Kitabı oku: «Зеленая кнопка», sayfa 2

Глава первая
Эмир Дадашев

По всем психологическим параметрам я смело могу отнести себя к «человекам тертым». Мне, как правило, удается делать верные выводы из информации, получаемой с разных сторон, строить свое поведение в соответствии с ними, вести себя адекватно.

Меня, если говорить честно, заставили возвратиться в родные края. Вернее сказать, официально мне только предложили это сделать. Такую идею озвучил Осман, рыжебородое американское чучело йеменского происхождения. Не могу сказать, что я его ненавижу, но испытываю к нему некое похожее чувство. Он, как мне думается, это понимал и именно потому выбрал для возвращения в родные мне горы именно мой джамаат. Хотя все мы отлично знали, что будет игра в русскую рулетку, когда барабан револьвера заполнен патронами наполовину вместо одного-единствен- ного.

Тогда Осман еще не думал, что и ему самому придется отправляться в Россию вместе со мной. Он, скорее всего, ждал, что я откажусь, начну ссылаться на то, что мой джамаат самый опасный для врага из всех наших сил, оставшихся в Сирии. Дескать, я вложил невероятно много сил в налаживание дисциплины и боевой подготовки своих людей, обучал их всему, что знаю и умею сам. А это немало. Боевой багаж у меня солидный.

Но к моменту, когда прозвучало это лестное предложение, я уже знал, что может означать мой отказ, слышал о судьбе командиров сильных и многочисленных отрядов, которые поступили так. После этого они просто пропадали, исчезали неведомо куда, например по дороге в штаб. Или же машина попадала в засаду «сирийских диверсантов» из пресловутых «Сил тигра», которыми руководит бригадный генерал Сухель Аль-Хасан.

«Силы тигра» – это вообще-то элитная дивизия сирийского спецназа, которой привычно приписывают многие операции и на фронте, и внутри нашей территории. Генерал сумел отлично подготовить свою дивизию, обучить личный состав. С нашей стороны было очень мало героев, желающих встретиться с «тиграми» лицом к лицу.

Во время второго наступления правительственных сил на Пальмиру мой джамаат находился на самом острие атаки противника. Мои моджахеды не дрогнули, отошли только после того, как справа и слева от нас бежали, бросив позиции, соседние отряды. Мы рисковали оказаться в окружении и погибнуть под ударами артиллерии и авиации.

Тогда-то мне и довелось увидеть, как воюют «Силы тигра». Они вели наступление очень организованно, со знанием дела и с учетом особенностей местности, которые использовались ими по полной программе. Я, бывший командир десантно-штурмового батальона ВДВ Советского Союза, оценил работу, проделанную Сухелем Аль-Хасаном, и не нашел, к чему придраться, хотя и хотел бы увидеть слабые стороны бойцов этой дивизии. Я даже специально высматривал их, чтобы при возможности использовать самому и другим подсказать, но ничего найти не сумел. Они воевали грамотно, были очень неплохо обучены.

Итак, мне пришлось вернуться в родные края. Место для базы я выбрал сам – хорошо знакомое мне. Я слышал, что в последние годы горные туристы сюда не заглядывают. Теперь их стало намного меньше. Это во времена Советского Союза куда ни плюнь, в туриста попадешь. Так было на всем Северном Кавказе, в любой его республике. В Грузии и в Армении дела обстояли точно так же. В Азербайджане туризм был почему-то не столь развит, хотя горы там тоже неплохие. У нас сказывалось, видимо, соседство Большого Кавказского хребта. Это название само по себе манило сюда людей из разных мест Советского Союза.

Сейчас не то. В наши дни спортивный туризм в большом «загоне». Неизвестно, когда он снова начнет развиваться. Ведь тут требуются большие финансовые вложения, а взять их негде.

Вот потому я и выбрал для базы ущелье Трех Дев. Но прежде чем отправиться туда всем составом, выслал на место малый джамаат, говоря армейским языком, когда-то привычным мне, одно отделение.

Такие подразделения начали создаваться еще во времена Второй чеченской войны стараниями иорданца Хаттаба. Он расписал их состав и вооружение с таким расчетом, чтобы любое из них являлось полноценной боевой единицей. Хаттаб был умным человеком и прирожденным воином. И даже бывшие офицеры, такие как я, не брезговали учиться у него, хотя Хаттаб не имел за своими плечами никакого военного образования. В 1995 году он основал учебно-религиозный центр «Кавказ», не только сам готовил молодежь, но и обучался вместе с ней у преподавателей, привлеченных со стороны.

Я в той войне не участвовал и о Хаттабе знал только по сообщениям в новостях. Но мое мировоззрение в период после Афганской войны формировалось во многом под влиянием таких людей, как этот иорданец. Это нисколько не казалось мне, в прошлом боевому офицеру, зазорным. Я даже однажды поругался по этому поводу со старшим братом, имеющим почти такой же послужной список, как у меня, только получившим больше правительственных наград. Я, впрочем, никогда за ними не гнался и был к ним, по большому счету, равнодушен, в отличие от большинства своих земляков.

Надо сказать, что я уважал своих земляков, хорошо понимал их боевой дух, потому что сам был тех же неспокойных кровей. Сколько существует народ Дагестана, столько он и воюет. Наши мужчины обычно делают это очень хорошо. В моем десантно-штурмовом батальоне был целый взвод, составленный из дагестанцев и чеченцев. Среди них был только один кабардинец, командир взвода. Это было лучшее подразделение батальона. Командир легко находил общий язык с бойцами, потому что они были близки ему по крови и воспитанию.

Из таких же людей состоял мой джамаат, действовавший в Сирии. Его лучшее отделение я и направил в ущелье Трех Дев с приказом подготовить базу для остальных бойцов. Перед этим мы с командиром отделения целую ночь просидели над картой ущелья, нарисованной моей рукой.

Настоящую мне позже передал Осман. У американцев, кажется, были карты всего земного шара – это результат их спутниковой съемки.

Рассмотрев эту карту, я остался очень доволен своей памятью. Она позволила мне изобразить ущелье с такими подробностями, которых не было на спутниковой карте.

На все про все я дал командиру малого джамаата полтора месяца. Он обещал справиться, хотя работа предстояла большая.

Самым сложным в этом деле был вопрос перехода границы, хотя между Россией и Азербайджаном она не охраняется так многослойно, как, например, с той же соседней Грузией, которую в Москве считают подстилкой НАТО. Однако я прекрасно понимал, что девять бойцов, а именно столько мой передовой малый джамаат и насчитывал, имеют больше шансов перейти границу незамеченными и не понести при этом потерь.

Так оно и вышло. Потом командир отделения позвонил мне и доложил обстановку.

Только после этого звонка я снял с позиций, присмотренных заранее, два других отделения. В случае возникновения осложнений они должны были плотным огнем, не жалея патронов, обстреливать пограничников с другой стороны кордона и даже навязать им позиционный бой, отвлечь внимание на себя.

Осман тогда предложил вообще сразу развязать бой, обозначить попытку силового прорыва через границу, чтобы отвести глаза пограничников от передового малого джамаата. Но такая имитация могла бы подсказать им, что где-то в стороне совершается реальный переход. Пограничники тоже не дураки. Они давно научились просчитывать подобные фокусы. Наша демонстрация прорыва большими силами привела бы к неминуемым потерям. Потому мысль Османа я отмел сразу. И действовал так, как сам задумывал.

При этом приборы показали, что за нами наблюдали с другого берега мелкой речки, по которой граница проходила. Мы изобразили спор, результатом которого стало мое решение уйти от границы в глубину азербайджанской территории. Я даже пальцем показал направление движения своим моджахедам, причем так, чтобы и пограничники это видели.

Второй доклад от передового джамаата я получил, как и было обговорено, после проверки ущелья Трех Дев на пригодность. За время моего отсутствия все там могло измениться. К счастью, этого не произошло. Мне не пришлось менять планы, хотя запасной вариант у меня, конечно же, существовал. При необходимости передовой джамаат работал бы по нему. Он перешел бы в другое ущелье, не столь удобное, но все же пригодное для использования в качестве базы.

Теперь мне осталось дождаться поступления доклада о завершении оборудования постов и системы охранения, о готовности принять нас всех. Тогда можно будет выступать.

Наконец, строго в срок, это сообщение было получено. Мы хотели выступить, но тут всех задержал Осман. Произошло это по непонятной мне причине. Он постоянно с кем-то связывался через закодированный телефонный канал. Я так понял, что его абонент находился где-то в России, по крайней мере, разговаривал он с ним по-русски. Этот человек был еще не готов к какому-то мероприятию, которое Осман должен был лично контролировать и снимать на видео, чтобы потом оперировать этим роликом в каких-то инстанциях.

Признаться, мне, бывшему советскому офицеру, было не по душе сотрудничество с представителем американской армейской разведки. Но мое мнение в данном случае никого не интересовало. Я получил приказ взять с собой Османа и обеспечить ему возможность действия.

Таким вот образом Осман оттягивал выход, задерживал весь джамаат, когда я сам и мои люди уже давно были готовы выступить. Более того, у меня был разработан прекрасный план перехода границы. Для его осуществления я сумел договориться с командиром азербайджанского ополчения, который обещал атаковать армянское село, лежащее на границе с Россией.

Такие атаки уже предпринимались не один раз, но армяне имели собственное сильное и хорошо вооруженное ополчение, которое круглосуточно несло службу на прекрасно оборудованных сторожевых постах. Но при каждой атаке азербайджанцев армяне отправляли своих женщин и детей в Россию через горбатый каменный мост, перекрывающий мелкую речку. Пограничники на той стороне постоянно были готовы к бою, хотя ни разу в ситуацию не вмешивались.

Мне пришлось пообещать командиру отряда азербайджанского ополчения боевую поддержку силами своего джамаата. Естественно, в реальности ничего подобного не было бы. В мои планы вовсе не входило вмешательство в межэтнические конфликты.

Правда, здесь же стоял еще и вопрос вероисповедания. В Азербайджане было слишком много шиитов, поддерживающих тесную связь со своими иранскими единоверцами. Помогать им мне просто не позволило бы мое командование, легко утвердившее мой план перехода границы.

При этом переходе нам практически не пришлось бы вести боевые действия. Пограничники сконцентрировали бы свои силы рядом с мостом, а мы в это время ушли бы за кордон где-то в стороне. Самое серьезное, что могло бы нам встретиться, это наряд пограничной службы. Если бы он пожелал вести бой, то мой джамаат легко справился бы с ним.

Но Осман все еще задерживал нас. В итоге мне пришлось чуть ли не в последний момент связаться с командиром отряда азербайджанского ополчения и предложить ему перенести нападение на село на несколько дней. При этом я даже не мог назвать конкретную дату, этим звонком сильно расстроил планы людей, на которых рассчитывал, а они надеялись на меня. Увы, напрасно.

Тем не менее мое предложение о содействии азербайджанскому отряду ополчения оставалось в силе. Когда Осман получил приказ от своего командования и сообщил об этом мне, я просто снова позвонил по прежнему номеру и наконец-то назначил новую конкретную дату. Мы согласовали время атаки азербайджанцев на село и моего удара с другой стороны. Я должен был начать на сорок минут позже.

Однако в назначенное время мой джамаат уже мочил ноги в неглубокой речке, переходил границу не слишком далеко от этого армянского села. При этом я понимал, что всем пограничным нарядам был отдан приказ повысить бдительность при несении службы. Особо усиливались наряды, как нетрудно было догадаться, на отдаленных участках, подконтрольных данному погранотряду. Я слышал, что в такие моменты к каждому наряду добавляется по два ручных пулемета при одном пулеметчике.

Не знаю, сколько правды в этих утверждениях, но проверять такие данные на своих людях я не желал. Мне было слишком хорошо известно, что могут натворить два ручных пулемета и несколько автоматов при стрельбе по людям, переходящим реку, то есть минующим открытое пространство, где нет возможности найти укрытие. Потери в этом случае могли бы быть катастрофическими, хотя каждый из моих моджахедов знал, на что идет, и отличался незаурядной личной храбростью.

Я не желал лишаться надежных, проверенных в серьезных боях людей и пошел на простейшую хитрость – решил переходить границу там, где никто от меня этого не ожидал. Заметить нас здесь было легче. Чтобы избежать этого, мы действовали с предельной скоростью.

Мы вошли в реку рядом с армянским селом, только по другую сторону от боя, разворачивающегося с азербайджанским ополчением. Нас, вне всякого сомнения, видели с постов часовые-армяне. Я даже рукой одному помахал в знак приветствия. Но они по нам не стреляли, опасались, видимо, нашего ответного огня. И правильно делали. Задерживаться мы все равно не стали бы за неимением времени, разве что отплюнулись бы парой очередей, но армяне, стоявшие на постах, этого знать не могли.

Сообщили они или нет о нас российским пограничникам – этот вопрос остался для меня открытым. Своему командованию часовые обязательно должны были доложить. А вот связалось ли оно с сопредельной стороной, я не знаю. Но время все равно было упущено. Даже если пограничники и вышли к месту нашего перехода через реку, они все равно опоздали. Мы уже успели покинуть это место, прошли по узкой расщелине, сильно поросшей лесом, а потом поднялись на плато, которое пересекли поперек, что заняло у нас около восьми минут.

Кому-то из моих людей послышался звук вертолетного двигателя над той расщелиной, которую мы недавно оставили позади. Меня окликнули и передали сообщение. Однако, сколько я ни прислушивался, звука двигателя так и не различил. Правда, этому мешал еще и крепкий боковой ветер, относящий все звуки в сторону погранотряда. Нам туда идти было не нужно. Даже если экипаж вертолета и искал нас, то он делал это далеко позади.

Причину этого я хорошо понимал, не зря тренировал свой джамаат так, как этого не делал ни один из эмиров. Передвигались мы вдвое быстрее, чем, скажем, солдаты российской армии или те же пограничники. В данном случае я не говорю о спецназе или войсках ВДВ, которые всегда бывают хорошо подготовлены физически. Но простые солдаты не могут с нами сравниться в быстроте передвижения.

Даже мощный стационарный бортовой тепловизор, обязательно стоящий на военном поисковом вертолете, не мог помочь экипажу найти нас. Если тот и искал нас, то в тех местах, которые мы уже покинули. Я, признаться честно, так и не понял, искали нас или нет. Если ополченцы армянского села в Азербайджане передали данные российским пограничникам, то должны были бы. Впрочем, это был совсем не тот вопрос, из-за которого стоило ломать себе голову во время сложного ночного марша по горам.

К утру мы вышли к какому-то незнакомому мне селу. На моей старой карте его не было, но на спутниковой, имевшейся у майора Османа, оно было обозначено.

– Откуда это село здесь взялось? – пожал я плечами, показывая Осману свою карту.

– Власти перевезли сюда людей после наступления Басаева на Дагестан, – объяснил мне Осман. – Они потеряли свои дома, и для них в этом месте были построены новые. У тебя старые карты… Я выделю тебе часть своих, чтобы ты на месте ориентировался. Мне они все равно не понадобятся. У меня есть карты тех мест, где будут работать мои помощники… А прежние тебе уже ни к чему…

Я только молча кивнул, ушел вперед, стал присматривать место для отдыха джамаата и скоро нашел вполне неплохое за грядой скал, под горой. Из села, расположенного поблизости, нас невозможно было рассмотреть даже в бинокль. Я дал команду моджахедам устраиваться на отдых и решил поспать сам. Я ведь такой же человек, как и они, тоже устаю и хочу спать. Тем более что и возраст этого требует.

Я устроился отдыхать чуть в стороне от джамаата, между основной стоянкой и горой. Рядом со мной расстелил свой спальный мешок Осман. Он не стал забираться в него, лег поверх и тоже заснул быстро.

Кажется, я только сомкнул веки, как проснулся от приближающихся тяжелых шагов. По твердой уверенной поступи ног, не выпрямляемых полностью в коленях, я сразу понял, что ко мне приближался мой неофициальный заместитель. Этот человек постоянно был мне необходим. Он имел в джамаате почти такой же непререкаемый авторитет, как и я сам.

Я знаю, что другие эмиры сознательно не держат рядом с собой таких моджахедов, опасаются за свою власть над людьми. Именно поэтому у них, как правило, не бывает толковых заместителей. Но мне была нужна не власть, а помощник.

Тем более что Надир, как и я, явственно недолюбливал майора американской армейской разведки. Он даже всегда старался это подчеркнуть.

– Али Илдарович, часовой доложил, что на склон соседней высоты женщина, видимо, учительница, вывела группу детей примерно четвертого-пятого класса. Они оттуда могут увидеть наш лагерь, – проговорил Надир тихим голосом.

– А ты что, не можешь взять на себя смелость и отдать приказ расстрелять их? – не открывая глаз и по-прежнему держа бороду вздернутой к небу, спросил Осман. – Тебе обязательно нужно по такому пустяку будить эмира?

– Мы находимся в Дагестане, а не в Сирии! Эти дети – такие же дагестанцы, как и мы, – возразил Надир. – Они – будущее нашего народа.

Видимо, «родные берега» благотворно подействовали на Надира. Раньше он такой мягкости себе не позволял.

Осман открыл глаза и с удивлением посмотрел на моджахеда, который позволил себе не согласиться с ним, тем самым проявил неслыханную наглость. Надир сделал вид, что вообще не замечает Османа, и смотрел только на меня.

Моего приказа ждали и те моджахеды, которые устроились на стоянке недалеко от нас и слышали этот разговор. Не все они, конечно, были дагестанцами и поняли нас.

Я был полностью согласен с Надиром, даже в Сирии, не то что здесь, в родном Дагестане, не мог себе позволить отдать приказ расстрелять детей.

– Очень тихо, без резких движений, поднимаемся все до единого, собираемся и ползком выходим за пределы видимости… Повторяю. Без резких движений. Спящего человека можно не увидеть. Ползущего – тоже. А вот бегущий наверняка будет замечен…

– А если они нас уже видели… – предположил Осман, которому, видимо, очень хотелось «повязать» всех нас кровью нашего же народа. – Дети расскажут родителям. Те передадут властям. Нас окружат и уничтожат…

– На все воля Всевышнего! – ответил я стандартной фразой, на которую даже Осману возразить было трудно.

Он не знал русскую пословицу: «На Бога надейся, но сам не плошай». Этот тип вообще никогда не говорил ни о русском, ни о дагестанском фольклоре, хотя знал, кажется, множество языков…

* * *

Мы неслышно и неспешно, без шума и резких движений всем джамаатом вышли из-под возможного взгляда со стороны. Правда, после этого нам пришлось преодолеть еще один короткий, но опасный участок, где нас могли бы увидеть из села, если кому-то вдруг понадобилось бы опробовать бинокль. Этот участок мы преодолели стремительным бегом, потом вышли в совершенно необжитые места. Об этом нам говорили карты, как моя, заметно устаревшая, так и куда более свежая, имевшаяся у майора Османа.

Здесь можно было найти новое место для привала. Но я решил не терять время, тем более часы показывали, что джамаат отдыхал больше двух часов. Это мне только так показалось, что я едва-едва уснул, как меня разбудили. Спал, видимо, без снов. Когда такое случается, время всегда пролетает быстро. Но такова участь эмира. Спать меньше других приходится любому командиру, офицеру боевого подразделения.

Джамаат легко вошел в скоростной походный режим. Мы быстро продвигались в нужном направлении.

В Сирии все было чужое. Там даже общее передвижение не давалось нам так легко. Здесь же даже воздух был иным. Мы все – дети гор. Среди них нам легче дышится, мы лучше, увереннее себя чувствуем, соображаем и работаем намного быстрее, чем в жаркой пустыне.

Таким вот образом мы провели в марше целый день, не особо устали и за несколько часов до наступления темноты вошли в ущелье Трех Дев. У «ворот» нас встретили три моджахеда из передового малого джамаата, чтобы провести через заминированный участок и дальше – вплоть до пещеры.

Командир отделения первым делом показал мне точки, заранее подготовленные для размещения постов. Я сразу выставил на них людей, хотя в тот момент еще не знал, что нас преследуют. Эти места мы с командиром передового джамаата обговаривали заблаговременно, ориентируясь по моей старой карте. К счастью, в ущелье мало что изменилось с тех давних пор, когда я частенько бывал здесь.

Я устроился в гроте, отведенном мне. Он был выбран для этого прежде всего по принципу безопасности, потому что грот располагался в самой середине большой пещеры. Мои моджахеды в случае необходимости всегда могли оказать мне помощь. Важны были и его размеры, поскольку грот эмира должен являться не только его постоянным местом обитания, но и рабочим кабинетом. Дверь успешно заменял полог, сшитый из двух одеял.

Османа мои люди поселили в маленьком гроте по другую сторону пещеры. Он, правда, желал занять другой, с металлической дверью, но я изначально решил отвести его под склад оружия и боеприпасов. Осман вынужден был со мной согласиться, хотя и проворчал что-то относительно тесноты помещения, отведенного ему.

Я намеревался заняться именно складом, но не успел этого сделать. Со мной связался старший передового поста и сообщил, что к входу в ущелье приблизился взвод солдат. На этом наш разговор оборвался.

– Что за солдаты? – поинтересовался я, но ответа не услышал.

Догадаться о том, что пост уже уничтожен, было несложно.

Я немедленно позвонил на второй пост. Этот разговор прервался в самом начале.

Ситуация усложнилась. Я не знал, кто навел на нас солдат. Это могли быть пограничники, жители села, даже дети, которые видели нас. Тогда я намеренно выставил засаду так, чтобы солдаты заметили ее. Их командир должен будет выслать разведку, посмотреть, что творится впереди. Я приказал Надиру организовать захват разведчиков.

Уже через непродолжительное время мне доложили, что в разведку пошел офицер. Он взят в плен. Я тут же переформатировал свои планы. Грот, где я предполагал хранить оружие, следовало использовать в качестве камеры для пленника.

– Надир, пленника сразу ко мне! – приказал я, еще не догадываясь, с кем мне предстоит встретиться.

Когда Надир принес мне все, что наши моджахеды отобрали у офицера, я сразу заглянул в его удостоверение личности, и на меня тут же накатила крутая волна воспоминаний…