Kitabı oku: «Космический маразм», sayfa 35
– Тогда вперёд! – крикнул Сам Дурак и, выставив вперёд меч, полетел к сгустку маразма.
– Супермен! – заорал я, выставил вперёд кулак и полетел за Сам Дураком. Азарт захватил меня с головой, обогнал меня и теперь летел впереди, постепенно трансформируясь в Цирикс. Она скрестила ноги, взмахнула рукой с включённым огнемётом и, выпрямившись, устремилась вдаль, на мгновение напомнив мне не то Сейлормун, не то кого-то из Винкс.
Уворачиваясь от метеоритов, мы уверенно летели к серому облачку впереди, которое сгущалось и выглядело зловещим, всё более чёрным пятном на холсте Вселенной или того, что от неё осталось.
Я внезапно увидел, что далеко слева от меня летит «Лакера». Йок Естер, который нёсся рядом со мной, умудряясь ещё и пританцовывать в полёте, уловил направление моего взгляда и прокомментировал:
– Я же говорил, что мы найдём способ устроить фейерверк.
Туча приближалась. Мы ворвались в неё стремительно, один за другим, и я вдруг почувствовал, что моё сознание рассыпается. Уже не было меня, не было предметов и идей, а были какие-то отдельные обрывки, вроде фраз, слов и образов, заполняющих собой всё.
Я на мгновение ощутил в своей руке палку, попытался взмахнуть ей, чтобы ударить по одному из клубов смога, но смог смог смогу смога отец Гамлет поколебал отстои нашего общества.
Ещё одно последнее усилие я приложил к тому, чтобы броситься ещё глубже, в самую пучину бессмысленных фраз и раствориться в ней. Я хотел крикнуть что-то, но передайте Задохлику, что синий слепой медведь всегда ходит и бормочет «сиськи, письки, ля-ля-ля». Сарай не содержит информации, а от аспирина я плачу. Как вам не стыдно? Да я осуществляю жизнедеятельность с семнадцатого года! Не казнить, а помиловать, не судью, а виновного, не немедленно, а условно. Всё птюшки склюют. Немые мопеды дарёному коню палец в рот не кладут. Вы не похожи на Агату Кристи, она же мёртвая. Город N улетел в космос. Жертв и разрушений нет. Белокурая бестия по имени Чучмек и розовый капот из бумазейки. Would you be so заяц to точная science? Сколько раз говорить – не ешь какашки и работала на почте сторожевой крысой. Его до нашей эры разобрали на части, а он опять сидит, как тупоголовье крупного рогатого скота. Чаю! Воскресения! Мёртвых! Для того, чтобы лекарства помогали, надо их пить! А ты что делаешь? Запрещено притворяться неподвижными частями эскалатора! Неудобопроходимый баба-начальник Аристотель и мать его Фиораванти, купи жене сапоги покамест давеча бестволоской. Защитите ваших дёсен усохшая цапля новости православия живородящий лифт. Не преумножайте сущностей, Володя! А уверены ли вы в том, что ваши дети неукоснительно сссссссссссссоблюдают правила пользования электропоездами? А где вы взяли такую мерзкую кость triangulated drums! Перекоп покопали, колпак перевыкопали, my baby это было не зимой это было в ice Крым troubled eggs миср мае саляма яваш конушабилир мисиниз в дребадан увешанный интесными приборами бесграмодный фунdook ссть-сскр 7 не готится _:»* ещё правее to the left жж надо жж так же ж ааа bang нетути &&&qwerty к йцукену пришолпришёл МНЕЕТСЕРТИЕДНРОАРОК
Яркая вспышка сменилась городской улицей. Я протёр глаза, привыкая к реальности, и увидел, что вся наша странная компания стоит на тротуаре посреди шумного города. Прохожие шли мимо, некоторые косились подозрительно и сторонились, но не задерживались, спеша по своим делам.
Цирикс оправила юбку и усмехнулась:
– Володя, вы такой удивлённый, что на вас без улыбки смотреть нельзя. Рот хотя бы закройте.
– А что случилось-то? – спросил я. – Где мы?
– Кажется, Воздвиженка, – сказал Вам Кого. – Тут, кстати, был неплохой ресторанчик…
– Хи-хи, – сказал Абы. – Ресторанчик.
Я только сейчас его заметил. Стоял рядом с Вам Кого, вполне себе бодренький, хотя и старый, потирал руки в предвкушении удовольствия. Одет был в неизвестно откуда взявшийся чёрный костюм, хотя во дворце Дудикова я видел его практически голым. Сейчас хорошо было видно, насколько они с Вам Кого похожи. Один чёрный, другой белый, как инь и янь.
– Да не пустят нас в ресторан с тигром, скелетом, роботом, железными ногами и дырявой головой! – возмутился я. – Вы объясните, что произошло!
– Всё закончилось, – сказал Сам Дурак. – Мы победили.
– И что, теперь мы в настоящем мире? – спросил я. – Вот так, ни с того, ни с сего маразм закончился? Да нет, не верю.
Вам Кого резко повернулся ко мне. В его глазах плясал весёлый огонёк. Он наклонился к моему лицу, и я заметил, что он просто настолько светится счастьем, что даже кончик носа шевелится от возбуждения.
– Нет уж, Володя, вы поверьте, постарайтесь, – сказал Вам Кого. – Мне уж больно надоел весь этот маразм. И, кстати, ваше сомнение по поводу того, пустят ли нас в ресторан, лишний раз доказывает, что мы в реальном мире.
– Пустят, – сказал Йок Естер. – Мне всегда везёт.
Глава 9. Зарождение
Есть одно такое умное слово – диалектика. Я не до конца понимаю, что оно значит. Я о нём где-то читал или слышал, не более того. Как мне кажется, его смысл примерно в том, что не бывает чисто чёрного или белого, бывают лишь оттенки серого, темнее или светлее. Точно так же не бывает красного или синего, а есть только фиолетовый, в котором часть красного, а часть синего. Но и фиолетового не бывает, поскольку он смесь красного и синего, а каждого из них не существует. Тьфу! Опять меня куда-то не туда понесло. Короче говоря, диалектика в моём неправильном понимании состоит в том, что абсолютно верных утверждений не бывает, и это одно из них.
Поэтому никогда нельзя точно сказать, что именно произошло и почему. В какой-то степени верны все варианты.
Когда мы после окончания маразма сидели в ресторанчике, я долго расспрашивал остальных о том, что они думают о произошедшем. Как именно остановился маразм и почему? Каждый высказывал собственную версию, но ни одна не казалась мне убедительной. Должно быть, истина находилась где-то посередине или в суперпозиции всех этих вариантов.
Одна версия утверждала – мы сильно поверили в то, что победим, и победили, неважно как. Я бы сказал, это версия скорее религиозная, чем научная, хотя и она, с учётом маразма, имеет право на жизнь. Ещё говорили, что «мнеетсертиеднроарок» – это ещё один, неизвестный ранее, пароль Седьмой Плиты (как вариант – одной из Плит), и, когда мы дошли до абсолютного словесного бреда, он подобрался случайным образом, сам собой. Мне эта версия не нравится тем, что вероятность подбора конкретного слова из девятнадцати символов очень мала, а подобралось оно довольно быстро. Это примерно как зарождение жизни – ну кто же поверит в то, что молекулы могут в доисторическом бульоне сами слепиться в нечто, из чего возникает самоорганизующаяся и способная воспроизводить себя субстанция? Третья версия – что создатели нашего мира и Плит, кем бы они ни были, заложили в систему некую защиту от дурака, которая сработала, когда система пошла вразнос, и её перезагрузила. Были и другие гипотезы, но они в какой-то степени сводились к перечисленным трём.
У меня же была своя идея на этот счёт, но я её не высказал, поскольку оформилась во что-то сознательное она несколько позже. Мне кажется, что Варгнаттубогариттул – существо, которое я видел во сне – развалился на мелкие частички в момент создания нашего мира, но не исчез абсолютно, а все ещё существует в некой нематериальной форме и может на мир влиять. Возможно, он и есть та пустота, которая находится между молекулами и атомами. Или ещё что-нибудь в этом духе, я не силён в физике. И вот именно Варгнаттубогариттул смог в нужное время произнести нужный пароль Плиты, чтобы навести порядок. Я сам не уверен в этой гипотезе, но мне почему-то хочется в это верить. Тогда во всём появляется некий смысл и надежда на лучшее.
С другой стороны, если всё так и есть, как я описал, то Варгнаттубогариттул становится чем-то похожим на Бога, а в него я поверить по-настоящему так и не смог. Короче, я не знаю, как всё было на самом деле. Наверно, все эти версии – правда. В конце концов, мир всё равно каждое мгновение создаётся заново, и в каждом новом мире своя правда. Это при условии, что правда, мир и мгновения вообще существуют.
Мы долго праздновали победу, сначала в одном ресторане, потом в другом, а дальше я уже не очень хорошо помню. Где-то в середине первого ресторана выяснилось, что энергетические единицы уже никто не принимает, и нужны рубли, но у меня в кармане неизвестно откуда взялась огромная пачка денег, и мы продолжили пьянствовать.
Постепенно мы теряли собутыльников. Сначала откололись йокесы, сославшись на дела. Собственно, они с самого начала держались несколько особняком, говорили мало, а Цирикс и Йок Естер вообще не пили и не ели. Они захватили с собой Абы, поскольку тот окосел с пары рюмок, стал лезть на стол и громко, на весь ресторан, декламировать стихи Баркова. Йокесы обещали его забросить в указанную Вам Кого лечебницу. Потом нас покинул Сам Дурак. Он договорился с Вам Кого о первом отпуске за несколько лет службы, и за ним прилетел военный катер, чтобы отвезти домой. Затем улетели Рахи. Им не терпелось заняться какой-то новой теорией о перпендикулярности Вселенных. Я ничего не понял в том, что они мне рассказали, но звучало ещё более жутко, чем маразм, так что я не стал даже пытаться вникать в детали.
Остались мы с Вам Кого. Я был уже очень сильно пьян, когда Вам Кого тоже решил остановиться. Он позвонил на Эгозон и попытался вызвать для себя корабль.
– Алло! – кричал он в трубку, и проходящий официант в сомнительном заведении, где мы на тот момент находились, посмотрел на нас недружелюбно. – Вы можете выслать челнок для меня? Я – Председатель Конгресса Вам Кого. А кто может? Ну, сообщите Нибудю, он же у вас за главного… Арестован? А кто же исполняет обязанности… Ле Сист?! О Боже! Да, да, хорошо, жду.
Вам Кого убрал телефон и стряхнул головой.
– Надо трезветь, – сказал он, наливая себе очередную рюмку. – Там у них чёрт знает что творится на Эгозоне. Срочно нужно наводить порядок.
Он допил, мы расплатились и вышли из забегаловки на улицу. Московский воздух казался таким свежим и родным, что хотелось летать, а звёзды над головой порхали и кружились, как сумасшедшие.
– Володя, – подхватил меня Вам Кого, – да вы еле на ногах держитесь! Хватайтесь уж за меня.
Я повис на его шее, так что Вам Кого крякнул от моего веса и надулся.
– М-да, – сказал он. – Ну, да ничего, вот сейчас до скамеечки дойдём.
Я помню, как он оттащил меня на скамейку и сам ушёл куда-то, а когда вернулся, долго тряс меня и будил.
– Пойдёмте, попрощаемся, – сказал он. – Улетаю я.
– Ага, – кивнул я. – Жалко.
Мы двинулись по тропинке незнакомого мне сквера, затем продрались сквозь кусты, и я увидел небольшой кораблик, очень похожий на тот, в котором мы в прошлый раз улетали с Земли, только золотистого цвета и немного расплывчатый.
– Как он сюда попал? – промямлил я.
– Прислали, – ответил Вам Кого. – Новинка. Полностью автоматический челнок, даже переход в гиперпространство сам просчитывает.
Вам Кого пожал мне руку:
– Володя, спасибо вам за всё, что вы сделали. Извините, что я вас иногда шпынял и часто недооценивал. Вы молодец.
– Спасибо вам, что выбрали меня, – сказал я. – Пусть и случайно.
– Эх! Вы же знаете теперь, – ответил Вам Кого, – что случайностей не бывает. Ну, я полечу. Мы ещё обязательно встретимся. Кстати, вы же почётный член Конгресса, так что в любой момент можете принять участие в заседании, если пожелаете.
– Это здорово, – я кивнул и пошатнулся. – Как-нибудь обязательно.
Вам Кого обнял меня за плечи, потом пожал руку и открыл дверь кораблика. Там, за дверью, стояли стопки картонных коробок, заполняющих собой чуть ли не всё свободное пространство. Приглядевшись, я понял, что в коробках банки с маринованными огурцами.
– Ох и ничего себе, – сказал я. – Когда вы их успели погрузить?
– Да пока вы на лавочке отдыхали, – простодушно ответил Вам Кого. – Тут рядом магазинчик. Ну, до свидания. Удачи вам.
– И вам удачи, – сказал я.
– Вы отойдите, Володя, – сказал Вам Кого, – а то двигатель сейчас включится.
– Ага, – согласился я. – До свидания.
Вам Кого вошёл в корабль и закрыл за собой дверь. Я отошёл шагов на двадцать и увидел, как кораблик, выбросив не такой уж большой сноп пламени, взмыл вверх. На земле от него остался только кружок опалённой травы.
Я постоял немного, собираясь с мыслями, и вдруг понял, что у меня не осталось даже телефона Вам Кого. Правда, я вроде бы помнил номер йокесов. Ну, тогда ладно, как-нибудь можно связаться через них.
Я долго шёл разными тёмными тропинками неизвестно куда. Помню, что ещё что-то пил, и много чего не помню. К утру я нашёл себя на очередной скамейке, встал и побрёл дальше. Хорошо ещё, что хватило мозгов сумку подложить под голову, а то бы точно спёрли. Когда ориентация в пространстве начала восстанавливаться, я понял, что нахожусь возле «Парка культуры».
– Почему опять здесь? – не понял я и направился ко входу в станцию, но меня остановило смутное ощущение, что я слышу знакомый голос. И правда, в нескольких метрах от меня как всегда небритый Антипов разговаривал с неким хмырём ещё более замызганного вида, чем он сам.
– Ну что за херня? – говорил Антипов. – Ты ж обещал принести мотор.
– Обещал, – соглашался хмырь.
– Ну и где он? – спрашивал Антипов.
– Не помню, – отвечал его коллега, теребя в руках папироску, – у меня два последних дня из башки выпало.
Я сдержал свой первоначальный порыв подойти и поздороваться, поскольку понял, что это однозначно ведёт к продолжению банкета, а мне пора было завязывать. Сценка навела меня сразу на две мысли. Во-первых, надо прекращать пить окончательно и бесповоротно, чтобы не превратиться в такого, как эти двое. Во-вторых, те люди, которых я встречал в маразме, никуда не подевались. Они такие же реальные, как я или вы, мой читатель. Существует где-то капитан Покобатько, живёт на свете Дудиков с семьёй, твёрдо стоит на ногах Упалыч. Ну, конечно, они в реальности немного другие. В маразме то, что внутри человека, в душе, сильнее выползает наружу. Так что вполне может быть, что капитан Покобатько – вовсе не капитан, а если и капитан, то не такой мерзкий и первого ранга. Упалыч наверняка не знаком с Рубелем, да и Дудиков уж точно не президент. Однако это мало что меняет. Если в душах у людей грязь, то скорость её распространения зависит только от степени маразматичности, да и то не так уж сильно, ведь маразм никто не отменял.
Мы все живём в маразматическом мире, и мир этот очень зависит от нас, от того, какие мы, о чём мы мечтаем и думаем. Наша фантазия, слава Богу, ограничена, но не настолько, чтобы с ней уж совсем не считаться. Ведь придумали же мы атомную бомбу, напалм и авторские права…
Я вдруг понял, что прошёл через турникет метро, забыв приложить карточку. При этом турникет открылся. Сам. Видимо, техника тоже иногда даёт сбои, не только человеческий мозг.
Чувствовал я себя, мягко говоря, не очень хорошо. С одной стороны, опьянение ещё не прошло, с другой, симптомы похмелья уже были налицо – голова гудела, подташнивало. В метро я оказался в самый час пик. Полно народу, и практически всем я со своей пьяной рожей мешался. Одному плохо нарисованному хмурому пассажиру я наступил на ногу, другой расплывчатой девушке зацепился за зонтик сумкой, отчего она завопила: «Уроды! Обижаете меня опять!» – и стукнула меня по ноге пакетом. Потом я споткнулся о чужой чемодан и, падая, чуть не уронил ещё двоих. Кое-как протиснувшись, пристроился возле двери. Пока ехал, мне казалось, что я чувствую желудком, как колёса проезжают стыки рельсов. Хотя какие уж в метро стыки, смех один.
Мой взгляд привлекла надпись в конце вагона: «Отключите стояночный тормоз». Мне на мгновение стало не по себе. Уж больно это напоминало безумные вывески, которые постоянно попадались в маразме. Впрочем, когда я немного напряг мозг, понял, что ничего особенного в этой фразе нет. Она относилась не ко мне, а к работникам метро, вот и всё. Я потряс головой, чтобы от меня отвязалось раз и навсегда это дурацкое ощущение, что я нахожусь в маразме. Голова закружилась, и я снова чуть не упал, успев ухватиться за поручень.
Вышел на «Кунцевской», чтобы дальше идти пешком. Автобуса я бы уже не вынес. А так ветерок помогал понемногу приходить в себя. Правда, вонь от проезжающих машин с похмелья чувствовалась особенно остро. Не знаю уж, сколько я времени шёл от метро до дома, но, когда подходил к дому, сил вообще не было. Я посмотрел пьяным взором на свой балкон и подумал, что он так близко – рукой подать, да и балконная дверь открыта, а мне ещё надо отпирать подъезд, подниматься по лестнице…
Я прыгнул. Тяжело стукнулся грудью о перила балкона, повис.
– Блин, что же я за идиот-то… – проскрежетал я зубами, пытаясь вскарабкаться наверх. Если бы меня кто увидел, наверно, вызвали бы милицию. Но мне повезло. Я перевалился через перила, чуть ли не на четвереньках вполз в комнату, плюхнулся на диван и отключился.
* * *
Внимательный читатель, увидев эти мои три звёздочки, возмутится: «Ну как же так! Опять эти три козявки! Ну, в прошлый раз ещё понятно – там было некое оправдание. Но сейчас-то ничего особенного». И будет прав. Однако, как я уже говорил раньше, я имею право ставить звёздочки где угодно в этом тексте, поскольку именно я его пишу. Так что можете возмущаться сколько душе угодно, звёздочки всё равно уже есть. Ну, нравятся они мне просто, вот и всё.
Уж не знаю точно, сколько я проспал, но, когда я проснулся окончательно, снова было утро. Яркое солнышко било в окно, сквозь незапертую балконную дверь веяло свежестью, да и чувствовал я себя, как ни странно, отлично.
Я встал и пошёл в ванную, где умылся, побрился, почистил зубы, помылся и переоделся – короче, привёл себя в порядок. Потом вернулся в комнату и решил разобрать сумку, которая валялась возле дивана. Вообще, судя по её виду, мне нужно было решить, то ли её как следует постирать, то ли просто выкинуть, но я отложил этот вопрос на потом.
Первое, что мне попалось под руки – моя зачётка. Она вернула меня к суровой правде жизни. Мне предстояло готовиться к осенней пересдаче. Правда, оставалось ещё почти два месяца, как мне подсказывал календарь в моих часах, но это радовало только отчасти. Я раскрыл зачётку, полистал. На последней заполненной странице стояла подпись профессора Тургенева и оценка «хор». Я не мог поверить своим глазам. Оказывается, я сдал экзамен, да ещё и на четвёрку! Болван, я ведь тогда даже в зачётку не посмотрел, решив, что там уж точно «неуд»!
Я немного попрыгал от радости по комнате, повыкрикивал разные междометия, потом успокоился и продолжил выкладывать вещи из сумки. В фонарике села батарейка. Ножик отчего-то слегка заржавел. Может, после прогулки по дну моря, уж точно не скажу. Потом я достал Семнадцатую Плиту. По-хорошему, её нужно было бы вернуть в хранилище Конгресса, но у меня на волне эмоционального подъёма мелькнула другая озорная мысль.
Я взял Плиту и, выйдя из квартиры, позвонил в дверь напротив. Выглянул насторожённый Шура.
– Привет, сосед. Ты чего в такую рань?
– Я это, – ответил я. – Кирпич вот принёс. В уплату за соль.
– А. Спасибо, – Шура взял кирпич и вдруг вперился в меня взглядом: – Э, друг! А ты где его взял?
– Купил, – оторопел я, вспомнив нашу сделку с йокесами. – А что?
– Да это мой кирпич, – ответил Шура. – Я эти буквы запомнил. Увели его у меня. Приходил один ханыга, тощий такой, прямо скелет. Говорит, хочу у вас кирпич один купить, с буковками на нём. Я его стал расспрашивать – откуда, мол, знает, да зачем ему кирпич, а он не отвечает, «надо» говорит. Скользкий какой-то, не понравился он мне. И вообще странная история. Короче, прогнал я его, а потом стал искать этот кирпич – нету. Уж не знаю как, но утащил он его. Может быть, даже раньше утащил, чем приходил.
– Ничего не понимаю, – сказал я. – А у вас-то этот кирпич откуда взялся?
– Купил в магазине, – сказал Шура. – Потом заметил, что он необычный, больно гладкий, да и надпись непонятная.
Я молчал. Не сходилась в моей голове вся эта история с кирпичами. Семнадцатую Плиту взяли из хранилища, а потом отвезли в магазин стройматериалов, где её купил Шура? Бред. Да и по времени наверняка не стыкуется.
– Ладно, сосед, – махнул рукой Шура. – Ты же тут ни при чём, правда?
– Правда, – согласился я.
– Значит, мы в расчёте, – Шура посмотрел на меня пристально. – А ты что бледный такой? Всё учишься, что ли? Шёл бы лучше погулял, погода хорошая.
– Ага, – сказал я. – Обязательно.
– Ну, бывай, – Шура закрыл дверь, и я остался наедине со своими мыслями.
Я ничего вразумительного насчёт Плиты не придумал и махнул на это рукой. В конце концов, всё это происходило в маразме, где концы вполне могли и не сойтись. Там что угодно могло произойти, и для всего нашлось бы объяснение. Но насчёт прогулки мне идея понравилась, и минут через пятнадцать я уже шёл по залитой Солнцем улице, кусая мороженое. На этот раз оно крепко держалось на палочке, и я был абсолютно доволен жизнью. И всё-таки мороженое чуть не оказалось на асфальте снова, на этот раз потому, что я чуть не выпустил его из рук от удивления. Навстречу мне шёл улыбающийся Фёдор.
– Привет, – сказал он.
– Привет, – ответил я. – Наши с тобой случайные встречи меня начинают настораживать. Здесь-то ты что делаешь? Здесь букинистов нет, да и до ближайшей станции метро далеко.
– Ты не поверишь, – сказал Фёдор, – но я решил, что плохо знаю Москву, расчертил её на мелкие квадратики и пометил те из них, где ещё не бывал. Знаешь, сколько их оказалось?
– Догадываюсь, – ответил я. – Семьсот шестьдесят один?
Теперь пришла очередь удивляться Фёдору:
– Точно. Только не понимаю, откуда ты можешь знать. Я не говорил никому ещё.
– Все наши мысли на самом деле не только наши, – уклончиво ответил я.
– Это правда, – согласился Фёдор. – Хотя, признаться, я, перечитав множество философских книг, в последнее время всё больше склоняюсь к диалектическому материализму. Мне кажется, вся остальная философия возникает там, где люди ищут какие-то чудеса. Между прочим, в эту сторону ты меня подтолкнул.
– Когда это? – не понял я.
Фёдор склонил свою голову чуть набок, прищурился:
– А помнишь, в прошлую нашу встречу ты всему удивлялся? И машины у тебя необычные, и слоны не к месту, и название у магазина чудное.
– А, помню, – кивнул я. – Ну и что?
– Я понял, что перестал удивляться чудесам, – сказал Фёдор, и улыбка его стала немного грустной. – На самом-то деле, всё вокруг нас – чудо. Рождение человека – чудо, мыслительный процесс – чудо из чудес, а уж как чудесно устроен микромир! Мы просто привыкли. Как только чудо происходит в реальности, мы перестаём считать его чудом, только и всего.
– Да, – согласился я. – Я тоже об этом думал, только сформулировать не мог. И ты, значит, теперь все эти свои квадратики обходишь?
– Ага, – Федор ткнул пальцем в моё мороженое. – У тебя течёт. Сейчас на штаны капнет.
Я поймал каплю ртом:
– Ы! Да, спасибо.
– Ну ладно, бывай, – сказал Фёдор, усмехнувшись.
– Пока, – сказал я и пошёл дальше.
Совершив довольно большой круг, я решил двинуться домой. В конце концов, меня ждали десятки дел, которые я хотел бы успеть за лето. Впереди показался мой дом. И я вдруг вспомнил, как вчера в пьяном бреду запрыгивал на свой балкон. Это что, мне приснилось? Привиделось под действием алкоголя?
Я стоял, поражённый. Балкон располагался на пятом этаже, и это было настолько высоко над землёй, что о прыжке не могло быть и речи. Я поскрёб в затылке, побормотал по привычке немного вслух, а потом понял, что ответа не нахожу, да и пошёл домой. Как сказал один видный политический деятель: «В маразме лучше не задумывайтесь о таких вещах – свихнётесь». Я и не стал задумываться.
В моём почтовом ящике что-то белело. Я нахмурился. У меня возникло ощущение дежа вю, к тому же не предвещавшее ничего хорошего. Если бы это оказался конверт без обратного адреса, а письмо внутри начиналось со слов «Каранзима ременди», я бы, наверно, начал биться головой об стену. Скрепя сердце я открыл почтовый ящик. Обратный адрес, и правда, отсутствовал, а адрес получателя гласил: «Планета Земля. Ясонию».
– Чёрт, – пробормотал я. – Только не опять…
Меня, правда, слегка обнадёживало, что прислали мне скорее бандероль, потому что конверт был большим, пухлым и увесистым. Я спешно вскрыл его и увидел пачку листов, исписанных корявым почерком. Хотя нет, похоже, сразу тремя. Однако в следующую секунду я вздохнул с облегчением. Послание начиналось со слов «Я достал из почтового адреса конверт и заметил, что на нём нет обратного адреса». В этом, однако, тоже чувствовалось нечто знакомое.
Я поднялся к себе в квартиру, не отрываясь от текста. Сначала я вообще ничего не понимал. Чтение заняло у меня около получаса, и только в конце оказался ещё один листочек с кратким пояснением, а откуда, собственно, взялся этот текст.
Некоторое время я сидел и размышлял. В принципе, ничего особенно это не обозначало. То, что трое молодых идиотов по некоторой замысловатой технологии написали рассказ, описывающий примерно то, что со мной случилось на самом деле, доказывало всего две вещи. Во-первых, их технология работала и в некоторой степени моделировала маразматическое пространство, во-вторых, причинно-следственная связь возникновения маразма, которую Конотоп грубо описал с помощью подавившейся экскрементами змеи, оказалась ещё чуточку сложнее. Ну, и что мне с этим оставалось делать? Ничего.
Зато это напомнило мне, что я не окончил свой собственный труд по описанию наших приключений. Я взял тетрадь, исписанную уже примерно до половины, и продолжил свои писательские экзерсисы.
Близился вечер. Я писал практически без перерыва и дошёл до того момента, когда Цирикс сидела со мной у разведённого ей костра. Тут я оторвался от тетради и вспомнил ту сцену. Сейчас Цирикс представлялась мне нереальной, фантастической. Её просто не могло быть. Но даже когда она была рядом, и я точно знал, что она существует, она всё равно была чем-то чужеродным в моей жизни, синтетическим, словно героиней компьютерной игры или фильма. Не потому, что она робот, ведь все люди разные. У кого нет руки, у кого ноги, а у неё почти всё тело протез, не в этом дело. Просто она была слишком идеальной. Красивая, умная, сильная, быстрая и практически вечная. Кому нужно совершенство? Ну, уж точно не такому, как я. А, впрочем, всё это ерунда. Я снова опустил глаза в тетрадь и взялся за ручку.
Зазвонил мой мобильник. Я вздрогнул от звука. Должно быть, потому, что он редко звонил, и я отвык от этого дребезжания ползущего по столу аппарата. Определился номер Тамары. Я удивился и снял трубку.
– Привет, – сказала она, слегка картавя. – Можешь говорить?
– Да. Привет, – ответил я. – Очень рад слышать.
– Как у тебя дела? – поинтересовалась Тамара.
– Отлично, – сказал я. – Представляешь, я, оказывается, экзамен сдал. Я думал, что не сдал, а, оказывается, сдал. Я в зачётку не посмотрел тогда – ну, думаю, Тургенев же. А, оказывается, сдал. Вот.
– Поздравляю, – сказал Тамара. – А мне тут на днях такой сон снился необычный. Реалистичный очень и жуткий. Про ангела. Будто он летает со мной и всякую гадость про мир рассказывает. Причём стихами. Ты прикинь, мне даже стихи эти снились, с рифмой и размером. Жалко, сейчас не помню, можно было бы записать. Хотя, по ощущениям, вроде бы дрянные стихи были. Ну, а потом стал ко мне приставать. Вот бред-то!
– Да уж, – сказал я.
– А ещё там был дедуханчик один добрый. На тебя, кстати, слегка похож, только умный такой. На лодке плавал и меня подбадривал. А потом я проснулась и никак не могла понять, сон это был или нет. А давай в кино сходим?
– Э… М… – сказал я. – Давай. А на что?
– Да наплевать, – ответила Тамара. – Я не знаю, что сейчас идёт. Можно даже специально вслепую пойти, наугад. Приехать в кинотеатр да пойти, на что попадётся. Мне кажется, по приколу будет.
– Хорошо, – сказал я. – Я с удовольствием. Когда?
– Давай завтра, часов в шесть? – предложила Тамара.
Я согласился. Договорились о месте встречи и попрощались. Тамара повесила трубку. Я положил телефон на стол и попытался осознать свалившееся на меня счастье. С чего бы это? И что мне делать теперь, чтобы всё не испортить? В моей голове стали выстраиваться пронумерованные списки различных возможных причин её звонка, моих дальнейших пошаговых действий и предосторожностей, но я, усмехнувшись, отбросил их сторону.
Я встал и подошёл к окну, вглядевшись в вечернее небо. В конце концов, что толку планировать всё наперёд, если каждое мгновение мы живём в абсолютно новом, только что родившемся мире?
Над шпилем МГУ медленно плыл флаер. Смеркалось. На Эйфелевой башне зажглись габаритные огни.
1991-2013
Москва – Конаково – Солнечногорск – Сходня – Мытищи – Сахл Хашиш
