Kitabı oku: «Повелитель баталий», sayfa 2

Меня майор не спросил, моим желанием даже не поинтересовался. Все компьютерщики и программисты такие. Они считают себя пупом земли и не понимают, что их насущные дела могут кого-то интересовать очень мало.

Станиславский нахмурился, собрал над переносицей львиные складки. Ему тоже, кажется, не понравилось предложение майора Варфоломеева. Но как человек военный в обсуждение вступать он не стал, поскольку его мнения никто не спрашивал. Поинтересовались бы – другое дело.

– Хорошо. Волконогов, с планшетником бегом в казарму! – распорядился старший лейтенант. – Собираешься в темпе. Старшина роты в курсе. Поможет. Лучше сразу в полной готовности. И бегом к штабу бригады. Там дежурный встретит тебя сам или подошлет кого-то. Прямо в штабе будем кое-что из спецтехники получать. Я сейчас тоже туда подойду. Третьим с нами Чубо летит. Это ответ на вопрос, который стоит у тебя в глазах. У вас с ним, кажется, хорошие отношения. Вот и будь доволен. Чубо уже, наверное, меня у штаба ждет. Давай и ты поторопись.

Я, конечно, был доволен. Если бы мне пришлось самому выбирать напарника, я остановился бы именно на кандидатуре младшего сержанта Чубо. Он какой-то надежный, без заморочек. Мне, по крайней мере, с ним проще, чем с другими кандидатами.

Забрав свой планшетник, я поспешил в казарму. Дневальный, стоявший у ротной тумбочки, на которой расположен телефон и тревожная кнопка, кивком головы показал мне на дверь каптерки. Там, насколько я знал, обычно сидел ротный старшина. Я постучал и услышал голос старшего прапорщика Сухого, разрешающего войти.

Старшина, похоже, ждал меня, встретил стоя и заявил:

– Получай экипировку, оружие, сухой паек и дуй в штаб бригады.

Вся моя персональная экипировка хранилась в шкафчике с моей фамилией на дверце. Автомат, естественно, стоял в ротной оружейной горке. Собраться мне было делом одной минуты. Пока дежурный по роте открывал три замка оружейной горки, я успел сбегать к своему спальному месту и захватить из тумбочки пакет с туалетными принадлежностями.

Все командировки в спецназе ГРУ, как правило, предполагают полевые условия. В таких ситуациях у нас не принято бриться. Но я предпочитал скоблить физиономию при любой возможности, потому что борода у меня росла рыже-пегая, клочковатая, щетина выглядела довольно смешно и даже уродливо. А я с самого детства больше всего боялся казаться именно таким, уже тогда считал, что лучше быть побитым, чем смешным. Поэтому я порой бывал поколочен, хотя всегда старался за себя постоять.

– Все. Ты укомплектован, – заявил старшина роты.

– А патроны? Мы что, без боекомплекта отправляемся? – спросил я.

– Чубо на себя получил. Тебе лично патроны к автомату не полагаются. Сдашь его в штабе, – предупредил старший прапорщик Сухой.

– Сдать автомат? – не понял я. – А как же командировка? Без оружия?

– Ты же у нас сменный снайпер!..

За год службы при всем желании и старании невозможно создать универсального спецназовца. Нам объясняли это с первых же дней службы. Когда-то бойца готовили два года, но и этого срока не хватало. Еще раньше служба была трехлетняя, но проблема не решалась и тогда. Это время не застали даже старшие офицеры, но они знали об этом хотя бы понаслышке. Универсальными спецназовцами могут быть только офицеры, отчасти солдаты и сержанты контрактной службы.

Поэтому в спецназе, как и везде в армии, придерживаются метода специализации. Каждого солдата готовят по его конкретной специальности – сапера, радиста, снайпера, корректировщика. Но надо учитывать возможные потери в реальном бою. Каждый специалист должен быть заменяем. Поэтому ему готовят сменщика, который частично осваивает чужую профессию.

Я официально считался бойцом разведвзвода, то есть самого универсального подразделения спецназа. За взводом был закреплен специалист-снайпер. Если он погибнет или будет тяжело ранен, то мне придется заменить его.

Честно говоря, сделать это не так-то просто. Только человек, никогда не заглядывавший в оптический прицел, может сказать, что нет разницы в стрельбе с ним или без него. Дескать, любой человек сумеет стрелять из винтовки с оптическим прицелом.

Но сам прицел – сложное техническое приспособление. Стрельба с оптикой ведется совершенно иначе, чем из автомата, простой винтовки, карабина и пистолета. Снайпер проходит узкую специальную подготовку.

Меня обучали разведывательным действиям, способам скрытного перемещения, маскировке, анализу и классификации того, что я увидел. Снайпера же большей частью натаскивали стрелять, хотя базовую подготовку и он проходил обязательно. Иначе снайпер рискует отстать от подразделения, за которым закреплен, при первом же боевом марше.

До армии я занимался биатлоном и неплохо владел винтовкой. Поэтому меня и заставили быть сменным снайпером, обучали стрелковому делу, тактике, методологии и особой, ни с чем не сравнимой системе маскировки. Конечно, мне было далеко до штатного снайпера, у которого синяки от приклада никогда с плеча не сходят, тем не менее самые необходимые знания и навыки я получил. Они дополнили мою спортивную стрелковую подготовку, и результат чувствовался.

– Так точно, сменный. И что, товарищ старший прапорщик? Это что-то значит?

– Разумеется. Это значит, что учили тебя не зря. Насколько мне известно, тебе в эту командировку винтовка с оптикой полагается. Получишь ее взамен автомата. Кажется, «Винторез». Я видел, как в штаб со склада несли. В маленьком чемоданчике. Стандартная упаковка. Стрелял, наверное, из «Винтореза»?

– Так точно, товарищ старший прапорщик, стрелял. Хорошая винтовка, только, на мой взгляд, дальности ей не хватает. Мне больше по душе «КСВ»².

Наличие в группе снайперской винтовки с глушителем уже само по себе подразумевало особый характер предстоящей операции, ее скрытность. Но обсуждать это со старшиной роты было бессмысленно. Я полагал, что он ничего не знал о нашей командировке, а его предположения меня не интересовали.

– «КСВ» – это хорошо, когда нужно по бронетранспортерам стрелять, – заявил старший прапорщик. – Зато «Винторез» с глушителем. Иногда это бывает необходимо. Ладно. Все собрал? Готов? Тогда дуй!..

Слово «дуй» для старших по званию стало, кажется, в нашей бригаде признаком хорошего тона. Каждый человек, отдающий команду, стремился его произнести. Сначала это раздражало меня. Потом я привык, как и все.

На сей раз я не бежал, как тогда, когда меня вызывал начальник штаба. Я шагал уверенно, как человек, понимающий свою значимость, даже необходимость. Сумку с планшетным компьютером и различной периферией к нему я придерживал рукой, чтобы она не билась о приклад автомата.

На крыльце штаба меня встречал младший сержант Чубо. Его коренастую фигуру я узнал издали. Чубо, как и я, был в бронежилете. За плечами у него висел рюкзак, автомат он держал в руках. Младший сержант не был сменным снайпером, и ему «Винторез» не полагался.

– Пойдем, тебя ждут. – Володя кивнул на распахнутые двери.

Я шагнул через порог впереди младшего сержанта. Дежурный по штабу поднял голову, но вставать не стал.

– Направо, вторая дверь с левой стороны, – сказал он. – Станиславский уже там. Да, автомат потом сдать не забудь. Командир взвода скажет, куда его девать.

Искать дверь мне не пришлось. Она открылась перед моим носом.

Старший лейтенант Станиславский хмуро поторопил меня:

– Быстрее. Нам дали готовность номер один.

Я шагнул за порог и увидел на письменном столе вскрытую картонную коробку. Сначала мне показалось, что это какие-то мутные пластиковые ампулы. Но я сделал еще два шага вперед и рассмотрел, что это патроны, у которых пластиковые пули странной формы. Калибр я определил сразу – 9 миллиметров. Гильза длиннее, чем для пистолета Макарова. Значит, предназначены они для «Винтореза». Какая-то модификация патрона «СП-5»³.

Глава 1

– Хмурое у вас лето, – глянув на темное небо, пробурчал полковник Костатидос. – А я по наивности надеялся на теплую погоду. Слышал, что Кавказ – место жаркое, и вообще думал, что Грузия похожа на Гавайи, тут сплошные курорты.

Доктор Норфолк поморщился и тряхнул головой, сбрасывая с кончика длинного носа дождевую каплю, легко превратившуюся в струю. Дождь был не сильным, но затяжным. Тучи обложили все низкое небо, не обещая какого-то просвета в ближайшее время. Длинные прямые волосы Норфолка промокли. Вода с них, в добавление к дождю, стекала на его лицо.

– Это не у нас, а просто здесь. Претензии не ко мне, а к капитану. – Норфолк кивнул на человека, сидевшего за рулем.

Капитан Гиви Джадиани должен был управлять «Фольксвагеном». Он, конечно, слышал разговор двух американцев. Один из них имел определенный опыт в грузинских делах, уже более года работал в этой стране. Второй час назад прилетел из Турции для проведения совместной операции, подводящей итог более чем годовой работы целого коллектива.

Доктор Норфолк был непричастен к этим делам. Он просто случайно присоединился к группе, поскольку его помощником во многих делах был именно капитан Джадиани. Тот отвечал не только за проект Норфолка, но и еще за несколько.

Несмотря на отличное знание английского языка, капитан никак не реагировал на обвинения, брошенные в сторону грузинской погоды. Он не торопился объяснять, что такие дожди не типичны для здешнего лета, обычно весьма жаркого.

Капитан Дареджан Софикошвили, представляющая службу химической и радиационной защиты Министерства обороны Грузии, садилась за руль второй машины, грузового фургона. Она тоже слышала фразу полковника и английским владела не хуже Джадиани, поскольку заканчивала когда-то университет в США.

Женщина не удержалась и ответила:

– Это вы, полковник, привезли нам свою погоду с Аляски. Вы же, кажется, живете где-то в районе Анкориджа, не так ли?

– Вы, мисс Дареджан, видимо, никогда не бывали в Анкоридже, если так говорите. У нас теплый климат, хотя официально мы люди и северные⁴.

– Тогда вы захватили с собой облака из Турции. По прогнозу, там тоже дожди. По крайней мере, в северо-восточных провинциях. Я смотрела метеосводку в Интернете.

– Я летел из западных провинций, с берегов Эгейского моря. Там чистое небо, курортный сезон в самом разгаре. Турецкий загар, наверное, заметен на моем лице.

Полковник сел рядом с капитаном Софикошвили, тогда как доктор Норфолк устроился на переднем сиденье машины капитана Джадиани.

– Поехали? – спросил полковник. – Они нас догонят.

– Да, отправляемся. Гиви нас обязательно обойдет. Мне за ним не угнаться. Он гоняет так, словно родился за рулем. Для него быстрая езда такое же естественное состояние, как для другого человека – пешая прогулка. – Дареджан хотела выдать куда более острое сравнение, но посчитала, что оно будет ярко звучать только на грузинском языке, богатом образными оборотами, а на английском станет ничего не значащим, и удержалась.

– Машины-то у нас, прямо скажу, не скоростные, не для гонок созданы, – заметил полковник. – Что с них взять! Немецкие…

Как всякий конченый американец, по природе своей пламенный патриот родной страны, полковник Костатидос считал, что автомобили изобрели в США, и только там умеют их делать настоящим образом. Все остальное полковник считал ширпотребом. Иного мнения об автомобилях, даже если оно существовало, полковник просто слушать не хотел и знать его не желал.

Ворота военной базы перед машинами открылись заранее. Часовой даже не спросил пропуск.

– Так свободно можно выехать? – удивился Костатидос.

Он привык, что на американских военных базах, расположенных даже в самих Соединенных Штатах, робот-шлагбаум открывает проезд только после предъявления пластиковой карты-ключа.

– Нас здесь хорошо знают, поэтому пропускают без излишних формальностей, – ответила капитан Софикошвили и приветственно кивнула часовому, стоявшему у шлагбаума.

Тот лениво отдал честь, будто отмахнулся.

Она только что обвиняла в лихачестве своего коллегу, но и сама ехала достаточно быстро. Во всяком случае, так показалось полковнику. Женщина не обращала особого внимания на дорожные знаки, не заморачивалась тем, что везет опасный груз.

Но как только дорога ушла в горы, их машину резко обогнал второй «Фольксваген». Капитан Джадиани и в самом деле умел ездить так, как не всякому доступно. При этом, судя по звуку двигателя, ревущего как спортивный болид, он не жалел ни топлива, ни саму машину, совершал скоростные обгоны на третьей, а то и на второй скорости. В сравнении с его манерой вождения езда Дареджан, в общем-то, чуть-чуть рискованная, казалась прогулкой в парке на детском велосипеде.

Костатидос не пожалел, что сел в машину к капитану Софикошвили, а не к Джадиани. Учитывая, что дорога после дождя скользкая, там нужно ехать с закрытыми глазами или же сидя верхом на собственных нервах, которые необходимо было бы держать в жесткой узде, чтобы не показать посторонним свое состояние.

У доктора Норфолка, видимо, нервы стальные, потому что он постоянно ездит с Гиви. Может быть, Норфолку помогает то, что он привычно заглушает свое чувство самосохранения определенного рода лекарством из плоской фляги, которую всегда носит с собой. Доктор сам выбрал себе машину и в этот раз.

Полковнику оставалось радоваться, что хрупкий и смертельный груз находится в машине мисс Дареджан, что давало людям определенную гарантию безопасности. Вообще-то мисс Дареджан загрузила в свою машину две коробки. Одну для своего подведомственного проекта, другую для доктора Норфолка. Содержимое второй коробки в случае аварии было бы смертельно опасно для водителя, пассажира и любого человека, который окажется рядом.

Дорога шла то вверх, местами даже очень круто, то резко бросалась с горы, то стекала плавно как река. Иногда она изобиловала серпантинами, когда с одной стороны вертикальная стена, а с другой – обрыв, потом ныряла в скалы и извивалась между ними. Посмотреть было на что, но многообразие тоже быстро утомляет. Поэтому полковник Костатидос временами закрывал глаза, уходя в приятную полудрему.

За свою жизнь он повидал много стран и немало гор, но настоящими считал только Скалистые, тянущиеся от Британской Колумбии в Канаде до штата Нью-Мексико на юго-западе США. Еще Костатидос с уважением относился к вершине Мак-Кинли⁵. Он лишь снисходительно улыбался, когда ему что-то говорили про Эверест. Про Казбек или Эльбрус полковник и слышать не хотел, считая такие горы только холмами. Переубедить Костатидоса было невозможно даже под угрозой расстрела.

– Все. Самый высокий перевал преодолели, дальше ехать будет легче, – сообщила Дареджан. – Правда, сама дорога станет похуже. Но здесь уже можно не опасаться встречных машин. Люди сюда редко заглядывают.

Они как раз миновали развилку. Дорога, ведущая налево, была более приличной и выглядела слегка ухоженной. Та, что вела направо, казалась совсем заброшенной. По ней машины и поехали.

Полковник огляделся. Вид с перевала открывался красивый, правда, американцу никак не верилось, что самый высокий подъем уже преодолен, потому что где-то там, впереди, виднелись мощные и суровые хребты, едва различимые в облачную непогоду.

Костатидос знал, что это Большой Кавказский хребет, отделяющий Грузию от России. Им не было необходимости туда ехать. Все их дела имели конкретное направление и уходили именно туда. Но люди, которые проворачивали такие мероприятия, оставались на месте. Это обстоятельство служило утешением для заморского гостя.

Дорога, как знал полковник, теперь поведет на восток. На запад ехать нельзя. Там уже Южная Осетия, официально считающаяся территорией Грузии, но не всеми, а только теми, кто поддерживал эту маленькую страну, жестоко обиженную огромной Россией. Впрочем, это большинство государств мира. С мнением других сил, выступающих против единства Грузии, можно было бы и не считаться, если бы не была в дело замешана Россия. Ведь именно благодаря ее усилиям Южная Осетия и объявила себя независимым государством.

Вникать во внутренние противоречия Грузии полковник Костатидос не желал. У него имелась своя задача, и он собирался выполнить ее со всем старанием. По большому счету полковнику было безразлично единство Грузии. Если бы не Россия. Раз она вмешалась в это дело, значит, Соединенные Штаты должны быть на противоположной стороне и активно помогать Грузии.

В Южной Осетии сейчас работать было невозможно из-за присутствия там российских военных. Они, конечно, присматриваются к грузинской стороне, и уж, разумеется, глядят во все глаза, когда там вдруг появляются американцы. Но Южная Осетия все равно волновала Костатидоса мало.

Это так называемое государство отделял от России как раз тот самый Большой Кавказский хребет, перевалить через который не сумеет ни один кабан. Эти животные каждую осень мигрируют из Грузии в Северную Осетию и дальше, вплоть до Ставропольского края, минуя Южную Осетию. Об этом наглядно говорила карта миграции диких кабанов, составленная по результатам спутникового контроля, произведенного американскими космическими войсками.

Два года продолжались наблюдения за кабанами, на которых были поставлены электронные метки, фиксируемые спутником. В результате была составлена подробнейшая карта миграции кабаньих стад. Удалось установить и время прохождения ими отдельных участков. Это определило методологию дальнейшей деятельности американских «биологов». Им стало ясно, как именно надо работать в той или иной точке миграционных кабаньих маршрутов.

– Мисс Дареджан, вы бывали в Южной Осетии?

– Я родом оттуда.

– Вот как! Вы осетинка?

– Нет, господин полковник, я грузинка. Но в Южной Осетии раньше жило много грузин. Даже сейчас они там остаются.

– Каково им приходится после той войны? Наверное, налицо сильное этническое давление?

– Моя бабушка не жалуется.

– У вас там осталась бабушка?

– Да.

– Что же вы ее к себе не заберете?

– Она не хочет. Я пыталась, да и мой брат тоже. Но бабушка не желает. У нее свой дом, сад, огород, козы. Следить за всем успевает, за водой к ручью сама ходит. Говорит, когда тяжело станет носить ведра, тогда к нам переедет.

– Сочувствую вашей бабушке.

По большому счету полковнику Костатидосу были безразличны даже судьбы целых народов, не говоря уже об отдельных их представителях. Но он умел выражать сочувствие и всегда делал это, во всем подражая своему правительству. Американские власти смотрят на участь чужих народов только через призму собственной выгоды, но сочувствие никогда не забывают и часто играют на этом.

– Судя по всему, мистера Гиви нам уже не догнать? – спросил полковник.

– Я и не собираюсь этого делать. – Капитан Софикошвили фыркнула словно дикая злобная кошка. – Он за рулем по-настоящему сатанеет. Для Гиви любая машина, идущая впереди, как красная тряпка для быка. Обязательно надо обогнать.

– А если обгонять некого? – спросил полковник.

– Тогда он будет обгонять самого себя, собственную тень, свою мысль. Хотя иногда, надо признать, это его выручает.

– Каким образом?

– Месяц назад мы с ним ехали в одной машине. Руль он, конечно, никому не уступит. Даже собственной жене. Дело было на оживленной трассе. Навстречу на высокой скорости шла большегрузная фура. Гиви, как всегда, не ехал, а летел. Водитель фуры, скорее всего, уснул за рулем и выехал на нашу полосу движения. Я потом анализировала ситуацию. Сама бы я постаралась затормозить, чтобы смягчить столкновение, а Гиви поступил с точностью до наоборот. Он дал по газам и проскочил под самым носом фуры. Ему только задний бампер оторвало. Но столкновения наш друг избежал за счет высокой скорости. Я удивилась, как он сумел так быстро разогнаться. Мастер за рулем!.. С таким соревноваться бесполезно. По крайней мере, нам, простым смертным, не профессиональным гонщикам.

– А если этот гонщик сам уснет? – спросил полковник.

– Он-то? Гиви бессонный как мышь!

– Именно такие герои засыпают чаще других. Потому и случаются аварии. Водитель всего на две секунды закроет глаза, и машина уже слетает с дороги.

«Фольксваген» миновал перевал и плавно пошел на спуск. Софикошвили отпустила педаль сцепления, чтобы не жечь бензин понапрасну, и спускалась накатом, легонько притормаживая только перед поворотами.

Полковник снова закрыл глаза и задремал. В этих местах, далеко от базы, дождь уже кончился. В небе на востоке были видны кусочки неестественно яркого неба, насыщенного глубокой голубизной. Дорога быстро просыхала. Манера вождения капитана Софикошвили сначала слегка насторожила Костатидоса. Теперь, в сравнении с лихостью капитана Джадиани, она казалась американцу вполне умеренной и даже безопасной. Хотя на знаки, ограничивающие скорость, мисс Дареджан не обращала никакого внимания, как и большинство грузинских водителей.

Сам полковник был воспитан иначе. Этот стопроцентный американец дисциплинированно вел себя на дороге и уважал знаки. Сказывалось и его армейское воспитание, которое обязывало уважать все отечественное, родное, особенно законы, распространяя, кстати, их действие на любую страну.

Ровные и широкие дороги, приспособленные под большие автомобили, которые предпочитают американцы, были ему привычны. Это делало Костатидоса, как и всех американских водителей, слегка рассеянным за рулем. В глубине души он понимал, что местные дороги не простят ни малейшей расслабленности. Здесь нужна сосредоточенность и быстрая реакция, адекватная внезапно сложившейся ситуации.

Полковник считал, что это было большим минусом для Грузии. При этом он нисколько не сомневался в том, что американские водители – лучшие в мире. Принцип, согласно которому без машины ты никто, въелся в мистера Костатидоса с самого детства.

Вытравить его из сознания полковника было уже невозможно. Точно так же, как нельзя в самой Америке прожить без автомобиля. Там вся инфраструктура заточена только под эту повозку с мотором. Общественный транспорт хорошо развит исключительно в крупных городах. Но кое-где без машины невозможно добраться даже до магазина с продуктами.

Наверное, именно поэтому в большинстве штатов права выдают с шестнадцати лет. В отдельных из них, таких, например, как Дакота, водительские документы можно получать уже с четырнадцати лет. Поэтому Костатидос считал американских водителей лучшими. В том числе, разумеется, и самого себя. Он с легким покровительственным пренебрежением относился к капитанам Софикошвили и Джадиани. Как и вообще ко всему в Грузии. Да и не только здесь.

Дорога спустилась в долину, которая тоже располагалась не на равнине, а высоко в горах и больше походила на ущелье, потому что хребты, окружающие ее с двух сторон, местами сходились достаточно близко. Однако и там, где они не сближались, трасса совсем не была прямой.

Во-первых, сама долина не отличалась прямизной. Во-вторых, пространство между хребтами во многих местах было забито скалами разной высоты. Иногда машинам приходилось ехать по открытому месту, потом «Фольксвагены» врывались в коридор, где звуки двигателей усиливались и отлетали от одной скалы к другой. Вслед за этим они возвращались к автомобилю и настырно били по ушам водителей и пассажиров. Езда по таким коридорам – дело не очень приятное.

– Нам далеко еще? – спросил Костатидос.

– Минут сорок обыкновенной езды, – пообещала капитан Софикошвили. – Гиви уже, наверное, добрался до места и ждет нас.

Они как раз въезжали в извилистый скальный коридор, по которому от стены к стене катались те самые звуки двигателя, о которых полковник только что думал. Дорога была проложена, несомненно, еще в советские времена. С тех пор она, наверное, почти никогда не ремонтировалась.

Еще он понял, что советским строителям пришлось приложить много усилий, истратить огромное количество взрывчатых веществ, чтобы, грубо говоря, раздвинуть скалы. Тем не менее даже здесь дорога не была прямой. Видимо, не все скалы поддавались дорожно-строительной технике и даже взрывам. Поэтому дорога виляла как змея, убегающая от преследования.

Один поворот наслаивался на другой, и все они были одинаковыми, по крайней мере для полковника, который впервые ехал по этой дороге. Американец не имел никакого желания считать их. Слишком уж легко было сбиться.

За очередным поворотом Костатидос, не пристегнутый ремнем безопасности, чуть не вылетел через лобовое стекло. Мисс Дареджан затормозила слишком резко! Сначала полковник хотел было возмутиться, вслух высказать свое отношение к подобному вождению, но вовремя посмотрел вперед. Слова, готовые сорваться с языка, застыли в его горле.

Он увидел разбитую машину капитана Джадиани. «Фольксваген» на большой скорости врезался в скалу. То ли что-то случилось с машиной, то ли с водителем. Сейчас, навскидку, никто не смог бы этого сказать.

Мисс Дареджан завела двигатель, заглохший после резкого торможения, и на малой скорости двинулась вперед, чтобы по возможности приблизиться к месту аварии. Вторая машина остановилась рядом с первой. Сначала из нее вышел полковник. За ним показалась капитан Софикошвили, которая выглядела так, словно боялась увидеть нечто страшное.

Глаза у мисс Дареджан и без того были слегка выпучены от природы, а сейчас они вообще могли вывалиться из орбит. Все движения капитана грузинских войск химической и радиационной защиты были испуганными, осторожными, намеренно замедленными. Американцу казалось, что Дареджан готова в любой момент развернуться и броситься назад, в свою машину.

Полковнику пришлось первому подойти к разбитому автомобилю. «Фольксваген» въехал капотом в скалу. Двигатель, скорее всего, уже едва ли можно было отремонтировать. Вывозить машину, вероятно, следовало на эвакуаторе, а вот людей…

К ним полковник Костатидос почему-то подошел уже после осмотра машины. Оба были без сознания. Капитан Джадиани положил руки на руль и повернул набок голову, словно спал со всеми удобствами. Ремень безопасности все же не дал ему вылететь из машины и удариться лицом о скалу вслед за «Фольксвагеном».

Полковник приложил пальцы к горлу капитана и почувствовал вполне нормальное биение сонной артерии. Оно было разве что чуть более частым, чем положено, но измерять пульс по секундной стрелке Костатидос не намеревался. Внешних повреждений у капитана заметно не было. Возможно, он переломал себе ребра при ударе о руль. Но такие жуткие последствия столкновения со скалой вовсе не были обязательными.

Сейчас грудная клетка Джадиани не доставала до руля, и можно было надеяться, что удара вообще не было. Если ремень безопасности сработал исправно, этого и не должно было случиться. Но ведь сотрясение внутренних органов тоже вполне в состоянии вызвать болевой шок и даже потерю сознания. Нокаут ведь случается не только тогда, когда тебя бьют, но и тогда, когда стукаешься обо что-то сам. Ремень безопасности в данном случае сработал как стена, в которую вписался капитан.

– Жив? – спросила мисс Дареджан.

– Кажется, даже здоров, – ворчливо, почему-то почти недовольно ответил полковник. – Надеюсь, что этот лихач не пьян.

– Он мало пьет, а за рулем вообще не употребляет спиртного.

Костатидос обошел разбитую машину, чтобы проверить состояние доктора Норфолка. Последняя фраза о пьянстве относилась вообще-то именно к этому человеку, который не выходил из дома, не захватив с собой заветную плоскую фляжку. Вот и сейчас в машине откровенно пахло спиртным. Полковник опасался, что доктор угостил капитана Джадиани. Результатом нескольких глотков какого-то крепкого напитка явилась авария. Но пахло именно от доктора, как убедился Костатидос, обойдя машину и с трудом распахнув правую переднюю дверцу.

Второго руля справа у этого «Фольксвагена», естественно, не было. Кажется, доктор даже дышал ровнее, чем капитан. Так, по крайней мере, подумал полковник, когда прощупал биение сонной артерии на горле Норфолка. Доктор не висел грудью на ремне безопасности, а откинулся на спинку сиденья и опустил затылок на подголовник. Впечатление было такое, что Норфолк вот-вот проснется, откроет глаза и спросит, что произошло, почему машины стоят. Если он уже опорожнил свою полулитровую флягу, то вполне мог и благополучно проспать аварию.

Полковник толкнул Норфолка в плечо, но тот не отреагировал. Непонятно было, пьян он или без сознания в результате аварии. На всякий случай, сам не зная зачем, полковник заглянул на задние сиденья и в багажник. Машина не везла никакого груза. Ящики, отмеченные личными печатями капитана Софикошвили и доктора Норфолка, ответственных за их сохранность, находились во второй машине.

– Что у них случилось? – спросила женщина.

– Об этом нужно спрашивать вашего Гиви. Мы с вами находились далеко от них.

– Справа лопнула шина. Передняя. Может, из-за этого?

– Не исключено, – согласился полковник. – Но шина сама по себе, при условии аккуратной езды, не лопнет. Да и диск не рассыплется.

Костатидос присел и увидел обрывки резины, висевшие на том, что осталось от диска, изготовленного из легкого сплава. Но это могло быть как следствием аварии, так и ее причиной.

– Что делать будем, мисс Дареджан? – спросил Костатидос.

Капитан Софикошвили только пожала плечами и заявила:

– Никогда не была в такой ситуации, поэтому не представляю, как нам теперь быть. Мы забрались слишком далеко от всякой цивилизации.

Дареджан и в самом деле выглядела очень растерянной.

– Как положено поступать у вас в Грузии в случае аварии? Порядок таких действий должен быть оговорен в правилах дорожного движения. Вы знаете их грузинский вариант?

– Я только его и знаю, хотя права у меня международного образца. С ними можно ездить во многих странах, хотя, говорят, в вашей Америке нужно еще получать какой-то вкладыш. Там же сплошная бюрократия. А у нас звонят сначала в полицию, потом вызывают медиков. Или наоборот, сначала обращаются к врачам и ждут их часами. Кто может, пытается оказать помощь раненым на месте. Так, наверное, принято во всех нормальных странах. А у вас что, иначе? Я, честно говоря, когда училась в Америке, в аварии как-то не попадала. У меня там и машины-то не было. Права получила уже в Грузии, когда поступила служить в армию.

– У нас принято обходиться одним звонком в службу спасения. Они пришлют и медиков, и полицию. Помощь, конечно, тоже следует оказывать, только осторожно. Особенно с теми, кто мог повредить позвоночник. Нашим парням это, кажется, не грозит. Они могли только лбы разбить, но их выручили ремни безопасности. Даже стекло полностью вылетело вперед.

– Вызвать полицию можно. Беда в том, что сюда едва ли кто доберется быстро. Да и нужно ли нам, чтобы здесь оказались посторонние личности? Не лучше ли будет вызвать врача из лаборатории и начальника транспортного отдела? Эти машины находятся в его подчинении.