Kitabı oku: «И станет солнышко в руках моих огромным солнцем. История женщины, которая поверила в любовь», sayfa 3

Глава 3. Продюсер

По возвращении в Москву я сразу же попала в руки замечательного косметолога, которая подтвердила слова австралийского доктора, что нужно дождаться, когда вся кожа сойдет. Она сделала мне увлажняющую и смягчающую маску, выписала скраб и крем. Через пару недель на моем лице сияла молодостью обновленная кожа.

Продюсер взял надо мной шефство не на шутку. Он писал песни, которые в прямом смысле «программировали» меня, восемнадцатилетнюю девушку, на определенные перемены. Видя, что эффект моего решения расстаться не совсем закрепился и я продолжала немного грустить по мальчику в Австралии, продюсер, который был старше меня на тринадцать лет, грамотно воздействовал на мои решения.

Например, песня «Я делаю вдох» тонко подводила меня к осознанию того, что любовь в режиме «ты видишь рассвет – я день провожаю» мне не очень подходила. И в итоге «я не боюсь забыть, как мы спешили счастье пить».

Взрослый мужчина с ежедневной заботой и беседами или молодой парень где-то на другом конце земли…

Со счетом 1:0 побеждает продюсер. Начинается бурный, эмоциональный роман.

С Вадимом мы много путешествовали, он привил мне вкус к одежде, напор и умение идти до конца. С ним я научилась стойко преодолевать жизненные ситуации, защищать себя, водить машину и успевать везде. Он научил меня заботиться о женском здоровье и впервые отвел к женскому врачу. Придал уверенности, даже порой наглости и смелости идти на риск, когда это необходимо. Но в то же время с ним я впустила в свою жизнь страдания, встала в позицию жертвы, стала слишком эмоциональной и решала вопросы не по-женски мягко и мудро, а с психами и угрозами. Он научил меня быть манипулятором на собственном примере. Вадим был далеко не светлым человеком.

Увы, этот мужчина принял унизительное решение для всех нас: он крутил со мной роман, имея дома жену и новорожденного сына! А я, восемнадцатилетняя сопля, конечно, не могла распознать в себе дуру и не уважающую себя страдалицу. Не было тогда во мне ни внутреннего понимания, ни стержня.

Забота и опека Вадима одновременно и радовали, потому что заметно облегчали жизнь и делали ее красивой, но и сильно ограничивали в свободе. В какой-то момент я поняла, что оказалась в ловушке. С одной стороны, я молодая, свободная девушка при деньгах, которая может делать все, что захочет. С другой – не могла поехать ночью с подружками в клуб: мне тут же прилетал строгий выговор, порой доходило до рукоприкладства… И финалочкой таких истерик всегда были угрозы о смене солистки.

Глупая, я не понимала, что смена солистки просто невозможна. Но мне было внушено чувство собственной никчемности: я без Demo – ничто. Demo без меня – все!

Когда я полетела от его удара на пол впервые и потеряла на несколько секунд сознание, нужно было в тот же момент остановить отношения… Но кто даст восемнадцатилетней девочке мозги тридцатисемилетней женщины?

Увы, я не решалась на разрыв (совсем не из-за любви, а из-за страха потерять любимое дело, популярность) и после череды красивых умасливаний и заботы забыла об обиде и простила страшный удар по голове.

* * *

Свои девятнадцать я праздновала в ресторане. Мы устроили роскошный семейный праздник, на который неожиданно приехали первые лица рекорд-компании «АРС», чтобы поздравить. Тогда я впервые в жизни ехала домой с охапками роз, которые даже не в силах была поднять.

Через несколько дней после дня рождения состоялся разговор с Вадимом:

– Саша, ты изменилась. Какая-то сонная, заторможенная, ревешь постоянно. И грудь у тебя колом стоит. Ну-ка, ну-ка…

Вадим умчался куда-то и привез из аптеки палочку-тест. Я никогда в жизни не использовала эти тесты. И именно тогда в ванной комнате у меня впервые затряслись руки.

– А что значит, когда две полосы? Это значит «Да»???

Я сижу на диване в своей первой съемной квартире. Обнимаю куклу-пупса. Крепко прижимаю его к груди. Боюсь. Мне очень страшно! Я рыдаю, потому что не в силах говорить.

Вадим начал уговаривать:

– Блин, Санечка, ну не время сейчас! Ну посмотри, у нас гастрольный график на полгода вперед расписан, новый альбом надо выпускать, за границу едем гастролировать: Германия, Израиль, Англия, Америка! Потерпи пару-тройку лет, а потом можно и деток!

– Ну а как же певица Яна с «Одиноким голубем»? А как же Стася из «Стрелок»? Они же пошли рожать!

– Ну и где они сейчас? Ты их видишь на сцене? Вот и ты так исчезнешь… Ну, ты решай сама. Я тогда кастинг объявлю в группу, найдем новенькую на замену тебе. А потом, когда придешь в форму, откормишь, если захочешь вернуться – вернешься. Правда, не могу гарантировать, как все будет.

Я бы очень хотела, чтобы все девушки от мала до велика вчитались в эти строки, чтобы вырубить себе на сердце: когда мы принимаем решение забрать жизнь нерожденного ребенка с определенной целью – Бог заберет у нас эту цель. 100 %. Проверено.

И наоборот: если решите в неудобной ситуации сохранить жизнь детенышу (который уже на 3-й неделе крохотный человек с сердцебиением и душой ангела) – Бог разрешит вашу ситуацию наилучшим образом и даст намного больше!

Недавно я прочитала в блоге священнослужителя очень важные слова: «Ко мне постоянно приходят на исповедь с искусанными губами, измученные чувством вины женщины, которые всю жизнь каются и вымаливают прощение за убитых детей! Но я ни разу не видел мужчин, приходящих каяться в том же грехе. А ведь в таком вопросе всегда есть две стороны и ответственность лежит на обоих! Женщина практически никогда не пойдет совершать это страшное дело, если получит поддержку от сильного крепкого плеча настоящего мужчины».

Как же я плакала после этих слов! Ведь долгие двадцать лет я тащила на себе крест горя и греха, не осознавая, что тогда взрослый осознанный тридцатитрехлетний мужчина принял за меня решение, умело манипулируя и направляя…

Сейчас, работая с психологическими практиками прощения в состоянии медитации, я часто ухожу в отдельные уголки моей жизни, где стоит растерянная, грустная Саша в разных возрастах и ситуациях. Я тихо обнимаю ее и говорю, что люблю, прощаю, и Творец тоже любит и принимает ее. Говорю из ее будущего, что все наладится и все будет хорошо.

Поступила бы я так же, если бы рядом не оказалось единственного на тот момент советчика противоположного пола на тринадцать лет старше меня? С уверенностью 99 % могу сказать, что НЕТ. Я настолько не принимаю вмешательств в свое пространство, настолько плохо реагирую на любые медицинские манипуляции – я бы просто испугалась. Иногда важно, чтобы кто-то мудрый рядом помог сказать тебе «НЕТ». И очень важно научить своих детей говорить «нет». Порой это сложнее, чем кажется.

После этого тяжелейшего и в корне неправильного решения моя карьера, во имя которой я допустила такой поступок, начинает стремительно лететь вниз. Закон жизни в действии. Второй альбом не продался и вполовину так, как первый.

Спустя четырнадцать лет в Лос-Анджелесе я буду держать в руках положительный тест в полной прострации и непонимании, как теперь поднимать на ноги троих детей. В чужой стране, без мужчины рядом. Но ни за что на свете я не попрощаюсь с будущим Лёвой, несмотря на непонимание посвященных в ситуацию подруг.

И Бог дал мне и на троих детей, он дал мне ВСЕ, о чем только может мечтать женщина!

* * *

Слабая, с опухшим от рыданий лицом, я выходила из самого страшного в моей жизни медицинского кабинета. Вадим встречал меня с пакетами еды: мясо, вино и все, чтобы восстановить потерю крови. Какая на фиг потеря?! У меня самая главная потеря только что произошла!

Я смотрела на ставшего абсолютно чужим мне мужчину. В душе рождалась ненависть, отторжение. Никогда в жизни больше не смогу принять мужчину, который допускает такое со своей женщиной. Это произошло на подсознательном уровне. Мужчина, который не хочет от меня детей, мгновенно теряет в моих глазах всякую привлекательность.

Сразу же после выхода из клиники, где произошло страшное, с каждым часом во мне растет жгучее желание, которое никто и ничто не сможет больше искоренить. Убив в себе ребенка, я очень сильно захотела стать матерью.

Жизнь продолжалась. Популярность по-прежнему была очень высокой. Гастролей стало слишком много – бывало по пять концертов за несколько суток в двух странах и разных городах: ночной концерт в Перми, там же утренний, перелет в Москву – концерт на ВДНХ. Оттуда мчим в Германию, где уже ждут два ночных концерта в соседних городах в двух часах езды друг от друга.

Я мчалась по автобану со склеенными от пота и лака волосами. За окнами светлело, поля с ветряками просыпались. Спала урывками в самолетах, автобусах, машинах. У меня дрожали руки. Уши были просто оглушены от переизбытка децибелов на сцене.

С этим звоном в ушах и переутомлением я падала на кровати отелей. Бросала на тумбочку стопку зеленых купюр и вырубалась. Гонорары успокаивали и как-то оправдывали мое измождение в этом адском графике.

Мы очень много времени проводили в Германии. Выступлений в немецких клубах было так много, что приходилось жить там по два-три месяца. За границей мне было очень комфортно. Я постоянно заводила разговор, что не прочь остаться здесь на ПМЖ.

Однажды между концертами выдалась пара дней выходных, и мы рванули в Амстердам. Там мы куролесили будь здоров! Из этой поездки наши танцоры Паша и Аня вернулись как пара. После они поженились. Потом, правда, развелись, но до сих пор очень дружны и работают в одном слаженном коллективе.

Мы прозвали свою группу «шведская семья». Так часто происходит, когда работа и общение внутри коллектива вытесняют весь остальной мир. Это и становится твоим миром.

Пролетел еще один гастрольный год. Я переехала в новую съемную квартиру в Ново-Переделкино. Новую, большую, двухкомнатную!

Мне подключили интернет, и все ночи напролет я зависала в чате сайта группы Demo, общаясь с поклонниками. Больше всего меня забавляло называть себя необычным никнеймом и вместе со всеми в чате обсуждать творчество группы и саму Сашу, пока кто-нибудь не рассекречивал меня.

Глава 4. Любовь

Пришла следующая весна. Мне исполнилось двадцать. Стало совсем скучно в компании ревнивого взрослого продюсера. Он привозил меня домой, я смотрела в окно – и, убедившись, что его автомобиль скрылся за поворотом, вызывала такси и мчалась навстречу свободе.

За мной ухаживал очень симпатичный молодой парнишка. Это было так романтично! Мы сидели и хихикали на ночной веранде детского сада, гуляли мартовскими и апрельскими ночами по Фрунзенской набережной, забегали погреться в подъезд или в кофейню.

Мои коллеги летали на острова, проводили время в дорогих ресторанах и караоке. А мне нравилась эта студенческая романтика и влюбленность голубоглазого мальчика, который был так рад моим редким перерывам в гастролях. Мы играли в бильярд с его друзьями и ходили в кино. Если у меня на телефоне высвечивался номер продюсера, я просто не брала трубку, будто уже сплю.

Наступило лето. В перерыве между концертами я оказалась в Москве. Паренек предложил поехать вместе с компанией на Воробьевы горы, чтобы поесть черешни с шампанским. Я попросила забрать меня из Переделкино.

К тому времени у меня уже появился вкус в одежде, а благодаря зарубежным гастролям – еще и возможность закупаться в Америке, Германии, Великобритании. На мне были узкие темные джинсы, полупрозрачная маечка и стильные брендовые слайдеры.

Молодой студент заехал за мной с другом и представил его: «Знакомься, это Илья!»

Я увидела эти глаза, улыбку – и обомлела… Мы сели в машину Ильи на заднее сиденье. В водительском зеркале отражались его серо-голубые глаза и густые брови. Илья периодически встречался со мной взглядом. Я улыбалась или отводила взгляд в сторону.

Мы приехали на Воробьевы горы. Мальчики достали из багажника раскладной столик и выложили в огромную чашку вкуснейшую черешню. Мы сидели на склоне и смотрели на речные трамвайчики, которые ходили по Москве-реке. Я постоянно встречалась взглядом с Ильей.

Вдруг мне стало неловко оттого, что парень, который первым пригласил меня на пикник, положил мои ноги себе на колени. Я стала отстраняться. Тут он заметил и мои переглядки с Ильей. В воздухе полетели искры, которые невозможно было не уловить. После того как мы съели всю черешню и выпили все шампанское, мы с Ильей не сговариваясь предложили поиграть в бильярд. Было так очевидно, что мы с ним не хотим расставаться и ищем предлог, чтобы побыть в одной компании.

Парень, который был рядом со мной, сразу сник, и у него испортилось настроение. Но я уже ничего не могла поделать. По дороге в бильярдную – от Воробьевых гор до Фрунзенской – на меня из зеркала заднего вида смотрели глаза моих будущих детей. Глаза, которые я теперь вижу каждый день, когда детям приходит время вернуться из школы и они бегут меня обнять.

Я впилась взглядом в эти глаза… Машина, в которой мы ехали, была переполнена эндорфинами, окситоцином, норадреналином, серотонином и тестостероном. Как это обычно бывает, разряд, вспышка, инсайт – мне хватило нескольких секунд, чтобы понять, что это ОН.

Я не знала, как поступить. Друг Ильи, с которым я общалась, не сдавал позиции и намерен был отстаивать границы. Упорно занимал место в кафе рядом со мной, поддерживал за руку, рассказывал что-то смешное. Тем временем я обращаюсь к Илье:

– Что у тебя за трубка? О, у меня тоже Nokia! Можно посмотреть твою модель?

Беру телефон Ильи, кручу в руке, рядом кладу свою крохотную красненькую Nokia последней модели. Играясь, набираю свой номер:

– Упс, ты мне позвонил только что!

Смеюсь и откладываю трубку обратно. Все.

– Тебя подбросить до дома? – предлагает Илья.

– Давай.

– Я с вами поеду! – вклинивается друг. Парень явно не собирается уступать меня.

Мы добрались до моего дома, в машине повисла неловкая пауза. Илья:

– Саш, возьми всю черешню, там еще осталась в багажнике.

– Спасибо, возьму. Приятно, что ты заботишься обо мне.

– Пока! Приятно было познакомиться!

– Пока… Да, я тоже очень рада знакомству… (Обращаюсь к парню.) Да не провожай ты меня, я сама дойду!

Захожу в квартиру. В ушах гул и пульсация. Я не знаю, что сейчас случилось. Беру телефон, звоню сестре: «Оксан, я сейчас встретила отца своих детей!»

Через несколько минут приходит сообщение от Ильи: «Теперь мой телефон знает твой номер. А ты забыла взять черешню. Я привезу!»

Дальше началась такая химия! Я до сих пор дрожу от воспоминаний о тех днях. Улетучилось чувство опасности: я удирала от продюсера, избегала его, у моего телефона постоянно «садилась батарейка».

Я утонула в этом мальчике. Он встречал меня в аэропортах, с гастролей я неслась на крыльях любви домой. Мы танцевали ночами на капоте машины, бегали по набережным, держась за руки. Прикрываясь подружкой, я сбегала на отдых в Турцию в дешевенький отель вместе с Илюшей. И нам было так здорово вместе!

Я ужасно боялась сказать Вадиму о своей влюбленности, потому что это грозило мне гневом, расправой и вылетом из группы. Но и скрывать становилось все сложнее. Конечно же, потеря мной интереса и избегание продюсера не могли остаться незамеченными. Постоянные эсэмэски, удаленные переписки, вздрагивания, когда из-за спины неожиданно заглядывают в телефон.

Как-то раз привычно звоню Илье:

– Зай, он привез меня со съемки, я сказала, что очень устала, и он уехал домой. Приезжай забери меня!

– Да я уже полчаса стою на повороте, жду твоего звонка.

– Ура! Бегу!

Вылетаю к Илье, сажусь в машину. На дворе ночь. Мы катимся по свободному Ленинскому проспекту. Впереди вся ночь, и она только для нас двоих! Наши руки сплетены, играет модная романтичная песня… Вдруг мы видим, что сзади кто-то бешено сигналит нам фарами дальнего света. Обгоняет справа знакомый джип, подрезает и перекрывает путь. Мы резко останавливаемся.

Я в ужасе наблюдаю, как из фиолетового джипа вылетает Вадим и несется к нашей машине. Мы резко блокируем двери. Но Вадим, понимая это, просит приоткрыть окно:

– Что, голубки, попались? Саша, выходи. Выходи, говорю тебе! Поехали поговорим! Не бойся, не трону! Поговорить надо.

Мне страшно. Но, как и всю свою жизнь, я зачем-то «включаю мужика», который все решает и улаживает проблемы.

Даю знак Илье, чтобы он открыл двери, выпустил меня и ехал домой. Пересаживаюсь в машину к Вадиму. Он кусает губы от душевной боли и мчит на большой скорости по Ленинскому. Мотор мощного джипа страшно ревет.

С визгом тормозов мы паркуемся у ночного «Старлайта». Сидим там до рассвета. Вадим заказывает виски с колой – еще и еще. Он плачет.

– Ты правда его выбрала? Ты любишь его? Саша, девочка, ну почему?! Боже. Я как будто дерево проглотил, и оно мне дышать не дает.

И я, глупая дурында, тоже плачу, глажу его по голове, успокаиваю, говорю какие-то глупости, что тоже к нему очень тепло отношусь. Вадим вспоминает все хорошее, что у нас было, и говорит, что вот сейчас можно деток, как я хотела. Манипуляция!!!

А я киваю головой, улыбаюсь и плачу. С рассветом он везет меня домой и, остановившись у подъезда, говорит:

– Пожалуйста, только давай не сразу! Обещай, что будешь со мной вот так сидеть и гладить по голове иногда?

– Да-да, конечно…

– Пожалуйста, передумай!

И он пропадает. Нет звонков, эсэмэсок…

* * *

Я волновалась. Мы с группой не знали, что делать, – наш продюсер исчез! Его жена звонила нам, она тоже его искала. И плакала, говоря: «Саша, вы как два огня – испепелили друг друга! Когда же это все закончится?!»

Его не было больше трех дней. Когда он вернулся, то был серый, опухший, заросший, со щетиной. Мы продолжили работу. Он просто смотрел на меня мокрыми глазами и приговаривал: «Санечка, Санечка. Что же ты наделала. Волчонок мой». Он всегда называл меня волчонком из-за лохматой короткой прически.

После этого Вадим перестал ездить с нами на гастроли. Вместо него появился тур-менеджер, который сопровождал нас в путешествиях. А я тем временем ловила каждый свободный день в графике и снова мчалась к Илье. Мы катались на его большой машине, носились по городу, зависали у него в квартире в элитном ЖК на Ленинском. Это был дом с охраной и кодовыми замками – большая редкость в 2001-м.

Я все еще не была знакома с родителями Ильи. Он рассказывал, что они довольно жесткие и суровые, поэтому я заочно их боялась.

На очередных гастролях в Германии я поняла, что мне стало как-то больно спать на груди. Я посчитала свой цикл и задумалась. На следующий день в немецкой аптеке я купила тест и написала Илье эсэмэску: «Zaj, u menja test pokazal 2 poloski. Zavtra privezi v aeroport escho 3 testa».

Три других теста показывают положительный результат. Мы сидим, два двадцатиоднолетних дурака, и не знаем, что сказать. Так все быстро! Я твердо заявляю:

– Я оставляю ребенка по-любому!

– Меня родители убьют. В армию отправят.

– А вдруг нет?

– Они даже не видели тебя никогда, только домработница им рассказывала. Я попробую поговорить с ними осторожно. Держи апельсин.

Глава 5. Удар

Жизнь идет дальше. Я нахожу у себя все больше признаков беременности. Каждый день приносит мне еще большее ощущение космоса. Мы пишем альбом, где теперь каждая песня – об Илье и о расставании с Вадимом. Он замечает во мне перемены.

– Да, я беременна…

– Я так и чувствовал! Вот ты крольчиха! Ты у врача была?

– Нет, я боюсь и не знаю, что делать.

– Давай я тебя отвезу.

Через несколько дней мы приезжаем в ту же самую платную клинику на «Академической», к тем же самым врачам.

– Рады вас видеть, «солнышко»! О, поздравляем, это ваша запланированная беременность?

Смотрят на меня и Вадима. У меня язык присох к нёбу. Это не НАША, это МОЯ беременность!

– Да, желанная и по любви, – отвечает за меня Вадим.

После этого Вадима как подменили. Он стал агрессивным. Снова поехал с нами на гастроли. Зачем? Просто хотел быть рядом. Его чувство переросло в болезненную зависимость от меня. Ему постоянно нужно было быть рядом. Мы грызлись, как псы.

Я, молодая женщина на раннем сроке беременности, и зрелый мужчина, ошпаренный тем, что его бросили. Когда я протестовала, начинался скандал с угрозами вышвырнуть меня из группы.

Санкт-Петербург. Заселение в отель. Перед этим – ночь в поезде, где Вадим и вся группа веселились с виски и колой. Ок, я к этому привыкла. Но то, что произошло потом, перевернуло мой мир.

Вадим пьян и зол, унижает и оскорбляет меня. Я зачем-то отвечаю ему в том же духе… Глупая маленькая девочка! Беги, Сашка, беги! Уходи из этой комнаты немедленно! Не нужно доказывать свою правоту. Никому не нужна твоя правда. Перед тобой разъяренный обиженный мужчина, отвергнутый тобой и подогретый алкоголем. Он чувствует власть. Молча уходи, будь умнее!

Но нет, я говорю ему все как есть. Какой он урод и манипулятор, шантажирующий меня, жену, всех вокруг! Говорю, что без меня группа не представляет никакого интереса для публики. Что песни, спетые чужим голосом другой солистки, никому даром не нужны!

Удар по голове. Затрещина, от которой звенит в ушах и летят звездочки. Но меня это распаляет еще сильнее. В беспамятстве от боли и гнева я собираюсь вцепиться в эту противную физиономию и располосовать ее, подаюсь навстречу – и получаю удар коленом в живот.

В этот момент вбегает наш огромный тур-менеджер, с трудом оттаскивает и удерживает Вадима.

– Нет, ты видел этого звереныша, видел? – сквозь одышку ярости хрипит Вадим.

А «звереныш» сидит на корточках, сжавшись в комок и схватившись за живот. Руки трясутся. Я хватаю чемодан и волоку на улицу.

– Саша, куда ты пойдешь?! Сегодня концерт! – кричит мне тур-менеджер вслед.

Я захлебываюсь слезами. На глазах у просыпающегося отеля известная артистка рыдает и с грохотом тащит чемодан.

Бегу за угол гостиницы, где меньше людей. Меня колотит от холода и злости. Набираю номер своей поклонницы в Питере: «Диктуй адрес! Да, сейчас приеду!»

Девочка встречает меня. Ведет домой, поит чаем. Приезжают другие члены питерского фан-клуба. Я улыбаюсь, стараюсь быть веселой для них, но в голове звон и шум. Засыпаю под теплым пледом, всхлипывая.

Просыпаюсь от телефонного разговора, доносящегося из-за закрытой двери. Меня нашли через фанатов и просят вернуться в отель. Нет! Я не поеду никуда! Пусть проводят этот концерт с новыми вокалистами!

Не помню, чего мне это стоило, но я приехала в клуб на выступление. Выступала, пела, живот тянуло не переставая. Я уже не прыгала. Просто смотрела на мелькающие огни, хлопающие в воздухе руки, летящие с потолка блестки… Слышала свой голос – будто через вату – и стук сердца в голове.

Возвращаюсь домой. Илюша встречает меня на вокзале. Мчим к врачу. Узист водит датчиком по животу, монотонно проговаривая: «Маточная беременность, визуализируется плодное яйцо, размер соответствует 7–8 неделям, сердцебиение».

Она всматривается, водит датчиком, зовет другого врача. Оба врача начинают объяснять и называют непонятные мне тогда термины: «Мы не можем определить сердцебиение у плода. Это напоминает замершую беременность».

– Что это значит?! Что это такое??

– Подождите, не нервничайте. Сейчас размер плода соответствует сроку. Приходите через неделю, мы посмотрим еще раз, будет ли биться сердце.

– А если нет?

Ответа не последовало. Боже мой, нет! Я не смогу больше зайти в тот кабинет, в котором у мам забирают детей! Он снится мне в кошмарах. Я боюсь! Я не хочу! Господи…

В один день мои сомнения, страхи, неуверенность перерастают в гигантское желание: Я ХОЧУ БЫТЬ МАМОЙ! Я хочу заботиться о своем ребенке, прижимать его к сердцу!

Неделя проходит, как в кошмарном сне. Я цепляюсь за спинку кровати и рыдаю. Ору в голос! Стою на коленях перед иконами. Подолгу сижу на полу, раскачиваясь из стороны в сторону.

– Оживи, солнышко! Забейся, сердечко! Не уходи, пожалуйста!

Я опухла от слез. Илья сидел рядом совершенно разбитый, обнимал и отвлекал разговорами. Вслушиваюсь в свои ощущения: вот меня перестало тошнить, грудь не такая горячая. Признаки беременности затихают с каждым днем.

Заканчивается неделя. Следующее УЗИ. Я впиваюсь глазами в лицо врача. Она смотрит на черно-голубой экран. Включает доплер. Там шумит эхо, но нет заветного «ширх-ширх-ширх». Врач качает головой и говорит: «Он такого же размера, что и неделю назад. Мне очень жаль».

На негнущихся ногах я прихожу в то самое отделение клиники, откуда выходила год назад. Мне выдают такое же белье. Я с ненавистью смотрю на всех женщин, ожидающих операции. Вы здесь по своей воле! Дуры! Вы все дуры! Я ненавижу вас всех!

Из операционной вывозят молодую девушку, она лежит на животе. Ее в полной отключке перекладывают на кровать, и я вижу соскользнувшую простыню, мелькнувшую обнаженную кожу и окровавленную прокладку между ног. У меня начинается истерика:

– Я не хочу! Я не хочу так! Я не буду!

Ко мне приходит нянечка, гладит по голове, успокаивает, как может. Она рассказывает, что такое, как у меня, тут бывает очень часто и что лучше сделать сейчас операцию, пока не возникло воспаление и не началось кровотечение. Говорит, что я немножечко подлечусь – и снова смогу иметь детей.

– Но я не хочу снова! Я хочу этого! Я его уже люблю! Пожалуйста, укройте меня получше, я не хочу, чтобы с меня соскакивала простынка…

– Не переживай, милая. Все будет хорошо!

Анестезиолог склоняется над моим лицом: «Как там у тебя поется? “Солнышко в руках”?» Он хлопает в ладоши, идет дым, разлетаются искры. Щелк! Становится темно. Наступает тишина.

Щелк! Меня включили. Я лежу на животе. Подо мной что-то холодное. По щеке бежит слюна. Нянечка сидит рядом и гладит меня по голове: «Сейчас чай с сухариком пить будем». У меня в душе вакуум. Мне тихо и бесполезно. Я вас всех не хочу. Уйдите все.

Выходя из клиники, смотрю на приветливую вывеску, на которой изображены мама с малышом. «Я больше никогда сюда не приду! Сколько же ты принесла мне горя!»

В этот день мой мир перевернулся раз и навсегда. Больше ничего не имело значения. Ни группа. Ни популярность. Ни клипы. Ни гастроли. Все, чего я хотела, – быть мамой. Ничто на свете больше не приносило мне такой светлой радости и чувства собственной полноценности, как мысль о том, что я могу дать жизнь маленькому человечку, любить его и заботиться о нем.

Мое состояние резко ухудшилось. Восстановление шло плохо. Две гинекологические операции с перерывом в год – это было слишком.

После той поездки в Питер меня преследовали головные боли. Однажды вечером мы с Ильей вернулись домой, и я снова почувствовала сильную боль. Подошла к кровати – и села мимо нее. Мир вокруг поплыл… Я умылась холодной водой, но это не помогло. Раковина, кран с водой, зеркало – все уплывало в сторону. Головокружение нарастало. Из ванной до комнаты я добиралась по стенке. Я больше не могла ходить.

В тот же вечер Илья отвез меня в Купавну к родителям. Наутро я проснулась и поняла, что не могу встать с кровати. Картинка перед глазами неслась так, будто меня раскрутили на центрифуге. От этого кружения перед глазами меня начало рвать. Раз. Два. Три. Пока я не догадалась, что нужно закрыть глаза и больше их не открывать.

После нескольких дней в кровати в обнимку с тазиком, после хождения по стеночке – появляется Вадим:

– Поехали, я обо всем договорился.

Меня выводят под руки из дома. Я не могу открыть глаза – все сразу плывет. Вадим везет меня в Москву на Мичуринский проспект в Кремлевскую больницу.

Около трех часов обследований, какие-то датчики, провода, тоннели. Молодая доктор Лена спрашивает в лоб:

– Саш, ты нигде головой не ударялась? Тебя никто не бил?

Я молчу.

Вадим встревает:

– Да ты же знаешь, как она на сцене скачет, на самолетах каждый день, взлеты-посадки, децибелы на сцене…

– Нет, это удар, – настаивает Лена. – Вспоминай, Саш. Нарушено кровообращение в мозге – внутреннее кровоизлияние, отдел возле мозжечка. У тебя полностью расстроена координация, вот все и плывет.

Меня отвозят обратно к маме. С полным пакетом таблеток для рассасывания внутренних гематом, разжижения крови и чего-то в этом роде.

Через неделю-другую ухода и лечения я снова смогла продолжить гастроли. Их, кстати, постепенно становилось меньше. Новые песни, которые мы записывали, не ставили в ротацию. Второй продюсер, который писал и музыку, и аранжировки ко всем хитам, вышел из проекта, узнав, что Вадик не сдержал договоренности не заводить отношений с солисткой.

У меня появилось больше времени, чтобы встречаться с Илюшей.

После двух операций мое женское здоровье сильно ухудшилось. Диагноз «эндометриоз» в моей медицинской карте обзавелся определением «хронический». Отсутствие нормальных циклов, болезненный ПМС, многочисленные кисты. Я понимала, что моя мечта стать мамой призрачно удаляется от меня, и вместе с этим она еще больше крепла. Я сильно переживала из-за эндометриоза.

Летом у нас выдались две недели без гастролей. Мой гормональный фон к тому времени расстроился настолько, что критические дни совсем пропали. Я рыдала и в то же время начала изучать женскую анатомию, устройство органов малого таза. Мне хотелось больше понимать свое тело и состояние. В голове началась полная перестройка на здоровье.

* * *

Вадим отвез меня в новую крутую клинику к пухленькому усатому доктору, который гарантировал, что все вылечит самыми современными способами. Эрозии, кисты, полипы и неравномерное нарастание эндометрия – все лечится одной лапароскопической операцией.