Kitabı oku: «Летальный кредит», sayfa 3

Мы продолжили движение в том же высоком темпе, и задержка на несколько секунд не выбила колонну из колеи. Переход в соседнюю боковую галерею совершался с теми же предосторожностями, что и раньше, только теперь уже выставлялось на страховку не по четыре человека от каждой колонны, а по два – один левша и один правша.

Сам переход был коротким и стремительным. И спускались мы в галерею, имеющую значительный уклон, тоже быстро, поскольку этот путь уже был проверен и нам было необходимо только догнать группу старшего сержанта Петрушкина. Я даже разрешил использовать тактические фонари. Это еще добавило скорости. Тем не менее когда мы спустились до стены, то уже никого из бойцов колонны старшего сержанта не обнаружили. Они всем составом устремились в погоню.

Ситуация сложилась явно неоднозначная. Бандиты имели возможность выйти и до того, как мы применили огнеметы, но могли и опоздать. Если вышли, догнать их уже, вероятно, невозможно, поскольку неизвестно даже направление, в котором они двинулись, а приоритетных направлений существует множество.

Если опоздали, то термобарическая смесь проникла в проход, и бандиты сгорели. Тела, скорее всего, и пытается сейчас найти старший сержант Петрушкин. Это было бы удачным завершением всей операции.

Проход в обычной обстановке, видимо, был просто завален камнями. Откатить их в сторону было несложным делом одной минуты. А вот закрыть его за собой бандиты возможности не имели. Но они, оттягивая время расплаты за преступления и расходуя наше время, выставили пару человек в соседней галерее. Это было сделано, видимо, в последний момент.

Но загодя был подготовлен еще один вариант дезинформации – с замочной скважиной в камне. Там мы, конечно, задержались на добрых пятнадцать минут. Но это ничего не решало, поскольку огнеметы были использованы раньше, и банда должна была бы раньше попасть под пламя. Но потерянные пятнадцать минут вполне могли бы помочь бандитам уйти далеко. Многое зависело и от длины «черного хода».

Было у бандитов в запасе еще и сорок минут, которые мы потратили на ожидание вертолета, что доставил нам огнеметы. Так что они вполне могли убежать и скрыться от возмездия.

Но проверить это стоило. И я повел свою часть взвода вдогонку за старшим сержантом Петрушкиным, чтобы на месте самому принять решение, стоит ли пытаться искать банду или это дело бесполезное и с неуничтожением ее стоит смириться. Именно потому я не стал запрашивать у старшего сержанта результат поиска по связи, хотя это казалось самым простым и естественным делом в нашем положении.

Но Петрушкин сам вышел на связь, едва мы вступили в проход:

– Товарищ старший лейтенант, мы опоздали…

– Спасибо, обрадовал. Преследование?

– Я как раз сейчас смотрю карту. Выходили они, думаю, из ущелья. Но и это только мое предположение. Но, вероятно, вышли. Сразу за выходом из прохода небольшая терраса, а к ней тропа выходит. Тропа только в одну сторону, к воротам ущелья. Потому я и подумал так. А вот куда дальше двинулись, неизвестно. Могли хоть направо, хоть налево, хоть прямо. Налево и направо – в любое из ущелий свернут и спрячутся, а мы должны гадать, в какое именно. Если прямо двинули, то через двенадцать километров речка течет, по берегам кусты. Двенадцать километров они уже успели от страха мигом проскакать. Время у бандитов было. Там могли по речке двинуться хоть вверх по течению, хоть вниз. И там, в кустах, их только с вертолета и найти. И несколько сел поблизости. Если у них есть связи среди местных, их спрячут в любом сарае. Тогда и вертолет не найдет. Кроме того, вертолет будет искать через тепловизор, а тепловизор не отличит бандитов от местных жителей. Проблема, товарищ старший лейтенант…

– Понимаю, что проблема. Спрошу сейчас у начальника штаба его мнение. Если сможет, пусть вертолет на разведку пошлет. Еще лучше – высотный беспилотник.

– Нам что делать? Возвращаться?

– Мы в твою сторону было двинули. Но там, ты говоришь, и делать нечего. Возвращайся. Подумаем вместе, что предпринять…

Я сразу вызвал на связь майора Арцегова. Но он ничем помочь нам в поиске не мог. Вертолеты все были «в разгоне», собственных беспилотников у сводного отряда не было. Беспилотники время от времени присылали на испытания, но в последнее время их стали испытывать больше в Сирии, где в них была большущая надобность…

– И что делать, товарищ майор?

– Возвращаться. Дело для тебя в любом случае найдется. Какое-нибудь новое. У меня людей катастрофически не хватает. Я сейчас свяжусь со Следственным комитетом или со Следственным управлением ФСБ, поскольку банду Абдурашидова, кажется, они разрабатывали. Они вышлют своим вертолетом следственную бригаду. Как обычно, напишешь им рапорт о проделанной работе и пришлешь с их вертолетом. А пока вызывай свою группу наверх и сам поднимайся. Готовьтесь к возвращению…

Глава первая

Рапорт я написал, усевшись на прогретую солнцем землю, прислонившись спиной к такому же прогретому камню и положив свой офицерский планшет из нескольких слоев толстой кожи на колено и на самом планшете пристроив лист бумаги. Написал достаточно быстро, хотя текст занял полторы страницы.

Встречать вертолеты мы всем взводом вышли к воротам ущелья, туда, где совершал посадку «Ми-28Н», что привозил нам огнеметы.

Прилетела, как майор Арцегов и предполагал, следственная бригада ФСБ, которую возглавлял старший следователь Следственного управления ФСБ подполковник Соликамский. Мы с Федором Юрьевичем были поверхностно знакомы, поскольку он пару раз выезжал на объекты после операций, проводимых моим взводом, и не был таким придирчивым человеком, как следователи местного Следственного комитета, всегда предвзято, как я считаю, относящиеся к сводному отряду спецназа ГРУ.

С Федором Юрьевичем сотрудничать было приятно. Он никогда не заставлял спецназовцев делать работу следственной бригады, не просил перенести трупы убитых бандитов в одно место, где их удобнее будет осматривать, и не предъявлял никаких претензий по поводу того, что трупы трудно опознать.

А такие ситуации случаются сплошь и рядом, когда, например, работают снайперы взвода. В Следственном комитете специалисты не желали признавать за снайперами право стрелять в голову и не брали во внимание тот факт, что бандиты тоже иногда имеют желание жить и прячутся от пуль, выставляя из укрытия только голову. В эту единственную цель и стреляет снайпер, поскольку другие участки тела для него недоступны. А после выстрела из современных винтовок, большинство из которых крупнокалиберные, голова разлетается на куски.

Следователей тоже можно понять, они предпочитают проводить идентификацию убитых бандитов по лицу. Когда в кармане убитого есть документы, отыскиваются родственники и юридически допустимым считается процесс опознания убитого соплеменника.

А если у человека отсутствует голова, то приходится проводить достаточно длительную и дорогую генетическую экспертизу, что следователям никогда не нравится. Следователи ФСБ в этом вопросе более терпимы по той причине, что понимают снайпинг правильно. Все-таки у них звания военные, а не служебные, и они ближе к армии, чем к юстиции, хотя обычно и имеют юридическое образование вместо военного.

К тому же следственная бригада ФСБ обычно прилетает со своей охраной из состава спецназа ФСБ, тогда как следователи Следственного комитета, если им не досталось охраны из состава Росгвардии, СОБРа или ОМОНа, часто просят нас выступить в этой роли. Причем «просят» – это в данном случае самая мягкая характеристика понятия «требуют». А бойцы спецназа ГРУ привыкли к любому порученному делу относиться серьезно и роль охраны выполняют на совесть. В результате после трудной боевой операции не успевают отдохнуть. Хотя практика говорит, что вылет на следующую такую же боевую операцию может последовать прямо с места завершения предыдущей.

Но даже в случае, когда работать приходится со следственной бригадой ФСБ, взводу вылететь сразу на отдых никогда не удается, потому что руководителя следственной бригады необходимо в дополнение к прочтению письменного рапорта, к пояснению непонятно написанных или невнятно высказанных моментов провести по местам недавних событий, все показать и рассказать, тыкая пальцем в конкретные места. А он будет все записывать. И хорошо, если запись ведется на диктофон или на видеокамеру, а если просто записывается от руки, то потом приходится еще много раз уточнять формулировки, иначе в написанном читается совсем не то, что сказано.

Конечно, в таком деле задействован только командир взвода, а сам взвод можно было бы и на отдых отправить. Но уже был такой прецедент, когда командир взвода остался со следственной бригадой для уточнения деталей операции, а взвод в воздухе хотели развернуть и направить на новое задание. Однако без командира сделать это было невозможно. И потому подобная практика не нашла применения в широком масштабе. Просто взводу предлагалось отдыхать на земле, выставив, естественно, часового, и вылетать потом вместе с командиром. Да и сам взвод не всегда хотел оставлять своего командира в такой, например, ситуации, как наша, когда часть бандитов ушла неизвестно куда и всегда могла вернуться. По крайней мере, за свой взвод я уверен – они меня оставить не захотят.

Короче говоря, взвод отдыхал, старший сержант Петрушкин выставил часового, а я повел в ущелье старшего следователя подполковника ФСБ Соликамского, показывая ему на пальцах, как мы атаковали банду в ущелье, как выдавливали бандитов с заранее подготовленных позиций за счет преимущества в вооружении. Потом повел его в пещеру, объясняя ситуацию и необходимость каждого из своих действий.

С нами пошел капитан Тайгородов, командир группы спецназа ФСБ, выставленной в ущелье в качестве охраны следственной бригады. С капитаном мы были старые знакомые, хотя и не приятели, просто участвовали в нескольких совместных операциях и относились друг к другу с уважением. По крайней мере, я относился к Тайгородову так. Надеюсь, что и капитан испытывал ко мне схожие чувства. Хотя его непроницаемое лицо никаких эмоций не выдавало, только ярко-синие глаза изредка светились вместо улыбки.

Вся процедура передачи ущелья от боевого подразделения следственным органам заняла чуть больше часа. Но вылететь опять не удалось, потому что подполковник Соликамский уселся на камень рядом со мной, жестом потребовал, чтобы я снял шлем или отключил коммуникатор «Стрелец» от внутривзводной связи, и стал объяснять мне ситуацию. Капитан Тайгородов стоял рядом, и я понял, что он тоже в какой-то степени участник прошедших событий, о которых мне известно было очень мало.

Мне было известно только о нападении банды на село и о похищении денег Пенсионного фонда и комбината строительных конструкций. Оказалось, у банды была некоторая интересная предыстория. С ней капитан Тайгородов успел познакомиться в Сирии, когда был там в командировке и передавал конкретные данные на бандитов, уроженцев Дагестана, сирийским силам безопасности.

Но рассказывал об этом не сам капитан, а подполковник Соликамский. Может быть, посчитал, что рассказ капитана не будет выглядеть для меня таким же убедительным, как рассказ самого подполковника, поскольку капитан немногословен от природы. Тем не менее я узнал, что тогда, в присутствии капитана Тайгородова, банда эмира Малика Абдурашидова перешла передовую линию сирийских войск по вырытому собственными силами подземному ходу и, оказавшись в тылу правительственных войск, атаковала штаб и разведуправление армии. Во время атаки были убиты один амид ⁴, один лива ⁵, три акида ⁶ и еще целый ряд офицеров штаба. Тогда чудом остался в живых приехавший в штаб буквально за несколько минут до нападения мушир ⁷. По всей вероятности, банда имела данные о его приезде и именно им интересовалась. Но тогда в разведуправлении армии случайно оказалось подразделение «Тигров» бригадного генерала Сухель аль-Хасана – это самое боеспособное подразделение сирийской армии, их спецназ, наводящий на бандитов своими действиями настоящий страх.

«Тигры» приехали получать задание и угодили в опасное место – но именно они отбили атаку бандитов и перебили половину банды, которая вынуждена была уходить тем же подземным ходом, взрывая его позади себя, чтобы избежать преследования. При этом и сами рисковали остаться под завалами. Возможно, какая-то часть и осталась.

Маршрута подземного хода никто не знал, и потому взорвать его впереди возможности не было. А сам эмир Малик прославился своей хитростью еще там, в Сирии. Он и подземные ходы там копал всегда по непредсказуемому маршруту, чтобы избежать возможной ловушки. Не сам, конечно, копал, его люди выполняли то, что эмир Малик задумывал. И выполняли тщательно.

После этой неудачной, вернее, только наполовину удачной вылазки, после больших потерь Малик Абдурашидов решил с Сирией расстаться и вернуться в родные горы. Командование поддерживало идею возвращения, намереваясь создать напряженность в новых местах.

И он вернулся, о чем говорили данные сирийской и российской разведок. И уже вскоре отметился нападением на инкассаторов в селе Старый Бавтугай. Это говорило о том, что эмиру Малику не хватает финансовых средств. Но, насколько было известно в ФСБ, эмир приехал из Сирии с туго набитыми карманами. Даже сумма была известна. Тем не менее средств ему не хватало. Об этом же говорила и вторая вылазка банды – тогда нападению подверглось большое село, способное постоять за себя и имеющее значительные силы полиции и ФСБ.

Там Малик Абдурашидов опять не стал распыляться на действия против всех сил, что могли бы собрать в райцентре. Он сделал короткий рейд, сжег несколько домов, убил несколько человек, и в селе сначала подумали, что на этом все и кончилось. Никого не насторожило это нападение настолько, чтобы вызвать опасение повторения. А эмир, с присущей ему хитростью, все просчитал и нападение повторил. В первый раз его попытка ограбления инкассаторской машины закончилась неудачно. Но вторая попытка значительно пополнила финансовые запасы банды. Это уже давало направление поиска: эмиру Малику Абдурашидову не хватало средств. На что именно – не всем понятно. А понятно было только специалистам ФСБ, о чем они мне и рассказали.

Сам эмир считает, что во время нападения на инкассаторов в Старом Бавтугае он потерял двух человек. В действительности он потерял только одного. Второй был только тяжело ранен и сразу после захвата допрошен с применением спецсредств ⁸. Само применение спецсредств дает только оперативную информацию и не принимается судами как доказательство. Однако ФСБ пока вообще не имела намерений передавать дело в суд и потому со спецсредствами не стеснялась.

Но бандит знал мало. Знал только, что Малик рассчитывает прочно обосноваться в Махачкале, по возможности легализоваться по подложным документам, может быть, даже жениться и женить всех членов банды, чтобы они не вызывали подозрений. А потом из Махачкалы перебраться в Москву, чтобы продолжить работать там. В Москве эмир рассчитывает заняться вполне легальным бизнесом. Это даст возможность осесть крепко и почувствовать почву под ногами. А потом, когда он обретет вес и социальную значимость, уже вернуться к основной своей деятельности. С таким условием, как сказал раненый, эмира Малика Абдурашидова и отправляли из Сирии в Россию и даже частично профинансировали.

Дальнейшие допросы раненого бандита пока невозможны, врачи не допускают использование спецсредств до определенного уровня оздоровления. Сейчас раненый находится под надзором спецназа в отдельной палате больницы ФСБ.

Мне во время этого рассказа стали понятны некоторые данные о банде эмира Малика Абдурашидова, что дали мне в оперативном отделе. А я все думал, откуда пришли к оперативникам эти данные? Например, об обваленной стене пещеры. Теперь стало понятно. И еще стало понятно хладнокровное отношение старшего следователя Следственного управления ФСБ к тому, что двух бандитов из семи убитых в ущелье опознать пока сложно – их «сняли» наши два взводных снайпера. В обычной своей манере «сняли», оставив без головы. Но теперь и их будет кому опознать.

Исключение составляли два обгорелых трупа в галерее с подземным озером. Там потребуется проводить генетическую экспертизу, но даже она затруднительна, потому что неизвестно, чьих родственников следует привлекать.

Как я понял, в ФСБ рассчитывали получить от раненого поименный список банды. Может быть, на допросе с применением все тех же спецсредств. Тогда будет возможность определить по документам большинство убитых. Тех, кто уже убит и кто будет убит, убрать из списка, а оставшихся направить на экспертизу. Здесь уже потребуется привлекать не слишком большое количество родственников.

Но у меня тоже возникли чисто практические вопросы, которые следователи не задали раненому.

– Товарищ подполковник, у эмира Малика Абдурашидова наверняка есть осведомитель в селе. Иначе он не сумел бы так точно выйти на дома людей, которых планировал уничтожить. Уже одно то, что он знал о полицейской машине во дворе заместителя начальника райотдела, вызывает подозрение. И машины с деньгами он атаковал точно, строго в нужных местах.

– Да, старлей, мы это при проведении допроса не просчитали. Но у нас было к раненому слишком много других вопросов. А действие препарата ограничено по времени. Потом уже врачи, как только раненого им доставили, не разрешили вести допрос. Но, как только врачи дадут добро, мы и это спросим. Впрочем, твой вопрос не такой уж обязательный. Мы тоже не лыком шиты и существование осведомителя предположили. И уже смогли кое-что выяснить техническими методами. Был проведен биллинг ⁹ телефонных разговоров в райцентре. Мы нашли трубку, с которой был сделан звонок в горы накануне нападения на машины с деньгами. А во время нападения трубка из гор находилась рядом с селом. И уже смогли выяснить личность старика, чей сын воевал в банде Абдурашидова и погиб в Сирии как раз в том бою, когда вовремя оказались на месте «Тигры» генерала Сухель аль-Хасана. Это некий Рустам Садыков. А сына его звали Рагим. Немного не дожил парень до возвращения домой. Но старик сыном, похоже, гордится. И всячески помогает эмиру Малику. Есть конкретные данные, что старику помогает племянник, компьютерщик районной телефонной станции Халил, хакер-любитель, самоучка. Старый Рустам Садыков по характеру, думается, обыкновенный старый абрек. Пока в силу возраста помогать может только информацией. Но информацию дает предельно точную. Мы даже проезжали мимо дома старика, просто посмотрели, себя не показывая. С его крыльца, где он дни проводит, сидя за чаем, хорошо видны здание и двор Сбербанка. Можно информацию давать. Пока решили старика не трогать, но проработать возможность его использования.

– Каким образом? – поинтересовался я.

– Обстановка покажет.

* * *

Бойцы спецназа ФСБ прилетели с носилками. Опыт, видимо, был. И на носилках перенесли тела убитых бандитов к одному из вертолетов. На втором предстояло вылетать нам. Подполковник Соликамский, понимая мое не слишком хорошее состояние после того, как эмиру и основному костяку его банды удалось уйти, оставив нас в дураках, проявил душевное понимание и поблагодарил меня и взвод за отлично проделанную работу.

Я ответил по-уставному, но потом все же добавил:

– Половинчатый результат не является конечным, товарищ подполковник. В этот раз Абдурашидов обманул нас, в следующий раз я обману его. Все равно ему никуда от меня не деться. Надеюсь только, что не другие эту банду уничтожат, а выпадет это моему взводу. Специально попрошу об этом майора Арцегова. Он такие состояния понимать должен.

– Должен, – согласился подполковник. – Если даже я, хотя я человек не совсем боевой, твое состояние понимаю, майор Арцегов поймет тем более. Он же сам пару лет назад, помню, здесь же разведроту на операции водил. Капитаном тогда еще был, а я майором. Я со своей стороны обещаю тебе, Сергей Николаевич, посодействовать по мере возможности. Но нам сначала нужно найти банду. Я думаю, Абдурашидов сейчас захочет на некоторое время на дно залечь. Так что тебе подождать придется. Месяц, другой – больше эмир не выдержит. Вылезет на дневной свет…

– Спасибо. Я, товарищ подполковник, терпеливый, как змея. Как клещ, который долго может свою жертву ждать…

– Это хорошо. Значит, и мы можем на тебя рассчитывать. Что будет новое, я тебе передам через твоего начальника штаба. Сейчас можешь лететь, я смотрю, твой взвод уже готовится к посадке. Солдатам тоже отдохнуть требуется. Сколько вы уже здесь, на Кавказе, в командировке?

– Два месяца с небольшим.

– Солдатам за это время можно уже и устать. Пусть отдыхают. Летите!

Это уже прозвучало приказом. Я и мой взвод мешали работать следственной бригаде. Я сам не люблю, когда кто-то наблюдает, как я работаю. Даже гвоздь под приглядом жены в стену забить не могу, прогоняю ее, потом забиваю. Наверное, и здесь тот же принцип работает. Только многократно усиленный присутствием смерти и тел убитых бандитов, которые если пролежат на солнце еще часа три, то наверняка начнут вонять. И весь вертолет, в котором тела повезут в судебно-медицинскую экспертизу, провоняет. Сначала вертолет, потом и грузовик – убитых бандитов обычно перевозят не в медицинских машинах, снабженных носилками, а в жестких кузовах грузовиков. Там, конечно, всегда сквозняк, хотя все военные грузовики ходят под тентом, но запах все равно останется. Он даже в брезент тента впитается. Я многократно сталкивался с подобным, знаю, что говорю.

Я встал, козырнул, развернулся на сто восемьдесят градусов и шагнул в сторону взвода, который старший сержант Петрушкин построил перед вертолетом.

– Ну что, – обратился я к строю, стараясь видеть всех, но при этом никому конкретному не посмотреть в глаза, потому что солдаты, как и я сам, чувствовали себя не слишком приятно после того, как часть банды ушла от нас, – могу вам передать благодарность за ваши ратные дела от подполковника Соликамского. Это старший следователь ФСБ. Он пытается нас утешить: эмир Малик Абдурашидов многих опытных противников умудрился обмануть, как обманул сегодня нас. Теперь наша очередь его обманывать. Только бы вот придумать, как это сделать. Но этим и без нас есть кому озаботиться. А нам на отдых пора. – Избегая уставных команд, я жестом показал на вертолет, командуя начало посадки.

Бойцы взвода поняли меня и молча двинулись к вертолету. Никто никого не толкал, не торопил, никто не бежал, как бывает, когда взвод торопится вылететь на задание. Здесь и усталость сказывалась, и еще больше, чем усталость, сказывалась подавленность от незавершенного дела.

Я сам по характеру человек не мстительный. И мое желание все же добраться до банды эмира Малика Абдурашидова вовсе не походило на месть. Просто меня с самого раннего детства родители приучали все начатые дела доводить до конца, завершать. И любое незавершенное дело ложилось на душу тяжелым камнем. Так начал я возводить пристрой к дому бабушки своей жены в деревне. На свои средства. Но средств построить все сразу не хватало. Да и время отпускное тоже не резиновое – не растягивается. И строил я этот пристрой подряд три года. Три отпуска этому посвятил. И все три года в душе жило беспокойство от незавершенности дела. Но когда построил, как я радовался, как гордился собой! Ведь по большому счету профессия военного больше связана с разрушением. Так и жена мне говорила, а ей, видимо, ее бабушка, которая вообще не верила, что стройка когда-нибудь будет завершена. И мне хотелось доказать и жене, и ее бабушке, и себе в первую очередь, что военный человек может быть и созидателем. И, когда стройка завершилась, я несколько суток не желал выходить из пристроя. Так мне нравилось в нем все. Наверное, потому нравилось, что все там я сделал сам, своими руками, хотя время от времени и звал в помощники кого-то из деревенских мужиков, когда не мог что-то сам сделать или просто одному было не справиться.

Сейчас я тоже испытывал внутреннюю душевную потребность завершить начатое. Однако хотя и уверял себя в том, что завершения требует мой характер, мое воспитание, но еще и потому это происходило, что я чувствовал повышенную ответственность. Ведь вооруженный бандит опасен. Он взял в руки автомат вовсе не для того, чтобы повесить на дерево или на камень мишень и потренироваться. Он готов убивать и рвется убивать, рвется лишать жизни других людей. Он – террорист. А слово «террорист» происходит от латинского слова «террор», то есть страх, ужас. Террорист наводит страх на мирных людей, которые ничего ему противопоставить не в состоянии. А он им не только угрожает, он их убивает, чтобы других устрашить. И от этого чувствует себя сильнее. Он питается чужим страхом, как людоед чужим мясом. И сильнее он себя чувствует, в том числе и потому, что сумел обмануть меня и уйти от моего взвода. Сумел избежать смерти. И мое профессиональное дело – обеспечить мирным людям спокойствие, уничтожить террориста и бандита. Каждого из них. Только тогда я смогу чувствовать себя спокойно, не будет давить мне на психику чувство вины за то, что я не сумел довести до конца так удачно начатое дело.

Конечно, ничего плохого в том, что эмира Малика уничтожит другой взвод спецназа, я не видел. Мы общим делом заняты. Но так уж устроен человек, что на себя обычно надеется больше, чем на кого-то другого. Так и я больше надеюсь на себя и свой взвод. Тот взвод, который я подготовил для боевых действий, который я обучил тому, что сам знал и умел. И мне всегда казалось, что мой взвод лучше других, хотя, возможно, я и ошибался. Но так, наверное, считает каждый командир взвода, и каждый командир взвода думает, что только возглавляемый им взвод в состоянии решить конкретную сложную задачу.

А ведь начало было в самом деле удачным. Семь убитых бандитов в самом начале, двое чуть позже, уже в пещере. Это уже десятки, скорее всего, спасенных мирных жизней. Но даже если это всего одна спасенная жизнь, это уже будет большой победой.

Но при этом еще столько же бандитов, тоже семеро, смогло уйти от моего взвода, и это автоматически значит, что другие десятки людей находятся под угрозой смерти. И я не смогу спать спокойно, пока не уничтожу бандитов сам или мои товарищи по отряду не уничтожат этого эмира Малика Абдурашидова и его людей. Так часто в нашей службе получается. Ты не успел завершить какое-то дело, и если наступил момент продолжения, то ты можешь быть занят в другой операции, и тогда за твой взвод отработает другое подразделение. Это не самый лучший вариант, но все равно успокоит нервы и даст возможность почувствовать удовлетворение. Но сам этот факт, неожиданно нашел я для себя удобный аргумент, еще и дополнительно говорит о том, что я не из чувства личной мести желаю уничтожения банды эмира Малика Абдурашидова.