Kitabı oku: «Аризона на троих. Семь камней Кецалькоатля», sayfa 8

Глава 16

Выйдя на улицу, Луисита огляделась. У магазина стояла запряжённая парой гнедых лошадей рессорная коляска, принадлежащая тем самым покупателям, которые остались с поднятыми руками в магазине. Чуть дальше – дилижанс, на крыше которого стоял кучер, принимая снизу и размещая в багажном отделении коробки и саквояжи. Кто-то из пассажиров прощался с провожающими, кто-то уже устроился внутри кареты, выглядывая в окно.

Раскрыв нож, Луисита вошла в проулок. На пустыре за магазином срезала овальный колючий лист опунции. Пряча лист за спиной, подошла к дилижансу. Пассажиры были заняты разговорами, кучер суетился, закрепляя верёвками багаж. Три пары запряжённых в дилижанс лошадей пофыркивали, обмахиваясь хвостами от мух. Луисита подошла к первой паре, огляделась, запихала под хвост гнедой кобылы колючий лист.

Лошадь будто взбесилась: сначала лягнула задними ногами, потом попыталась взвиться на дыбы. Карета дёрнулась.

– Тпрру! – что есть силы закричал кучер, с трудом сохраняя равновесие на крыше кареты, но было уже поздно: дикое ржание и брыкание передней лошади заразило страхом всю упряжку.

Лошади понесли вдоль улицы. Кучер вывалился из багажного отделения, на руках повис сбоку кареты, вцепившись в металлический поручень. Полетели в пыль незакреплённые саквояжи. Завизжали пассажирки, шарахнулись по сторонам прохожие, кто-то оступился, плюхнулся в деревянное корыто для поения лошадей. Посередине улицы вместе с конём завалился в пыль, едва успевший избежать столкновения с дилижансом всадник.

Подчинённая своим законам суета улицы превратилась в неуправляемый хаос. Мужчины вскакивали в сёдла, чтобы догнать и остановить дилижанс. Мальчишки мчались, выбрасывая из-под босых ног фонтанчики пыли. Горожане испуганно выбегали на террасы: шериф с револьвером в руке; парикмахер, заторможённым лунатичным жестом вытирающий бритву в перекинутое через плечо полотенце; ковбой с мыльной пеной на недобритой щеке. Кузнец стоял у ворот кузни с раскалённой докрасна подковой в клещах. Дамочки из борделя высыпали на балкон второго этажа.

Луисита неторопливо вернулась в магазин. Втолкнула внутрь пятящегося на выход Генри, властно приказала:

– Вещи – в коляску! Живо!

Обрадованный её появлением Генри был проворен и понимал всё без слов. Когда он вернулся за последним узлом, лавочник немного пришёл в себя.

– Вэй’з мир! – причитал он. – Говорила мне мама: Давид, зачем тебе этот Дальний Запад? Лучше десять долларов в кармане, чем тысяча на горизонте.

– Простите! – заражаясь его отчаянием, взмолился Генри. – Я не думал, что так получится. Я обязательно вернусь и всё оплачу.

Он подхватил узел, бросился к коляске, чувствуя, что никогда в жизни ему ещё не было так стыдно как сейчас.

Из-за хаоса, вызванного происшествием с дилижансом, никто не обратил внимания ни на выезжающую из города коляску, ни на взывающего о помощи лавочника. Луисита передала вожжи Генри, приказала свернуть в проулок, а сама спрыгнула с коляски и под шумок увела от коновязи салуна двух осёдланных лошадей. Уже за городом она нагнала коляску, привязала к её задку украденных лошадей и, взобравшись на сидение, властно забрала у Генри вожжи, погнала лошадей галопом.

Дорога шла вниз по течению реки Сан-Педро. Генри беспрестанно крутил головой, ожидая увидеть погоню.

– Шею свернёшь, – презрительно усмехнулась Луисита.

– Шериф рано или поздно догонит нас, – с мрачным видом вздохнул Генри.

– Мы не дадим ему такой возможности.

Генри хоть и зол был на девушку за то, что она втянула его в криминальную историю, но, с другой стороны, задавал себе справедливый вопрос: а сам-то он что смог бы сделать без её помощи? По крайней мере, они едут вслед за отрядом Хэлфорда, и у них есть шанс оказать помощь Джеду и Алисии. Как поговаривала в детстве бабушка: «Нет худа без добра».

Пара гнедых легко несла коляску, солнце палило в спины. Генри и Луиситу под рессорный скрип бросало из стороны в сторону, они тёрлись друг о друга плечами, иногда одновременно отстраняясь на сидении друг от друга, будто напрочь забыли о том, что между ними произошло ночью на сеновале.

Долина Сан-Педро выглядела совсем не так, как в прошлый приезд Генри в Аризону. Не видно было на склонах меж скалами огромных полей калифорнийского мака, трава пожухла, река измельчала, осень тронула желтизной листву растущих вдоль берегов кустов и деревьев.

Генри озирался по сторонам.

– Мы правильно едем?

Луисита указала концом кнутовища на обочину дороги.

– Следы такого крупного отряда трудно не заметить.

Генри свесил к земле голову, пытаясь в мешанине следов отыскать те, которые оставил отряд Хэлфорда, но как истинный городской житель, ничего не мог понять в этой пыльной мешанине.

Долго ехали молча, потом Луисита спросила:

– Где находится то место, куда они едут?

– На той стороне гор Галиуро, ближе к северной части. Я не большой знаток здешних мест.

– Тогда почему они движутся по этой долине? Им нужно было свернуть на восток и перейти на ту сторону хребта. Теперь у них такой возможности не будет, разве, что бросить фургоны и идти горными тропами. Не самый простой и не самый логичный путь.

– Откуда я знаю, что они задумали? Может Джед и Алисия водят их за нос?

– Может быть, – ответила Луисита, сворачивая на боковую дорогу, ведущую прочь от реки. Генри недоумённо глянул на почерневший от времени дощатый указатель с направленной вправо стрелкой и выжженными по дереву кривыми буквами: “REDSTONE”.

– Ты что задумала? – недоумённо спросил он. – Разве следы не ведут вперёд по долине?

Он свесился с сидения, снова пытаясь разобраться в головоломке, составленной из отпечатанных в пыли подков.

– Не переживай, никуда они не денутся – будут ждать оставшиеся позади фургоны, а нам сейчас надо думать, как избавиться от шерифа.

Всполошившись, Генри оглянулся, увидел на горизонте облачко пыли, обречённо шепнул:

– Погоня!

– Ты наблюдательный, – усмехнулась Луисита. – Полдня крутишь головой и, наконец, заметил.

– Ты об этом так спокойно говоришь? Да ведь нас арестуют и будут судить.

– Нет, судить не будут, скорее всего, линчуют прямо здесь. Повесят вон на той горизонтальной ветке, – Луисита беспечно указала кнутовищем на старое сухое дерево, которое чётко вырисовывалось на фоне синего неба. – Хорошее местечко для последнего приюта. По крайней мере, нам будет нескучно вдвоём.

Генри вспылил:

– Ты смеёшься? – зрачки его яростно расширились, он задыхался, ему не хватало слов: – Втянула меня в это дело, а теперь смеёшься?

Луисита глядела на него с нескрываемой иронией, отчего Генри окончательно вышел из себя – выхватил у неё кнут, стеганул лошадей.

– Ты специально едешь так медленно?

– Лошади устали.

– Я доверился тебе, – кричал Генри. – Думал, ты знаешь, что делаешь!

– Ты мужчина, – презрительным голосом урезонила его Луисита. – А я слабая девушка. Кто кому должен довериться?

Генри в немом возмущении раскрывал рот…

Что он мог сказать? Девчонка сто раз права: он как мужчина должен был держать всё под контролем… Должен был, но не смог. Ах, если бы это было в Нью-Йорке! О! Там не могло случиться ситуаций, из которых он не знал бы выхода, но здесь на Диком Западе!.. О, Господи!

Не нужно было слушать эту девчонку. Нужно было сразу идти к шерифу. Один раз пошёл на поводу, и потянулась цепочка неуправляемых событий, каждое из которых приводит к новому ещё большему противостоянию с законом. Так с одного маленького камня начинается разрушительный камнепад. Он, как репортёр, занимавшийся в своё время криминальной хроникой, знал об этом как никто другой.

– Всё! – Генри протянул руки, перехватывая у мексиканки и натягивая поводья, торопливо соскочил с коляски. – Не хочу больше иметь с тобой дело.

Он возмущённо зашагал вдоль дороги, даже не задумываясь, куда идёт. Коляска ехала рядом, похрустывая колёсами по россыпи мелких камней. Луисита сидела, пропустив вожжи между указательными и средними пальцами, иронично поглядывая на Генри.

– И что ты собираешься делать, мистер законник?

Молодой человек замедлил шаг, дав Луисите уехать чуть вперёд, и на ходу принялся отвязывать идущего позади коляски каурого жеребца.

– Делай, что хочешь, а я ухожу.

Мексиканка натянула поводья.

– Скажи, гринго, у вас на востоке все мужчины готовы ради собственного спасения бросить беззащитную девушку на произвол судьбы?

Руки Генри замерли, так и не развязав повод. Это был удар ниже пояса. Он уже хотел высказать мексиканке всё, что думает о её мнимой беспомощности, об ограблении магазина, о стычке с художником, но вовремя промолчал. Любое оправдание сейчас играло против него и принижало его мужское достоинство.

– Слезай, – скомандовал он. – Верхом у нас есть шанс уйти.

– Рано или поздно они нас нагонят, даже если мы поедем верхом.

– Зачем же ты всё это затевала, если знала, что нам не выкрутиться? – Генри резко развернулся, вгляделся в увеличивающееся облако пыли на горизонте. – Пойду, сдамся. Раскаюсь во всём.

– Ты очень разжалобишь шерифа.

– Ты смеёшься так, будто тебе не грозит арест.

– Тебе тоже не грозит, если сядешь в коляску и немного помолчишь.

– У тебя есть план?

– Конечно, есть, – девушка не смогла сдержать презрения. – Неужели ты думаешь, я понадеялась на тебя?

Чувствуя свою беспомощность, Генри оглянулся по сторонам, словно надеялся среди агав и опунций найти подсказку о том, как выбраться из сложившейся ситуации. Мексиканка выдержала паузу, дав ему вдоволь проникнуться чувством собственного бессилия, потом скомандовала:

– Садись!

Скрипя зубами и, воротя от девушки голову, Генри взобрался на сидение.

Через полчаса показался переброшенный через узкий, но глубокий каньон деревянный мост. Девушка остановила коляску у моста, передала поводья Генри, спрыгнула на землю. Развязала один из узлов с вещами, гремела котелком и тарелками, выискивая что-то.

– Коляску придётся бросить здесь, дальше дорог для неё не будет, – сказала она, вынимая из узла бутылки с керосином. – Езжай на ту сторону и выпрягай из неё лошадей. Навьючим на них вещи.

Не задавая лишних вопросов, Генри тронул лошадей. Луисита пошла следом за коляской, широкими зигзагами разливая керосин по дощатому настилу моста.

Генри открыл было рот, чтобы высказать свой протест, но смолчал. У него начиналось раздвоение личности. С одной стороны, в нём жил законопослушный гражданин, который был возмущён попыткой нанесения ущерба общественному мосту и был озабочен тем, что Генри Шелдон с каждым разом всё глубже и глубже погружается в трясину криминала. С другой стороны, в нём жил преследуемый законом беглец, который радовался тому, что шериф не сможет настигнуть его.

Беглец в этот раз победил.

Пока Генри распрягал лошадей, Луисита вылила на мост вторую бутылку, поднесла к пятну керосина спичку. Глядя, как пламя, танцующими движениями – от перил к перилам – рисует зигзаги и весело скользит к противоположному концу моста, Генри тяжело вздохнул. Похоже, образный камнепад правонарушений окончательно и безвозвратно вовлёк его в стремительно разрастающуюся и неудержимую лавину. Дальше будет только больше, но обратного пути уже нет.

– Сколько времени им понадобиться, чтобы объехать каньон? – спросил он.

– До ближайшего места, где можно спуститься вниз и пересечь его – с десяток миль. Перейдя на ту сторону, они не будут возвращаться к мосту, чтобы искать наши следы. Они подумают, что мы едем в Редстоун и направятся прямиком туда. А мы обойдём каньон с другой стороны и снова выйдем в долину Сан-Педро.

– Похоже, ты неплохо знаешь эти места.

– Довелось бывать, – она кинула под ноги молодого человека сапоги и пару шпор. – Переобуйся. Горы шуток не любят.

Чувствуя спиной жар полыхающего моста, Генри послушно присел на корточки, стал расшнуровывать полуботинки.

– А этого художника, который рисовал тебя для плаката, ты ведь тоже знаешь? Он как увидел тебя – в лице переменился.

– Пару лет назад я провела в этом городке несколько месяцев.

– И что тебя заставило бросить Мексику?

– Я здесь встретила мужчину, с которым мне тогда хотелось быть. Устроилась в салун, разносила еду и выпивку. Два дня только и успела проработать. Вечером, когда я принесла пиво этому уроду, который считает себя художником, он так запросто хлопнул меня ладонью по ягодицам будто я его подружка. У них, оказывается, здесь так принято. Я-то не знала. Знала бы, так не устраивалась бы на эту работу.

Генри поднялся, стянул с ноги полуботинок, зацепив его задником за торчащий из земли камень.

– Ну и? – засовывая ногу в новенький сапог, поднял взгляд на замолчавшую Луиситу.

– Рука у меня изящная, но достаточно тяжёлая, особенно когда в ней литровая кружка пива. Похоже, он хорошо усвоил урок, раз ещё не забыл меня.

– А стадо? – Генри перенёс вес тела на обутую ногу, проверяя, как прилегает к ноге сапог, попрыгал для верности. – Зачем ты угнала стадо?

– Стадо угнали в Мексике, переклеймили и перегнали в штаты, а я просто вернула его людям.

– Но ведь новый хозяин заплатил за стадо деньги, и наверняка не знал, что скот краденый. Нельзя восстанавливать справедливость, создавая новую несправедливость.

– По-другому не получается.

Переобувшись, Генри пришёл на помощь Луисите, которая принялась заново перевязывать узлы с поклажей. Когда поклажу навьючили на лошадей, огонь уже полыхал так рьяно, что не оставалось сомнений, – мост вскоре рухнет в каньон.

Пока Генри цеплял шпоры, Луисита была уже в седле. Молодой человек хотел последовать её примеру, но вспомнил о своей старой обувке. Поднял с земли вполне ещё приличную, лишь слегка поцарапанную на носках чёрную пару, примерился сунуть в забитую до отказа седельную сумку.

Воздев к небу глаза и будто призывая Господа глянуть на этого нерадивого гринго, Луисита свесилась с седла, вырвала из его рук полуботинок, швырнула в огонь. Развернула коня так, что Генри едва успел увернуться от него. Склонилась с седла, подхватывая один за другим поводья вьючных лошадей, поехала прочь.

Генри недружелюбно поглядел ей в спину, но признал: «Девчонка права – раз уж так получилось, с прошлым надо рвать решительно, как с этой обувкой».

Он швырнул второй полуботинок на дно каньона, постучал в землю новыми сапогами. С размером он угадал. Весёлый звон шпор напомнил ему первый приезд в Аризону, всколыхнул в душе новые чувства, которые оттеснили на задний план и страх преследования, и муки совести, и обиду на свою спутницу.

Запрыгнув в седло, Генри привстал в стременах, оглядывая изрезанное каньонами и обрывистыми скалами предгорье, и вдруг ощутил, что соскучился по Аризоне: по теплу нагретой на солнце луки седла, по ощущению стремян под подошвами, по белым облакам над вершинами гор.

Завязки новой, ещё пахнущей магазином шляпы узлом болтались под подбородком. Конь горячился, просился вскачь, и Генри решительно пришпорил его, нагоняя Луиситу, ведущую за собой в поводу вьючных лошадей.

Глава 17

Похоже, Луисита заблудилась, а вернее всего, не знала тропы, пытаясь найти объезд на другую сторону каньона методом тыка: на пути то и дело вставали скалы, которые приходилось огибать, а когда казалось, что обход закончен и можно снова взять направление на долину, на пути возникала непролазная чаща кактусов или отвесный обрыв, и тогда приходилось направлять лошадей в противоположную сторону, чтобы совершить обход нового препятствия. За этим петлянием среди скал и застала ночь.

У Генри задеревенели ягодицы, ломило всё тело, и он уговаривал Луиситу сделать привал, но девушке как вожжа под хвост попала – не хотела и слышать о привале, пока не будет найден спуск в долину. Хорошо, хоть ночь была лунная.

Наконец-то выехали на край отвесной скалы. Лежащая внизу долина, серебрилась в лунном свете, по ней ползли едва приметные почти призрачные тени редких облаков.

– Вон они, – облегчённо вздохнула мексиканка, указывая куда-то вдаль. – Целых четыре костра.

Генри с трудом различил костры, похожие на четыре исчезающие и вновь появляющиеся в темноте искорки.

Ещё час пришлось потратить на поиск в ночи спуска в пересохший боковой водоток, которым наконец выехали к реке у скалы Койота.

Увидев в лунном свете знакомые места, Генри забыл об усталости, которая буквально валила его с седла. Сердце заныло так, будто он вернулся после долгой разлуки в родные края.

Спустя полчаса костёр потрескивал так же, как в те два весенних вечера, когда они останавливались здесь с Алисией и Джедом. Так же призрачно звучали в сумерках голоса сверчков, журчала вода, где-то на том берегу завывал койот.

Всё казалось родным: и скала, на которой он читал Алисии сонеты Шекспира, и гладкий валун, на котором сидела девушка, когда пила кофе с травой инкуитль. Краснея от воспоминания, Генри присел на корточки, поднял с земли осколок очков, весной раздавленных здесь Джедом, грустно вздохнул как о чём-то утраченном навсегда.

Как ни крути, а многое было теперь уже по-другому. Лёгкий ветер ворошил и подгонял к костру потерянные деревьями листья и в свете пламени отчётливо был виден их жёлтый цвет. Ещё днём, глянув на долину с предгорного холма, Генри с горечью отметил, что прячущие русло реки деревья, которые запомнились ему своей ярко-зелёной листвой, теперь тянутся пожелтевшей змейкой.

Теперь ещё одно открытие – река стала существенно мельче и уже. Остановившись на песчанистом берегу, Генри глянул под ноги – где-то на этом самом, теперь уже высохшем, месте стояла по голени в воде Алисия, а чуть правее скользила стайка рыб.

Сто раз прав старик Гераклит: «Дважды тебе не войти в одну и ту же реку». И как же это странно: всю жизнь понимать эту фразу только умом, и вдруг впервые ощутить её смысл не умом, а душой.

У противоположного берега течение было сильнее – серебристые чешуйки лунного света сотнями выплывали из тени старого тополя, косяками скользили вдоль нависающих над водой корней – чтобы даже луне неповадно было войти дважды.

Генри оглянулся на сидящую у костра Луиситу, вздохнул, пошёл к лежащей в песке скатке одеяла, в которое было завёрнуто колючее, но тёплое пончо. Перепады ночных и дневных температур были ужасающими: то ты изнываешь от жары, то потираешь руки от холода и взятые… Генри на полпути к скатке остановился, раздосадовано вздохнул… Украденные – чёрт возьми! – пончо пришлись, как нельзя кстати для тела. Чего не скажешь о душе.

Луисита была неразговорчива: не отрываясь, смотрела в огонь, задумчиво подносила к губам кружку с кофе. Надев пончо и прихватив оба блокнота и карандаш, Генри подтянул к костру седло.

В последние сутки события закрутились с такой быстротой, что он не вспоминал ни о путевых заметках, ни о своём романе. Теперь, когда он немного пришёл в себя от накрывшего с головой вала событий, в нём проснулся одновременно и репортёр, и писатель.

С одной стороны, нужно было успеть зафиксировать новые впечатления от Аризоны и от тех людей, которых он повстречал на своём пути, с другой стороны в голову лезли одна за другой новые литературные идеи, меняющие сюжет будущего романа до неузнаваемости.

На пути героя должна появиться красавица-мексиканка. Как это сразу не пришло ему в голову? Соперничество двух женщин за любовь героя – вот, что придаст сюжету пикантности.

Генри как заворожённый смотрел на Луиситу: на тянущиеся к кружке губы, на красные огоньки костра, смутно мерцающие в тёмных зрачках, на волосы, рассыпающиеся из небрежно скрученного на затылке узла. Потом спохватывался, торопливо строчил в склонённом к огню блокноте, хмурил брови, сердито чёркал карандашом.

Это был тот редкий случай, когда литературный талант Генри Шелдона был бессилен. Красота Луиситы не поддавалась описанию. Неустроенно вздыхая, Генри рвал из блокнота листы, кидал их в костёр, хмуро смотрел, как чернеет и кукожится в огне бумага.

Поняв, наконец бесплодность своих попыток, он захлопнул блокнот.

– Ноги не замёрзли? – он поднялся, подсел к Луисите.

– Нет, – сухо ответила она.

Некоторое время Генри искоса любовался профилем девушки, потом примирительно потянулся губами к её щеке. В ту же секунду Луисита порывисто двинула его локтем в нос. Генри понять ничего не успел и опомнился уже сидя с поднятым к небу лицом. Кровь текла по губам.

– С ума сошла? – изумлённо спросил он, глядя на запачканную кровью руку. – Какая муха тебя укусила?

– Я не просила целовать меня, – спокойно ответила девушка, пересаживаясь на камень по другую сторону костра.

– Вчера можно было, а сегодня нельзя?

– То, что было вчера, ещё не повод, чтобы ты пользовался мной постоянно.

Генри с удивлением обнаружил, что сидит на том самом камне и в той же позе как тогда, когда ему разбила нос Алисия.

– Это уже становится традицией, – прищемив указательным и большим пальцем нос, он глядел на звёзды. – Стоит приехать в Аризону и мне сразу разбивают нос… Нет, ты сумасшедшая.

Не опуская головы, спотыкаясь и доставая на ходу носовой платок, Генри пошёл к реке.

Вернулся, когда кровотечение остановилось. Луисита равнодушно ворошила угли в костре. Прижала палкой катящийся мимо куст перекати-поле, кинула его в огонь. Подняла равнодушные глаза – ни капли раскаяния.

– Посуду будем мыть по очереди. Начнём с тебя, гринго.

– Меня зовут Генри.

– Я говорила про посуду.

Генри набрал полную грудь воздуха, чтобы высказать своё возмущение, но сдержался. Какая разница, когда мыть посуду, сегодня или завтра?

Он снова раскрыл блокнот… Это что ж получается? Не успел его герой познакомится с одной девушкой, тут же появляется вторая? Это как? А не пора ли внимательнее присмотреться к моральному облику героя?

Ну, уж нет! С моральным обликом всё в порядке, это к мексиканке надо присмотреться внимательнее. Беспринципная бандитка, листовки о розыске которой расклеены по всей территории Аризона. Хотя почему только Аризона? Пусть будет и Нью-Мексико, и Техас, и Калифорния с Невадой…

Прикусив нижнюю губу, Генри строчил в блокноте… И вообще, пусть она будет главным злодеем романа.

Не дописав слово, он остановился, покусывая конец карандаша… Хотя, много чести быть ей главным злодеем – так, второсортная бандитка из никчёмной банды. Главным злодеем, как и было задумано должен остаться Чёрный Джексон.

Генри вскинул глаза на Луиситу, невольно залюбовался ею… Хотя, какая она бандитка? Вредная мексиканская девчонка. Вчера едва не задушила его в объятиях, сегодня разбила нос.

Нет, женщина это не просто загадка – женщина полный парадокс!

Теперь Генри знал это наверняка.

Он вырвал из блокнота страницу, скомкал, кинул в огонь и, собрав оловянные тарелки, пошёл к реке.

Закончив мыть посуду, он взобрался на скалу, осмотрелся. Лунный пейзаж рождал ощущение необычайного величия: зазубренная линия гор, звёзды, прозрачная пелена облаков. Он уже знал многие местные растения и узнавал их по силуэтам даже в темноте. Похожие на дикобразов остролистые кусты – это юкка. Ушастый колючий кактус – опунция. А это… Генри вспоминал названия: креозотовый куст, мескитовое дерево, сосна пондероза. А ещё алоэ, агавы.

У затухающего костра Луисита раскатала ко сну одеяло, оглянулась в поисках Генри, но искать его не стала – легла и, повернувшись на бок, натянула на себя второй край одеяла.

Пряча руки под пончо, Генри сел под валун. Он уже забыл и об ограблении магазина и о разбитом носе, и неудачных литературных экспериментах – в груди его теснились радостные чувства, названия которым он не мог найти. Это была необычная смесь ностальгии по детским мечтам, и уже почти зрелой, хотя местами ещё и наивной, тяги к тому, что лежит за горизонтом. «Скала Койота, горы Галиуро, ручей Аравайпа» – от этих названий сладко ныло сердце.

Так сладко, что Генри сам не заметил, как заснул, сидя под валуном и уронив подбородок в укрытую ворсистым пончо грудь.