Kitabı oku: «Метро 2033: Кочевник», sayfa 5

Глава пятая. На ловца и зверь…

Июль 2033 года

Жамбыльская область

Район Турара Рыскулова

Село Луговой

Ахмед покинул акимат, довольно улыбаясь. В прошлое посещение Лугового он внес коррективы в кадровый вопрос местной исполнительной власти, чем обеспечил себе безмерную благодарность человека, ставшего новым акимом. Главным условием являлась полная непричастность заказчика, и Ахмед неожиданно для себя подошел к этому с творческой стороны, хотя обычно предпочитал решать дела банальной пулей или росчерком пера по горлу. Подброшенная в кабинет мутировавшая тварь быстро решила проблему со ставленником Каганата. Его помощник, героически обезвредив опасную гадину, тотчас сообщил в Шымкент о безвременной кончине своего начальника и, естественно, был назначен преемником, на что, собственно, и делался расчет изначально.

Теперь в Луговом правит свой человек, который пойдет на все ради власти. Пусть маленькой, но власти. Ахмед не понимал, что люди в ней находят. Иргаш, старший брат, мечтая о славе Абылай-хана и Темуджина, тоже к ней стремится и совершает слишком много загадочных действий, которые не объясняет. Какое удовольствие в том, чтобы властвовать над человеком только словом и повелевать им одним шевелением брови? Для чего все это, если сломать его можно другими, не менее действенными способами? Сила и боль – вот краеугольный камень настоящего могущества.

Ахмеду очень нравилось то, во что превратился мир двадцать лет назад. Пусть кто-то заливался горючими слезами, оплакивая цивилизацию, сожравшую саму себя, но только не он. Нечего там оплакивать. Мир потребления и идолопоклонничества вещам, где каждый являлся винтиком, работавшим на идеализацию подобного существования. Родители умерли за много лет до этого, и авторитетом для него всегда оставался старший брат, не последний человек в преступных кругах Шымкента. Мегаполис наравне с обеими столицами был городом республиканского значения, что обеспечивало ему материальные преференции от государства, и считался одним из криминальных в стране. У Ахмеда не было другого пути, кроме как следовать за братом, что он с успехом претворил в жизнь, став для начала наркодилером, а затем и киллером, убивая неугодных конкурентов. Ну а потом законность, которая доставляла столько неудобств, канула в лету, и смерть привычного мира подарила безграничную свободу – он принял ее с радостью. Сожри сам, иначе сожрут тебя – лучшее из правил выживания, придуманных когда-то человеком.

Раньше, чтобы избежать наказания за любой незначительный проступок, трактуемый как уголовно наказуемый, достаточно было просто откупиться. Коррупция, как бы с ней ни боролись, оказалась практически неискоренима, являясь одной из основных черт восточного менталитета. Сейчас же и этого не требовалось – что хочешь, то и делай. Хочешь есть – иди и возьми, для этого и дана сила. Желаешь, чтобы подчинялись, – сделай больно, боль никто не любит. Женщины? Женское мнение вообще никто не спрашивает, их дело подчиняться мужчине. Не хочет подчиняться, будет больно. Любит много разговаривать, будет очень больно. Ахмед не любил, когда женщина не чтит традиции и много разговаривает. Слишком злой и жгучий у них бывает язык. Много плохих и обидных слов они могут сказать, таких, после которых чувствуешь себя ничтожеством. Женщина способна уничтожить словом и растоптать взглядом, а чтобы чувствовать себя господином, нужно заставить ее молчать и не мести языком то, что взбрело в голову. Язык ей дан для того, чтобы держать его за зубами, но пока не станет больно, она этого не поймет. Цивилизация искоренила средневековые предрассудки и устоявшиеся условности, подарив им слишком много свободы.

Ахмед знал, что не нравится женщинам, хотя сам их любил и ненавидел. Любил за то, что они есть, и ненавидел за их нрав. Да, его угловатое и покрытое прыщами лицо некрасиво, и раньше он слышал много насмешек над собой. Женщины всегда подчеркивали, что любят сильных мужчин, – вот пусть и подчиняются, у него силы достаточно. Мнили себя королевами, что и на ишаке не подъедешь, подавай только иномарку – где теперь эти иномарки? Ржавеют или составляют целостность защитных стен. Все, Закона нет, но есть сила, с которой встретится любая, если посмеет ему отказать или сказать плохое слово. А не поможет сила, придет боль. Дикая боль.

Спускаясь по ступеням, Ахмед заметил незнакомого спешившегося всадника. За две недели, проведенных в Луговом, местные жители успели примелькаться, и любое новое лицо сразу обращало на себя внимание. Возможно, приехал из ближайшего аула за провизией или еще по каким делам. Наверное, пойдет к акиму клянчить муку. Пусть клянчит. У акима старых запасов мало, а новая партия в Луговой так и не доехала. Иргашу тоже нужно кормить своих людей, и караван с провиантом они перехватили между Шымкентом и Таразом. В пустыне, где хозяйничал брат, с земледелием туго и вообще не до этого, воину не пристало ковыряться в земле. Быстрые набеги – вот основа благосостояния кочевого народа. Конечно, не всегда они бывают эффективны, но тут приходит на помощь подкуп, если, конечно, удача улыбнется. В Таразе она отвернулась, и люди брата не смогли успешно выполнить задание, тамошняя милиция оказалась скорой на расправу.

Зачем Иргашу снова понадобились женщины, Ахмед не знал. Гарем брата он вроде снабдил уже достаточным количеством бабья на любой вкус, и бордель в Мойынкуме также не испытывает недостатка в персонале. Опять хочет обменять на нефть у русских в Кумколе? Уже давно пора захватить чертово месторождение и диктовать свою волю Каганату и всем остальным, кому необходимо топливо.

Но, как повелось еще до войны, Иргаша мнение младшего брата интересовало мало, а о своем во всеуслышание особо не распространялся и делал все, как надо ему, тихо и молча. Хочешь рассмешить Всевышнего, расскажи ему о своих планах. А если хочешь, чтобы вообще ничего не получилось, расскажи о них своим родственникам. В глаза поддержат, а за спиной обсмеют и расскажут всем, кому не надо. Натура такая людская. Чужие успехи мало кому приносят удовлетворение. Поэтому он старался не лезть в дела брата, только когда попросит. Ну а раз Иргаш просит, просьбу единственного родного человека необходимо выполнить, за что Ахмед с радостью и взялся.

Нужны молодые женщины? Будут. Из городов их выкрасть сейчас сложнее, но новый аким уже показал, где они живут в Луговом. Местные мужики ничего не подозревают, но как серьезное препятствие и не рассматриваются. Каганат слишком далеко, а люди из банды Иргаша близко, и связываться с ними никто не станет. Нет уже старого акима, способного поднять их на борьбу, а новый и не станет этого делать, слишком обязан Ахмеду. Так что скоро приедет Иргаш, и уже к вечеру избранных женщин ждет путь, о котором они и не подозревают. А он пока наведается к Сымбат Шуменовой, ее сын выйдет отличным подарком брату. То, что мальчишка вытворяет с животными, будет хорошим подспорьем в запланированном походе на восток. Пацан мутант, не иначе, раньше люди такого не умели. Усилием мысли заставлять животных выполнять желания – хорошая способность, но использовать ее нужно с умом, а не тратить на забавы сверстников.

– Ну что, джигиты, заждались? – Ахмед подошел к ожидавшим его в тени дерева дружкам. – Зайдем в гости к одной мадамке?

– Красивая хоть? Податливая? – Мужики заулыбались.

– Сам не знаю. Проверим.

– Ты будешь первым проверять? Потом поделишься? – Они с готовностью вскочили.

– Поделюсь, конечно, – усмехнулся Ахмед, – если подержите ее.

Остальные заржали и, отпуская сальные шуточки, двинулись на соседнюю улицу. Аким подробно объяснил, где искать Сымбат.

Ее дом действительно бросался в глаза. Одна воротина, с редкими досками между металлическими уголками, криво висела на верхней петле. От второй осталась только рама, остальное ушло на растопку. Палисадник без штакетника, замазанные глиной вместо штукатурки стены, разбитые окна затянуты хлопающей на ветру пленкой или заколочены фанерой. Все говорило о том, что хозяина тут нет. Соседние дома выглядели более ухоженными, насколько это возможно в условиях отсутствия покупных строительных материалов. Хозяйственные постройки во дворе были не лучше. Все, что имело отношение к дереву, давно сгорело в огне печи. Остались только шлаколитые коробки, накрытые шифером. До кровельных стропил и обрешетки дело пока не дошло.

Ахмет приказал дружкам остаться на улице, а сам зашел во двор. С огорода как раз вышли хозяйка и ее дочь, вдвоем неся тазик, полный навоза. Следом за ними ковылял мальчик лет семи, с трудом волоча небольшое ведро, доверху наполненное тем же самым, что у старших. Стараясь сохранить круглую форму, вывалили содержимое на землю, рядом с кучей таких же «шайб», для лучшей вентиляции сложенных в шахматном порядке в невысокую пирамиду. Чертовски бюджетный вариант подготовки к отопительному сезону. Высохший на солнце навоз хорошо горит в печи, давая необходимое тепло зимой.

Заметив во дворе незнакомца, женщина что-то тихо сказала детям, утерла пот со лба, поправила косынку и направилась навстречу. Ахмед, склонив голову, проводил взглядом девушку-подростка и ее младшего брата, и посмотрел с улыбкой на их мать.

– Здравствуй, хозяйка! Откуда кизяк?

– Здравствуйте. Заработала.

– Это кто же расплачивается с красивой женщиной кизяком? Такую женщину на руках носить нужно!

Ахмед, как умел, вложил в голос ласку и лесть. Прекрасный пол, насколько паскудным и стервозным бы ни бывал, комплименты любил. Попадались такие, охочие до нежности и равнодушные к его внешнему виду, когда нескольких любезностей хватало расположить их к себе, но в основном их привлекала материальная сторона дела. В борделях так вообще встречали с напускной похотью в глазах. Правда, тех женщин он особо не любил. Не умели они играть до конца, и порой читалось на их лицах плохо скрываемое отвращение. Вдосталь попользовав их, сам тоже не мог справиться с брезгливостью, которая вызывала у тружениц любовного фронта насмешки. А их он не мог терпеть и мгновенно впадал в ярость.

Сейчас же решил попробовать по старой схеме. Пошептать ласковых слов и посулить подарков. Понравилась шибко. До такой степени, что и забыл, зачем пришел сюда. Выбивающиеся из-под косынки черные вьющиеся волосы, темные большие глаза, прямой тонкий нос и такие же тонкие губы сводили с ума. Она не была похожа на сельчанку, хотя, по словам акима, всю жизнь прожила в ауле. Такие прелестницы раньше перебирались в город на учебу сразу после школы, да там и оставались, понимая, что всю жизнь ковыряться в земле или навозе недостойно красавицы.

Сымбат улыбаться было некогда, ждали работа и дети, поэтому ответила сухо.

– Сосед расплачивается. За работу на огороде.

– Батрачишь? – сочувственно покачал головой Ахмед.

– По-другому не выжить.

– Ну почему же. Есть много способов.

– Только не здесь. Вы что-то хотели? Мне работать надо. – Сымбат оглянулась туда, откуда пришла.

– Вода есть? Пить хочу. – Он ляпнул первое попавшее на ум, чтобы заманить ее в дом. Насколько бы безбашенным ни был, руки на улице распускать не собирался, осторожность всегда преобладала. А в доме крики меньше слышны, и больше шансов получить желаемое.

– Сейчас принесу.

Она направилась в дом, и Ахмед двинулся следом. Посмотрел в сторону ворот и увидел довольных дружков, показывающих большой палец. Тоже оценили красоту по достоинству, гурманы.

С Сымбат они столкнулись на веранде. Она протянула ковш с водой, но он, не обращая на него внимания, стал теснить ее в дом. Подойдя вплотную, крепко обеими руками обхватил женщину пониже спины.

– Есть один безотказный способ заработать все, что захочешь.

Сымбат уперлась одной рукой в его грудь, отодвигаясь от зловонного дыхания наглеца, а второй выплеснула воду на голову. Ахмед отскочил, как ошпаренный, – вода была холодной.

– Напился? Убирайся!

– Ты чего такая несговорчивая? – Ахмед утер лицо ладонью и снова стал наступать. – Ты же одна живешь. Сама детей тянешь. Не нравлюсь? Тебе требуется полчаса потерпеть, и потом сможешь купить у соседа хоть весь кизяк. Я же заплачу. Хочешь патронами, хочешь мясом. Или, может, другие пожелания есть? Говори! Все выполню!

– Думаешь, если одна живу, то без мужика пропадаю и буду на первого встречного-поперечного соглашаться? – она покачала укоризненно головой. – Пошел вон! А то закричу! Мужики прибегут, ввалят тебе!

– Ой бай! Да никто не придет. – Он надменно усмехнулся. – Боятся они. Поэтому кончай брыкаться, а то я своих позову сейчас, подержат тебя.

– Пошел вон, урод!

Сымбат не унималась, помня, что лучшая защита – это нападение, хоть и было ей немного страшно. Повышая голос, она вводила себя в боевое состояние, надеясь избавиться таким образом от неприятного посетителя. К тому же опыт на сходках у акимата показывал, что мужчины обычно пасуют в спорах с женщинами, когда те начинают орать.

– Я мужа в ежовых руковицах держала, он слова поперек сказать не мог! Думаешь, я тебя испугаюсь? Хрен тебе! Ты кто такой вообще? Не местный, а хозяином себя здесь чувствуешь? Ты гость, и веди себя как гость, а не руки распускай к каждой бабе!

– Все как обычно. – Ахмед прищурился, тихо сатанея. – Такая красавица, а как рот откроет, так погань и льется. Не били тебя, видно. Ни отец, ни муж. Не научили слушаться мужчину!

– Что ты тут гавкаешь? Какого мужчину? Ты, что ли, мужчина? Если носишь штаны, это еще не делает тебя мужчиной! Убирайся, чтобы глаза мои тебя не видели! Не родился еще тот, кто руку на меня поднимет!

Ахмед не выдержал этого потока слов, стиснул зубы и ударил. Бил сильно в лицо, но основанием ладони, чтобы не испортить красоту. Женщина перелетела порог, упала на пол у печки и попыталась подняться. Он шагнул широко и пнул в живот, в ответ услышав стон.

– Нравится тебе, сука!? Я научу тебя открывать рот, только когда ешь!

Он присел на корточки, схватил ее за одежду и приподнял, заглядывая в глаза. Увидел то, что хотел. То, что всегда нравилось в таких вот боевых горластых женщинах. Страх. Ударил снова, лбом. Голова дернулась, ее одежда выскочила из его рук, и Сымбат снова оказалась на полу, глухо стукнувшись затылком. Ахмет разорвал платье, обнажая грудь, довольно причмокнул и оскалился. Достал нож.

– Я покажу тебе, как уважать мужчин, сука!

Женщина стала отталкиваться пятками и локтями от пола, сдвинулась с места и уперлась затылком в печь. Ахмед снова ее ударил основанием ладони в лоб, так, что загудел металл печки. По щекам Сымбат покатились крупные слезы. Ага, больно! Держи еще!

В этот раз он уже схватил ее за волосы, стянув косынку и запустив в них пятерню. Резко, не переставая улыбаться, еще два раза приложил ее голову о печь и только тогда отпустил. Стал задирать подол, но вдруг заметил, что она безучастна. Обычно в таких случаях женщины начинают верещать, царапаться и пинаться, но эта молчала, уставившись в потолок.

Он просунул ладонь под затылок и, приподняв голову, заглянул в глаза. Застывший, невероятно расширившийся зрачок служил определением одного из состояний, когда он достигал таких размеров, – смерти, да и пальцам стало тепло и мокро. Ахмед уронил ее голову, посмотрел на руку, по сторонам. Угол металлической печки, как и ладонь, были в крови и прилипших черных волосах. Он машинально вытер руку об одежду покойницы, встал и цвыркнул зубом.

– Вот сука, сбежала! Ох, а хороша… – Ахмед окинул прощальным взглядом неподвижное тело и покачал головой. – А была бы податливей, отряхнулась и дальше пошла бы. Но мне нельзя перечить. Никак не поймут этого, шалавы…

Нервный тик всей левой части тела раздражал и отвлекал от просходящего вокруг. Веко дергалось, мышцы руки стали вдруг сами непроизвольно сокращаться, а мизинец занемел. Сжатый несколько раз кулак проблемы не решил, и только сильно стиснутое другой рукой плечо немного успокоило расшалившиеся нервы. Шал проводил взглядом удалявшегося Ахмеда с дружками. Судя по уверенному виду, тот чувствует себя в безопасности – значит, пока Луговой покидать не собирается. Тем лучше, прояснить один вопрос у местного градоначальника много времени не займет.

Вытащив из кобуры ружье, Шал снял с коня сумку с рюкзаком и направился в акимат. Все свое ношу с собой, сказал умный человек, стукнув себя по лбу и намекая на богатство знаний, полученных в течение жизни. Прибыв же в чужое селение, не надо быть мудрецом, чтобы понимать, что оставленные без присмотра вещи тут же привлекут внимание любопытных, вряд ли знакомых с судьбой преждевременно почившей кошки.

Акимом здесь служил старый знакомец, Булат, ровесник и сослуживец старшего брата. Если он сейчас находился в акимате, следовало поинтересоваться, чего это по Луговому расхаживает один из самых разыскиваемых в Каганате преступников. В сотрудничество знакомого и старого врага верить не хотелось, но поведение Ахмеда говорило об обратном. Тот словно имел карт-бланш на посещение станции по программе «все включено».

Перескакивая через несколько ступеней сразу, Шал стремительно поднялся на второй этаж и без стука открыл кабинет акима.

– Здарова, Була!

За столом восседал другой человек. Круглое лицо, обрамленное короткой бородой, знакомо – вероятно, в прошлый раз уже встречались. Молодой такой, а уже подсидел Булата? Или просто замещает, пока тот куда-то уехал? Недоуменно уставившись на неожиданного посетителя, тот привстал.

– А где Булат? – удивился Шал.

– Нет его. Умер.

– Когда?

Известие о смерти радости не принесло, но, с другой стороны, успокоило. Зря он плохо думал о Булате, не ведет тот дел с преступником. Вообще никаких уже дел не ведет. Но теперь это развязывает руки.

– Несколько месяцев назад. А ты кто такой? Почему без стука?

– Ох ты, какой начальник! – съязвил Шал и поставил в угол ружье, кинув рядом поклажу. – Где-то я тебя видел. В помощниках у Булата был?

– Да. Теперь я тут аким! Поэтому попрошу стучаться! Если к Булату привык заходить без стука, теперь тут другие порядки!

– Да мне похер на твои порядки. – Шал подошел к столу и присел на краешек по правую руку акима. Достал папиросу, не сводя глаз с хозяина кабинета, смял гильзу и прикурил от зажигалки, что лежала тут же. Не вернув на место, посмотрел на свет, проверяя уровень газа. У самого такая же лежала в кармане, но дышала уже на ладан.

– Ты глянь, китайская, а до сих пор работает. – Он затянулся, выдохнул облако дыма в лицо новому акиму и сплюнул табачную крошку в сторону. – А как раньше не любили все китайское. Ширпотреб! Брак! Отстой! Вот, вишь, отстой, а пережил своих производителей, и что самое главное, почти всех потребителей. Где взял? Практически полная. Подай пепельницу, – он показал на подоконник.

Хозяин кабинета чувствовал себя неуютно, глаза бегали в ожидании неприятностей, но он старался сохранять важность. Степенно, чтобы не уронить достоинства, обернулся и дотянулся до пепельницы в виде коршуна, восседающего на краю гнезда. Поставил ее перед наглым гостем.

– Кто вы? – спросил он уже осторожней.

– Как умер Булат? – Шал проигнорировал вопрос и зажмурил глаз от попавшего дыма.

– Змея укусила. Гадюка.

– Где?

– Тут. В кабинет заползла.

Шал затянулся и посмотрел на открытые окна. Оглянулся на дверь. Снова затянулся и с хрустом раздавил окурок между лап коршуна, привычно сунув чужую зажигалку в карман штанов.

– На второй этаж? Сколько живу, не слыхал, чтобы змеи по стенам так высоко поднимались.

– Она мутировавшая!

– А. Ясно. Эти бегают по стенам, точно. Что тут делает Сыдыков?

– Кто? – Глаза акима забегали. Так бывает, когда человек нервничает, не зная, чего ожидать от собеседника.

Шал наклонился вперед и по слогам повторил.

– Сы-ды-ков.

– Кто это?

Шал устало вздохнул и посмотрел на стену. Известка местами осыпалась, особенно там, где трещины реставрировались глиной, и кое-где лежала кучками вдоль плинтуса. Земля до сих пор вела себя неспокойно, слабыми толчками периодически напоминая людям, что дремлющая в глубине сила готова в любой момент пробудиться. Снова активизировался нервный тик. Шал помассировал висок и веко и повернул голову к акиму.

– Не беси меня, – попросил он, – видишь, глаз дергается. Мне нельзя нервничать.

– Да я не знаю, о ком вы! – вскричал аким.

– Ой, не ори только. – Шал сморщился, словно от зубной боли. – Значит так, дружище. Я могу, конечно, достать сейчас бумагу, где сказано, кто такой Сыдыков, кто такой я и почему имею право наделать пару дырок в шкуре того, кто сотрудничает с преступником, разыскиваемым по всему Каганату. Но это будет слишком долго, а у меня нет времени. И дух безвременно почившего Булата, который являлся моим хорошим знакомым, подсказывает, что ты имеешь к этому отношение.

– К чему?

– Сука, ты чего такой трудный? – удивился Шал. – Ко всему! Есть что пояснить, почему по Луговому расхаживает Ахмед по прозвищу Мясник?

– А-а-а, я понял. Ты охотник за головами. – Аким вдруг успокоился и перестал нервничать. – Так бы и сказал сразу.

– Это что-то меняет?

– Конечно. Я думал, ты из «Летучего отряда», а они поодиночке не появляются.

– А с чего ты взял, что я один? – начал блефовать Шал, нагло улыбнувшись.

– Потому что не стал бы тащить сюда вещи с улицы, а зашел бы налегке, – аким кивнул на угол, где стояло ружье, – и в Каганат сообщить об Ахмеде никто не смог бы, доступ к рации только у меня, значит, Отряд тут не появится. И одеты они по-другому, я слышал. Так что слезь со стола и вали отсюда, пока Ахмед не вернулся.

– А он должен вернуться? – с надеждой спросил Шал.

– Любопытный ты, однако.

– Да, я знаю, – кивнул Шал, – люблю, знаешь ли, вопросы задавать. А еще больше люблю получать ответы. Поэтому лучше отвечай сразу, пока я тебе глаза местами не поменял.

– Ты что, такой крутой? – усмехнулся аким.

– Не, левый склон Памира круче, но больно будет сейчас тебе, Гюльчатай ты гаремная.

– Думаешь?

– Да…

Удар в грудь стал неожиданностью.

«Старею, сука, – мелькнула мысль, пока Шал летел, кувыркнувшись вперед спиной. – Быстрее меня оказался, сникерс штопаный». Послышался громкий шорох выдвигаемого ящика и звук передергиваемого затвора.

Ударившись затылком об пол, он откатился влево, к стене, выхватил обрез и пальнул из обоих стволов поочередно. Стрелял через стол, по ногам уже вставшему со стула и целившемуся в него из пистолета акиму. Залп разворотил заднюю стенку стола и вслед за грохотом упавшего тела раздался вой акима.

Не вставая, Шал перезарядил обрез, мельком скользнув взглядом по стреляным гильзам, взвел курки и только тогда поднялся. Уже предполагая, что увидит, обошел стол и отшвырнул в сторону стул, на котором до этого сидел аким. Бедра были в крови, а сам раненый катался по полу и громко завывал от боли. Да, такая пуля кость перебивает влет.

Шал и забыл, что когда в урочище чистил обрез, зарядил его патронами с маркировкой «аю²²». Наука старого русского охотника, с которым они ходили на тяньшаньских медведей, когда те повадились забредать в Гранитогорск, не пропала даром. Последние несколько лет он обязательно снаряжал с десяток патронов «боло» – двойной пулей, связанной тонким тросом, и на картоне гильзы ножом царапал марку боезапаса. Чтобы не забыть, чем стреляет. Но, видимо, сотрясение, полученное в битве с бородачом, постепенно выходило боком, и мелочи, которые обычно хорошо откладывались в памяти, вдруг стали теряться. Дьявольскую птицу он, кажется, тоже нашпиговал «боло».

Хорошо, что сейчас стрелял по ногам, а то у мертвого узнать ничего не выйдет.

Отшвырнув ногой пистолет, Шал склонился над акимом.

– Эй! Сын моржовый! Сюда смотри!

Взгляд раненого медленно становился осмысленным. Значит, от шока отходит, хорошо.

– Быстро отвечай! Что тут делает Сыдыков? Расскажешь, оставлю жить. Ну? – Шал ткнул стволами в лицо.

– Жен-щины нужжжны, – давящее в щеку оружие мешало говорить.

– Куда он пошел? Ну! Быстро отвечай!

– К Сы-ыымбат. Шуууме-новой. А-а-а… больно…

– Зачем?!

– Сы-на ее нужжжен… перевяжи…

– Перевяжу. Сейчас. Зачем ему пацан? Ну!

– Не знаю. Он зверей при-ручает… а-а-а… перевяжи… или позови… кого-нибудь.

– Ага. Щас, позову… Где она живет?

– Соседняя улица… позови…

Шал шагнул к дверям. «Экстренное потрошение» действительно отличный метод для получения информации и никогда еще не подводил. Не все выдерживают момент истины, когда стоит вопрос об их жизни или смерти. Повесив ружье на плечо, он вдруг остановился, задумавшись об акиме. Сотрудничество с объявленным вне закона поставило того на одну черту с преступником, следовательно, он заслуживал соответствующего наказания. Но для этого нужно этапировать раненого в Шымкент, что требует достаточного количества времени. Оставить пока на попечение местных, чтобы подлечили, а потом вернуться за ним? Хотя куда он сбежит с такими ногами? Шал вернулся к столу. Есть еще один вопрос.

– Слушай, Булата кто убил?

– Аххх-мед.

– Он змею подбросил?

– Да… у-у-у… позови кого-нибудь, я кровью истекаю… а-а-а…

– Ты его попросил подбросить змею?

– Нет… я просссил только разобраться с ним… позов…

– Перевязка отменяется.

Шал потянул спуск и отвернулся, но брызги крови все равно попали ему в лицо.

В ауле никто не обратил внимание на выстрелы в акимате. В здании никого больше не оказалось, а дети на площади все так же занимались своими делами. Обступив деревянный ящик с облупившейся полировкой, который раньше был телевизором, они что-то азартно обсуждали и смеялись.

Шал заглянул им через спины и хмыкнул. Бои членистоногих, распространенная забава нынешней детворы. Опасные игры сложного времени. Большая фаланга, загнанная в угол ящика, сражалась сразу с двумя крупными скорпионами, пронзительно попискивая и размахивая шупальцами, когда те тянули к ней свои клешни. Самый смелый из мальчишек подталкивал их палкой, и они вынуждены были атаковать поочередно, оказываясь рядом с мохнатым пауком, но тут же разворачивались прочь, когда внимание ребенка переносилось с одного на другого. Не дожидаясь результата боя, Шал вскочил на коня.

Быстро, в три затяжки, выкурил папиросу – кто знает, вдруг последняя. Достал из сумки «ксюху», присоединил магазин и пустил Сабыра рысью в ту сторону, куда ушел Ахмед с дружками. Уровень адреналина, который резко повысился после разговора с акимом, требовал выхода и ответов на вопросы. Интерес к мальчугану с какими-то необычными способностями, видимо, имел не только старый Еркебай.

Соседняя улица пролегала параллельно железной дороге, насыпь которой виднелась в отдалении, за стеной из старых товарных вагонов, перегородивших пустырь. У одного из дворов Шал заметил тех, кто недавно сидел под деревом у акимата, и направился туда. Скрытное приближение не имело смысла, прятаться на широкой улице негде, поэтому Шал сделал ставку на кавалерийский наскок.

Дробный стук копыт по старому асфальту привлек внимание вооруженных людей, и они с интересом обернулись, рассматривая всадника. Находясь по правую сторону от Шала, они не видели оружия в его левой руке. Поравнявшись с ними, он бросил поводья и поднял автомат, тут же хватаясь за рукоять и открывая огонь. Двое упали сразу, сраженные пулями, один схватился за плечо и заорал, четвертый бросился на землю, стараясь вжаться в нее. Ахмеда среди них не было.

Завернув коня за угол соседнего дома, Шал перекинул ногу через голову Сабыра и на ходу спрыгнул, бросившись под укрытие забора. Защита невесть какая, но уцелевшие не знают о том, что он рядом. Быстро выглянул, оценивая обстановку, и снова спрятался. Раненый все так же орал, даже не взявшись за оружие, а лежавший на земле терзал затвор автомата. Чтобы закрепить успех, Шал высунулся на полкорпуса из-за забора и снова несколько раз нажал на спуск. Очередь прошила автоматчика, который успел приготовиться к стрельбе, и тот неестественно вывернулся, переворачиваясь на спину и так и застыв на боку. Раненому тоже досталось. Дернувшись, он замолчал и засучил ногами, выбивая пыль из сухой земли.

Шал медленно двинулся вперед и услышал топот ног по деревянному крыльцу. Из открытой створки ворот заглянул во двор и увидел Ахмеда, застывшего у веранды. Тот тоже его заметил, вскинул пистолет и выстрелил. Шал отпрянул, бросился на землю, перекатываясь вправо и нажимая на спуск. Пули чиркнули по стене, но Ахмеда там уже не было.

Дом Сымбат выходил огородом к пустырю, и Мясник рванул в ту сторону, перепрыгивая через грядки. Шал вскочил и бросился следом. Споткнулся обо что-то, полетел кубарем, ломая чахлые кусты помидоров. Встав на колено, поймал мелькающую спину в прицел и выстрелил. Не попал. Ахмед бежал зигзагом, петляя как заяц.

Слева почудилось движение, и Шал резко повел стволом в ту сторону. Не привиделось. Из соседнего огорода вышли девушка лет пятнадцати и мальчишка. Они испуганно посматривали на Шала. Он вскочил на ноги, бросил быстрый взгляд в сторону, куда убежал Ахмед, и подошел к детям.

– Как звать?

– Сауле.

Сердце кольнуло. Его дочь тоже так звали когда-то.

– А тебя? – он посмотрел на мальчика. Вроде обычный мальчуган, только правый глаз с двумя зрачками.

– Мейрам.

– Шайтан! – вырвалось у Шала. – Идите домой и ждите. Я скоро приду.

Он бросился со двора, накидывая ремень автомата на шею, и свистнул. Сабыр, услышав зов хозяина, тут же появился из-за угла и затрусил навстречу. Поражаясь внезапному совпадению, что детей Сымбат зовут так же, как и его, вскочил в седло и направил коня в объезд дома, краем глаза заметив, как дети скрылись внутри. Уже удаляясь, он услышал приглушенный детский крик.

– Ма-ма! Мамочка…

* * *

– Хоро-о-о-ший конь, хороший, – Шал взъерошил гриву гнедого, и тот фыркнул, задрал голову и попытался положить ее ему на плечо, – коня как зовут?

– Са́быр, – не оборачиваясь, бросил продавец, не сводя глаз с шумной толпы женщин всех возрастов, с узлами в руках пытавшихся влезть в открытый кузов старого «зилка». Сборщицы хлопка собрались в поле, и их гомон временами перекрывал зазывающие выкрики торговцев.

– С-а-а-быр, С-а-а-быр, – коню явно нравилось, когда ему чешут за ушами, и он тянул голову вслед за рукой, а если Шал ее убирал, косил лиловым глазом и ловил его взгляд.

– Что просишь за него?

Продавец уже с интересом развернулся, забыв про женщин, и внимательно оглядел потенциального покупателя. Если спросили о цене, значит, товар нравится, теперь надо не спугнуть.

– А что можешь предложить? – мужик улыбнулся и сдвинул тюбетейку на затылок.

– Ну… – Шал задумался и, продолжая гладить коня, присмотрелся к продавцу.

Вид тот имел плутоватый из-за тонкой полоски усов. Широкая открытая улыбка, но в хитрых глазах будто чертики озорные пляшут – того и гляди, начнет сейчас травить анекдоты или сказки и надует так, что сразу этого и не поймешь. Словно безбородый обманщик Алдар-Косе сошел с картинки из детской книги.