Kitabı oku: «HumorНём, или Подурачимся. Бичуемъ смѣхомъ пороки, съ кими нѣсть лезно ратитися»

© Сергей Чугунов, 2019

ISBN 978-5-0050-9366-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ироничные прозаичные миниатюры

Обнажённая правда
(Naked News)

Правду говорят, что Internet – большая помойка. Я тут как-то, пока сын в школе был, решил одним глазком в эту помойку окунуться, а влез, как потом выяснилось, по самые… уши.

Загрузил компьютер, а он мне сразу принялся новости показывать, благо я по-английски малость шпрехаю, а то бы ни хрена не понял, хотя лучше бы, верно, и не понимал.

Сразу-то я как-то не врубился, ну новости, как новости, мало что ли новостных передач по ящику кажут, надоели. Каждый раз одно и тоже. Всё, дескать, у нас очень хреново, но вы, мол, господа, не отчаивайтесь, а радуйтесь тому, что есть, потому как дальше будет ещё хреновее.

Но, ладно смотрю новости, пытаюсь с беглого английского на мой матерный русский перевесть, а сам вижу, будто дикторша какая-то не такая. Сказывает мне про кризис на фондовой бирже, а сама левым глазом подмигивает да край юбки приподнимает.

Типа, не грусти, buddy, всё будет пи… прекрасно…

А когда красотка про землетрясение в Пакистане взялась молоть, то, как бы ненароком, плечами начала сотрясать и сочным задом из стороны в сторону накручивать. Тут, естественно, её фиговая юбчонка и свалилась с бёдер. А девица продолжает, как бы ничего не замечает, только языком мелет да воздушные поцелуи мне в экран посылает.

Когда в очередной раз, закатив свои похотливые глазенки, дикторша начала лопотать про ящур да про бешенство у британских коров, её, горемычную, так заколотило, что не только блузка и бюстгальтер c неё как ветром сдуло, оголив красивое вымя… вы меня простите, бюст.

Челюсть у меня прямо-таки и отвисла, я уже и не разумею, о чём гёрла щебечет. Слюнки распустил, жду, когда она совсем разнагишается. Смотрю, и правда, трусики ейные ажурные, тихонько так поползли вниз, а сам краем уха слышу, что она что-то плетёт про «рашу», то бишь нашу Россию.

Разум мой, при виде её аппетитных окорочков – ножек Буша, и вовсе помутился, перевести ничегошеньки не могу, но, копчиком чувствую, что она что-то худое бает. Дескать, Россия со своими реформами всех своих граждан без трусов оставила, а сама, в качестве доказательства, крутыми бёдрышками повела.

А в конце выпуска информационная развратница и вовсе ко мне задницей повернулась, вот, мол, тебе… а не хорошие новости. Лыбиться наглая капиталистическая физия и ручкой делает: «Бай-бай!». Типа, спи спокойно, мил друг, да будет тебе рассейская земля пухом. Вот же мерзавцы империалисты до чего дошли, в конец обнаглели, распутники.

Кончились новости. Сижу, блин, как облеванный, надо же, как нашу Расею Матушку обгадили. Нет, надо у сынка модем изъять, нечего на всякую порнографию про нашу Родину зенки пялить.

Всесокрушающая страсть

– Ой-хо-хо… – заворчал старый диван, морща чрезвычайно потёртую обивку, – когда-нибудь не выдержат мои старые пружины…

– Чего ты ворчишь? – недовольно проскрипело кресло. – Думаешь, мои подвержены меньшим перегрузкам и вибрациям…

– Да брось ты, на тебе только сидят, а не дёргаются и не прыгают полночи…

– Ещё как скачут, будто необъезженные жеребята…

– Мне бы ваши пружины… – искривился и без того кривой, заметно просевший подоконник…

– Ой, я когда-нибудь грохнусь на пол и разобью всю посуду, – задребезжал хрустальными рюмками сервант, едва удерживая равновесие на изрядно раскаченных ножках…

– Только не на меня, – прогнулся продавленный в нескольких местах, вышарканный пол…

– Мне не хватает только струн, чтобы проиграть вам траурный марш, – пробурчал покосившийся шкаф. – Полюбуйтесь, какую огромную розетку проломили у меня на крыше…

– А мне… – сотрясаясь всем телом, заныла висящая на одной петле полуоткрытая дверь…

– А у нас… – донеслись обозленные голоса из мест общего пользования. Стонали антресоли, встроенные шкафы, кухонный стол и табуретки…

– А мы. – булькая и расплескивая воду, в один голос заурчали мойка, ванная и унитаз…

– А нас… – затарахтели холодильник, стиральная машина и пылесос…

Даже газовая плита, громыхнув огромной сковородкой, попыталась как-то возмутиться…

И только старый колченогий стул радостно потрескивал, сгорая в полуразрушенном камине – отмучился горемычный.

Окурок

Степан Черноморов, бездетный отец огромного семейства (кот, жена, тёща, собака) и закалённый в семи огнях пожарник, живущий на последнем этаже 18-этажного «корабля», маялся с ужасно запущенного бодуна, как пассажир океанского лайнера от многодневной качки.

Пил Степа много и часто, но больше и чаще от безысходности, вернее от бездетности.

С грустью посмотрев на сладко спящую супругу, Черноморов вышел покурить на балкон. Но стало ещё хуже. Зашвырнув окурок, Степан собрался поискать спиртное на кухне, но краем глаза заметил, что непогашенная сигарета упала на деревянный ящик для цветов и грозила безотлагательным возгоранием.

Воспитанный на строгих антипожарных правилах Черноморов попытался как-то скинуть окурок с ящика, но снизу было не подступится, а сверху не дотянутся. Тогда, используя свой естественный «огнетушитель», кой у мужика всегда под рукой, Степа начал энергично поливать горящий окурок. Но, так как руки с бодуна ходили ходуном, то пожарник никак не мог попасть в цель, он и раньше не всегда попадал.

Когда запасы драгоценной влаги уже подходили к концу… на балкон 12 этажа вышел россиянин кавказкой национальности и, любопытства ради, поглядел вверх. Теплая солоноватая струя из степанового «огнетушителя» дерзко ударила ему в лицо и наполнила до отказа мощённый золотыми зубами рот…

С бешеным воплем: «Я ис тебю шашлык-башлык бюду делать…», «россиянин», показав огромный кинжал, скрылся из виду, а Степан, как ни в чём не бывало, продолжил антипожарное мероприятие…

Вооружившись веником, он перегнулся через перила, тщетно пытаясь смести окурок с краешка ящика. В это время раздался оглушительный звонок в дверь, и Черноморов, потеряв равновесие, обречённо полетел вниз головой.

Дверь Руслану открыла полусонная Людмила. Узрев в такой интимной близости полуобнажённую русскую красавицу, последний напрочь забыл о кровавой вендетте и, подхватив совсем ещё несопротивляющуюся женщину, легко и непринужденно понёс её на ближайший диван…

Степан был уже на полпути к Раю, как неожиданно почувствовал, как чьи-то сильные руки схватили его за ворот и незамедлительно втянули на балкон.

Увидев свою спасительницу, Черноморов, никогда не причислявший свою жену к первым красавицам, осознал, как же он глубоко заблуждался. Его миниатюрная Людмила была ангелочком на фоне этой огромной мужеподобной женщины, коя, будто исполинский айсберг над обречённым «Титаником», нависла над Степаном в распахнутом настежь дорогом халатике и агрессивно выпятила вперёд свои громадные прелести…

– Это какой этаж? – опешивши, промямлил Черноморов.

– Двинадьссатый!

– О, опять не допрыгнул… – попытался отшутится Степан и, отряхнувшись, собрался уходить. – Так… Где у вас тут выход?

– Э-ээ… Пагади! – возмутилась спасительница и, закатив круглые карие глазёнки, надвинувшись на него всей своей тушей, томно спросила:

– Женьщин хошешь?

– Да как-то не очень… – залебезил Степан, пытаясь отступить поближе к входной двери.

– А придётся! – торжествующе пробасила женщина и, подхватив совсем уже несопротивляющегося мужчину, легко и непринуждённо понесла его на ближайший диван…

На торжественной регистрации Черноморова спросили:

– Как назовёте сына?

– Виктором… – сдавленным голосом промямлил Степан…

– Хорошо… – осклабилась регистраторша, взглянув на смуглого улыбающегося карапуза. – Так и запишем: «Виктор Степанович Черноморд… тьфу ты чёрт, Черноморов…»

А в семье «россиянина» кавказкой национальности никто так и не родился, ни через девять месяцев, ни через девяносто…

Да и, теоретически, никто не мог родиться в подобной ситуации, тем более от такого мужика, как Черноморов Степан…

Утренние перевертыши

«Мельников легко проснулся со страстным желанием пойти на работу. Просто и непринуждённо он скинул с себя нежное пуховое одеяло и остатки великолепного, сладостного сновидения. Спрыгнув на тёплый, с мягким ворсом коврик, он с большим для себя удовольствием начал выполнять традиционный комплекс упражнений.

Закончив зарядку, Иван, чмокнул в щёчку спящую сном невинного младенца жену Аннушку и улыбнулся.

Настроение было превосходным, сегодня обещали выплатить премию к недавно индексированной зарплате, начальник обещал повышение, цены стабилизировались, а природа за окном просто благоухала и пахла всевозможными весенними ароматами. Яркое южное солнце нежно ласкало прищуренные глаза Мельникова.

«Какое счастье, что я живу!» – подумал Мельников и побежал на кухню варить утренний кофе…»

– Ну, вот, ещё пару штрихов и статья в «мэрскую» газету готова, – потёр руки журналист Перкасов. – Теперь будем писать статью в оппозиционную криминальную газетенку…

Открыв в Worde новый документ, он быстро застучал по клавиатуре: «Хмельников едва открыл глаза со страстным желанием убить кого-нибудь, чтобы не ходить на работу. С тяжёлой головой и такими же мыслями он скинул с себя ватное, сбитое комками одеяло и остатки ужасного, душераздирающего кошмара. Спрыгнув на холодный, плохо оструганный пол, он с большим для себя трудом начал выполнять какие-то бессмысленные, несвойственные ему махи и приседания.

Закончив так называемую зарядку, Иван посмотрел на спящую сном уставшей собаки жену Нюрку и передёрнулся.

Настроение было отвратительным, сегодня в очередной раз общались выплатить зарплату за ноябрь, начальник грозил сокращением, повышались цены и тарифы, а природа за окном просто издевалась над людьми. Воняло всевозможными испражнениями и автомобильными выхлопами. Скупое северное солнце нагло резануло заплывшие глаза Хмельникова…

«Как жаль, что я не подох в детстве!» – подумал Хмельников и нехотя поплёлся на кухню – хлебнуть вонючей воды из подтекающего крана. После этого он, будто ревнивый Отелло, вернулся в спальню, горя одним единственным желанием…»

– Так, не плохо, ещё пару фраз и готово, – улыбнулся Перкасов. – Да, чуть не забыл, меня просили написать в одно эротическое издание. Ну-с, приступим…

«Блудников похотливо прищурил глаза со знойным вожделением отправиться к любовнице, вместо работы.

С эфирной головкой и сладострастными мыслями он скинул с себя полупрозрачное, невесомое одеяло и остатки недурственного, эротического сновидения. Спрыгнув на шершавый, ласкающий ноги пол, он легко и непринуждённо начал выполнять какие-то колебательные движения таза, отдаленно напоминающие утреннюю гимнастику.

Кончив приятные телодвижения, Иван посмотрел на спящую ангельским сном полуобнажённую сексапильную женушку Анечку и невольно вздрогнул от нахлынувших эмоций. Ему страстно захотелось раздеть её и насладится этим теплым, изнеженным телом. Сегодня, правда, он обещал вечер своей любовнице, великолепной женщине, коя была его начальницей.

Природа за окном просто цвела и источала медоточивые запахи любви и похоти. Яркое пышнотелое солнце томно разлеглось на мягком пуховом облаке, нарочно обнажив все свои розовые прелести. Нежные лучи возбуждали и будоражили воображение Блудникова…

«Какое наслаждение, что есть такие прелести, как женщины и секс!» – размыслил Блудников и побежал в ванную, где у него была припрятана пачка новых презервативов…»

Отрывки из недописанной книги «Прапорщик Полешко»

«Тысяча до получки»

Прапорщик Полешко обратился в коммерческий банк за ссудой.

– Какую сумму вы хотели бы ссудить и на какой срок? – интересуется работник банка.

– Миллион на месяц.

– А какой залог?

– Слово русского офицера!

– Во-первых, оно ныне сильно обесценилось… Во-вторых, неужели у прапорщиков такая высокая зарплата, что вы способны за месяц возвратить такую крупную сумму?

– Отставить! – вскакивает со стула Полешко, – Ты, это, зарплату с получкой не путай!

– Успокойтесь, ради бога, не надо так волноваться, лучше вразумите меня бестолкового.

– Есть вразумить! Видите ли, – усаживаясь, произносит прапорщик, – зарплату – за-ра-ба-тывают, а получку – получают.

– А что, есть желающие платить?

– Так точно, прижмут к стенке – любые деньги выложишь.

Служащий банка только качает головой:

– Но ведь и вас когда-нибудь могут прижать?

– Поэтому-то я и обратился к вам…

«В погоне за полнотой ощущений»

Пришёл как-то Прапорщик Полешко к своему другу и говорит:

– Хочется высокой любви и… низменных страстей для полноты ощущений.

– Хорошо, – отвечает друг, – идём в театр.

– Но там же живые люди. Станет, что ли, актриса раздеваться принародно?

– Эх, Полешко, видать, ты давненько не был в театре, там сейчас не только раздеваются принародно, но и…

– Вот именно, но… – разочарованно произносит прапорщик, – мне же, для полноты ощущений захочется присоединиться к ним.

– Давай тогда снимем девочек и махнем ко мне домой. Посмотрим видео, у меня, как раз, две сотни гигов классной порнушки и большой телевизор…

– Э-ээ, для полноты чувств, при просмотре порнушки, требуется более глубокое проникновение, а это чревато риском подцепить какую-либо заразу.

– Слушай, – возмущается друг, – Понимаешь, против заразы есть надежные средства индивидульной защиты.

– Да-да… – блеет Полешко, – но ведь тогда не будет полноты ощущений.

– О, господи, – закипает друг и, взяв Полешко за грудки, начинает причитать: – Хочется высокой любви? Низменных страстей хочется? Будет тебе, всё будет… Едем к моей любовнице, она такая артистка… А по классу ласк и поцелуев ей нет равных, и, при этом, никакого риска, проверено временем.

– Да-да… – соглашается прапорщик, – едем, но…

– Чем ты еще не доволен?

– Это же твоя любовница, я-то вам для чего?

– Для полноты ощущений…

«Дилемма»

– У нас в армии все либо воры, либо идиоты, – жалуется прапорщик Полешко своей подруге.

– С чего ты это взял?

– Тут на днях подходит ко мне старлей Стибрин и говорит: «Давай танк продадим за „баксы“, есть покупатели».

– Ну что? ты согласился?

– Никак нет.

– Да, ты, пожалуй, прав, – разочарованно вздыхает подруга, – у вас в армии все – либо, либо…

«Травма»

Привезли прапорщика Полешко в госпиталь с многочисленными ушибами, синяками, переломами конечностей и проломленной головой.

– Что случилось? – спрашивает врач приёмного покоя.

– Вчерась я ходил на рынок за овощами…

– Извините, но ведь побои-то свежие?

– Отставить, слушай сюда и не перебивай. Вызвался, значит, я помочь одной милашечке авоську с картошкой до дому донести.

– И вас избили грабители…

– Никак нет, нешто прапорщик не справится с шайкой каких-то подонков? Тут, понимаешь, другая дислокация, завязалось у нас знакомство, то да се, дело и до спальни дошло, а там…

– Муж?

– Нале-, напра-, кругом. Нешто прапорщик с мужем не договорится, из любого катаклизма есть какая-никакая лазейка. Не беги впереди танка… Тока, значит, в койку я нырнул, а тут, глядь, рядышком с кроватью на стульчике генеральский мундир весит.

«Нет, – думаю, – любовь любовью, а субординация прежде всего».

Ноги в руки, сиганул в окно и…

– …разбились при падении.

– Смирно! Вольно, разойдись… Нешто прапорщик ни разу со второго этажа не прыгал? Все Тип-Топ, вот тока рубаху о стену малость известкой вымазал. Воротился, значит, я домой, рубаху замочил в тазу, и айда на дежурство. Опосля же, по утряске, прибываю я домой, а там моя жена с утюгом позицию заняла, к атаке готовится. Дело-то в том, что она, это, рубашку постирала, а када гладить стала, то запашок какой-то там пятой шинели унюхала…

– Нешто прапорщик с женой совладать не может? – усмехнулся дежурный врач.

– Шуточки в строю! Видал бы ты мою жену, так бы не шутил, это, брат, пострашней ядерной войны будет.

«О вреде курения и пьянства»

Обязали как-то прапорщика Полешко в роте лекцию прочитать о вреде табака и алкоголя. Он, естественно, всячески отмазывался, дескать, как я могу, у меня и язык не повернётся сказать, что табак и водка – вред, я, мол, и сам курю, а иногда и выпиваю.

Насчёт «иногда» Полешко, конечно, несколько приуменьшил свои потенции, правильнее было бы сказать, что прапорщик иногда НЕ выпивает. Но это уже не играло никакой роли в решении поставленного перед командованием вопроса:

– А почему я?

– А у тебя язык лучше, чем у других, подвешен…

Так что, волей-неволей, пришлось прапорщику идти в гарнизонную библиотеку, дабы основательно подготовиться к выступлению. При всех своих недостатках, Полешко имел и несколько достоинств, одним из которых было то, что к любому порученному ему делу относился с предельной ответственностью. Он бы мог со своим усердием далеко продвинуться по службе, если бы…

Если бы не друзья, которых Полешко любил и имел в огромном количестве, вот и сейчас, на пути в библиотеку он повстречал старшину Кирьянова, который, как раз, получил спирт для протирки контактов, ну и…

Короче, на лекцию прапорщик Полешко пришёл в изрядном подпитии, чем конечно, сильно удивил командира. И, так как больше читать было некому, командир решил сам прочитать лекцию, а прапорщика выставил в качестве наглядного пособия, дабы солдаты на живом примере убедились, как влияет алкоголь на умственные и физические способности человека. Тут-то он и опростоволосился.

Полешко четко и правильно отвечал на поставленные вопросы, выполнял самые сложные физические упражнения, словом делал всё то, что в трезвом виде не решился бы повторить даже под страхом смерти.

В конце лекции командиру оставалось только констатировать, что алкоголь пагубно влияет на человека, если употреблять его в умеренных дозах или совсем не употреблять, на что солдаты ответили дружными, продолжительными аплодисментами, переходящими в овацию, а прапорщик Полешко направился отдыхать на гарнизонную гауптвахту сроком на три дня.

«Жертва любви»

Явился как-то прапорщик Полешко на службу с подбитым глазом. Честно признаться, этому никто бы не предал значения, не впервой, но очень уж большим и сочным был сей фрукт, с почти заморским названием – «фингал», что ни мог не вызвать у товарищей адекватно большого внимания и не менее сочного смеха.

– Неужто твоя жена купила утюг большего калибра?..

– А я-то вчера слышу, будто колокол бьёт, эт наверно, твоей пустой башкой о стену били…

– Да нет! Он, наверное, с коровой шашни крутил, да их бык вместе застукал…

Шутки так и сыпались со всех сторон. На что, Полешко достал из кобуры пачку сигарет и зажигалку и закурив, только ухмыльнулся:

– Хотите – верьте, хотите – нет, а это меня так племяш разукрасил.

– Брешешь! Ему же и пяти годков ещё не стукнуло, чтобы так стукнуть.

– А вот правда. Сидим, это, мы, выпиваем, а он сзади подходит, за шею меня обнял: «Вот так я тебя сильно люблю!» Да, видать, сонные артерии передавил, я и бухнулся со всего размаха об стол, а там ваза хрустальная стаяла, в общем результат на лицо.

– Да, маленькие они сильные, подтвердил старлей Бричкин, меня дочка один раз чуть не придушила таким образом.

Когда все разошлись по служебным и личным надобностям, прапорщик Кирьянов, сочувственно похлопав Полешко по плечу, шёпотом спросил:

– Опять Зинка подъём-тренаж проводила?

– А то, кто же…