Kitabı oku: «Бибазис Инахус. Приключения энтомолога, бабочек и чиновниц»

Пролог, в котором подсудимый издевается над чиновницей, и та не контролирует свою речь, а красивая бабочка в банке на столе суда имеет необычную историю

Большая красивая бабочка медленно складывала и распахивала крылья необычной окраски – чередование красного, голубого и белого – совсем как на государственном флаге. От стука судейского молотка по столу бабочка вспорхнула и забилась в стеклянной банке. Забывшись, судья с умилительной улыбкой любовалась вещественным доказательством.

– Заседание продолжается! Господа присяжные заседатели, прошу обратить внимание на показания подсудимого! – судья с неприязнью посмотрела в сторону сидящего в клетке Мотылькова.

Подсудимый внимательно, с пронзительным вниманием рассматривал судью. Так в увеличительное стекло энтомолог рассматривает пойманный образец насекомого. Мотыльков и был энтомологом. В прошлом. До пенсии. Потому и угодил за решетку.

– Ваша честь! – подал он голос, от чего судья вздрогнула и поежилась. – Разрешите вопрос? Как бедному пенсионеру прожить на малую пенсию, если денег и на макароны не хватает?

Судья втянула голову в плечи, как будто ожидая удара по ней.

– Прекратите! – голос судьи сорвался на визг, и ей пришлось откашляться, но не помогло, и она, не контролируя себя, выпалила. – Экономьте! Ешьте макарошки! Денег хватит и останется!

Прокурор сочувственно покивала головой. Если бы этот вопрос подсудимый задал ей, то ответ был бы похожим – советы экономить, покупать недорогие продукты, выращивать картошку на приусадебном участке. Подобные слова вырывались из уст чиновников неконтролируемо, и когда поняли, что это неспроста, все были не на шутку встревожены.

Мотыльков злорадно улыбался из-за решетки. Он поймал судью на этом необычном эффекте, словно накрыл сачком бабочку, достал на свет божий и подтвердил в эксперименте свою гипотезу.

Его судили за экстремистские действия, и потому в судебном заседании участвовали присяжные. Суд длился уже третий месяц, а началось все с посещения пенсионером Мотыльковым присутственного места – “Районный отдел государственного казенного учреждения управления социальной защиты населения N-ской области”. Всего-то и требовалось – пересчитать коммунальные платежи по льготному пенсионному тарифу.

С самого начала пустяковая, как казалось Мотылькову, канцелярская задача не задалась. Дородные ухоженные тетки стали гонять его между собой от одной к другой, где каждая добавляла в список все новые справки, копии и документы, необходимые для перерасчета коммунальных платежей. Когда же он вернулся через неделю с собранными документами, его снова завернули, затребовав новые бумажки.

Мотыльков, конечно, возмутился, но совершенно невозмутимые социальные работницы твердили, что “Не положено!”, “Делайте, что вам говорят!”, “Вам нужен перерасчет, вот и подайте все необходимые документы, а если отказываетесь, то и платите за коммуналку, сколько платили!”.

Не добившись ничего и догадываясь, что не добьется, даже если обратится к начальству районного собеса, Мотыльков стал склоняться к тому, чтобы смиренно принять коммунальные платежи без перерасчета и даже стал прикидывать, как структурировать невеликий бюджет пенсии, но что-то такое свербило в душе, не давало успокоиться, заводило.

Мотыльков решился подняться на самый верх и записался на прием к министру труда и социальной защиты населения областного правительства. Приближались очередные выборы, и потому, наверное, Мотыльков был принят министром.

Министр, молодая крепкая бабенка лет тридцати пяти встретила ходока в своем просторном кабинете отработанной радушной улыбкой, фальшь которой сразу распознал пенсионер и приготовился к битве за справедливость. Однако, прежде чем Мотыльков раскрыл рот для изложения своей проблемы, чиновница обложила его отборными штампами о заботе государства и мерах правительства по улучшению благосостояния граждан.

Мотыльков отвлекся от воодушевленной речи, с какой-то стати наблюдая за жестикуляцией чиновницы и находя в ее движениях что-то еле уловимо знакомое. Когда она замолкла, исполнив свою партию, Мотыльков растерялся, потому что не понял, что решила министр.

– Так что мне теперь делать? – недоуменно спросил он.

– Держитесь! Всем сейчас нелегко! – и выражение лица чиновницы стало религиозно-скорбным. – Экономьте! Покупайте недорогие продукты! Макарошки, например! Все так живут, и я тоже!

Покивав головой своим мыслям, что поход к министру был предпринят зря и лишь расстроил окончательно, Мотыльков повернулся к выходу и мельком бросил взгляд на отражение чиновницы в зеркале возле двери. Чиновница поднялась с кресла и сладко потянулась. Мотыльков снова увидел в ее движениях что-то давно знакомое, и задумавшись об этом, вышел.

Дома, а жил Мотыльков после раздела имущества с бывшей женой на даче, он в одиночестве выпил припрятанную четвертинку водки, закусил макаронами, пережаренными с бычками в томате и предался ностальгическим воспоминаниями. Освещенные стареньким торшером, со страниц энтомологического атласа на бывшего ученого смотрели близкие его сердцу бабочки, мотыльки и мушки.

Мотыльков листал страницу за страницей и добрался до редкой бабочки – Bibasis Inachus. Странное исключение из линейки видов Толстоголовок. Во-первых, окраска Бибазиса была яркой трехцветной – сочетание красного, голубого и белого, что было вызовом с точки зрения выживания. Во-вторых, популяция бабочки стала на фоне других малочисленной. В-третьих, это был единственный установленный вид бабочек-паразитов. Вернее, паразитами были их личинки.

Именно эта третья особенность Бибазисов стала темой многолетних исследований энтомолога Мотылькова, темой незащищенной докторской диссертации. Перестройка помешала. Научно-исследовательские институты закрывались один за другим. Поначалу это расстраивало Мотылькова – ведь его исследования были практически востребованными в сельском хозяйстве, но затем жизнь втянула его самого в борьбу за выживание. Некоторое время он возил из Турции обувь и продавал на местном рынке. Тем и жил.

Глаза старика повлажнели – он любил своих бабочек. Вот Бибазис Инахус. Странная аномалия в цикле жизни бабочек. Крапивница откладывает яйца на листьях крапивы, капустница – на листьях капусты. Бабочка Бибазис откладывала яйца на листьях клевера. Из яиц крапивницы и капустницы появлялись личинки – гусеницы, энергично пожиравшие зеленую массу. Затем гусеницы находили укромное местечко, опутывали себя подобием паутины и в этом коконе становились куколками, чтобы снова стать бабочками. С Бибазисами было не так…

Мотыльков вдруг воспроизвел в памяти движения рук министра труда и социальной защиты населения. Движения были поразительно похожи на то, как складывает и распахивает крылья бабочка Бибазис. Как такое возможно? Захмелевший рассудок предлагал гипотезы странного сходства бабочки и человека. Как это бывает с пьяными, Мотыльков скоро заснул.

Мотыльков уснул, и ему приснилось, что он бабочка. Ощущения были прекрасны. Так чувствует себя ребенок в детстве. Неутомимость, любопытство, интерес к жизни. Мотыльков порхал и наслаждался моментом. Вокруг порхали такие же счастливые бабочки. Они были прекрасны – яркие, красивые, гармоничные. В одну из них он влюбился, и… Это было не привычно, но именно такова любовь у бабочек.

Отложив яйца на листьях лугового клевера, бабочки удовлетворенно перелетали с места на место, радуясь друг за друга и за всю популяцию Бибазис Инахус. Жизнь продолжается! Вот только… В блаженные мысли добавилась новая – мысль о смерти. Эта мысль не была неприятна, но воспринималась как заслуженный итог жизни и награда за заботу о ее продолжении. Ведь жизнь в нашем мире – не только жизнь каждого индивида, а жизнь всех, всеобщая жизнь. Сев на увядающий по осени цветок клевера, Мотыльков уснул и не проснулся. Жизнь бабочки завершилась смертью.

Мотыльков очнулся от сна, осознал, что жив, успокоился и снова провалился в хмельную дрему. Ему снова снился сон. Он жив, но жизнь ограничена его собственными малыми размерами – микроскопическими, по сравнению с окружающим миром. Жизнь в миллиметровом яйце. День за днем он становился все больше, пока не стал сначала личинкой, а потом превратился в могучую и сильную гусеницу с мощными челюстями и покатыми мускулами в каждой из шестнадцати ног. Каждый его день занят трудом. Мотыльков съедал лист клевера, перебирался на новый и съедал его, и так лист за листом, пока не сядет солнце.

Несмотря на пребывание в теле гусеницы, Мотыльков понимал, что набирается белковой массы не из-за прожорливости, а впрок – для перехода в стадию куколки, и тогда из куколки он станет имаго – бабочкой. Однако время шло, а куколкой Мотыльков так и не становился, и это вызывало неясной природы беспокойство. Что-то шло не так.

Мотыльков решил исследовать все вокруг себя. Он по-прежнему существовал, только не на листьях клевера, а внутри чего-то большого, теплого и живого. Он мог двигаться. Вокруг не было зелени, но Мотыльков не испытывал голода, несмотря на то, что перестал пожирать листья. Он находился в чем-то, похожем на бульон, и этот бульон был весьма питательным. Так можно было жить бесконечно. Однако райские условия вдруг резко закончились.

Наступил холод. Бульон вокруг застыл. Мотыльков сначала мерз, а потом уснул. Сколько длился его сон, он знать не мог, но однажды Мотыльков проснулся. Было тепло. Ощущения совершенно новые. Мотыльков увидел мир, как в те времена, когда был человеком. Обычное изображение – цветное, стереоскопическое и фокусируемое. Слева и справа лились звуки, водопад звуков. Мотыльков стал распознавать человеческую речь.