начальник грубо выхватил стопку из моих рук, пробежался глазами по первой странице и тут же отправил её в мусорную корзину.
– Это не то, что я просил.
«Ты нормальный? Я вчера на два часа задержалась, чтобы успеть это подготовить, а ты выбросил, не посмотрев! Я тебе это ведро сейчас на голову надену!!!» – бегущими строками проносилось в моей голове, пока я провожала взглядом путь плодов своего труда до корзины.
– И что, собственно, не так? – невозмутимо спросила я, стараясь и бровью не вести. Так повелось с первого дня. Перед этим козлом ни в коем случае нельзя давать слабину, иначе будет доводить до слёз каждый день. Проверено на печальном опыте Кати и других девочек из отдела.
– Всё не так. Перечитайте моё письмо с указаниями ещё раз, и чтобы завтра к девяти всё было у меня на столе.
– Хорошо.
– И да. Ещё раз увижу, что ваши обеды затягиваются – будете уволены. По статье.
– Я вас поняла, – мои ладони под массивным столом из красного дерева непроизвольно сжались в кулаки. Я представила, как беру Михаила Валентиновича за шиворот и со всего размаху прикладываю лбом об стол. От этой мысли полегчало. С какой стати он вообще Валентинович? Говнюк лет на пять меня старше максимум, а ещё туда же. Заигравшийся папенькин сынок.
– Надеюсь. Вы не забыли проснуться сегодня?
– Что? – моргнула я.
– Идите, говорю, работайте, второй раз повторять не буду, – огрызнулся Михаил. Я твёрдо решила про себя отныне называть его только по имени и ровно до той поры, пока не придумаю достаточно оскорбительное прозвище.
– Хорошего дня, – машинно отчеканила я, встала и поскорее вышла из кабинета. На всякий случай глянула на свои наручные часы. Никогда не обращала внимания, но почти уверена, что в этом проклятом кабинете они останавливаются.
На столе рядом с клавиатурой дожидалась чашка горячего чая. Я благодарно посмотрела на Катю и без слов повалилась на кресло.
– Влетело? – сочувственно спросила она, оторвавшись от компьютера. Несмотря на то, что возраст Кати уже лет пять как преодолел отметку в два десятка, выглядела она так, что человек со стороны мог бы невольно заподозрить нашу компанию в эксплуатации детского труда. Ну ладно, как минимум, подросткового.
Моя нижняя губа подрагивала так, что ответа не потребовалось.
– О-о-ох, – она отъехала от стола, смешно перебирая ногами, кинулась ко мне и крепко обняла со спины. Сил сдерживаться больше не было, и я разревелась.
– Чш-ш-ш, – объятия подруги стали ещё крепче. – Настолько всё плохо? Что там этот чудила опять наговорил?
– Да хрен с ним, – всхлипнула я. – Наш с Ильёй рейс в Берлин… Его отменили…
От неожиданности Катя выпустила меня из объятий.
– Чего? В смысле? Из-за коронавируса?
– Ага, – уныло кивнула я и потянулась к чаю. – Только вышла из визового центра и тут на тебе, это сообщение. А я так ждала… Кать, как же я ждала… Хоть какой-то глоток свежего воздуха во всём этом дерьмище… И хотя бы капелька времени с Ильёй. Мы же никогда никуда не ездили за столько лет.
– Ну чего ты, Лесюнь… Ещё ведь целый месяц. Может, рейсы восстановят?
Я отрицательно помотала головой.
– Не-а. Все в панике. Статистика по заболевшим и умершим жуткая. Мероприятия отменяют, собираются строить больницы. Ходят слухи, что в Москве введут пропускной режим и чуть ли не ЧС. Я тут всякого начиталась, пока в такси ехала.
– Пропускной режим? ЧС? – Катя скептически сморщила вздёрнутый нос. – Не слишком?
Я пожала плечами, делая огромный обжигающий глоток чая.
– Полная дичь. Но если это правда, то плакал мой поиск работы. И твой. Ты помнишь про план?
– Вырваться отсюда к концу года, – отчеканила Катя. – За план не переживай. Нашей мотивацией не видеть этот гадюшник можно ракеты заправлять. Справимся.
Я усмехнулась и уже в который раз за день вытерла слёзы, но на душе было всё так же паршиво. Жалобно пискнул телефон.
«Лесь, мне проект новый прилетел. На сегодня всё отменяется. Увидимся дома, а в следующий раз я весь твой!»
Ну что ж, хата сгорела, так что сарай уже не жалко, хотя, если верить народной мудрости, эти события обычно происходят в другой последовательности. Только почему именно сегодня? Меня словно выбросило в космическую пустоту, даже без возможности как следует покричать и побарахтаться. Такое происходит всякий раз, когда на Илью сваливается внезапная работа. Я даже вроде как привыкла. Надо просто переждать.
– Кать, пожалуйста, давай напьёмся вечером. Я не вывожу этот день.
Подруга нахмурилась.
– Если только чая или кофе. По крайней мере, тебе точно только их. Работу переделывать не надо?
– Просто распечатаю то же самое и внесу пару правок в титульный лист. Спорим на косарь, что он не придерётся?
– Конечно не придерётся. Этот олень дальше титульника даже не смотрел, да?
Вместо ответа я красноречиво поджала губы и протянула ей ладонь. Катя с мрачным лицом отбила пять, и мы синхронно вернулись к работе. Пусть этот день хотя бы закончится хорошо.
Город выглядел как обычно, но ощущение неотвратимой беды висело в воздухе, подпитываемое мыслями тысяч людей. Мы старались сохранить остатки позитивного настроя и беззаботно бродили по центру в районе Китай-Города, грея руки об стаканчики с горячим кофе из любимой кофейни и стараясь не обращать внимания на то, что лица большинства прохожих были скрыты медицинскими масками. Вдруг это наша последняя прогулка.
– Ты как? – голос подруги донёсся до меня будто из-под воды.
– Нормально, – ответила я, помедлив. Почему-то в голове плавали слова Михаила.
«Вы не забыли проснуться?»
Что это было? Это ведь не связано с…
– Кать?
– Что?
– Как думаешь, что теперь будет?
– Даже думать не хочу. Только бы не отправили из дома работать, я со своим зоопарком вздёрнусь! Завидую вам с Ильёй.
– Не сказала бы, что есть смысл завидовать, – отмахнулась я. – Он даже лёжа на диване будет в работе по уши.
– У вас всё хорошо?
– Ну… Да, – замялась я. – Думаю, да.
– И тебе нормально, что он всё время работает?
Я пожала плечами. Честно говоря, так и не определилась со своей позицией по этому вопросу. Я никогда не была избалована вниманием, поэтому сам факт того, что мы съехались год назад, воспринимался как один огромный акт проявления этого самого внимания. О большем я даже не думала (точнее, запрещала себе думать, одёргивая, словно эгоистичного ребёнка, выпрашивающего десятую конфету), тем более, что жить пока что удавалось душа в душу. Лучше так, чем без работы. Такое мы уже проходили.
– Эм-м-м… Если ему нравится работать, то почему бы и нет.
– А ты?
– А мне не нравится. Но это потому что я ещё не нашла своё. Вот как стану самым крутым художником игр…
– Да я не о том. Тебе не одиноко, пока он в офисе пропадает?
Катя – потрясающий человек. Вот как она умудряется? Сама непосредственность.
– Нет. Он есть. Разве мало?
– Вот это выдержка у тебя. Я б так не смогла.
– Просто слишком хорошо помню время, когда у меня не было того, что есть сейчас. Ой, ладно тебе, не такой уж Илья и повёрнутый на работе. После того случая так вообще, мы даже начали иногда ходить куда-то вместе. Он редко свободен, но всё же находит время, даже места сам выбирает. Мне не даёт, говорит, навыбиралась уже. До сих пор винит себя за то, что случилось в том году.
– Авторитарный он у тебя, знаешь ли. В хорошем смысле! А ты… – Катя замялась, и я по одному лишь её растерянно-взволнованному взгляду поняла, о чём она хочет спросить.
– Не волнуйся, мне с тех пор больше ничего такого не мерещилось. И зря вы с Ильёй на алкоголь всё списываете, я бы ни за что пьяная за руль не села.
– Ты возвращалась из бара, Лесь. В баре обычно пьют.
– Ну а я не пила. Ладно, совсем немного, даже первый стакан допить не успела. Ко мне начал подкатывать какой-то додик, и я почти сразу уехала.
– Вот видишь, – Катя укоризненно покачала головой.
– Думайте что хотите. За год уже можно было бы поверить.
– Ладно, прости.
Некоторое время мы шли молча. Катя погрузилась в свои мысли, а я думала о том, как объяснить своим самым близким на свете людям: лучшей подруге и парню, что в тот чёртов день мне по мозгам дал не глоток сидра, а оглушил своей внезапностью белый шум, прорвавшийся в эфир радиопередачи, которую я слушала по пути домой, а затем его перекрыл голос, отчётливо произнёсший:
– Мы ждём тебя, Олеся. Возвращайся скорее домой.
Время, когда город застывает на границе сезонов, кажется особенным. Как переход из одного мира в другой. Чувствовать на коже тёплый ветерок, когда с улиц ещё не до конца сошёл снег – это как слышать звуки внешнего мира в утренней дрёме.
– Ну что, к метро?
– Ты езжай, а я ещё погуляю.
– Точно? Ты себя нормально чувствуешь? Если это из-за того, что я вспомнила…
– Нет-нет-нет, не думай ничего такого. Всё нормально, просто я хочу ещё побродить. Дойду до своей ветки, там сяду.
– Смотри мне. Напиши, как будешь дома.
– Ты тоже.
Проворчав что-то неразборчивое, Катя ловким движением надела жёлтую тканевую маску в полоску и распахнула руки. Мы обнялись на прощание, и я немного постояла у метро, ощущая его тёплое дыхание на коже и глядя подруге вслед. Затем со вздохом развернулась и, как и обещала, побрела до своей ветки. После аварии я больше не садилась за руль, а метро начало казаться оплотом безопасности, где все системы налажены за тебя и для тебя – достаточно пройти через турникет, сесть в поезд и мчать куда захочешь. И не думать, как будешь давать по тормозам, если снова позовёт голос из магнитолы.
Я мысленно заперлась на замок внутри своей головы и забилась в самый укромный её уголок – привычка с детства, ритуал, к которому я прибегала, когда приспичивало подумать о чём-то максимально личном. И там, в укрытии, в очередной раз позволила сознанию коснуться мысли, которой никогда ни с кем не делилась. Приступ нездорового любопытства – сродни тому, с которым люди косятся в открытые двери подвалов – заставил сердце биться чуть чаще.
Куда меня звали? Может быть, мне всё-таки туда надо?..
В темноте центр города превращается в настоящий лабиринт. Не тот центр, где огни, магазины, бары и толпы народа, а улочки между спящими домами довоенной постройки, где пузырилась и извивалась темнота. Не та, что приходит, когда гаснут фонари, но та, что не растворяется даже в их свете. Скорее, она растворяет его. Изнанка Москвы, повидавшая слишком много. Однажды ты замечаешь её – и пути назад нет.
Время шло к одиннадцати, и пора было ускоряться. На метро я успевала в любом случае, но хотелось бы ещё расслабиться в ванне перед сном. Оценив расстояние до метро по карте, я решила срезать через дворики. Если, конечно, мне повезёт, и в решётчатых воротах арок будут открыты калитки.
Повезло. Калитка приветственно скрипнула и пустила меня в темноту уютного двора. Здесь изнанка ощущалась ещё сильнее, будто чем дальше забредаешь в её сердце, тем в большей степени становишься её частью. Это как сойти с тропы и затеряться в лесу, только тропой в конкретном случае служила тусовочная Маросейка.
Я поддалась очарованию дворов и почти забыла о метро, завороженно любуясь тускло-жёлтыми квадратами окон, бледно-зелёными и белыми фонарями и игрой теней на стенах. На одной из них было что-то написано, и я подошла поближе, чтобы разглядеть.
«Ты проснулась?» – спрашивала стена.
Я набрала полные лёгкие воздуха и задержала дыхание. Неужели история вот-вот повторится? Не хотелось бы. Я не особо сильно пострадала в той аварии – думаю, слово «пострадала» в этой ситуации вообще слишком громкое. Всего лишь сотрясение средней тяжести, даже домой отпустили почти сразу, строго наказав лежать и носить смешной воротник.
– И ты туда же? – сердито прошипела я, с нехорошим предчувствием вспоминая Михаила. – Проснулась, проснулась.
Справа что-то вспыхнуло и погасло. Фонарь. Я обернулась, и взгляд выхватил стену электробудки, на которой… было написано то же самое.
И на асфальте.
И на ржавеющей доске с информацией по подъезду и отрывными объявлениями.
И на стене другого дома тоже.
Я застыла, сканируя глазами пространство на предмет новых надписей. Наверняка какая-то шутка, очередная игра в альтернативной реальности или как их там называют. На всякий случай я ущипнула себя – так ведь полагается? Было ощутимо больно, так что ответ, скорее всего, утвердительный.
Становилось всё более неуютно, и я прибавила шаг. Эти дворы всегда казались мне живыми, но сейчас я кожей чувствовала, как они за мной наблюдают, завлекая в свою игру или же играя мной. То ли свет так падал, то ли моё воображение вырвалось за рамки разумного, но то тут, то там мелькали плоские, карикатурно нарисованные глаза самых разных размеров и форм. Асфальт и стены становились темнее, будто их накрывала невидимая тень, а квадраты окон призывно разгорались сильнее. Пожалуй, я достаточно срезала, теперь доберусь как-нибудь по тротуарам, спасибо. А вот и арка. Остаётся надеяться, что калитка открыта.
В арке горела тусклая лампочка, а улица на другом её конце была практически невидимой со стороны двора. Я внимательно оглядела стены, но ничего не увидела, кроме обрывков объявлений.
«Ты проснулась?» – поинтересовалась правая стена арки. Кривая надпись маркером на ней появилась буквально из воздуха. На левой стене красовалась точно такая же. Будто по щелчку тревожность улетучилась и сменилась любопытством. Я уже в странной ситуации, из которой, очевидно, просто так не выбраться. То, что случилось, уже случилось, а значит, в какой-то степени можно и расслабиться. Если это какая-то игра, то почему бы не подыграть.
– Раз уж тебе так интересно, а человеческого языка ты, по всей видимости, не понимаешь, – сказала я стене, нащупывая в сумке ручку или карандаш. – То отвечу так.
Цепляясь за извёстку, кончик гелевой ручки вывел «ДА» прямо под вопросом.
– Так яснее? – спросила я, пряча орудие преступления в сумку и нервно оглядываясь по сторонам. Олесенька, двадцать пять годиков.
Как будто дождавшись сигнала, одинаковые надписи принялись множиться, будто их выводил мой собственный взгляд, и расползаться по желтоватым стенам арки, перекрывая друг друга и уходя в потолок. Сердце стучало где-то в голове, а уши постепенно наполнялись шумом помех, как будто я попала на экран ненастроенного телевизора. На периферии что-то ритмично пищало. Я вскрикнула и побежала в сторону улицы, вот только улицы там не было. Арка вытянулась на несколько сотен метров вперёд, и я бежала в пустоту, надеясь всё же выскочить на тротуар.
И мне это удалось, правда, не совсем. Инерция вынесла меня на проезжую часть, прямо под колёса отчаянно гудящего автомобиля. Свет фар резанул по глазам так больно, словно это был и не свет вовсе, а идеально заточенный меч.
Удар.
Кажется, погибнуть в аварии мне просто-напросто суждено.
