Kitabı oku: «Пристанище ведьм», sayfa 4
От потрясения я чувствовала себя чужой в своем теле. Ноги были словно ватные и как будто сами отнесли меня в мою комнату, все еще пустую, где я рухнула на кровать и уставилась в потолок.
Я ведьма. Ведьма, ведьма, ведьма.
Будь со мной Уильям, он пошутил бы, что надо навести порчу на наших шумных соседей сверху. Ему это все точно показалось бы захватывающим и веселым. Он всегда жил так, будто за углом его поджидало нечто потрясающее. Поэтому магия вряд ли его удивила бы.
Но Уильям мертв, а я совсем одна, слегка растерянная и сильно напуганная. Сердце бешено колотилось в груди, отбивая короткое слово: ведьма, ведьма, ведьма. Я не знала, что лучше – если бы оно стучало громче или полностью стихло.
На прикроватной тумбочке стояла тарелка с пюре и вареной курицей. Наверное, Максин решила принести мне поесть. Это было очень мило с ее стороны, но сейчас кусок в горло не лез. Меня терзала одна мысль: что теперь делать?
В три часа ночи я внезапно проснулась, и тот же вопрос сразу всплыл у меня в голове. В темной комнате стояла тишина, не считая мерного дыхания трех незнакомых мне девушек.
Видимо, когда-то вечером, пока я спала, они вернулись в комнату.
От холода окно покрылось паутиной инея, мерцающего под серебряным светом луны.
На моей подушке лежал квадратик грубой бумаги, аккуратно сложенной вдвое. Я потянулась к нему с опаской, как к ядовитой змее. Он не вызывал у меня доверия. Развернув листок, я посмотрела на единственную строчку, набросанную небрежным почерком: «30.11.1891—15.05.1911: справедливость не восстановлена».
Мои пальцы онемели, и записка бесшумно опустилась на ковер.
Тридцатого ноября 1891 года родился мой брат. Пятнадцатого мая 1911 года его в последний раз видели живым.
От слов «справедливость не восстановлена» по спине пробежали мурашки.
– Эй? Кто здесь? – прошептала я.
Мне не ответили. Тяжелые вдохи и выдохи с соседних постелей создавали впечатление, будто дышала сама комната.
Я с трудом поднялась с кровати, хотя мне совершенно не хотелось вылезать из-под теплого одеяла. Дрожа подобно кролику в ловушке, я обошла спальню. Сначала проверила окно: оно оказалось заперто изнутри. Во дворе никого не было видно, а парк выглядел непроницаемо черным и пугающе тихим.
За спиной зашуршала ткань, и я обернулась.
Ничего. И никого. На дрожащих ногах я подошла к умывальной комнате.
Пусто.
Снова раздался шорох. Слабый, но отчетливый. Вдруг я с ужасом осознала, что он исходит от моей постели. В горле встал ком. Разбудить соседок? Что я им скажу?
Я выругалась себе под нос и собралась с духом, чтобы проверить под кроватью. И едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть, но тут же попыталась успокоить растрепанные нервы.
– Проклятье, – прошипела я едва слышно.
Маленькая черная кошечка невинно царапала покрывало, свисавшее с кровати. Она еще имела наглость мяукнуть, как будто не напугала меня до смерти буквально только что.
Я схватила нахалку и завалилась вместе с ней в кровать. Она устроилась у моих ног, словно мы были лучшими подругами, а не заклятыми врагами.
В тепле под одеялом я задумалась над тем, как бы вообще поступила, если бы нашла в комнате чужака. Стала махать кулаками? Закричала? Понадеялась бы на очередные летающие ножницы?
Постепенно тревога улеглась, но все равно у меня оставалось впечатление, будто за мной следят.
Может, эта записка – то самое доказательство, которое я искала все это время? Доказательство того, что его смерть была не случайна.
Или того, что ученицы «Колдостана» подшучивают над новенькими очень жестоко и несмешно. Сложно сказать, откуда они могли узнать про моего брата, но ведь я совершенно не представляла, на что способна магия.
Дрожа от холода, я спрятала записку под матрас и провела остаток ночи в неспокойном сне, наполненном кошмарами, в которых мои руки были выпачканы чернилами и чужой кровью.
Глава 6
Я открыла глаза, когда мои соседки, уже встав, затягивали корсеты и набрасывали накидки, причесывались и громко переговаривались между собой.
Эта сцена так сильно напоминала утро на втором этаже ателье, что я не сразу вспомнила, где оказалась.
Они затихли, стоило мне пошевелиться. Я поднялась, попутно стараясь пригладить волосы и платье, потому что вчера от усталости даже не подумала переодеться в ночную сорочку. С минуту мы молча разглядывали друг друга. В целом они выглядели так же, как девчонки из ателье, только щеки у них были не такими впалыми.
– Меня зовут Фрэнсис, – сказала я, хотя это прозвучало скорее как вопрос.
Первой отозвалась пышная девушка с нежно-розовой кожей и роскошной рыже-каштановой шевелюрой.
– Аврелия Бартон, – представилась она и ободряюще мне улыбнулась, обнажив щель между передними зубами.
Лицо второй моей соседки было словно высечено изо льда; она, стоя перед туалетным столиком, завязывала черной лентой свои шелковистые волосы цвета кукурузы.
– Руби Лэрд… очень приятно, – протянула она, но интонация у нее была совершенно не искренней.
Из-за ширмы в углу комнаты вышла третья девушка. Я сразу отметила, что она на несколько дюймов выше меня. Кожа у нее была смуглая, а гладкие черные волосы – заплетены в блестящую косу до талии. Она смотрела вниз, словно намеренно избегая моего взгляда, и голос ее звучал холодно, бесстрастно:
– Лена Джемисон.
Аврелия присела на краешек кровати, чтобы завязать шнурки, а Руби затянула ленту на волосах и удовлетворенно кивнула своему отражению. Я поняла, что скоро они уйдут и лучше не тянуть. Поэтому нервно сглотнула, собираясь с духом, и спросила:
– Знаю, прозвучит странно, но… вы не оставляли мне записку на подушке прошлой ночью?
Все три с удивлением на меня уставились и растерянно пробормотали «нет». Пожалуй, не было причин сомневаться в том, что они говорят правду.
– Что там было написано? – поинтересовалась Аврелия.
Я не знала, что ответить, и неловко промямлила:
– Наверное, приснилось…
Руби с Аврелией озадаченно переглянулись, застегнули накидки и, держась за руки, вышли в коридор, бросив нам с Леной на прощание:
– Пока!
Мы остались в напряженной тишине. Я замерла у своей постели, не зная как быть. Мне хотелось спросить у Лены, было ли ей в свое время так же страшно, как мне сейчас, и как она ощущает свою магию. Скучают ли по ней родные, из Нью-Йорка она или из другого города, в котором я никогда не бывала.
– На завтрак надо идти в накидке, – подсказала Лена.
Я вздохнула с облегчением.
– Спасибо.
Профессия швеи научила меня с уважением относиться к одежде, но к своим нарядам я подходила с практичной стороны. А застегивать на себе накидку – не самое практичное занятие. Я расправила плечи, насколько возможно, но старалась не глядеть на себя в зеркало. Боялась увидеть синяки на шее, оставленные мистером Хьюсом.
– Ты меня проводишь? Я не знаю, куда идти.
Лена неуверенно улыбнулась, но все же ответила:
– Почему бы и нет? Пойдем.
Я поспешила за ней к лестнице, и черная накидка слегка развевалась у меня за спиной. От этого я чувствовала себя роскошной, важной дамой… или маленькой летучей мышью. Тут сложно было определиться.
Древние ступеньки опасно прогибались под ногами, словно сгнили изнутри, но мы без происшествий спустились по лестнице, преодолели несколько сверкающих чистотой коридоров и добрались до громадных двойных дверей в столовую, мерцавшую в свете бра из золота и хрусталя.
В центре зала располагались три стола из красного дерева, начищенные до блеска. За ними могло поместиться человек сто, не меньше.
Лена выбрала место, и я плюхнулась рядом.
Постепенно столовая заполнялась ученицами. Все это время мы с Леной молчали.
Я сидела как на иголках, вглядываясь в незнакомые лица, гадая, кто оставил записку на моей подушке. Ведь это мог быть кто угодно!
Пока я над этим размышляла, нервно кусая щеку изнутри, рядом со мной скрипнул стул.
– Утречко! Ну, как соседки? – спросила Максин.
Ее острые черты лица и карие глаза странным образом оказали на меня успокаивающее воздействие. Она скрестила ноги перед собой и беспечно откинулась на спинку стула, отчего стала больше походить на бунтарку, чем на воспитанную леди. Даже форму Максин носила не так, как остальные девчонки. Воротник у нее был расстегнут, а накидка слегка покосилась. Словно это была не форма вовсе, а костюм, надетый в шутку.
– Тебя же поселили с Лэрд и Бартон, а? – продолжила она.
Я кивнула на свою соседку.
– Еще с Леной Джемисон.
Лена заглянула мне за плечо и поздоровалась:
– Привет, Максин.
– Жаль вас обеих, – отозвалась та. – Застряли с этими гнидами.
– Аврелия кажется неплохой… – начала было я и замялась.
– Сама по себе она неплохая, просто стержня в ней нет. Делает все как Руби скажет, – объяснила Лена.
– Хотя, считайте, вам еще повезло. Есть девчонки и похуже, – доверительно сообщила Максин.
Я поерзала на стуле.
– Вот как?
– М-м, – протянула Максин, отпивая воды из стакана.
Почему-то на огромном обеденном столе пока не стояло ни одного блюда.
Она махнула рукой на двух блондинок с круглыми, почти идентичными лицами, сидевших на другом краю зала.
– Вот, например, сестры Андервуд: Хэтти и Беатрикс. Те еще язвы. Жалят как целый осиный рой. Хотя в основном у нас все нормальные. Главное вести себя вежливо и улыбаться приветливо.
Я собиралась ей ответить, как вдруг двери распахнулись, и ведьмы в той же черной форме, что и мы все, внесли в зал сверкающие серебряные блюда. Они ломились от глазированных окороков, фруктов и овощей, гренок, бекона, яиц и печеных яблок с корицей.
Максин спокойно потянулась за порубленными на кубики персиками и плюхнула себе на тарелку целую горку.
– Откуда это все? – спросила я.
– Из кухни, – ответила она, жуя кусок поджаренного хлеба.
Вслух мне не хотелось в этом признаваться, но я в жизни не видела такого обилия еды. Даже не помнила, когда в последний раз вставала из-за стола сытой.
Папа бросил нас вскоре после моего рождения, и мы выживали как могли. Мама делала все возможное – то есть не особо много. Стирала вещи соседей, убиралась в других квартирах, но постоянную работу не способна была удержать.
Однажды в Рождество у нас на столе не оказалось ничего, кроме горстки каштанов и засохшего хлеба. Мама помогла нам с Уильямом обернуть салфетки вокруг головы, как платки, и предложила представить, будто мы Иосиф с Марией из библейского мифа. Мне тогда было шесть, а брату только исполнилось девять, и мы уже не верили в сказки. На следующий же день Уильям пошел к судье Кэллахану и получил у него работу мальчиком на побегушках.
Однако Максин не нужно было обо всем этом знать.
– Понятно, – просто сказала я и надкусила оладушку, но меня слишком волновали сотни вопросов, и еда застревала в горле.
Максин заметила, как я вожу вилкой по тарелке, и спросила:
– Ты не голодная?
– Наверное, голодная, – ответила я со слабой улыбкой.
– Еда впустую пропадает, – посетовала Максин.
– Да, как будто разбитая вдребезги реальность может лишить аппетита, – язвительно произнесла Лена.
– Я вовсе не хочу никому портить завтрак, – призналась я. – Просто, кажется, еще не до конца осознала, что происходит.
– Не этого ты ожидала, когда проснулась вчера утром? – хмыкнула Максин.
– Вчера утром я думала, что к ночи буду уже в тюрьме.
– Здесь нет решеток на окнах, – сказала Лена, но голос ее сочился сарказмом.
– Нет, милая Лена. Всего лишь стена в двенадцать футов – для нашей же безопасности, – сладко проговорила Максин.
Аппетита у меня не было, зато вопросов – предостаточно, и я пока не знала, закончатся ли они когда-нибудь.
– Как так вышло, что никто до сих пор не узнал про академию магии? – спросила я.
Пожалуй, это звучало более разумно, чем «Как так вышло, что все законы мира, которым меня учили, оказались неправдой?»
– Раньше ее маскировали под монастырь, – ответила Максин. – Каких женщин в мире не трогают, так это монашек. К сожалению, местные церкви начали задавать неудобные вопросы, и в пятидесятых годах девятнадцатого века «монастырь» преобразовали в женскую академию. Тут к ведьмам начали стучаться местные. Не знаю, почему слово «студентка» в мужском мозгу переводится как «потенциальная жена». Разве девушкам нельзя спокойно заниматься наукой? В общем, лет тридцать назад «Колдостан» начал маскироваться под санаторий, и тогда нас наконец оставили в покое.
Она выразительно кашлянула и добавила:
– Однако то, что ты впервые услышала о магии, еще не значит, что о ней больше никто не знает.
О…
– А кто еще знает?
Максин с Леной встревоженно переглянулись.
– Приличным юным леди не полагается о таком разговаривать за столом, – сказала Максин.
– Думаю, нельзя винить меня за любопытство.
Максин огляделась. Прядь серебристых волос выскользнула из пучка и упала ей на глаза.
– Ладно, – наконец сказала она, вскочила и разгладила передник.
– Куда ты? – удивилась я.
– Тише. Пойдем.
Мы с Леной молча последовали за Максин. Несмотря на ее стремительный шаг, я успевала немного осмотреться в академии. Она походила одновременно на кафедральный собор, богатый особняк и госпиталь.
Мы петляли по лабиринтам коридоров «Колдостана», пока не вышли к древней на вид каменной двери. На ней были высечены руны, смысла которых я не знала.
Максин взмахнула рукой, и дверь отворилась с тяжелым скрипом.
Лена фыркнула.
– Да ну, и предметами умеешь управлять? Я думала, ты искательница.
Я нахмурилась. Искательница?
Максин рассмеялась и покачала головой.
– Жаль, они не придумали более изящного термина. Уж нашлось бы что-нибудь поинтереснее «искательницы». Ну да ладно. Управлять предметами я могу не хуже многих, но не блестяще. Моя магия основана на… связях. Проще всего мне почувствовать связь ведьмы с ее силой, но манипулировать связью одних объектов другими тоже не слишком сложно.
Такой ответ породил еще больше вопросов, но я решила пока держать их при себе и молча последовала за Максин. Если честно, здорово было видеть, как она пользуется магией вот так просто, будто это самое обычное дело. Осознание новой реальности, в которой я оказалась, реальности, в которой существовало волшебство, крепло с каждой минутой, и вчерашний ужас постепенно стихал, уступая любопытству.
У меня перехватило дыхание от вида походившей на пещеру комнаты с черными книжными шкафами до потолка, невероятно высокого и покоившегося на готических арках, с лепниной, украшенной фигурами женщин со строгими лицами, выполненными в полный рост.
В ушах отдавалось тихое жужжание, и я не могла точно сказать, откуда оно исходит – из моей головы или из стен.
Мы с Леной семенили за Максин, как за мамой-уткой. Она подвела нас к потертому столу в дальнем углу комнаты.
Белый воск капал со свечей на столешницу, а их желтое пламя отражалось в одиноком стакане воды. Несмотря на грандиозный размер помещения, я чувствовала себя запертой, и от этого мне становилось не по себе.
– Почему мы ушли так внезапно? – спросила Лена.
Она выглядела такой же потерянной, как и я. Кажется, они с Максин были не особенно близки.
– Здесь нас никто не подслушает, а я должна объяснить вам кое-что очень важное. Во-первых, у «Колдостана» есть уши. Ничто в нашей академии не остается тайной. Во-вторых, не все тут – ваши друзья.
На этих словах ее челюсть дрогнула. Я вдохнула запах пергамента и керосина, наполнявший библиотеку, и вместо меня заговорила Лена:
– Так значит… Ученицы «Колдостана» не единственные волшебники на свете?
– Господи, конечно нет! Какими бы мы тогда были самовлюбленными!
– А кто есть еще, кроме нас? – спросила я.
– Академия довольно успешно справляется с тем, чтобы находить волшебниц в ближайших городах и забирает всех – богатых, бедных, любой расы, из любого района; девочек, которых при рождении приняли за мальчиков; и тех, которые не всегда понимают, кто они, и тех, кто еще не осознал себя и вовсе не хочет об этом задумываться. Их мы обучаем. А мужчин предоставляем самим себе. И они занимаются тем же, чем все представители их пола.
– Разрушениями? Накапливанием капитала? Враждой? – колко произнесла Лена.
– Именно.
– А что будет после того, как мы закончим академию? Нас же отпустят? – спросила я.
Максин с Леной напряженно переглянулись, и мне это совсем не понравилось.
– После академии все возвращаются к обычной жизни, – наконец заговорила Максин. – Выходят замуж, рожают детей, работают. Ходят слухи о волшебных сообществах в городе и как минимум одном магическом черном рынке. Я как-то случайно подслушала, как Хелен упомянула о ведьминском ковене на острове Мартас-Винъярд, но она отказалась рассказать о нем подробнее, – с сожалением добавила Максин, и ее железная уверенность на секунду дрогнула. – Хотелось бы мне выведать побольше…
– Это все, что ты знаешь? – уточнила я.
– Наверняка знаю лишь одно: ко всем надо относиться с опаской. И никому не открывать ворота.
Значит, стена не только удерживала нас внутри, но и не пропускала никого снаружи. Очевидно, записку на моей подушке оставил кто-то из местных.
Я не знала, как это сформулировать. Кто в академии знал про моего убитого брата и зачем подложил мне странное и жуткое послание?
Максин выжидающе смотрела на меня, и я решила задать другой насущный вопрос:
– Как устроен волшебный мир?
– Он такой же, каким был всегда. Магия появилась давным-давно, просто ты буквально недавно о ней узнала.
– Так расскажи о ней подробнее. О правилах. О том, как все это работает.
Объясни, как достичь такого могущества, чтобы никто больше не смел ко мне прикоснуться без моего разрешения. Любопытство во мне только нарастало, и я не могла его сдержать. Не хотела. Если разберусь в том, что значит быть ведьмой и в чем сущность магии – если разберусь во всем, – вероятно, смогу уже не так сильно бояться.
Она улыбнулась, на этот раз довольная моим вопросом.
– Для того чтобы магия сработала, надо сосредоточиться. Очень сложно управлять сразу несколькими предметами. На уроках тебя научат заклинаниям, которые помогают сконцентрировать энергию. Первые несколько дней после волшебного пробуждения ведьма находится в необычном состоянии и не может колдовать без заклинаний, разве что случайно. А миссис Выкоцки случайностей не любит. – Тут Максин изобразила голос директрисы: – Самое худшее, на что способна ведьма, – это потерять контроль над собой.
– А с тобой такое бывало?
– Что?
– Чтобы ты теряла контроль над собой.
– В академии всего две искательницы, поэтому миссис Выкоцки нуждается в моих талантах, чтобы находить новых учениц, но… Имей в виду: пустых угроз она не отпускает. – Максин вздохнула и улыбнулась уголками губ. – Знаешь, ты мне нравишься – самую малость. Я бы хотела с тобой дружить. Так что, пожалуйста, будь осторожна… и не докучлива.
Ее симпатия больше напоминала мои отношения с кровожадной кошкой, которая охотилась на мышей в нашем ателье и полюбила дремать под моим столом: трогательные, ценные, но в то же время опасные. Одно неверное движение – и она впилась бы мне в ногу. Я была не настолько наивна, чтобы доверять всем подряд, но мне отчаянно хотелось поладить с Леной и Максин.
– Если мы будем подругами, ответь мне еще на несколько вопросов. Это ведь школа, так? Кто нам преподает? Как это все устроено?
– На сочетании командной работы и магии, – прощебетала Максин.
– Я серьезно!
– Так и я тоже! – со смехом ответила она, и я невольно рассмеялась от того, какой нелепый у нас вышел диалог.
– Обычно магия пробуждается из-за определенного события, чаще в переходном возрасте, но иногда это случается и намного позже. А бывает и в самом детстве. Обучение у всех занимает разное количество времени, в зависимости от способностей. Еще и поэтому ведьмы хитро придумали с маскировкой под санаторий. Одни раньше обретают контроль над собственными силами, другие позже, и все постепенно возвращаются в обычное общество.
– Как в настоящем санатории, – согласилась я, вспоминая свой разговор с миссис Выкоцки.
Лена задумчиво закусила губу.
– Это если считать магию болезнью.
– А ты так считаешь?
– Да, если оставить ее без внимания.
Я пока недостаточно хорошо знала Лену, и она умела сохранять безразличное выражение лица, но мне показалось, что в ее глазах промелькнула грусть.
– Ты давно здесь? – спросила я, хотя не знала, тактичный ли это вопрос.
– Почти два года. С годовщиной меня, – саркастично произнесла Лена.
Судя по всему, она предпочла бы находиться где угодно, лишь бы не здесь, и мне стало ее жалко. Директриса упоминала, что большинство учениц проводят в школе несколько лет.
– А ты, Максин?
Стол, у которого мы находились, располагался прямо у вытянутого прямоугольного окна, и я прижала ладонь к стеклу – твердому и холодному. По ярко-синему осеннему небу плыли пухлые облака.
– Шесть лет. Меня нашли в тринадцать.
Мне было интересно, что пробудило ее магию, но я не хотела показаться невежливой.
– Как ты меня нашла? И как нашли тебя? – спросила я, вспоминая о том, как Максин с Хелен возникли в ателье словно по волшебству, точно в нужный момент, чтобы спасти меня от полиции.
– Ведьмы вроде нас с Хелен чувствуют… нарушения в источнике энергии. Обычно это происходит, когда магия вспыхивает впервые. Ко мне приходит видение, всегда очень странное, и обычно оно не подсказывает имен. Твое я знала только потому, что полицейские у ателье о тебе разговаривали.
Лена покосилась на меня, когда Максин упомянула о полиции.
– И вы привозите сюда всех, кого удается обнаружить? – уточнила я.
– Обычно да, – ответила Максин, закусив ноготь.
– Но не всегда?
– Лучше спроси об этом Выкоцки, – посоветовала она, вскинув брови, и я чуть не рассмеялась.
Кто захочет возвращаться в кабинет директрисы по доброй воле?
Я подцепила заусеницу на ногте и спросила:
– И что все это значит… ну, для меня?
– Значит, что теперь «Колдостан» – твой дом. Ты тут надолго.
Вдалеке прозвенел колокольчик, и девчонки вскочили со стульев.
– Пора идти на твой первый урок, крошка Фрэнсис, – проворковала Максин. – Лена тебя проводит.
Я вышла вслед за ними в коридор. Максин послала мне воздушный поцелуй и быстро удалилась. Повсюду сновали ученицы, молча глядя себе под ноги, и за ними в воздухе хлопали полы накидок.
Мы с Леной спешили по узким, извивающимся коридорам. Нас окружало эхо стука каблуков по плитке и приглушенных разговоров.
После долгой, неловкой паузы я спросила:
– Где ты жила до этого?
– В Школе Томаса.
– Звучит приятно.
– Приятно там не было, – отрезала Лена.
– О… Извини. Зачем же ты в нее ходила?
– Не по своей воле. Всех ребят из моего племени заставляли там учиться. Монахини забирали нас каждую осень.
– Мне жаль.
Она пожала плечами. Вид у нее был напряженный.
Наконец мы приблизились к открытой двери и присоединились к потоку девчонок, заходивших в кабинет. Там стояли в ряд парты с мраморными столешницами и простые табуреты. В сводчатом потолке мерцали два окошка, через которые пробивались лучи утреннего солнца. Мы с Леной заняли места за одной из задних парт.
Перед старой, потертой классной доской стояла пожилая дама в очках в тонкой металлической оправе.
– Ах, новая ученица! – воскликнула она, как только я села.
Я тут же вскочила и помахала. Наверное, глупо это выглядело со стороны. Глаза у меня защипало от меловой крошки в воздухе.
– Как тебя зовут, милая? – спросила учительница.
– Фрэнсис Хеллоуэл.
Она прижала ладонь к сердцу с видом материнской гордости.
– Ах, дорогая моя Фрэнсис! Как я рада, что ты к нам присоединилась! Меня зовут миссис Робертс, и я преподаю «Практическое применение».
Она обратилась к остальным ученицам.
– Девочки, возьмите учебники, пожалуйста.
Было странно снова оказаться в классе. Мне никогда не нравилось учиться, но теперь меня одолевала жажда знаний.
Все потянулись к встроенным под партами ящикам и достали оттуда по копии учебника в кожаной обложке, по виду очень похожего на псалтырь из церкви, в которую я ходила в детстве. Со временем Уильям стащил оттуда так много Библий, что маме стало неловко туда возвращаться. В десять лет ему казалось, будто это просто верх юмора. Библии хранились у него под кроватью до самой смерти, хотя никто из нас их не читал.
– Откройте на странице двести двадцать четыре, мои хорошие.
Пока мои одноклассницы листали тонкие страницы, миссис Робертс обходила парты, раскладывая по ним лоскуты ткани, пуговицы, иголки и нитки.
Нам с Леной достались два клочка темно-синего муслина и две хрупкие перламутровые пуговицы.
Миссис Робертс вернулась к доске, зашла за кафедру и открыла свой учебник.
Я опустила взгляд на страницы, и перед глазами у меня все поплыло. Текст был написан не на английском, а на каком-то неизвестном языке, и сопровождался изображением человеческих рук, окруженных гибкими стрелочками. Это чем-то походило на инструкцию по танцу.
Магия… Уголки моих губ невольно поднялись, но я сдержала улыбку.
– Леди, сегодня мы продолжим урок шитья, который начали на прошлой неделе. Фрэнсис, милая моя, здесь ты научишься применять магию в повседневной жизни. Наша обязанность как ведьм – не нагружать мир волшебными силами, а расходовать их понемножку, день ото дня, раскрывая свои лучшие качества. Мисс Джемисон, будь любезна, продемонстрируй.
Лена неслышно вздохнула и подвинула к себе материалы. Перевела дыхание и тихо, размеренно произнесла:
– Нал, син, га.
С этими словами она начертила рукой восьмерку.
Игла будто сама по себе поднялась в воздух. Лена зажала нитку между указательным и большим пальцами. Ушко иголки плавно приблизилось к ней и само нанизалось на нить. А затем иголка опустилась, легонько звякнув о столешницу.
Я уже знала о существовании магии и даже видела ее применение, но меня все равно несказанно поразила эта сцена с левитирующей иглой.
– Прекрасно, мисс Джемисон, – похвалила учительница. – Правда, над произношением стоит поработать. Пока выходит немного неуклюже.
Лена кивнула и помассировала переносицу.
– Ты в порядке? – шепнула я.
– У меня всегда голова болит от бытовой магии. Скоро пройдет.
Миссис Робертс внезапно возникла у меня за спиной, и я вздрогнула. Она двигалась неслышно, как кошка на охоте.
– Твоя очередь, дорогая мисс Хеллоуэл.
Я почувствовала себя как на том уроке в четвертом классе, когда забыла подготовить доклад о президенте Франклине Пирсе.
– Как?
– Сделай глубокий вдох и произнеси слова со страницы, – спокойно ответила учительница.
Будто это так естественно и просто – ломать законы природы!
Я закрыла глаза, подражая Лене, начертила в воздухе восьмерку, держа руку перед грудью, и произнесла:
– Нал, син, га.
Слова заклинания звучали странно и вязли на языке, словно густая арахисовая паста.
В этот раз магия ощущалась иначе, не как со швейными ножницами, будто я только училась держать в руках карандаш. Непривычная часть меня, нечто большее, чем я сама, пробудилась во мне, и впервые со смерти брата я почувствовала, что способна влиять на собственную жизнь.
Я приоткрыла один глаз. Иголка левитировала над партой. Меня охватила волна триумфа, и я радостно вскрикнула. Игла тут же со звоном упала на стол.
Миссис Робертс положила теплую ладонь мне на плечо.
– Молодец, Фрэнсис. Завтра попробуем еще раз.
Она упорхнула к следующей ученице, а я покрутила в пальцах перламутровую пуговицу, поражаясь тому, какие удивительные силы во мне скрывались.
Остаток урока пролетел незаметно. Я впитывала всю информацию, какую только могла, внимательно наблюдала за тем, как другие продевают нитки в иголки. Миссис Робертс вела себя ласково, терпеливо поправляла положение рук и произношение. Занятие оказалось довольно монотонным, совсем не похожим на ту необузданную магию, которая запустила швейные ножницы по комнате, но было нечто успокаивающее в ощущении большего контроля над волшебным чем-то в моей груди.
Прозвенел звонок, и Лена любезно предложила проводить меня до следующего кабинета.
– Все новенькие посещают класс миссис Ли, – объяснила она.
– То есть тебя там не будет?
– Нет, я пойду на управление эмоциями с миссис Порозки, вместе с остальными девчонками, которые поступили в академию примерно в то же время, что и я. А потом на прорицание.
– Прорицание? – переспросила я.
На языке у меня крутились сотни вопросов.
– Не проси предсказать твое будущее, – тут же потребовала Лена.
– Но…
– Если не попросишь – покажу тебе, где проходит следующий урок.
– Ты же и так собиралась, – усмехнулась я.
– Могу и бросить тебя посреди коридора. Как минимум пару дней будешь тут плутать.
Я вздохнула.
– Ладно, договорились.
Мы быстро шагали по коридорам «Колдостана», и хотя остальные девчонки глядели в пол, я не могла удержаться – с восхищением разглядывала уходящие вверх контрфорсы, подпирающие стены, и сверкающие люстры под потолком. На фоне этого великолепия даже мысли о записке, все еще спрятанной под матрасом, временно отошли на второй план.
Лена подвела меня к входу в кабинет и помахала на прощание.
За столом учителя, блаженно улыбаясь, сидела дама лет шестидесяти со снежно-белыми волосами. Интересно, идеальная осанка присуща всем ведьмам или ее тоже прививают в «Колдостане»?
– А, Фрэнсис! Меня зовут миссис Ли, – сказала учительница и жестом поманила меня к себе. – Очень приятно, что ты присоединишься к нашему классу.
– Спасибо, мэм.
– Со мной занимается небольшая группа учениц, которые тоже прибыли сюда недавно, с силами, похожими на твои, – объяснила она.
Я кивнула, и учительница махнула рукой на выставленные кругом стулья.
– Добро пожаловать, друзья мои, – сказала миссис Ли, обводя нас взглядом.
Мы все уселись на сиденья, подобрав черные юбки.
– Сегодня у нас новая ученица. Представишься классу?
Все взгляды устремились на меня, и кровь тут же прилила к лицу.
– Фрэнсис Хеллоуэл, – сказала я.
– И почему ты здесь?
– Извините, не совсем понимаю вопрос.
– Как пробудилась твоя магия, дорогая?
Я подумывала над тем, чтобы солгать. Мне совершенно не хотелось рассказывать компании незнакомок о худшем моменте в своей жизни.
Наверное, можно остановиться на частичной правде.
– Мой босс на меня напал.
Миссис Ли кивнула, поджав губы.
– Вот как. И что ты почувствовала?
– Почувствовала?
– Да, Фрэнсис. Какое чувство в тебе вызвало это нападение?
Лишь бы все перестали на меня таращиться! Их немигающие взгляды погасили чувство приятного волнения, оставшееся от предыдущего урока, и оставили кислый привкус во рту.
Неужели она это серьезно?
– Плохое, – коротко ответила я.
Миссис Ли перевела свой пронзительный взгляд на невзрачную девушку по правую руку от меня, и я с облегчением вздохнула.
– А как мы поступаем, когда нам плохо, Сара?
– Стараемся дышать глубоко и не терять самообладания. Не забываем о том, что сами управляем своим телом и эмоциями.
– Отлично, – похвалила ее миссис Ли. – В первую очередь магия – это власть над собой.
