Все время мира

4
Дезмонд

Я стал злейшим врагом самому себе.

На часах девять утра. Я смотрю на пожелтевшие стены комнаты. Мне знакома на них каждая трещина. Когда-то они выглядели совсем иначе. Когда я впервые вошел сюда, комната показалась мне безупречно чистой – она разительно отличалась от моего дома с его грязным ковром и вонючим диваном, от которого несло мочой и сигаретами. В тот момент, глядя на свои коротенькие штанишки и изношенные ботинки, я чувствовал себя предметом мебели, не вписывающимся в интерьер. Однако стоило мне увидеть ослепительные улыбки девушек, которые пришли в сопровождении такой же приветливой докторши, чтобы проводить меня в больницу, как впервые в жизни я вздохнул с облегчением.

Все будет хорошо, Дезмонд.

И я поверил этому: кошмар закончился и, быть может, кто-то наконец-то по-настоящему позаботится обо мне. Они сказали, что так и будет, и я до сих пор жду, когда они сдержат свое чертово обещание.

Не бойся. Доверься нам. Малыш, кто-то обязательно полюбит тебя. И у тебя появится новая семья.

Проклятие!

Я наблюдал, как эти стены блекнут все больше, как и моя надежда, что найдется тот, кто будет любить меня, как собственного сына.

Я окидываю себя взглядом. На мне снова рваные джинсы, но теперь они модные и мне впору. Мои спортивные кроссовки уже потрепаны, но еще вполне сносные. Я одет в простую черную майку с V-образным вырезом и короткими рукавами, а мое тело сильно отличается от тела семилетнего ребенка.

Прошло уже десять лет с того дня, когда я впервые вошел в эту комнату. Она дала мне надежду, но я так и не стал таким светлым, какой тогда была она.

Я темный. Грязный. Испорченный.

Я столько раз входил сюда, надеясь, что обрету семью, и каждый раз буквально через пару месяцев меня возвращали обратно.

С каждым возвращением росла моя ярость, и я начал ненавидеть семьи, которые ради ничтожного пособия корчили из себя поначалу любящих родителей, а затем обнажали свое настоящее лицо.

Они сломали меня, и поэтому никто не хотел меня усыновлять. Теперь я мечтаю лишь свалить отсюда. Дело за малым, и я не дам остановить себя этой женщине, которая сидит напротив.

С яростью я гляжу на доктора Линн. У нее длинные светлые кудри, которые она никогда не стрижет, ясные глаза, очки с черной толстой оправой и по-матерински нежное лицо, которому когда-то я понапрасну доверился.

Что еще ей от меня нужно?

Один год, еще один проклятый год, и я вырвусь отсюда. У меня больше нет желания выслушивать ее бредни.

– Как дела, Дезмонд?

– В норме, – бросаю я в ответ и ниже сползаю на стуле. Я закидываю ногу на ногу и скрещиваю руки на груди.

Мне хочется закурить, и по привычке я запускаю руку в карман, где обычно держу пачку сигарет.

– Почему ты такой грубый? Что не так?..

С моей жизнью все не так.

– Давайте к сути, докторша! Зачем я здесь? – отрезаю я.

Доктор Линн опускает взгляд на листки, которые лежат на ее письменном столе. Она выглядит расстроенной из-за моего поведения, но мне никогда не удавалось одолеть эту женщину. И никому не удавалось заставить ее опустить руки. Она не сдастся и сейчас. Ей нужно лишь сделать еще один проклятый шаг… но она его пока не сделала.

– У меня для тебя отличная новость, Дезмонд, – внезапно говорит она.

От ее слов мне ни жарко ни холодно, так что я спокойно остаюсь на своем месте. Тереблю сережку в виде крестика в моем ухе.

– Помнишь, я говорила тебе, что ты был включен в программу усыновления?

– Да, и еще я помню, как ясно дал понять: мне это неинтересно…

Доктор тяжело вздыхает. Подравнивает бумаги.

– Да, я что-то такое припоминаю.

Что-то такое… Как бы не так! Что за чертов розыгрыш?!

– Я все равно включила тебя в программу и нашла тебе семью.

Вот стерва!

– Я надеюсь, вы шутите! – Я вскакиваю со стула, который падает на пол, и резко опираюсь на ее стол сжатыми кулаками. – Через год я свалю отсюда, мне не нужна семья.

– Дез…

– Хрен вам, а не Дез! Я заходил и выходил отсюда десять чертовых лет, и никто не захотел меня забрать. Теперь мне не нужны родители. Забудьте об этом! – в ярости кричу я.

– Ты сможешь решить, нужны ли они тебе, когда тебе исполнится восемнадцать…

– Что?

– Сможешь решить, хочешь ли ты, чтобы тебя усыновили, – объясняет она. – Выбор будет за тобой.

Я чуть не задыхаюсь от клокочущего в горле смеха.

– Еще одна проклятая приемная семья!

Мне хочется схватить что-то и разбить вдребезги.

Это будет уже тринадцатый.

Проклятие, я считал их всех!

– Я. Туда. Не пойду, – смотрю в упор на доктора Линн и со злостью выплевываю каждое слово.

Она поднимается со своего кресла и направляется ко мне со своими бумагами. Я подаюсь назад. Мне не нужно ее сочувствие. Не нужно!

Когда-то она мне нравилась. Я с нетерпением ждал каждую нашу встречу. Каждый раз старался приодеться и выглядеть опрятно, а еще мечтал, как она придет и скажет, что хочет стать моей матерью. Потом я начал ее ненавидеть, потому что она оставила меня гнить в тех местах, о которых бог даже не слыхивал.

– Возможно, это твой шанс, Дезмонд. Попробуй это понять. Это хорошая семья. У тебя будет возможность учиться и построить свое будущее.

Признаю, я часто думал о том, что меня ждет за пределами приюта. У меня нет работы, а это значит, мне срочно нужно будет найти хотя какую-то, так что я не смогу продолжить учебу. Единственное, что я умею, – играть в американский футбол.

Я обожаю его!

Он оставался моим спасением, пока я летел в бездну, и я бы хотел заниматься им профессионально, но думаю, что закончу жизнь официантом в забегаловке, а потому уже распрощался с мечтами о славе.

– Ты не можешь отказаться. Просто прими все как данность, – голос доктора звучал уже категорично. – Один год. Потом можешь делать что хочешь, и государство больше не будет тебя контролировать. Так что собирай свои вещи, скоро за тобой приедут.

Скоро… Проклятие, их даже не интересовало, как я отреагирую!

Я смотрю на доктора Линн, которая опустила глаза на свои бумажки, и вижу ее невозмутимое лицо.

Тема закрыта.

Для нее, возможно, но не для меня.

Когда меня отводят обратно в приютское общежитие, я не на шутку взбешен. Ничего нового, но сегодня я по-настоящему в ярости.

Я вхожу в свою комнату, которую делю с Брейденом, и вижу, что тот валяется на кровати. Я пытаюсь не встретиться с ним взглядом и иду в ванную. Мне нужно хоть немного побыть одному, но мой растерянный вид тут же привлекает его внимание. Брейден пристально смотрит мне вслед, а затем откладывает в сторону комикс, который читал, и направляется за мной. Не успеваю я захлопнуть за собой дверь, как он уже стоит на пороге.

– Эй, чувак! Что стряслось? – спрашивает Брейден.

– Ничего. Не хочу об этом говорить.

– И ты правда считаешь, что я не суну нос в твои дела?..

Я фыркаю. Нет. Конечно нет.

Брейден – мой брат. В наших венах течет разная кровь, но мы вместе с самого детства. Пусть каждый из нас столько раз отправлялся в разные семьи, в конечном итоге мы снова встречались в исходной точке. Лузеры, застрявшие в трясине, но зато всегда вместе. Мы увидели, чего стоит этот мир, и держались друг друга, чтобы не уйти на дно обоим.

– Опять какой-то кретин хочет стать приемным родителем, – цежу я сквозь зубы, чуть отодвигаясь. – Что еще?

Он смущен.

Мы ведь уже все спланировали. Так или иначе мы встали бы на ноги, но теперь все катится к чертовой матери.

– Мне нужно покурить, – я подхожу к кровати и вытаскиваю из-под матраса припрятанную пачку с зажигалкой.

Затем я возвращаюсь в ванную, открываю окно, чтобы в помещении не пахло дымом, и закуриваю, жадно затягиваясь.

– Если тебя застукают, будет хреново, – напоминает Брейден.

– Мне по фигу… у меня лишь два часа на сборы, – в моем голосе смешиваются ярость и смирение.

У Брейдена выступают слезы, но он старательно делает вид, что все в порядке.

– Через год ты будешь свободен, и мы свалим отсюда вместе.

– Я смогу решать, хочу ли быть усыновленным. На этот раз выбирать буду я, вот это удача, не так ли? – насмешливо ухмыляюсь я и делаю еще одну затяжку.

Брейден молчит. Сдерживается, чтобы не подлить масла в огонь, но, по правде говоря, брат просто не знает, что сказать. Наши планы сейчас испаряются на глазах, как кипящая вода в кастрюле, которую забыли снять с огня.

Я ухожу, а он остается здесь. Еще какое-то время гнить без меня.

– А вдруг это хорошие люди и все будет здорово? – произносит Брейден, как только я заканчиваю курить.

– Да ни хрена!

Я кладу руки ему на плечи и пристально смотрю в его зеленые глаза. Уже давно я не видел его таким взволнованным. С того раза, когда один мерзкий жирдяй должен был стать нам отцом. Я трясу головой, чтобы отогнать воспоминания, которые вижу каждую ночь в кошмарах.

– Брейден, когда у меня день рождения? – спрашиваю я брата.

Он моргает несколько раз, чтобы смахнуть выступившие слезы. С того дня мы больше не плакали, и это было нашим обещанием друг другу. Клятва, которую мы держали.

– Четырнадцатого сентября, – бормочет Брейден, сдерживая желание разреветься.

– А у тебя? – снова спрашиваю я.

– Двадцатого марта, Дез… – он вытирает нос и распрямляет плечи.

– Отлично! – Брейден младше меня, хотя порой из нас двоих он кажется старшим. Но только не сегодня. Сегодня я – старший брат. – Будь готов к своему дню рождению. Тебе еще не исполнится и восемнадцати, как я приду за тобой.

5
Дезмонд

Не бывает вторых шансов для тех, кто их не хочет.

От кожаных сидений и безупречно чистого салона этого автомобиля исходит тошнотворный запах.

Это черный «Континенталь Консепт». Лимузин класса люкс. Должен признать, крутая машина, но у меня странные отношения с богатством, особенно если им кичатся, как в этом случае.

Я гляжу сквозь окно. Целый час здесь, внутри, и я чувствую, что начинаю задыхаться, однако наконец-то мы приехали в Сан-Диего. Город с бешеным ритмом, который хорошо отражает мое нынешнее состояние.

Я обещаю себе не привязываться к мужчине и женщине, которые забрали меня.

О чем, черт возьми, они думали, когда ввязывались в этот проект?

Эти Керперы – богачи. Если бы это не дошло до меня после поездки на четырехколесном сокровище, то эту мысль донесли бы фирменные шмотки и дорогущие украшения. На запястье у мужчины сверкают «Ролексы», а серьги у его супруги явно из настоящих изумрудов. Возможно, они думают, что могут купить все, в том числе меня. Быть может, они захотели забрать меня просто потому, что для таких людей, как они, доброе дело – это всего лишь каприз.

Ладно, кого это волнует! Если хотят играть в такие игры, пусть готовятся. Захотеть усыновить взрослого парня – бессмысленная затея. Если бы они хотели детей, они взяли бы новорожденного, а если говорить напрямую – а я всегда делаю так – они не выглядели особенно счастливыми при нашем знакомстве. Так что мое беспокойство только усилилось.

Миссис Керпер с заметной осторожностью смотрела на меня, как на зверька, мистер Керпер бросил мне лишь пару фраз. Он даже не смотрит на меня. Лишь один раз он взглянул на меня, и было видно, что ему это неприятно.

Я не закатил скандал лишь потому, что доктор Линн потом устроила бы мне еще ту головомойку.

Один год. Один проклятый год, и я буду свободен.

Гнетущая, тяжелая тишина. Тишина, которая прерывается лишь слабым гудением кондиционера.

В салоне автомобиля городской шум кажется приглушенным. Я позволяю себе отвлечься от мыслей, хотя сейчас я не отказался бы и от косячка, с которым все вокруг стало бы по-настоящему простым. Но мужчина начинает говорить, и я снова погружаюсь в хаос.

– Я проинформировал руководителя школы, которую посещает моя дочь, о твоем приезде. Сможешь приступить к занятиям уже завтра, если хочешь.

Какого черта?!

– Дочь? – Я не понимаю, что происходит.

– Мы еще не говорили тебе об этом. У нас с Сарой две дочери: старшая, Ева, учится в Университете Сан-Франциско, чтобы стать врачом, как и я… Вторая, Анаис, твоя ровесница.

Две дочери. У них две чертовых дочери, и они все равно решили взять к себе меня.

Я тут же пытаюсь избавиться от смущения. Мне плевать. Мне нужна лишь еда и комнатушка, где я смогу запереться, чтобы они не выносили мне мозг.

– В этой школе есть футбольная команда? – единственное, что я спрашиваю.

– Да, и это особенно важно. Вступив в нее, ты мог бы получить стипендию для учебы в колледже, Дезмонд.

Этот дрянной денек решительно становится лучше.

Один год.

Хватит, чтобы изменить свою судьбу?

Возможно, а потом я смогу позаботиться о Брейдене.

У меня уже есть некоторые сбережения, которые я раздобыл всякими незаконными делишками. Так что было бы здорово, если бы и в Сан-Диего я смог найти способ, как срубить легкие деньги.

Насколько это может быть сложно в большом городе?

Еще минуту назад у меня не было никаких идей, а теперь у меня вот-вот созреет неплохой план.

В салоне автомобиля снова воцаряется молчание, но теперь благодаря этим мыслям оно не кажется мне таким угнетающим.

Чуть позже мы подъезжаем к двухэтажной вилле с огромным садом вокруг. Все выглядит ухоженным, чистым, приведено в полный порядок. Ничего общего с домами тех семей, куда меня отправляли все эти годы. Те семьи брали нас к себе лишь из-за пособия, которое выплачивало им государство, а потом эти «родители» уставали от кучи усыновленных сопляков и постоянно дубасили нас.

Те домишки были такими же жалкими, как и их обитатели. На мгновение я снова вспоминаю крошечную темную комнатушку, где нас запирали в наказание. Вспоминаю палку, которой нас лупили. Порой нас били плеткой, а иногда просто ремнем с металлической пряжкой. Я вижу себя, забившимся в угол под градом ударов или ревущим навзрыд, пока бьют других детей и снова ждущим своей очереди. В моей памяти снова всплывает тот проклятый гараж, провонявший выхлопными газами и бензином.

– Идем? – окликает меня Мэтт.

В пафосной попытке сломать лед он попросил называть его именно так. Ладно, это будет непросто, но он и сам уже скоро поймет это. Ни к чему ему это объяснять. Достаточно показать свое безразличие к происходящему. Не хочу, чтобы так или иначе они думали, что смогут меня купить.

Я беру свой рюкзак и выхожу из машины. Мы идем по мощеной дорожке. Я уставился на свои ботинки и не смотрю по сторонам – больше меня ничего не волнует. В этом доме, как мне думается, запросто могут оказаться чертовы позолоченные фонтаны. Но я все равно пробуду здесь недолго.

Мы заходим в огромный зал. Высоченная лестница, которая ведет наверх, кажется, сделана из мрамора. Два хрустальных светильника освещают натертые до блеска полы, и я невольно бросаю взгляд на стены, на которых висят картины.

Добро пожаловать в идеальную семью, Дез!

Однако опыт подсказывает мне, что за идеальной картинкой нередко клубятся темные тени.

Кто знает, кем на самом деле окажутся эти Керперы?

– Входи, – Сара жестом приглашает меня за собой. – Я покажу тебе твою комнату, там ты сможешь немножко привести себя в порядок.

– Не нужно, – прерываю ее я. – Скажите мне, куда я должен идти, и я найду ее сам.

На мгновение она запинается, быть может, думает, что я собираюсь втихаря что-то у нее украсть, и на моих губах появляется усмешка.

Ублюдок всегда остается ублюдком, с какой бы добротой на него ни смотрели.

Пока я собираюсь сказать ей, что, если есть какие-то проблемы, она может отправить меня обратно, Мэтт прерывает эту нелепую сцену.

– Поднимешься по лестнице, и направо. Твоя комната – последняя по коридору, – коротко объяснил он мне.

Я закидываю рюкзак за спину и взлетаю по лестнице. Поворачиваю направо и первое, что вижу, – девушку, которая стремительно проскользнула в одну из комнат.

Должно быть, это их младшая дочка. Как, черт возьми, он сказал, ее зовут?

Не помню, но теперь я знаю, что она – блондинка.

Я пересекаю коридор в поисках своей комнаты, но делаю лишь пару шагов, как неожиданно во всю мощь раздается музыка. Я останавливаюсь перед комнатой, где, вероятно, живет их дочь, и слушаю.

Это Snow Patrol, песня Run.

Класс! По крайней мере, у девчонки отличный музыкальный вкус.

Очко в твою копилку, сестричка!

6
Анаис

Мы всегда надеемся, что кто-то смотрит на нас как на самых прекрасных созданий в мире.

Я спешу в комнату. Надеюсь, родители не заметят, что я вернулась домой так поздно. Тренировка потребовала больше времени, чем обычно, и перед ужином я отправляюсь под душ, чтобы смыть с себя запах пота и усталость. Как только я выхожу из кабинки, тут же сползаю на пол ванной комнаты. Ушиб под ягодицей снова болит, и я вынуждена налепить новый пластырь.

Я устала постоянно извиняться перед Брайаном, и даже если бы рассказала ему о своих проблемах, он вряд ли бы меня понял. Он так зациклен на том, чтобы сделать меня своей копией, что даже не стал бы слушать.

Я – его девушка и должна целовать землю, по которой шествует великий Брайан Майлс. Я обязана красиво одеваться, улыбаться, быть милашкой с теми, кто заслуживает нашей дружбы, и презирать остальных, для которых мы выглядим как боги. Я не могу позволить себе ни единой слабости.

Ищу заживляющую мазь в шкафчике. Она точно должна быть здесь, однако я не нахожу ее, и спешка явно не помогает.

– К черту! – в конце концов сдаюсь. Все равно завтра будет синяк. Я надеялась, что мне хватит времени, чтобы успокоиться перед Великим Приездом, но вместо этого я по-прежнему натянута как струна.

Я надеваю черные шорты и розовую футболку с длинными рукавами.

У меня уже нет времени делать прическу, поэтому наспех собираю волосы в подобие косички. Наношу немного блеска на губы, однако, как и утром, больше никакого макияжа. Блеск для губ – необходимость, потому что без него я до крови кусаю губы, когда нервничаю.

Я выхожу из ванной и замираю, глядя в конец коридора.

Он… он уже в своей комнате?

Я знаю, где они решили его поселить: мне рассказала Линда. Нас разделяют лишь две двери.

Я делаю два глубоких вдоха и бегу к лестнице. Из столовой доносится отцовский голос, и я иду туда с бешено колотящимся сердцем.

Отец восседает во главе стола, рядом с ним – мать.

А напротив них спиной ко мне сидит он.

На нем черная майка, которая обтягивает его широкие плечи.

– Наконец-то, Анаис! – замечает меня отец.

– Прости, папа, я поздно вернулась.

Парень оборачивается, и от его взгляда у меня перехватывает дыхание. О. Мой. Бог.

– Познакомься, это Дезмонд. Дезмонд, это наша дочь Анаис, – говорит отец.

Дезмонд.

Я молчу, пока отец знакомит нас. Делаю два шага вперед, но мои ноги будто окаменели. Рана еще сильно болит, и я пытаюсь дышать так, чтобы немножко успокоиться. Обычно это помогает, но Дезмонд не сводит с меня глаз, и мне трудно сосредоточиться. Мои легкие еле-еле втягивают воздух.

Дыши, Анаис!

Дезмонд.

Я утопаю в его темных глазах, которые будто пронизывают меня насквозь, и вдруг чувствую страх от того, что, если продолжу смотреть в них, они по-настоящему смогут заглянуть внутрь меня. Я хочу скрыть все то, что они могли бы там увидеть и что я ненавижу, но я по-прежнему не могу отвести взгляд.

Мое внимание привлекает серьга, которая сверкает в его левом ухе. Кольцо с крестиком.

В голову лезут разные мысли, и я пытаюсь заставить их заткнуться.

Опускаю голову и начинаю разглядывать ничем не примечательный пол столовой. Считаю секунды.

Одна, две, три… Прошу тебя, папа, скажи что-нибудь. Что угодно.

– Анаис… – первое, что произносит Дезмонд.

Его пылкий голос разжигает мои безумные мысли.

– Красивое имя… – на его губах появляется кривая усмешка, которая кричит болью, но неожиданно мне перестает хотеться убежать.

Ужин превращается в полную неловкости долгую пытку. Я ерзаю на стуле, чтобы боль от раны отвлекала меня, но взгляд Дезмонда не дает мне спрятаться в ощущениях.

Молчание падает на нас, как театральный занавес, когда спектакль заканчивается и вот-вот грянут аплодисменты. Одно лишь но: здесь и сейчас нет никого, кто собирался бы хлопать, и все ситуация выглядит абсурдной, особенно если учесть, что ее создали мои родители.

Дезмонд сидит напротив. Он пристально смотрит на меня, затем его взгляд скользит по моим рукам. Минуту-другую назад мне было жарко, и я нечаянно закатала рукава по локоть, и теперь спешу снова раскатать их, чтобы прикрыть кожу.

Вот проклятие!

Он внимательно смотрит мне в лицо и хмурит лоб.

Еще никто никогда не догадывался об этом. Не может быть, чтобы он все понял.

Я пытаюсь выдержать его взгляд и не понимаю, почему он смотрит с таким раздражением.

– Анаис поможет тебе адаптироваться в школе. Тебе не о чем беспокоиться.

Отец рассказывает Дезмонду об учебе и его новой жизни, и тот наконец отвлекается от меня. Но судя по тому, как Дезмонд сжимает нож с вилкой, отцовские слова – вовсе не то, что ему хочется слышать.

– А я и не беспокоился, – категорично заявляет Дезмонд. – Я сам могу о себе позаботиться.

Отец не обращает никакого внимания на его слова. Он уже начинает планировать чужую жизнь, и горькая усмешка появляется на моем лице. Когда мы снова встречаемся взглядами, я вижу в глазах Дезмонда презрение и ясно понимаю свою ошибку. Он думает, что я насмехаюсь над ним. Я тут же пытаюсь изменить выражение лица.

– Дезмонд, это очень престижная школа. У тебя будут лучшие преподаватели, ты будешь учиться вместе с ребятами из состоятельных семей, так что тебе не нужно постоянно ждать удара в спину. Ты сможешь сосредоточиться на учебе.

Полные губы Дезмонда складываются в суровую линию.

– Мистер… Мэтт, при всем уважении, – немного повысил голос Дезмонд. Видно, он боится, что отец снова его перебьет. – Да, я пропустил несколько тем в школе, но не потому, что все время ждал удара в спину. Просто тогда мне было не до учебы. А так для меня не проблема делать и то, и другое. Я могу и учиться, и готовиться к удару. Это легкотня, так что не нужно меня подбадривать.

– Хорошо, – отец кивает и отрезает кусочек от своей порции филе. – Однако мне было бы еще спокойнее, если бы ты проявлял больше выдержки, Дезмонд. Это не одна из тех школ, к которым ты привык. Наша фамилия имеет здесь вес. Надеюсь, ты это понимаешь.

Понятно. Отец намекает, чтобы Дез не делал глупостей, не пускал в ход кулаки и был послушным.

Он думает, что сироте не хватит воспитания, и боится, что поведение Дезмонда отразится на имидже Керперов.

Я гляжу на Дезмонда, который с саркастической улыбкой успокаивает отца.

Ох, мой великий отец. Ты на самом деле полагал, что все будет легко?

После ужина я помогаю Линде. Если бы мать увидела меня за этим занятием, то разразилась бы потоком упреков, но сейчас она слишком занята попытками разобраться, каков на самом деле новый член нашей семьи, и ей точно не до меня.

Дезмонд выглядит встревоженным. Сидит в гостиной и ждет десерта, но ему явно хотелось бы подняться наверх в свою комнату. Он попросил у отца разрешения уйти, но тот ему не позволил. Я ясно поняла, что парню это не понравилось, хотя он никак не выразил недовольства. Он будто борется с собой, чтобы не показать себя настоящего.

На его лице я вижу бурю негодования. Изо всех сил он пытается преодолеть предрассудки, которые, как он полагает, есть на его счет у моих родителей. И он прав: мои родители действительно предубеждены. Именно поэтому я так пока и не поняла истинную причину, почему они решили забрать его к нам.

Я уже успела многое обмозговать по этому поводу. Возможное финансирование педиатрического отделения выглядит не очень убедительно. Я слишком хорошо знаю своих родителей, поэтому уверена: ни за что и никогда они не потревожили бы свой уютный мирок, пустив в дом проблемного паренька, если бы у них на то не было действительно серьезной причины.

– А он симпатичный, – Линда кладет конец моим размышлениям.

В ответ я пожимаю плечами и тут же получаю от нее тычок локтем.

– Он – симпатяга, девочка, и я видела, как ты на него смотрела.

– Это всего лишь любопытство.

– Может быть, – дразнится она и передает мне тарелку, чтобы я ее вытерла.

– Именно любопытство, мама Линда. Твои телесериалы до добра не доведут.

– Ах, советуешь подсесть на какой-нибудь из сериалов про секси-вампиров, которые смотришь ты? – парирует Линда.

– Ага, на худой конец. Это бы шире раскрыло тебе глаза.

– Так широко, как распахиваешь их сейчас ты? – Она хохочет и заражает меня своим смехом.

Бесполезно лгать: Дезмонд действительно красавчик.

Люблю такие моменты. С Линдой легко быть в хорошем настроении. Если бы не она, здесь, в этом доме, можно было бы наткнуться лишь на вытянутые молчаливые физиономии.

– А теперь ореховый торт. Твой любимый, – Линда режет его и раскладывает по тарелкам.

– Я съем его немножко позже, – говорю я шепотом.

– Ты можешь съесть его вместе со всеми, – Линда тут же становится серьезной.

– Нет, мне пока не хочется. Я уже наелась.

– Анаис, да ты ведь почти ничего не съела! Твоя тарелка осталась полной.

Я закончила вытирать посуду и теперь расставляю ее по местам. Но Линда забирает тарелки у меня из рук и ставит около мойки.

– Ты еще похудела, – на этот раз ее голос звучит строго, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не нагрубить. За это я себя сильно корила бы потом.

– У меня просто стресс из-за тренировок, но я хорошо себя чувствую, – изображаю улыбку, но Линда непреклонна.

– Анаис Керпер, ты серьезно считаешь, что я куплюсь на твои отговорки?

– Что здесь происходит? – Мать входит в кухню и бросает на нас строгий взгляд.

– Ничего, мама, – быстро отвечаю я. – Мы готовы подавать десерт.

– Линда справится сама. Ты уже достаточно помогла. Боже, Анаис! Что у тебя в голове? Это еще что такое? Быстро снимай этот фартук, и мигом в гостиную!

Разумеется, я повинуюсь. Мама повернулась ко мне спиной и не видит меня, поэтому я закатываю глаза – она на дух не переносит, когда я так делаю.

Я иду за ней в гостиную и сажусь рядом на один из двух огромных белоснежных кожаных диванов.

Дезмонд, более расслабленный, снова сидит напротив.

Кто же на самом деле этот красавец?

Не знаю, но его поза кажется такой открытой, что мне хочется узнать больше.

Линда приносит десерт. Я отказываюсь, и мать одобрительно кивает.

– Правильно, Анаис. Так будет проще найти тебе подходящий наряд для бала, – произносит она. – Мы справимся, дорогая.

Мы справимся, дорогая. Можно подумать, это какой-то подвиг.

– Еще ведь рано, бал будет только в конце года… – пытаюсь я возразить.

– Ты права, но за это время ты сможешь скинуть еще несколько килограммов и будешь выглядеть просто изумительно.

Боже мой! Зачем она это все говорит?

Я ловлю взгляд Дезмонда. Он смотрит с удивлением. Я чувствую себя униженной, опускаю глаза и ухожу в себя. Ухожу в себя, пока их разговоры не становятся далеким гулом.

Я задерживаю дыхание, и легкие начинают гореть. Сердце стучит все быстрее и, кажется, вот-вот вырвется наружу. Я касаюсь своих порезов. Даже самые свежие уже не причиняют сильной боли, достаточной, чтобы я могла отвлечься на нее, поэтому мне непреодолимо хочется нанести себе новые.

– Если можно, я хотела бы прогуляться в саду, а потом отправиться в свою комнату, – прошу я, когда находиться в гостиной становится уже невмоготу.

– Все хорошо? – спрашивает отец, и я не верю своим ушам. Это звучит почти как чудо.

– Да, папа. Хочу немного подышать воздухом, а потом лечь спать. У меня был тяжелый день.

– Я надеялся, что мы сможем немного поговорить о твоем заявлении на поступление в колледж, – произносит он.

Черт возьми! Я боялась этого. Боже, как же я этого боялась!

Я начинаю нервно водить ногтями по своим рукам, пока не впиваюсь в левое плечо. На миг я расслабляю пальцы, а потом снова начинаю все глубже вонзать ногти в кожу. Там есть свежий порез, маленький, но еще не заживший, и я принимаюсь понемногу его расковыривать.

Мое тело – это карта боли.

– Простите, если вмешиваюсь, – раздается голос Дезмонда, – но у меня тоже был тяжелый день, и мне хотелось бы немного познакомиться с Анаис, прежде чем идти спать. Надеюсь, для вас это не проблема…

Что? Он помогает мне выйти из неприятной ситуации?

– Хорошо, – неожиданно соглашается отец. – Мы вернемся к этому разговору в другой раз.

Когда мы выходим с Дезмондом в сад, я не знаю, о чем говорить. Даже когда мы отдаляемся от дома, и он вытаскивает из кармана сигаретную пачку. Он закуривает, а я все молчу.

– Куришь? – спрашивает он меня и делает первую затяжку.

– Нет, спасибо, – отвечаю я.

Он улыбается и выпускает клубы дыма.

– Разумеется…

– Ты ведь знаешь, что это очень вредно?

– У меня есть привычки и похуже, – сухо отвечает он.

В молчании мы идем бок о бок, пока он не докуривает сигарету.

– Спасибо, но тебе не нужно было это делать, – прерываю я затянувшуюся паузу. Стараюсь не смотреть ему в глаза.

– Это все?..

– Это все? – вторю ему эхом, – Что еще я должна сказать?

– Ну, допустим, правду.

Он выбрасывает окурок за изгородь и внимательно смотрит на меня, так что я не могу отвести взгляд в сторону.

– Почему ты не ела торт, хотя было ясно, что тебе хочется? Почему ты не сказала своему отцу, что еще не отправляла никакого заявления в колледж? И откуда у тебя это? – Он хватает меня за руку и закатывает рукав.

Мои порезы.

Их уже почти не видно, Анаис. Соври.

Я вырываюсь, затем замираю и долго гляжу на пруд, который вырыт неподалеку от нашего дома.

– Ты не считаешь, что нам еще рановато знать друг друга так хорошо? – Я не гляжу на Дезмонда, но чувствую его взгляд, и по моему телу проходит дрожь.

– Тебе холодно? – спрашивает он.

– Немного, – коротко отвечаю я.

– Хочешь вернуться?

Мне стоило бы встревожиться, что Дезмонду хватило пары взглядов, чтобы понять мое бедственное положение, но я не хочу терять странную связь, которая возникла сегодня между нами.

– Нет, все хорошо.

– Тогда что? Так и будем молчать? – Он настаивает, но я все равно ничего ему не скажу. По крайней мере, не то, что он хотел бы услышать.

– А почему бы не начать тебе, Дезмонд? Расскажи мне о себе, – я застаю его врасплох, и он улыбается.

Как же красива его улыбка, почти так же, как и его мрачное лицо.

– Меня зовут Дез.

И замолкает.

– Это все? – передразниваю его.

Дезмонд улавливает насмешку и улыбается еще шире, глядя на меня с легким прищуром.

– Это все, Анаис Керпер.

– А к тебе не так просто подступиться, да?

– Большинству – да.

Я слышу в его голосе злость и тут же упрекаю себя, что задала этот вопрос, и пытаюсь немного сгладить углы.

– Ладно, зачастую простота переоценена.

– А тебе не хотелось бы жить более простой жизнью, Анаис?

Что?

Все считают, что моя жизнь такая и есть. Только Дезмонд подвергает сомнению то, что люди считают самим собой разумеющимся, и в этот миг я чувствую, как с меня спадают все те глупые маски, которые я носила годами.

Дезмонд шевелит носком кроссовки торчащую из газона травинку. Когда он смотрит на меня, я будто оказываюсь в самом центре водоворота.