Kitabı oku: «Чужая игра»
Глава I
Поёживаясь от холода, Андрей подставлял под упругие струи теплой, но казавшейся ледяной, воды то один бок, то другой. Всё тело ныло, от движения ещё больше болели суставы и мышцы, а голова раскалывалась, словно под черепушку воткнули множество гвоздей: толстых, ржавых и кривых гвоздей, каждый из которых проворачивают в разные стороны.
Вода низвергалась из отверстия в потолке, ударяла в загривок, стекая по широкой спине и плечам, и далее, вниз, принося облегчение. Густой пар заполнил кабинку, по запотевшему стеклу стекали капли конденсата, оставляя длинный след.
Ещё там, на Земле, его учили, что такими должны быть его первые минуты после многолетнего гиперсна. И это в лучшем случае, ибо технологии сырые, не до конца опробованы. Никто не исключал возможности вообще не проснуться: тело, погружённое в анабиоз, при температурах, при которых останавливается молекулярное движение, бесспорно, сохранится вечно, но вот удастся ли потом его оживить, несмотря на все проведённые научные изыскания и эксперименты, – вопрос интересный.
Несмотря на недомогания, Андрей был доволен. Во-первых, он жив. А во-вторых, первый этап космического полёта подходил к концу. Двести лет его тело, как и тела других пассажиров, неподвижно пролежали в гибернаторе звёздного крейсера «Созвездие Льва». На протяжении всего полёта чуткая электроника вела звездолёт по намеченному пути, лишь ненадолго отклоняясь от маршрута, чтобы избежать столкновения с блуждающими небесными телами, а затем возвращаясь на прежнюю траекторию. Весь этот срок Андрей был мёртв, и судьба его зависела от миллиона случайностей: в любой момент даже малюсенький метеорит мог уничтожить дело рук человеческих, навсегда отправив в небытие космических путешественников.
К счастью, непредвиденных ситуаций не произошло. Автоматика работала чётко, в нужный момент гибернатор перешёл в режим пробуждения. Шёл второй месяц, когда наконец-то у пассажиров появились первые признаки жизни. Люди ещё находились без сознания, но сердца их бились, а лёгкие наполнялись кислородом, и грудь вздымалась в такт дыханию.
Их было семеро. Они не были смельчаками. Они бежали от наказания, в надежде получить свободу. Получить свободу спустя четыреста лет. Они стали добровольцами в чудовищном, по временным меркам, эксперименте. Они с радостью пошли на это, ибо на Земле их ничего не держало, кроме оков. Уж лучше умереть в глубинах космоса, чем сдохнуть в малюсенькой камере с зарешёченным окном, позволяющим видеть лишь крохотный кусочек неба.
Андрей Никонов был одним из них. Незадолго до погружения в анабиоз, ему исполнилось тридцать шесть лет. За свою недолгую жизнь он успел отправить на тот свет больше десятка людей. Другой профессии он не знал. Убийство человека для него было своего рода хобби: охота на жертву приносила ему куда больше удовольствия, чем завершающий этап, как последний мазок художника. В принципе, кроме спортивного интереса к процессу выслеживания «добычи» и приза победителя в виде крупной суммы его ничего не возбуждало. Андрей не прочь был оставлять жертву в живых, но условия сделки требовали логического завершения.
Угрызения совести его не мучали. Для него люди, какое бы они ни занимали положение в обществе, всегда оставались расходником, безликим биологическим материалом. На одного человека больше, на одного меньше – какая разница. Он прекрасно понимал, что однажды и сам станет чьей-то мишенью. И как опытный охотник он нутром чуял опасность и запутывал следы. Он никогда не появлялся дважды на месте преступления, о его логове знал только он сам, ну и господь бог. Ведя скрытый образ жизни, тем не менее он всегда был в гуще событий и среди людей, на практике применяя принцип, что прятаться нужно на самом видном месте.
Удача, сопровождающая его на протяжении многих лет, однажды изменила, и внешний мир навсегда был потерян для него. Смертная казнь не применялась, и он должен изо дня в день, до самой смерти, мучиться от одной мысли о том, что свободы ему не обрести. Никогда. Долгими ночами, когда яркость света уменьшалась и тишина изредка нарушалась гулкими шагами охранников, он строил тысячи вариантов побега. Его мозг не хотел мириться с нынешним положением, он изнурял своего владельца бессонными ночами, несбыточными планами и надеждами, которые вряд ли могли воплотиться в жизнь.
Предложение о столь долгом космическом полёте сначала вызвало недоумение, мол, вы совсем меня за идиота держите, но предлагавшие не отступали. Это была парочка солидных мужиков под полтинник, упакованных в чёрные костюмы. Левые борта пиджаков подозрительно топорщились. «Не хватает таблички „здесь у меня кобура со стволом”, – с усмешкой подумал Андрей. – За кого они меня принимают?» Они принимали его за того, кем он был. За профессионального киллера. Они хорошо изучили его дело. Им импонировали его хладнокровие и расчёт, а также его властная натура. Именно такой человек был им нужен. «В конце концов, что ты теряешь? – говорили они. – Так или иначе, здесь ты сдохнешь. Там, конечно, есть риск, но он оправдан и просчитан, насколько это вообще возможно». «Здесь тоже есть надежда на пересмотр приговора, лет через десять я попытаюсь». «Через десять лет сменятся все, кто тебя окружает, и поверь на слово, новое поколение юристов не захочет отменить решение, принятое предшественниками, какое бы примерное поведение ты ни демонстрировал. Им намного спокойнее, когда такие, как ты, надёжно упрятаны. Мы даём тебе шанс. Решайся». «Вы предлагаете, чтобы я вот так, с ходу, поверил в серьёзность вашего предложения, и при этом никаких гарантий, что это не дешёвый развод. Кто из нас более наивный, мне сложно сказать…» «У тебя есть время подумать, – отвечали они. – Конечно, прямо сейчас наше слово против твоего. До старта будет идти интенсивная подготовка, там ты воочию убедишься в реальности происходящего. Ещё раз повторяем: ты ничего не теряешь, и хуже, чем было, вряд ли будет. Думай. Время есть. Но оно не бесконечно». «А если я откажусь, то что тогда? Силой заберёте?» «Нам нужны добровольцы. В данной ситуации сила не приемлема».
Андрей согласился. Естественно, он думал не об иных мирах. Его могли заинтересовать лишь меркантильные планы побега. Это был шанс. Когда ещё выпадет случай уйти от выдрессированной и натасканной, аки волкодавы, охраны корпуса смертников? Как бы ни были круты эти дядьки с выпирающим из-под пиджака оружием, судя по всему, они никогда не имели дел с контингентом, представителем которого являлся Андрей.
Он лихорадочно просчитывал ходы, искал слабые места, внимательно изучал местность и каждый камешек на своем пути, чтобы в нужный момент использовать всё это себе во благо. В последнюю ночь перед отправкой на базу он бесчисленное количество раз репетировал в голове действия, которые предпримет сразу, как окажется в транспорте таинственных работодателей за пределами тюрьмы.
Андрей просчитал всё. Всё, кроме главного. Ещё в камере вместо наручников ему надели браслет на левую руку. Замочки мягко щёлкнули, и обшитый кожей металл сомкнулся на запястье.
– Что за хрень? – спросил он. Его кольнули недобрые предчувствия. На любом этапе передвижения по тюрьме вне камеры наручники и кандалы строго обязательны. А тут свобода. Почти свобода. Андрей уже понял, точнее, он догадывался, что всё это означает, но не хотел верить в то, что он проиграл.
– Отныне никаких наручников и подобной ерунды. Браслет снять невозможно. Если распилишь, он взорвётся. Если отойдешь от точки охранного периметра больше чем на триста метров, он взорвётся. Любое электромагнитное или какое-либо другое воздействие – он взорвётся. С этой секунды ты будешь заботиться о браслете пуще, чем о собственной шкуре. Или ты надеялся совершить побег под шумок? Ну-ну, попробуй, тебя никто больше не сторожит. – Один из мужиков противно засмеялся, другой невозмутимо смотрел на Андрея.
– Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним, – проговорил Андрей, залезая на заднее сиденье автомобиля.
Андрей проиграл. Окончательно и бесповоротно. Единственное, что ему оставалось делать – подчиниться и не дёргаться. Сначала неохотно, с трудом перешагивая через себя, через своё самолюбие, он познавал неизвестные ему до сих пор вещи: учился разбираться в астрономических картах, обслуживать и ремонтировать вездеходы и роботов, учился выживать в условиях невесомости и увеличенной силы тяжести. Он узнал и ещё тысячи мелочей, которые на Земле не особо и нужны, но необходимы в дальнем космическом полёте. Так день за днём он всё больше погружался в мир, доселе неизвестный ему, и этот мир всё больше и больше ему нравился. Уж лучше такая жизнь, чем постоянно, до одури, думать о несбыточной свободе. Ведь так можно и с ума сойти.
Все остальные претенденты для полёта были набраны, как и Андрей, из тюрьмы особого режима. Никому из организаторов путешествия и в голову не могло прийти то, что из них можно сделать профессиональных космонавтов. Вся эта подготовка являлась не более чем адаптацией в условиях замкнутого пространства и большого удаления от Земли, и Андрея Никонова поставили главным над остальным сбродом. Учитывая подвиги подобных пассажиров, на такую должность требовался человек недюжинных смекалки и отчаяния, и Андрей как никто подходил на это место.
Несколько месяцев подготовки пролетели незаметно. Старт назначен в первых числах августа. Конец лета выдался нестерпимо жарким. Палящее солнце, от которого негде спрятаться на открытой местности, и отсутствие хоть какого-нибудь ветерка не позволяли с должным качеством отрабатывать все запланированные тренировки. Будущим пассажирам «Созвездия Льва» плевать было на недовольство наставников. Убежать или повредить браслеты они не пытались, и потому бояться им нечего. Вам надо обливаться потом – шуруйте, господа, а мы и тут отдохнём, найдём какой-нибудь тенёк. Андрей прекрасно понимал, что чувствуют люди, и не вмешивался в конфликт, если только он не перерастал в противостояние. Любое управление одного человека другим является манипуляцией, и этим знанием Никонов обладал как минимум на твёрдую пятёрку. Не повышая голоса, без рукоприкладства, он приводил в чувство заблудших овец, жёстко пресекал ропот и недовольство и разводил противников по разные стороны барьера. При этом сам он не пропускал уроки, прекрасно понимая, что там, вдали от дома, не у кого будет спросить, как лучше поступить. Рассчитывать на интуицию – это, конечно, хорошо, но когда она ещё и подкреплена знаниями, ей вообще цены нет.
Андрей узнал, что полёт должен проходить в автоматическом режиме. Тела пассажиров ещё на Земле поместят в криохранилище и в таком виде перенесут в гибернатор звездолёта. Так сделано отчасти для удобства организаторов: не надо дополнительно тренировать людей на перегрузки. Отчасти и в целях безопасности, чтобы в последний момент никто не успел передумать, тем самым подставив под удар эксперимент.
Настал момент старта. Собственно говоря, с физической точки зрения старт произойдет еще через неделю, а сейчас семь человек займут индивидуальные отсеки блока гибернатора и после введения специальных растворов в кровь заснут на ближайшие двести лет. Их замороженные тела на жидкотопливной ракете выведут на орбиту Земли и перенесут на звездолёт. Как только техники и инженеры в последний раз проверят электронику и покинут корабль, «Созвездие Льва», включив фотонные двигатели, устремится в чёрные бездны космоса, потратив на разгон не один год. Столько же уйдёт на торможение. Люди с Земли будут следить за телеметрией звездолёта, пока искусственное небесное тело не исчезнет из поля зрения телескопов, а радиосигнал не будет приходить с таким опозданием, что потеряется всякий практический смысл в его отслеживании. На протяжении всего полёта люди будут просто слушать корабль. Так вкратце усвоил алгоритм полёта Андрей. Для него эта часть пути была самой простой. Века превратятся в миг, о миллионах опасностей пути он никогда не узнает. Самое главное – вовремя проснуться: впрочем, в случае гибели корабля и пассажиров об этом никто и никогда не узнает. С такими невесёлыми мыслями Андрей поудобнее устроился в отсеке криохранилища.
Люди в белых халатах возились с капельницами. Уже бесчисленное их количество было влито в кровеносную систему и, судя по всему, ещё столько же оставалось, но Андрей не замечал ни суеты вокруг, ни эффекта от лекарств, ни времени. Его охватила апатия: никакие мысли не могли взбудоражить, заставить на чём-то сконцентрироваться. Он в последний раз посмотрел на окно, за которым виднелось голубое небо, отчасти заслонённое огромной веткой клёна. Листья покачивались в такт ветру, слегка шурша, и звук этот через приоткрытые створки долетал до слуха Андрея, минуя все остальные шумы.
Лицо седого профессора склонилось над Андреем. В живых, умных глазах доктора читалась озабоченность. Взяв правую руку Никонова за запястье, он, шевеля губами, считал пульс. Наконец, видимо, внутренне удовлетворённый, врач отпустил ему руку, снял капельницы и задвинул прозрачную крышку саркофага. Всё было готово для путешествия на столетия.
Последнее, что видел Андрей – это виновато улыбающегося профессора. Он уже не мог видеть ни окна, ни дерева за ним, а только покрытое многочисленными глубокими морщинками лицо пожилого человека.
Пробуждение было тяжёлым. Первое, что он увидел, был свет. Слепящий белый свет больно резанул по глазам, вызывая в голове пульсирующую, нестерпимую боль. Андрей вскрикнул и плотно сжал веки, но даже сквозь закрытые глаза свет проникал в мозг, порождая новую волну острой боли. Казалось, что болит и страдает каждая клеточка и воспалено каждое нервное окончание.
Неизвестно, сколько прошло времени, может, несколько минут, а может, и часов, прежде чем Андрей смог разомкнуть веки. Вначале он ничего не мог разглядеть. Постепенно зрение адаптировалось к окружающему миру, и Никонов уже мог разглядеть стальное обрамление крышки саркофага, светильники в потолке, виднеющиеся сквозь стекло. Везде, куда ни кинь взгляд, режущий глаз медицинский белый цвет, кое-где разбавленный сверкающими металлическими вставками.
Таковы были первые ощущения Андрея. Он пошевелил руками. Попытка оказалась удачной. Несмотря на слабость в мышцах, руки слушались. Это вселяло надежду. Протянув правую руку, как учили его ещё на Земле, он на ощупь нашёл большую кнопку и, превозмогая себя, со всей силы надавил на неё. Крышка саркофага бесшумно поднялась и отодвинулась в сторону. Выход из гибернатора был открыт.
Превозмогая головокружение и слабость, Андрей, уперевшись руками о борт саркофага, медленно принял сидячее положение. Голова закружилась ещё больше: казалось, сейчас он потеряет сознание. Тошнота подступила к горлу, и неожиданно для него самого его вырвало желтоватой слизью. Это принесло облегчение. Головная боль не ушла, но заметно притупилась, как бы отступив на задний план.
Потом пошли мучительные и долгие минуты извлечения собственного тела из ложа гибернатора, преодоления предательской слабости во всём теле и в особенности в ногах, из-за которых он несколько раз падал, разбивая в кровь руки и лицо, но тем не менее не оставляя попыток как можно быстрее покинуть помещение вечного сна.
Сразу за дверьми гибернатора находился душ, куда Андрей буквально ввалился и врубил на всю мощь воду. Он знал, что вода была тёплая, но тем не менее казалось, что тысячи ледяных иголок вонзились в тело. Андрей кряхтел и стонал, тёр кожу на груди, энергично растирал пальцами одной руки бицепсы другой, и всё это через боль, через не хочу, желая только одного: как можно быстрее прийти в себя.
Спустя полчаса самоистязания Андрей почувствовал себя удовлетворительно. Боль утихла, пусть и не прошла совсем, но теперь можно спокойно подумать о последующих шагах.
Он, как и остальные, оказался в недосягаемой дали от Земли. Никонов не знал, как среагируют люди на реальность. Он и в себе не до конца был уверен, а что можно говорить о других? Одно дело – изучать в теории, другое – неожиданно осознать реальность происходящего. Как поведут себя люди, с какими проблемами придётся столкнуться в ближайшее время? Эти и миллионы других вопросов будоражили мозг.
Выбравшись из душа, Андрей долго, очень долго, оттягивая время встречи, до изнеможения растирался полотенцем. На спине, на руках кожа вздулась и покраснела, а он всё никак не мог остановиться.
«Надо идти, – подумал он, отбрасывая полотенце и натягивая трусы. – Хватит боятся неизвестности. Впереди ждёт новый мир. Абсолютно новый мир, но со старыми, земными грехами. Что будет завтра – завтра и узнаем».
Огромный, ярко освещённый коридор заканчивался где-то вдали, за поворотом. Несколько рядов дверей тянулись по обе стороны. Андрей подошёл к кают-компании. Это помещение он хорошо изучил ещё на Земле, как, впрочем, и все закоулки звездолёта. За толстыми стенами ничего не было слышно, как бы он ни напрягал слух. Постояв немного, он нажал кнопку возле двери, и та бесшумно распахнулась, приглашая его пройти внутрь.
Нестройный гвалт резко оборвался, и все, кто находился внутри, повернулись в сторону вошедшего.
– Вот и главный явился, – с иронией в голосе прогремел басом несуразно большой мужчина, одетый в чёрные джинсы и толстовку с капюшоном. Он сидел за крохотным для его гигантской фигуры столиком и в упор, не мигая, разглядывал Андрея. На его широком, добродушном лице сверкала детская непосредственность. Те, кто не знал его, могли заблуждаться из-за его обманчивого вида.
Андрею как главному была известна вся подноготная остальных пассажиров. Дмитрий Нагорный, кличка – «Медведь», человек феноменальной силы и детского, наивного характера, который может свернуть шею любому, кто попытается его задеть. Собственно говоря, до того рокового дня, перевернувшего всю жизнь Дмитрия, он был тихим, безобидным великаном. Кроткость покинула его навсегда после того, как он застал жену с любовником. От ярости и боли не соображая, что он делает, мужчина убил обоих, а потом, сев в джип и разогнавшись, врезался в толпу гуляющих людей, которые никак не могли быть перед ним виноваты. Только вид искалеченных мертвых тел, залитого кровью автомобиля и стоны раненых привели его в чувство. Но было поздно. Потом следователи насчитают семь трупов, а ещё тринадцать человек оказались в больницах с различными травмами. Двое из пострадавших навсегда потеряли возможность двигаться и могли лишь мечтать о смерти, но не получить её.
Так в одночасье из добропорядочного члена общества Дмитрий превратился в монстра, принёсшего горе многим семьям. Он понимал это и приговор выслушал спокойно, как будто это касалось не его. В своем последнем слове он попросил прощения. Эта трагедия не только лишила Дмитрия свободы: он стал более жёстким по отношению к другим людям и благодаря своей феноменальной силе заставил себя уважать даже последних отморозков. Особенно облегчил ему жизнь в тюрьме тот случай, когда его сокамерник, в былые времена не последний человек в мафиозных структурах, попытался ему угрожать. Нагорный, ни слова не говоря, свернул тому шею. Несколько дней в карцере – почёт и уважение обеспечены до конца дней. Таков был этот человек, огромный и на первый взгляд неповоротливый, как медведь. Непостижимым образом он соединял в себе детскую непосредственность и безжалостность убийцы.
Справа от Нагорного восседал щупленький пацан лет двадцати на вид. Короткие, только начавшие расти рыжие волосы на некогда бритом черепе, огненно-яркие веснушки на впалых щеках, большое коричневое пятно на кончике носа придавали ему сходство с лисёнком. Криминального багажа за ним не наблюдалось, в тюрьме он был новичок, а потому к нему сама собой прилипла кличка «Лисёнок». С виду весёлое, беззлобное существо, но стоит отвернуться – и оно превращается в опасного хищника. Худой до болезненности, одетый в висячую мешком футболку явно на два размера больше, чёрные спортивные штаны и яркие оранжевые кроссовки, он сидел, развалившись на стуле, вытянув и скрестив ноги. С любопытством разглядывая вошедшего, словно видел его впервые, рыжий медленно, нехотя произнёс:
– С возвращением с того света. Мы уж подумали, некому вразумлять наше стадо, но, кажется, поспешили с выводами.
Пацана звали Неман Александр. Как и все тут, к случайным людям отнести его было сложно. В трезвом виде ничего интересного из себя не представлял, а вот во хмелю постоянно попадал в истории. Пока всё заканчивалось мордобитием, он отделывался лёгким испугом. Даже условный срок успел несколько раз получить. Но это были цветочки до того дня, когда он после недельного запоя схватил «белочку».
В тот вечер он шёл по парку, и навстречу ему шли две сестры, пятнадцати и семнадцати лет, выгуливающие мопса. Что Александр там увидел – он и сам вспомнить не мог, но факт остается фактом. В руке у него был кухонный нож, и он с криками «изыди, Сатана» искромсал девочек до смерти. Те только и успели закричать. Потом убийца взял в руки перепуганную собачку и отнёс её на ближайший пруд, где и утопил, предварительно привязав кирпич. И всё это он проделал, напевая что-то нечленораздельное, словно приносил жертву какому-то божеству, которому поклонялся. Убийцу там, на берегу, и взяли.
После того, как Александра подлечили, он не мог вспомнить тот вечер. Всё следствие он тешил себя надеждой, что это какая-то ошибка: скоро разберутся и отпустят домой. И только после приговора он наконец со всей глубиной осознал, что натворил. Правда, через короткий промежуток времени Александр решил, что перенесённые страдания искупили его вину, поэтому ему пора на свободу. И он начал писать прошения о помиловании во все инстанции. Администрация не мешала ему развлекаться таким образом. Спешить ему некуда, впереди вся жизнь, размышляли служивые, пусть займётся сочинительством. Во всяком случае, у заключённого не будет суицидальных мыслей, что уже само по себе хорошо. И тут вдруг поступило предложение, поражающее своей новизной и необычностью. После недолгих раздумий Александр согласился, тем более уже успел почувствовать всю бесполезность переписки с надзорными органами. Больше всего в предложении его привлекала свобода, пусть и не близкая, но тем не менее. Даже больше: к тому времени уже никого не останется в живых, кто помнил об этом преступлении. Новая жизнь с чистого листа. Лучше и не могло быть.
Далее восседал Борис Рушанский, пятьдесят три года. Слегка одутловатая фигура ещё хранила память о былой спортивной форме. С виду тихий, бесконфликтный мужичок, от деяний которого бледнели и впадали в ступор следователи. Погоняло – «Тихоня». Таким он был на первый взгляд. От вида крови буквально пьянеет, чужая боль и вопли умирающего доставляют наивысшее удовольствие. При этом сам на какую-либо фантазию не способен. Он идеальный исполнитель чужих идей, в данном случае – младшего брата, авторитет которого признаёт беспрекословно. У них с братом сложился кровавый тандем: младший Кирилл знакомится с жертвой, подготавливает почву, чтобы всё прошло без сучка и задоринки, а Борис воплощает в жизнь кровавый кошмар. От содеянного оба получают неземное удовольствие, после чего надолго залегают на дно, пока похоть вновь не взыграет над ними.
Взяли их на подсадную утку. Они успели войти в раж, перерывы между преступлениями сокращались, а количество жертв росло в геометрической прогрессии. Продолжаться вечно так не могло. В один из дней, как обычно отрепетировав свои действия перед заключительным актом, они, не успев сообразить, что случилось, оказались лежащими на земле и в наручниках. Потом был приговор, и преступников посадили в одиночные камеры.
Когда поступило предложение, Борис даже не раздумывал, рассчитывая, что через столь длительный срок о его «шалости», как он это называл, все забудут, и можно будет вновь взяться за старое. Борис был уверен, что младшой брат, если и ему будет предложен такой вариант, согласится на путешествие. Они не были близнецами, но чувствовали друг друга на расстоянии, как будто между ними существовала незримая телепатическая связь.
Кирилл Рушанский, мужчина сорока восьми лет от роду, был чуть выше старшего брата, худощавый и весь какой-то угловатый. Одет в серые джинсы и такого же цвета толстовку: ничем не примечательная серая мышка, о которой никогда ничего плохого не подумаешь. Но те, кто с ним работал, подчёркивали совсем другие стороны его личности. Жесток. Всегда спокоен. Физически развит. Не знает сострадания. Любит маму. Помимо неё, всех остальных женщин считает исчадиями ада, а себя – святым мучеником, который избавляет мир от грешниц. Это не мешает Кириллу быть популярным среди слабого пола, чем он и пользовался, с лёгкостью знакомясь и ведя очередную девушку на погибель. Старший брат выступал на начальном этапе помощником, находился на вторых ролях. Но когда наступала кровавая кульминация, ему не было равных. Младший брат с этим был согласен полностью.
Чиновники от науки приложили массу усилий, чтобы остальные пассажиры никогда не узнали настоящую правду о братьях. Андрей – единственный, кто был в курсе истинного положения вещей, но помалкивал, ибо понимал, что никакого его авторитета не хватит, чтобы остановить кровопролитие. Там, вдали от Земли, каждый человек будет на счету. В конечном счете, успешное завершение миссии для всех них имеет первостепенное значение. Они все хотят вернуться и получить свободу. Иной возможности в этой жизни для них уже не существовало. Поэтому для остальных братья Рушанские были ничем не примечательными отморозками, готовыми за рубль лишить жизни кого угодно.
Сами Рушанские также помалкивали в тряпочку, не афишируя былых подвигов, прекрасно осознавая, чем это может для них закончиться. Они не знали, что Никонову всё известно, и рассказали об этом специально, чтобы обезопасить жизнь Андрею. Конечно, Андрей – не мальчик, его голыми руками не возьмёшь, но два хищника из опасения быть раскрытыми могут на многое пойти, надеясь окончательно похоронить маленькую тайну. То, что сегодня известно одному, завтра может стать достоянием всех. И тогда прощайте, мечты о свободе, и живи как на вулкане, не зная наверняка, убьют тебя сегодня или завтра.
Эти люди сидели каждый за своим столиком, полукругом перед огромным экраном. Во втором ряду восседали Натан Валерьевич Жабин и две молоденькие барышни – Марта Воршанская и Лола Шатро. Увы, и их похождения далеко не блистали человеколюбием.
Натан, с одутловатым, красным лицом, со злобными маленькими бусинками глаз, с кривым носом, толстыми, лоснящимися губами и двойным подбородком, выглядел старше своих сорока двух лет. Ещё больше подчёркивала солидность его персоны сверкающая от пота лысина, обрамлённая небольшим ёжиком волос на затылке. Несмотря на внушительный вид, душонка у него мелкая и мерзкая. Он готов предать любого, кто встанет на его пути, и сделает это тихо и незаметно, чтобы никто и никогда не узнал правды. Самое страшное для него – если его делишки станут известны посторонним лицам. Мстителен. Если нет сил уничтожить противника в открытую, сделает это за спиной, когда тот совершенно не ждет нападения. До маниакальности нетерпим к чужому мнению. Прежде чем убить, жестоко истязал пожилого отца лишь за то, что тот высказал своё недовольство поступком сына. Подробности убийства, ставшие достоянием общественности, взбудоражили всю деревню, где он жил. Жители знали Натана с детства, и тем больший шок испытал каждый, когда всплыла правда. Его судили и, учитывая резонанс уголовного дела, дали по полной. Двадцать пять лет. Учитывая возраст – почти пожизненное заключение. В тюрьме вряд ли добавится здоровья. Шансы выйти на волю близки к нулю. Понимая всё это, преступник без промедления согласился на эксперимент, рассчитывая на то, что к его возвращению те, кто его когда-то любили, а теперь ненавидят, будут мертвы. И не просто мертвы, праха не останется. Потом можно будет жить прежней жизнью, без оглядки на прошлое.
Совсем другое дело дамы. Воршанская Марта Евгеньевна, двадцать четыре года, охотница за богатыми престарелыми папиками. Недурна собой. Невысокая стройная девушка, которую даже не портит короткий ёжик русых волос. Миловидное личико, на котором застыла детская непосредственность. Пухленькие щёчки, полные алые губы, по своей природе предназначенные для поцелуев. Мягкая бархатная кожа. Не одного молодого мужчину она свела с ума. Но молодежь её не интересовала. Как правило, у молодых парней не было денег, а если даже они являлись наследниками состояний, то путь этот долог и мучителен. Не всегда он мог привести к нужному результату. Другое дело – пожилые вдовцы. И внезапная смерть выглядит естественно, и денег у них побольше, а самое главное – эти тщеславные богатенькие буратины совершенно теряют голову и всерьез верят в то, что молодая девица влюблена в них по самые уши. Видимо, вследствие возраста разум им отказал. Богатенькие старички уходили в мир иной со словами любви к своей второй половине, не подозревая о том, что она и является причиной их преждевременной смерти.
Сколько бы верёвочке не виться… Она давно была на подозрении, но не было реальных доказательств. Успех вскружил ей голову. Уже несколько старичков почивали на кладбище, а их деньги перекочевали в карман предприимчивой мадам, прежде чем наручники защелкнулись на её запястьях. Марту лишили свободы, но не смогли лишить денег, кои сейчас лежат на счетах в банке, обрастая процентами. Когда ей предложили поучаствовать в столь длительном путешествии, она, ни секунды не задумываясь, дала согласие. Во-первых, за все эти годы набежит столько процентов, что даже магнаты и короли должны быть нищими по сравнению с ней. А во-вторых, она сможет наконец-то воспользоваться с таким трудом добытым капиталом и вести светский образ жизни, о чём всегда мечтала.
Шатро Лола Михайловна. Одинокая. Работала няней в богатой семье. Двадцать девять лет от роду. Миловидна. Невысокого роста. С виду скромна, с потупившим взглядом, в котором читались смирение и угода. Говор негромкий, но чёткий. Работая в качестве прислуги, всегда была одета в клетчатое зелёное платье, а поверх – белый передник. И сейчас на ней было это платье, только без передника. Имела долгую любовную связь с хозяином. Дабы увеличить своё влияние, отравила его жену таким образом, что никто и не подумал на скромную домработницу и няню. Став вдовцом, хозяин дал знать Лоле, что всё же больше любит сына, а маленькому наследнику совершенно не нужна новая мама. И тогда наступает черёд мальчонки. Но тут что-то пошло не так. Прошло всего несколько часов с момента пропажи ребёнка, как сыщики вышли на Лолу. Крохотная капелька крови на рукаве – ещё, конечно, не доказательство, но определённые выводы напрашивались сами собой. Полицейским не составило особого труда собрать пазл воедино и найти убедительные доказательства её вины. Размотав дело с убийством ребёнка, правоохранители заодно подняли старый глухарь, а именно – отравление жены хозяина семейства. Надежды Лолы на то, что она когда-нибудь сможет выйти на свободу, растаяли, как прошлогодний снег, всего за несколько часов, что она провела в изоляторе. Закономерный итог – пожизненное заключение. И тем с большим рвением она согласилась на странный эксперимент: в конце концов, двум смертям не бывать, а одной не миновать. Пусть в далёком будущем, но есть шанс всё вернуть назад и зажить так, как ей хотелось, но теперь уже никого не убивая. Во всяком случае, она так надеялась, и этой надеждой поделилась с Андреем ещё на Земле.
