Kitabı oku: «Русский город Севастополь. Книга вторая»
Первая бомбардировка
– Знаете, поручик Кречен, сколько надо боеприпасов в крупном сражении, чтобы вывести из строя одного солдата?
Вокруг Тотлебена собрались офицеры инженерной службы. Они стояли на Бульварной высоте у беседки, напоминающей большой гриб, и наблюдали за ходом оборонительных работ. Вместе с сапёрами находился адмирал Нахимов. Он тяжело вздыхал, глядя, как деревья, посаженные по приказу адмирала Лазарева для украшения городского бульвара, безжалостно срубают, чтобы пустить на укрепление четвёртого бастиона.
– Так, сколько, поручик Кречен? – повторил вопрос подполковник.
– Фунтов пять, – ответил Павел, первое, что пришло на ум.
– Вот, и не правильно, – недовольно сказал Тотлебен. – С чего вы это взяли? Одних пуль и ядер нужно равное весу человека.
– Не пойму вас, ваше превосходительство. Одной пули достаточно, – возразил Павел.
Тотлебен поморщился. Не любил, когда в научных диспутах к нему обращаются «ваше превосходительство».
– Согласен, одной пули достаточно, – кивнул подполковник. – Но вы же не будете утверждать, что каждая пуля попадает в цель? А сколько пролетят мимо? И ядра не всегда падают туда, куда нужно….
– Теперь понял, – сообразил Павел.
– Так вот, наша задача – соорудить такую линию обороны, чтобы вражеского свинца и чугуна на нашего солдата выходило в сотни раз больше его веса.
– Но для этого нужны прочные стены, – возразил капитан Мельников. – Из мешков с землёй и габионов крепости не построишь. А полевые укрепления не предназначены для обороны города. И местность здесь – черт знает что: где скалы, где овраги…. Земли тонкий слой – не вкопаться.
– Значит надо подогнать оборонные сооружения под местность, – сказал на это Тотлебен. – Изыскать естественные укрытия: те же скалы и овраги. Не будем строить сплошную линию. Где надо – выроем стрелковый окоп, где надо – соорудим завал, а где выгодно – батарею поставим. Непрочность наших стен компенсируем количеством пушек. Этого добра в арсенале Севастополя достаточно.
– То есть: соорудим мощные бастионы и укрепим их большим калибром? – предположил поручик Желобов.
– Опять вы не правы, поручик. Бастионы не надо укреплять артиллерией – они без того должны быть крепкими; батареи ставим в промежутках. В иных местах, где место позволяет, – вообще выносим артиллерию вперёд. При этом самые мощные пушки надо ставить именно перед бастионами.
– Прошу прощения, Эдуард Иванович, но у маркиза де Вобана ничего подобного нет, – осторожно напомнил Павел. – У него наоборот: бастионы должны иметь крупный калибр.
– И хорошо, что у него подобного нет. Пусть наш противник воюет по инструкциям Вобана, а мы предпримем иную тактику.
– Вы хотите сказать: всему тому, чему нас учили – не годится? – удивился Павел.
Ему стало немного обидно. Он целый год штудировал труды маркиза де Вобана по фортификации. Учил правильность построения контрвалационной и циркумвалационной линии; расположение фортов, люнетов, апрошей. Вобан уже, как сто пятьдесят лет считался непревзойдённым теоретиком фортификационного дела. А тут – на тебе: какой-то подполковник Тотлебен решил, что Вобан его не устраивает?
– Скажем так, – назидательно продолжал Тотлебен. – В наших условиях учение маркиза де Вобана неприменимо: времена нынче другие, тактика иная и вооружение мощнее, чем в эпоху маркиза. Надо изобретать свою тактику.
Павел даже возразить ничего не смог от растерянности.
– Вы учтите, Эдуард Иванович, что Севастополь является самой крупной базой на Чёрном море, – напомнил Тотлебену Нахимов. – В городе много складов, большой арсенал, запасы пороха и леса. Надо устроить оборону так, чтобы вражеская артиллерия в одночасье всё это не уничтожила.
– Я думал об этом, – тут же ответил Тотлебен. – Решил, что надо выносить линию обороны дальше за город. Тогда атакующая сторона будет вынуждена разворачивать свои батареи на дальней дистанции и не сможет прицельно наносить удары по важным городским объектам. Мы, так же, сможем, благодаря этому, часть гарнизона держать в безопасном месте.
– А подвоз боеприпасов? – усомнился Нахимов. – Это вам не из крюйт-камеры заряды доставать. Тут местность вся в буераках. Попробуй-ка зарядный ящик провезти.
– Выбирайте: трудности с подвозом или уничтоженные склады? – предложил Тотлебен.
– В таком случае и выбирать нечего, – согласился Нахимов.
Поручик Желобов подал Тотлебену карту.
– К черту план, – сказал подполковник, взглянув на красиво вычерченные укрепления и фортификационные объекты. – Эдак мы за месяц не справимся. Прежде всего, по намеченным контурам оборонительной линии надо провести следующие действия: снять верхний мягкий грунт, далее выяснить: в каком месте можно производить земляные работы с наименьшими затратами. Исходя из того, что штурм можно ожидать в любую минуту, вначале: рыть траншеи для защиты от стрелкового оружия, потом поднимать бруствер от лёгкой артиллерии, и только после этого выводить профиля для прикрытия от осадных орудий. В последнюю очередь оборудовать орудийные дворики. Никаких идеальных контуров. Если надо ломать линию огня – значит ломаем. Где необходимо окопы вынести вперёд – выносим. Повторяю: исходим из рельефа местности. Артиллерии у нас предостаточно, значит – усиленно возводим батареи.
– Все же лучше сильную артиллерию ставить на бастионы. На промежуточных участках – лёгкую и стрелков, – продолжал упрямо предлагать капитан Мельников. – С бастионов можно накрыть больше площадей.
– Нет! – не согласился Тотлебен. – Все наоборот: именно тяжёлые орудия ставим в промежуточные участки, а на форты – лёгкие.
– Но это же не по правилам, я соглашусь с Креченым, – стоял на своём Мельников.
– Значит надо изобретать новые правила, – твердил Тотлебен. – Повторяю: устарел ваш Вобан. Нынешняя тактика ведения обороны и осады уже не та, что век назад. Опыт под Силистрией – тому наглядный пример. Противник, прежде всего, будет разрушать промежуточные участки, чтобы пробить путь для атаки. Выведет из строя все орудия в промежутке между бастионами и пойдёт в прорыв. Но крепкий ответный огонь с этих участков заставит его отказаться от подобного плана. Вам понятна моя тактика? Приступаем к делу, господа!
Офицеры прошли на четвёртый бастион. Матросы и солдаты в одних рубахах с закатанными рукавами рыли землю, возводили насыпи, крепили их турами. Снизу, из города упряжки с волами тянули тяжёлые корабельные орудия. Лошади еле тащили возы с камнем и брусьями
К Нахимову подошёл дежурный офицер. Доложил о работах противника, указывая в сторону вражеских позиций. Нахимов тут же навёл подзорную трубу. Обратился к Тотлебену:
– Посмотрите, Эдуард Иванович, вчера этих бугров ещё не было.
Подполковник взял из рук адмирала трубу. С четвёртого бастиона открывался отличный вид, на вражеские окопы. Свежий, вынутый грунт жёлтой длинной насыпью возвышался в половину человеческого роста и тянулся на несколько вёрст.
– Поручик Кречен, что вы об этом думаете? – спросил Тотлебен.
– Противник заложил первую параллель, – тут же определил Павел.
– Верно, – согласился Тотлебен. – Видать, ночью рыли. Сколько до неё?
– Около четырёхсот саженей, – прикинул Павел.
– Вы же фортификацию прилежно изучали? Де Вобана, де Биля?
– Так точно!
– Что должен дальше делать противник по правилам?
– Установить рикошетные батареи для ведения продольного огня, – отчеканил Павел, как на экзамене.
– Правильно! Ночью они от параллели начнут прокладывать траншеи к крепости. Надо не упустить момент, когда начнут закладывать вторую параллель, – предупредил Тотлебен Нахимова. – Удобное место, вон, там, шагах в трёхстах, у холма. Что устанавливают во второй параллели, поручик Кречен? – вновь обратился подполковник к Павлу.
– Демонтирные батареи для разрушения крепостных стен и амбразур.
– Вы действительно блестяще учились, – похвалил его Тотлебен. – Ближе за холм их подпускать нельзя. Если подтянут тяжёлые мортиры, собьют все наши пушки. А третья параллель для нас будет смертельна. Сколько у Вобана отведено на штурм крепости подобным образом?
– Не более тридцати семи дней, – ответил Павел.
– Какой вы молодец, поручик. Теорию знаете назубок. Практикой теперь надо заняться. Ответьте: что надо сделать, прежде всего, чтобы защитить бастион от разрушительных действий вражеской артиллерии?
Павел замялся.
– Ну же, Кречен? – требовал Тотлебен.
– Сделать вылазку, – неуверенно ответил Павел. – Заклепать пушки.
– А если подумать? – нахмурил брови Тотлебен. – Ну! Как же вы экзамен сдавали?
– Можно перед бастионом, за рвом поставить дальнобойные орудия для подавления рикошетных батарей, – наконец нашёлся Павел. – Только у Вобана в теории сей пункт не прописан.
– Повторяю: Вобан ушёл в прошлое. Вон, теперь, кто наш учитель, – кивнул Тотлебен в сторону противника. – Но учтите, выносную батарею ставить надо так, чтобы её возможно было, в случае атаки, прикрыть с бастиона.
– И ещё, разрешите? – осмелел Павел.
– Ну, говорите.
– Видите те кусты. У меня подозрение, что под их прикрытием ведут апрош. Уж очень удобное место.
– Василий Густавович, – обратился Нахимов к каперангу Реймерсу. – Один выстрел сможете сделать вон, по тем кустам?
Капитан пригладил густые рыжие баки и зычным голосом скомандовал:
– Лейтенант Набуров, давайте бомбой, с нашей Марии Фёдоровны!
Матросы засуетились возле дальнобойного орудия. Наводчик поднял ствол на максимальный угол. Заряжающие вдвоём вбили в ствол ядро чуть меньше человеческой головы. Отскочил в сторону.
– Готово!
– Пали!
Орудие ухнуло, сотрясая землю. Все следили за полётом бомбы. Точно в указанные кусты. Рвануло дымным облаком. Клочья земли полетели во все стороны. Тотлебен приник к оптической трубе.
– Вы угадали, Кречен. Кажись, действительно, накрыли работу. Глядите, как забегали французишки.
***
Оборона протянулась ломаной линией от морского побережья почти на восемь вёрст, огибала весь город и выходила к Килен-бухте. Тотлебен использовал естественный рельеф: балки, овраги, высоты. Одна только Килен-балка с её крутыми откосами чего стоила. Местами глубина балки достигала двадцати пяти саженей. Тянулась балка от Килен-бухты четыре версты до Симферопольской дороги. Лабораторная балка шла от Южной бухты почти до Сапун-горы. Городской овраг являлся отличной естественной преградой. Тотлебен наметил восемь бастионов. Оборонительную линию разбил на четыре дистанции. Первой дистанцией командовать был поставлен генерал-майор Асланович. Дистанция начиналась от морской десятой батареей, включала в себя пятый, шестой и седьмой бастионы. Вторая дистанция начиналась от редута Шварца и тянулась до оконечности Южной бухты. Над второй дистанции командовал вице-адмирал Новосильский. Третью дистанцию возглавил вице-адмирал Панфилов. Она начиналась от оконечности Южной бухты и шла до Доковой балки. От Доковой балки до Большой бухты пролегла четвертая дистанция. На этой дистанции находился главный опорный пункт обороны – Малахов курган. Командовал здесь контр-адмирал Истомин.
На Малаховом кургане по проекту инженера Старченко к тому времени возвели каменную оборонительную башню с бойницами для ружейной стрельбы. На крыше развернули батарею из пяти мортир. Сам курган главенствовал над городом. С него хорошо просматривалась вся окрестность, включая гавань и дальние подступы. Тотлебен решил плотнее укрепить курган батареями. Вскоре на склонах шла усиленная работа.
Бастионы располагались в следующем порядке: «Первый» у Килен-бухты. «Второй» правее от него на двести пятьдесят сажень. Его ещё называли бастион на Малаховом кургане. «Третий» перед Морским госпиталем между Доковым и Лабораторным оврагами. Напротив Южной бухты, на бульварной высоте – «Четвёртый». Между Городской и Загородной балками – «Пятый». На той же высоте, правее в пятистах саженях «Шестой». На берегу рейда «Седьмой», рядом с восьмой батареей.
***
– Поручик Кречен, ваша задача – пятый бастион, – приказал Тотлебен.
Они верхом подъехали к небольшой оборонительной казарме. Полукруглая стена казармы выдавалась в поле. Подполковник с Павлом спешились и прошли внутрь. На нижнем этаже стояли три тяжёлых орудия на железных казематных станках. Верхний бруствер был сложен из камней без раствора. На бруствере располагалось пять двенадцатифунтовых орудий. Стволы длинные, отлитые из чугуна. Крепостные станки под орудиями железные, с подвижной рамой. Тотлебен недовольно покачал головой, осмотрев амбразуры. Что-то его не устраивало.
К укреплению слева примыкал люнет, где стояла батарея лейтенанта Белкина; справа располагался небольшой редут. Им распоряжался лейтенант Шварц. Командиром самого пятого бастиона был назначен капитан-лейтенант Дмитрий Васильевич Ильинский из сорок четвёртого флотского экипажа. Молодой, с черными усами и строгими темными глазами.
– Ну, как? – спросил Ильинский, когда Тотлебен закончил осмотр укрепления.
– Нижний бруствер слабоват, – сделал вывод подполковник.
– Укрепим! – заверил Ильинский. – Но сами понимаете: земля должна слежаться.
– Амбразуры слишком узкие. Орудия только прямо смогут стрелять.
– Ну, тут уж ничего не поделаешь, – развёл руками капитан-лейтенант.
– У вас команда с корабля? – поинтересовался Тотлебен.
– Да, какой там, – безнадёжно махнул рукой Ильинский. – Собрали кого ни попадя: писарей вчера прислали из штаба – учи их у орудия стоять; музыкантов дали человек десять – те ещё вояки; из морского ведомства кантонистов выписали. Те, хоть мальчишки совсем, но расторопные, понятливые…
– Ну, хоть кантонистов, – согласился Тотлебен.
– Так, ведь, безусые совсем. Грех какой – парубков под ядра ставить.
– Война, – пожал плечами Тотлебен.
– Я слышал, у французов бомбы какие-то новые есть, – вспомнил Ильинский.
– Что за бомбы? – заинтересовался Тотлебен.
– Удушливые. Взрываются с каким-то газом, и люди от него, что мухи от мухомора падают.
– Не слышал, – мотнул головой Тотлебин. – Пугалки все это. Не верьте.
– Чаю не желаете? – предложил Ильинский.
– Спасибо, некогда, – отказался Тотлебен. – Оставляю вам поручика Кречена. Выделите ему несколько человек. Надо изготовить щиты для амбразур и бруствер укрепить. По возможности – углубите ров.
***
Ночью дверь казарму вздрогнула от настойчивого стука.
– Кто такой? – окликнул часовой. В карауле стоял мальчишка лет пятнадцати в матросской рабочей одежде. Старое кремневое ружье с примкнутым штыком было выше его самого. – Никого не велено пускать.
– Отворяй немедля! – раздался грозный окрик из-за двери. – Я – адъютант начальника линии.
– Ваше благородие, открывать? – спросил мальчишка у майора Стеценко.
Майор едва проснулся от шума. Поднялся с походной койки. Натянул сапоги.
– Открывай, – разрешил он. – Коль начальство требует.
Стремительным шагом вошёл высокий худой офицер.
– Где командир батареи? – потребовал он.
– Я, – ответил майор Стеценко, застёгивая сюртук.
– Батарея ваша готова к бою?
– К бою? – не понял майор. – Нет. Мы только щиты делаем.
Адъютант взглянул на орудия, вокруг которых лежали брусья. Кругом щепки, кучи опилок. У стенки стояли щиты из толстых дубовых досок для защиты амбразур. Он повернулся и гневно заговорил:
– Не хочу ничего знать! Неприятель вскоре пойдёт на штурм.
– Как, на штурм? Уже? – растерялся майор.
– А вы что думали? Ваша батарея передовая, а орудия не готовы до сих пор! Да вас за это расстреляют! Подымайте команду. Немедля готовьтесь к бою. Как только появятся перед вами в поле огни – стреляйте картечью. Вам ясен приказ?
– Так точно! – ответил майор
Адъютант повернулся и вышел.
Павел, привлечённый голосами, встал, быстро оделся и поспешил к командиру батареи.
– Вот-те-на! – всплеснул руками майор, выразительно взглянув на Павла. – К бою, значит! На штурм идут.
Майор Стеценко был пожилым, полным человек. До отставки всю жизнь прослужил, заведуя арсеналом. Ушёл на покой год назад. Вдруг его призвали и назначили командовать батареей. Служил в арсенале – значит, с пушками справишься, – сказали ему.
– Постойте, – удивился Павел. – С чего вдруг штурм среди ночи?
– А я почём знаю?
Майор растолкал барабанщика.
– Бей тревогу.
Под сводами казармы эхом разнёсся бой барабана. Все вскакивали с коек, быстро одевались. К майору подбежали фейерверкеры. Получили приказ:
– Раздать заряды, зажечь фитили. Орудия к заряду картечью.
Павел с командой плотников принялся убирать все лишнее из казармы: брусья, доски, недоделанные щиты….
Вскоре пушки были заряжены, прислуга стояла в готовности. Фитили тлели. Ведра с водой, кокоры с зарядами, снаряды, пыжи – все на месте.
– Приказано, как появятся огни, стрелять, – сказал майор, как бы отвечая на немой вопрос артиллеристов.
Все напряжённо ждали, вглядываясь в темноту ночи.
– Вижу огни! – крикнул с бруствера сигнальщик. – Приближаются!
– Готовься! – скомандовал майор.
– Первое – готово, второе – готово, третье – готово…
– Послушайте, – вмешался Павел. – Почему противник к нам приближается так открыто, да ещё с огнями.
– Да что же вы такое у меня спрашиваете? – недовольно ответил майор, выглядывая в ночь через амбразуру. – Мне приказано стрелять по огням.
– Но, может, надо уточнить? Послать кого-нибудь в штаб? – не унимался Павел.
– Сколько же будем уточнять? Они уже на выстрел приблизились. – И громко прорычал: – Первое орррудие!.....
Вдруг из темноты, в круг света от факелов вынырнуло несколько всадников.
– Не стрелять! – крикнул один из них.
Майор выглянул в амбразуру.
– Вы кто?
– Казаки, – ответили снизу. – Из дозора.
– А противник где?
– Какой противник? Это наша колонна идёт. Гусары. Заблудились. Шли ночью. Вместо Балаклавской дороги вышли на Маячную.
– Господи! – недовольно воскликнул майор и перекрестился. – Чуть грех на душу не взял. – Отбой, ребятушки!
Пушки откатывали, вынимали заряды их стволов, гасили фитили.
Как же так? – все сокрушался майор. – Штабной начальник приехал, приказал к бою готовиться…. Ничего не пойму.
– Послушайте, – тихо спросил Павел у Стеценко. – А вы когда-нибудь встречали в штабе линии этого адъютанта.
– Которого? – не понял майор.
– Того, что тревогу поднял.
Стеценко задумался.
– Признаться – нет, – неуверенно ответил он.
– И я его ни разу не видел в штабе, – настороженно произнес Павел.
– Да кто их разберёт сейчас? Всяких офицеров понаехало. Думают, здесь награды с неба сейчас посыплются.
– Вот, только мне показался голос его знакомый. Лица, жаль, не разглядел, – задумался Павел.
– Высокий, тощий, – вспомнил Стеценко. – Произношение у него, как у поляка.
– Петриковский! – встрепенулся Павел. Точно, это его голос. Но откуда он здесь? – Его надо поймать! Дайте мне двух солдат.
– Да где же вы его сейчас в темноте отыщите? Он верхом был. Уж след простыл.
***
Прибежал посыльный из штаба первой линии. Передал приказ Павлу: срочно явиться к генералу Аслановичу.
В штабе за широким столом сидел Асланович, весь багровый от гнева. Даже, казалось император Николай с портрета за его спиной, смотрел на генерала с испугом. Перед Аслановичем по стойке смирно стоял Капитан-лейтенант Ильин и майор Стеценко.
– Кто в карауле стоял? – возмущённо спрашивал генерал. – Пароль почему не спросил? Почему пустил на бастион?
– Кантонист, ваше превосходительство, в карауле был, – несмело ответил Стеценко. – Мальчишке пятнадцать едва исполнилось. Растерялся. Каков с него спрос?
– Каков спрос? – пыхтел Асланович. – А если бы по своим дали залп?
Генерал заметил Павла.
– Проходите поручик. Вот, разбираем ночной инцидент. Майор Стеценко доложил, что вы узнали шпиона?
– Не совсем уверен, но по голосу – бывший подпоручик арсенала Петриковский.
– Вот оно что! Пойдёмте со мной.
Асланович провёл Павла в подвал оборонительной казармы. У железной двери стоял часовой. Солдат отпёр дверь и крикнул в камеру:
– Встать!
В сырой темной комнатке со сводчатым потолком находились дощатые нары. С них слезли и построились в шеренгу пять человек. Все они были в офицерских шинелях, но без ремней и пуговиц.
– Узнаете кого из них? – спросил Асланович. – Вчера наловили голубчиков. На ту сторону собирались. Видали, все в офицеров вырядились.
Неяркий свет проникал через единственное окошко, закрытое решёткой. Павел внимательно оглядел лица. Петриковского среди шпионов не оказалось.
– Ничего, и этого поймаем, – заверил Павла генерал. – Спасибо вам за бдительность.
– Прошу вас, не наказывайте строго майора Стеценко, – в конце попросил Павел.
– Ну, знаете! – Асланович гневно засопел. – То, что он пожилой и в боях не участвовал – его не прощает. Тут многие не обстреляны. – Подумал, решил. – Хорошо, не буду наказывать, но отругать придётся. Ещё раз, спасибо вам Кречен.
***
Павел едва живой от усталости добрел до своей квартиры. Самылин сбегал в ресторан за ужином. Съев похлёбку с перловой крупой на говяжьем бульоне и выпив чаю, он повалился на кровать. Тут же уснул.
Ему показалось, что он не проспал и пяти минут, как его тормошил Самылин. Кое-как понял, что тот ему пытался втолковать. Приехал казак с лошадью для него. Главнокомандующий требует срочно к себе. Проклиная все на свете, Павел втиснул разбухшие ноги в непросохшие сапоги, накинул шинель и, шатаясь, побрёл вниз.
Пока скакали, пришёл в себя от ночной прохлады. В низкой штабной палатке горели свечи. Павел предстал перед Меньшиковым.
– Задание к вам, поручик, – объявил главнокомандующий. – Вы говорили, что у вас появился знакомый из местных беев.
– Так точно!
– Он вас не выдал и даже помог выбраться из плена. Насколько помню из ваших рассказов, ему доверяет Юсуф-паша?
– Так точно.
– Я передам Юсуфу письмо. Вы не бойтесь, коль вас задержат англичане или французы, письмо они прочитать не смогут.
– А Юсуф-паша сможет? – поинтересовался Павел.
– Он, – конечно, – уверенно кивнул Меньшиков. – Переоденьтесь в местного крымчака. Поедете с одним из моих надёжных проводников в турецкий лагерь. Но письмо – это не главное. Попробуйте выведать о планах противника. Ваш знакомый бей находится в высоком положении, и должен кое-что знать. Сможете? – испытывающе взглянул он на Павла. – Задание сложное.
– Постараюсь.
– Сведения ко мне поступают из разных источников, но на вас, Кречен, я налагаю особую надежду. Мне нужна подробная картина. Только действуйте осторожно. Коль почувствуете, что ваш Мусса-бей врёт, прекращайте всякие разговоры: вы только посыльный с письмом.
***
Павел преобразился в местного татарина. Полосатая длинная рубаха без ворота, заношенные красные шаровары, мягкие кожаные туфли с острыми носами. На голову надел круглую баранью шапку. На плечи накинул старую солдатскую шинель, с которой были сорваны все нашивки и пуговицы. Подпоясался кушаком.
Его ждала двуосная телега с высокими бортами. В телеге сложены дрова; тут же корзины, накрытые холстиной; несколько серых, плотно набитых мешков. Павел подошёл к пегой понурой лошадке, погладил её по морде. Она грустно взглянула на него, потёрлась носом о его грудь и отвернулась.
Высокий жилистый старик с седой бородой сидел в телеге и курил трубку. Кисти рук у него были, широкие, узловатые. На старике холщёвая рубаха с широкими рукавами. Поверх рубахи овчинный жилет. Круглая барашковая шапка, такая же, как у Павла.
– Готовы, ваше благородие? – спросил старик.
Павел взобрался в телегу, сел рядом. Старик дёрнул вожжи, лошадка подалась вперёд, телега тронулась, жутко скрипя колёсами.
– Как звать вас? – спросил Павел.
– Раньше меня звали Михо, теперь кличут дед Михо, – ответил старик. – А вас я буду звать Салманом.
– Хорошо. Салманом, так Салманом.
Утренний туман отступал в низины, оголяя вершины гор, порозовевших под лучами проснувшегося солнца. Ехали медленно, долго.
– Вы из караимов? – спросил Павел, утомлённый молчанием.
– Нет. Я грек. Раньше жил в Балаклаве. Рыбачил. Потом служил на флоте вольнонаёмным. Охотой как-то занимался….
– А теперь где живете?
– Рядом с Севастополем. У меня старший сын торговлей занялся. Женился на девушке из караимов. Караимы – торгаши от Бога. Вот и сына моего приучили. Сноха моя, из Евпатории.
– А Князя Меншикова вы давно знаете?
– Как только в Крыму он появился. Проводником у него был. Александр Сергеевич любит верхом побродяжничать. А я остров наш, как родную хату – весь исходил, изъездил. Меня многие знают: и рыбаки, и пастухи, и торговцы, даже контрабандисты.
Дорога нырнула в низину и попала в густой лесок. Опавшие листья печально шуршали под колёсами.
– Ваши родители приехали из Греции?
– Нет. Я из местных греков. Мои далёкие предки когда-то в Крыму поселились. Только они не из Греции, а из Милета.
– И когда же это было?
– Давно! – старик усмехнулся. – Никто не помнит. У нас и язык другой. Греков с трудом понимаю.
Показался секрет. Трое верховых казаков с пиками преградили дорогу.
– Куда путь держите, селяне? – спросил старший.
– В турецкий лагерь.
– Кто позволил?
– Вас предупредить должны были. Я – Михо.
Казаки расступились.
– Вон за тем холмом, – указал старший, – стоит татарский секрет.
Телега поехала дальше.
Крымчаки появились внезапно. Человек пять на низких местных лошадях окружили повозку.
– Дед Михо! – узнали старика татары. – Что везёшь?
– Дрова, овёс, овощи. Продать надо.
– А нас чем порадуешь? – нагло спросил один из татар.
– На! – Старик протянул ему несколько медных монет. Всадник быстро схватил их и спрятал за поясом.
– А это кто с тобой? – недружелюбно взглянул он на Павла.
– Я ищу Муссу-бея, – сказал Павел. – Родственник его, Саламан.
– Родственник Муссы-бея? – помрачнел всадник. Вынул из-за пояса монеты и отдал обратно деду Михо. – Сразу надо было сказать. И ты молчи, что я у тебя деньги брал, – пригрозил он старику. – Мусса узнает – башку мне оторвёт. Проезжайте!
Вскоре открылась выжженная солнцем долина, лежащая меж невысоких гор. На всем протяжении низина была усеяна белыми конусами полотняных армейских шатров. Только перед дорогой их было не меньше тысячи, а дальше, к подножию Сапун-горы шатры сливались в единую светлую линию.
– Ого-го! – недовольно покачал головой дед Михо. – Сколько же их! Эдак они всё загадят и вытопчут. После них в долине лет десять ничего расти не будет.
Часовой показа, где искать фуражиров. Павел приметил: турецкие солдаты одеты в добротную французскую форму. И ружья у них были с капсульными замками. Все в башмаках а не в своих бабушах без задников. Хорошо их обмундировали. Палатки в лагере английские из прочной парусины.
Пока старик Михо торговался с офицером из фуражной команды, Павел пошёл искать Муссу. Ему подсказали, где стоят шатры командиров.
Мусса в новом французском сюртуке с серебряными эполетами важно расхаживал, поскрипывая новенькими кавалерийскими сапогами. Его окружали адъютанты в таких же великолепных сюртуках. Когда он увидел Павла, рот его открылся от удивления. Затем лицо перекосил гнев.
– Проглоти тебя шайтан! – закричал он. – Ты что тут делаешь, мальчишка? – Притворно улыбнувшись, объяснил своим адъютантам: – Мой племянник. Я говорил ему, чтобы не ходил на войну, а он все в бой рвётся! Отца бы пожалел, мать бы пожалел. Пойдём! – Схватил Павла крепко за руку и отвёл в сторону, зло прошипел: – Ты с ума сошёл, сын Теккея? Чего тебя сюда занесло?
– У меня письмо к Юсуф-паше, – объяснил Павел.
– К кому? – Мусса пристально посмотрел ему в глаза.
– От князя Меншикова.
– Князь совсем спятил, коль послал мальчишку? А если тебя перехватили бы французы?
– Если бы, да кабы…. – Павел вырвал руку. – Вот письмо. Передай своему генералу.
Мусса схватил конверт, неуловимым движением сунул его за пазуху и быстро зашагал в направлении высокого шатра.
– Дождись меня, – не оборачиваясь, кинул он.
Дед Михо ждал Павла с пустой телегой. Пересчитывал горсть монет в широкой ладони.
– Удачный торг? – спросил Павел.
Старик неопределённо пожал плечами, но ничего не сказал. Монеты спрятал в кожаную мошну на поясе. Они ждали долго. На них уже караульные стали коситься. Мусса так и не появился. Решили ехать обратно.
Далеко за лагерем их догнал Мусса-бей. Он был один, без сопровождения.
– Слезай! – крикнул Павлу, сам спешился, привязал коня к телеге и начал взбираться на холм. Павел последовал за ним.
– Хитёр твой Меньшиков, – сказал он с усмешкой. – Написал письмо арабскими буквами, но по-венгерски. Сам Юсуф-паша сначала не мог ничего понять, потом догадался.
– Что передать князю?
– Вот. – Мусса вручил Павлу конверт. – Никто не должен знать. Это дела Меньшикова и Юсуфа. О чем они договариваются – тайна для всех.
Наконец они оказались на вершине холма.
– Скоро все закончится, – уверенным тоном произнес Мусса. – Погляди!
Под ногами лежала долина, которую они только что покинули. Кругом шатры и палатки. Строились боевые коробки. Собирались эскадроны. Пушки, зарядные ящики, обозные фуры…. Их было так много, что у Павла захватило дух. Мусса специально заманил его на эту гору. Отсюда всё выглядело грандиозно и пугающе.
– Я же говорил тебе: уезжай отсюда, глупый мальчишка. Разве можно противостоять такой силе?
Павел взял себя в руки и безразлично ответил:
– Вижу. Но Севастополь мы укрепили. Штурм вам обойдёт большой кровью.
– Погляди вон туда, – указал Мусса в сторону широкой дороги, ведущей к городу мимо Сапун-горы.
Павел увидел длинные повозки из прочных брусьев, на сплошных деревянных колёсах. На настилах стояли огромные корабельные пушки. Повозки волокли английские матросы. В каждую впряглось не меньше пятидесяти человек.
– Их только что сняли с линейного корабля «Лондон», – сказал Мусса. – Эти орудия сотрут в пыль вашу песочную стену. Все ваши труды – напрасны, пойми.
Одну из пушек оседлал матрос с флейтой и наигрывал какие-то кабацкие куплеты. Команда облепила повозку и толкала её рывками в такт куплетам. Казалось, муравьи тащат в муравейник большого жука. Повозки медленно и упорно продвигались вперёд.
– Почему матросы везут орудия? Где же лошади? – спросил Павел.
– Лошадей не хватает. Пытались использовать лошадей, да половину загубили. Но уж если Англия берётся за какое-то дело, она его доводит до завершения настойчиво и методично.
– Но они же надорвутся.
– Не надорвутся. От Балаклавы пушки толкает четыре мили одна команда, а после ещё четыре мили до огневой позиции – другая команда. Неутомимые ребята. Раньше, чтобы подвести к батареям тяжёлое корабельное орудие, впрягали по двенадцать лошадей, а на подъёмах добавляли ещё по шесть. Но лошади долго не выдерживают. Матросы – другое дело, их только мясом корми, да ром в глотку заливай. А погляди, какая погода сухая. Дождей нет. Иначе бы дорога раскисла, и по ней, не то, что проехать, пройти невозможно было бы. Взгляни на эту громадину! – указывал он на пушку, лежавшую на повозке. – Для неё ядро больше твоей головы. Какие валы, какие стены смогут противостоять их разрушительной силе?
