Kitabı oku: «Солнечный зайчик. Шанс для второй половинки», sayfa 6

ПГТ Троебратский, 15.50 29.08.1970 года, суббота.

Устал. Никто не смотрит что я хромоногий, никому нет дела, что я несовершеннолетний, всем что-то от меня надо. Заездили подростка, злодеи.

Директор школы поставил выступление нашего ВИА на Первый Звонок, и пригласил на него всё поселковое начальство. Понятно, что директор хочет похвастаться успехами нашей школы, и это правильно. Ирина Сергеевна нас жучит так, что только пыль столбом. Репетируем по пять-шесть часов в день, а ей всё не нравится наше звучание. Ага! Привыкла там в консерватории к инструментам от Страдивари, а у нас-то обычные дрова из Рабкоопа³⁶. И исполнители… Взять меня – руки мозолистые, пальцы короткие – куда мне до Никколо Паганини! Остальные ребята тоже. Генка оказался хитрее всех – ушел из ВИА сразу, как только нашел повод. И Ольгу Чернышевскую увёл. В железнодорожном клубе его с нашими песнями приняли как родного, теперь эта парочка поёт на танцах. Виталик, руководитель клубного ВИА приходил ко мне с пивом и коньяком договариваться о песнях. Дескать, разрешу ли исполнять. И не соглашусь ли я снабжать его новыми песнями.

Я про себя посмеялся над набором из пива и коньяка, но вслух ничего говорить не стал. Бесполезно. Не о чем говорить с неасфальтированным селом. Только предупредил, что песни зарегистрированы в Новосибирском ВААПе, выпил пару глотков дерьмового пива, да и расстался с Виталиком. Неинтересный тип, нет у него будущего. Что до песен, то буду подкидывать по мере написания, почему нет? Пусть играют, с меня не убудет, и денег от них мне не надо

Вместе с Ленуськой и родителями был на свадьбе Гриши и Галины Антоновны Пешковых.

Немного возгордился: ради того, чтобы дождаться меня из больницы, Пешковы отложили свадьбу. Расписались-то они как положено, в тот день, когда назначено, а вот гулянка дождалась меня. Посадили меня с родителями во главе стола, справа от жениха с невестой, рядом с их родителями, за что я огрёб множество хмурых взглядов тех, кто оказался ниже. А, плевать! Главное, что Алексей Максимович, Гриша и Галина Антоновна были веселы и счастливы.

На этой свадьбе мы с Ленуськой впервые исполнили «Обручальное кольцо»³⁷ и «Мы желаем счастья вам»³⁸, а в качестве особого подарка, Ленуська исполнила «Женское счастье» из репертуара Татьяны Овсиенко. Невеста плакала от восторга. Мы подарили молодым магнитофонную катушку со своими песнями и… спустя два часа, когда молодые решили поставить катушку на магнитофон, выяснилось, что кто-то её стырил.

Поднялся шум, подвыпившие гости уже начали, было выяснять отношения, и быть бы драке, но мы с Ленуськой вылезли на сцену и объявили:

– Уважаемые гости, а главное, дорогие жених и невеста! Не расстраивайтесь, катушку с песнями мы вам завтра принесём новую. К слову сказать, то, что запись упёрли, говорит о том, что песни хорошие. Так что, спасибо воришке, пусть у него всё будет хорошо!

– И хер у него на лбу вырастет! – добавил кто-то из толпы.

Грохнул громовой хохот.

– А мы сейчас исполним дорогим молодожёнам и гостям лучшие из наших песен. С чего начать?

Поднялся дикий шум, люди требовали каждый своё. Среди шума я расслышал, как невеста попросила «Я у твоих ног», вот её и исполнил первой.

Когда мы с Ленуськой утомились, нас сменил Олег Донченко, чубатый статный гармонист, который взял на себя нелёгкую миссию музыкального сопровождения свадьбы. Народ наладился плясать, а мы с Ленуськой отправились домой – мы подростки, нам пора спать.

***

Пока мы с Леной шли домой, я вспоминал невеликую историю посёлка Троебратский, или как его зовут местные жители, Троебратное. Земля эта очень древняя. Когда-то тут кочевали хунну, вскоре ставшие грозой Европы гуннами, потом они переходили из рук в руки, пока не стали частью Сибирского ханства. После включения Сибири в состав Руси, земли стали как бы ничейными. По факту эти земли принадлежали казахским племенам, а потом сюда двинулось сибирское казачье войско. На запад от него было Оренбургское казачье войско, и на тех землях как раз и развивались события повести Пушкина «Капитанская дочка». Но до Белогорской крепости, где послужил Петруша Гринёв отсюда чуть ли не тысяча вёрст, и в зону активности здешняя степь попала значительно позже.

Сначала тут появились служилые люди Сибирского казачьего войска и основали оборонительную линию из станиц и редутов. Недалеко от Троебратного, кстати, находится Пресноредуть – станица на месте одного из редутов. А вообще, здесь была оборонительная линия под названием Горькая, что простиралась от Тобола до Ишима. Почему линия называется Горькая? Наверное потому, что здесь множество горько-солёных озёр – не меньше чем пресных. Та же Пресноредуть стоит на пресном озере, вернее вокруг него, а на северной её окраине есть солёное озеро.

И вот, в самом начале века, на берегу одного из озёр трое мужиков-переселенцев построили хутор. В те времена существовала правительственная переселенческая программа, и в село Нижняя Алабуга, что стоит на одноименной реке, пришло распоряжение отправить мужиков для основания нового поселения. Делать нечего, на сходе вынесли решение, и несколько семей отправилось из родных мест на юг. Сколько выехало семей неизвестно, но до места добрались только трое мужиков – остальных перебили… а вот тут мнения расходятся: кто-то грешит на разбойников, кто-то на казаков, кто-то на самих мужиков – дескать пустились в бега. Впрочем, последнее вряд ли – из Сибири далеко не убежишь. Тут расстояния такие что дух захватывает. Что до разбойников и казаков, то зачастую это зачастую не различимые понятия. Сегодня казак ловит злодеев, завтра сам выходит на большую дорогу…

Мужики, а история сохранила их имена: Чмутов, Папулов и Ермаков побратались, и основали хутор, где стали вести совместное хозяйство, что-то вроде колхоза из более поздней истории.

Советскую власть в здешних краях восприняли по-разному. Богачи и казачья старшина отвергли её, а мужики-переселенцы и беднейшее казачество приняли как родную. Но закрепиться Советская власть не успела: сначала атаман Дутов поднял мятеж, потом ещё какой-то атаман… Потом белочехи подняли мятеж, а потом пришло недолгое но кровавое время адмирала Колчака. Да… О Колчаке и Дутове даже в семидесятые годы старики рассказывали такие ужасы, что после них байки про упырей и бродячих мертвецов слушателям казались милыми детскими сказками. Так что, когда красные окончательно закрепились в здешних краях, им не было никакого сопротивления. Наоборот! Хутор Троебратский быстро стал сначала сельхозартелью, а потом и колхозом. Собственно, мужикам из Троебратного понадобилось всего-то выбрать себе председателя.

А в тысяча девятьсот пятьдесят четвёртом году Троебратное получило новую жизнь: началось освоение Целины. В короткие сроки здесь построили железнодорожную станцию, которую назвали Пресногорьковская, элеватор, нефтебазу, автотранспортное эксплуатационное предприятие, то есть автобазу с впечатляющими ремонтными возможностями, торгово-оптовую базу, железнодорожное депо с полагающимися службами… А для людей, приезжающих со всех концов европейской части Советского Союза, построили две школы, три детских сада, кинотеатр, три клуба, шесть библиотек, две больницы и много чего ещё. Естественно, население посёлка увеличилось настолько, что он получил статус посёлка городского типа.

Сейчас, в семидесятом году, посёлок расцветает, ширится, живёт, но это ненадолго: вскоре резко затормозится развитие народного хозяйства страны. Скоро люди побегут в города, а деревни, сёла и посёлки вроде Троебратного начнут умирать, и многие исчезнут совсем.

***

Много времени и сил отняла организация швейного цеха при АТЭП, и это при том, что все формальности взяла на себя администрация автопредприятия и специально приехавший в посёлок инструктор райкома партии. Но хватало и других сложностей, особенно по части персонала. Женщин, умеющих хорошо шить, набралось пятнадцать человек, ещё пятеро умели шить довольно сносно. Закройщика нашли только одного, им оказался одноногий инвалид войны, промышлявший надомным пошивом. Впрочем, выяснив, что от него требуется, дядя Шурик, как представился закройщик, решительно сказал, что он со всеми делами по кройке справится один. Дескать, всего и делов, что перевести несколько единых моделей на ходовые размеры, и этим он займётся на дому, пока не привезут и не установят цеховое оборудование.

Отчим оценил закройщика высоко:

– Не журись, Юра. Я дядьку Шурика знаю лет двадцать, за это время он ни одного человека не подвёл. Раз обещал к концу сентября сделать все, что нужно в своём заведовании – умрёт, но сделает. Фронтовик!

К середине сентября как раз обещали первые поставки швейного оборудования, которое нам передавали из Иванова, где на швейной фабрике оборудование меняли на новейшее. Как выяснилось, нам отправляли целых два вагона добра. Честно говоря, даже не представляю, как и чем наше руководство будет рассчитываться с ивановцами, но сама скорость меня впечатлила. Вот что значит личная заинтересованность!

В общем, устал я от всего, и решил сегодня отдохнуть. На огороде между кустами смородины и соседским забором испокон веку стоит у нас чугунная кровать, с чугунной же решёткой вместо сетки. Сколько ей лет – неизвестно, но явно вещь дореволюционная, в наше время такие монстры не производятся. Помню, когда я приезжала с Бобриком в гости, мы, принеся с собой матрас, лежали тут и загорали. Славное место!

Сегодня я тоже припёр сюда матрас, и, заявив Ленуське, чтобы не будили меня до следующего лета, разделся догола и завалился загорать. Место просто идеальное: рядом с кроватью растёт раскидистый боярышник, и в его кружевной тени не обгоришь, хоть ты валяйся весь день. От двора и улицы место огорожено высокими кустами, так что ни я никого не вижу, и меня никто не увидит. Чудесно! Сначала я читал, а потом бросил книжку и уснул.

Проснулся от разговора, доносящегося из-за забора. Повернул голову, и (вот совпадение!) увидел на уровне глаз здоровенную щель, кокетливо прикрытую какими-то сорняками. Если не приглядываться, то щели и не увидишь, а вот что там, у соседей, видно прекрасно.

Увидел я, что у соседей, за забором оборудован такой же уютный уголок для одиночного отдыха: старый диван, с откинутой за ненадобность брезентовой покрывашкой от дождя, столик и небольшая скамеечка. На диване, застеленном простынёй, раздвинув ноги, лежит обнажённая красивая молодая женщина, а к ней пристраивается её муж, одутловатый, обрюзглый, и лет на двадцать старше. Ага! Это соседские гости решили немного пообщаться наедине.

Хм… А женщина-то не выглядит ни счастливой, ни просто довольной, и есть от чего: детородный орган её супруга довольно… гм… невелик. Собственно, он напоминает большой гороховый стручок, сантиметров семи в длину и полутора – в окружности. Печально. В смысле, как бывшая женщина (ничего себе каламбурчик, а?) очень сочувствую дамочке. У нас с Бобриком в этом отношении было идеальное совпадение: я обладала несколько крупной… хм… ну вы поняли о чём я, зато и у Бобрика размеры были сильно больше обычных, настолько, что и для меня он был крупноват. Но со временем всё совпало идеально. У тут смотрю, и слёзы на глазах: брюхатый козёл кое-как вставил, ровно двенадцать раз дёрнулся, да и отвалился, повесив на бедре несчастной дамочки коротенькую соплю.

Отвалился сексуальный маньяк в сторону, минутку полежал, а потом что-то буркнул, поддёрнул штаны, да и учесал по своим козлиным делишкам.

Я лежу, молчу и тихонько радуюсь. Есть мне от чего радоваться: очень я опасался (или опасалась? – я сильно путаюсь в своей личности, с тех пор как живу в этом теле), что меня будут привлекать и возбуждать мальчики и мужчины. А вот фигушки! Меня даже Ленуська, сестрёнка неродная волнует, особенно когда, наплевав на моё присутствие, начинает переодеваться. Но с Ленуськой всё просто: надавал ей щелбанов, чтобы не забывалась, да и дело с концом. А на репетициях постоянно общаюсь с Ириной Сергеевной. Тут тоже тяжкая судьбина: одевается она, по летнему времени в лёгкие блузки и юбочки, или ещё более лёгкие платьица. А под невесомой одеждой только тончайшие трусики да полупрозрачный лифчик. И обсуждая какие-нибудь вопросы, она садится рядышком, едва не касаясь моих коленей своими, а когда наклоняется… В общем, это ужасно нелегко. Словом, гормоны во мне бушуют и настойчиво требуют выхода, тем более что я знаю, насколько это приятно.

Девчонки из ВИА, чувствуя что-то, повадились демонстрировать то груди, то коленки. Разумеется, всё это неумело, по-детски, почти неосознанно, но, чёрт побери, с таким чувством!!! Парни ещё чуть-чуть и начнут хмуриться, глядя на это безобразие.

– Эй, ты! – донёсся до меня гневный шёпот – Хватит подглядывать, иди сюда!

– Это вы мне?

– Тебе, тебе! Давай сюда, и быстро!

Да… Припекло дамочку, очень её понимаю. Ну, раз зовёт, пойду. Здесь в заборе сделан лаз, Бобрик мне его показывал, когда привозил в гости, знакомить с родителями и прочей роднёй. Лаз давнишний, ещё от прежних хозяев дома остался. Подхватываю трусы, вешаю их… ну вы поняли на что, и, опираясь на костыли, иду навстречу приключению. Преодолев забор, оглядываюсь: а здесь уютненько, и относительно безопасно: кругом кусты, и до дома метров десять.

– Ну-ка сними свою тряпку! – командует женщина.

Подчиняюсь, а сам жадно рассматриваю лежащую передо мной красавицу. Чёрт подери, а ведь до чего аппетитная фемина!

– А ты совсем немаленький! – задыхающимся голосом говорит женщина – Иди ко мне, скорее!

Делаю два шага вперёд, нависаю над женским телом, вцепляюсь в её губы поцелуем и…

– Ах! Ах! Ах!

А женщина-то вовсе и не женщина. В смысле, женщиной её сделал я. Только что. Ну что тут остаётся! Включаю все свои умения, всё-таки женская физиология мне совсем не чужда, и начинаю ласкать прекрасное нежное тело. Умения не пропали, старания принесли успех: женщину сотрясает волна наслаждения. Первая, вторая, третья… Тут к финалу приближаюсь и я. Хотел отстраниться, но прекрасная партнёрша не даёт того сделать: обхватив меня руками и ногами, она буквально вжимает моё тело в своё, и через короткое время нас накрывает совместный оргазм.

Чёрт подери! До такого результата мы с Бобриком шли долгие два года, но и то сказать, как я, так и Бобрик были совершенно неопытными. А тут… А что тут… Тут сказался мой опыт. Как говорится, опыт и мастерство не пропьёшь.

– Я тебя люблю, мой мальчик! Как тебя зовут?

Хм… Случайный секс – хороший повод для знакомства. Это говорит во мне циничное эго из будущего.

– Юрий. А тебя?

– Елизавета. Лиза.

Чёрт! А тут попахивает двойным плагиатом: мало того, что сейчас обворую Губина, так ещё и хорошего автора попаданческого романа из будущего. Широко улыбаюсь.

– Мы ещё увидимся?

– Непременно. Только сейчас убегай к себе, Юрочка, а то, застигнут нас, нехорошо выйдет.

– Хорошо.

– В следующий раз я сама к тебе приду. Не надо тебе с больной ногой рисковать.

Какой там уходить? Руки сами потянулись к женщине, наши губы нашли друг друга, и вихрь сладострастия снова накрыл нас. Мне опять пришлось закрывать рот Лизы, где поцелуем, а где и рукой – дамочка совершенно не может себя контролировать.

Только мы оторвались друг от друга, как от соседского дома послышался шум: кто-то идёт. Подхватываю свои костыли, и мчусь к лазу в заборе. Сквозь сдвигающиеся доски вслед за мной успели пролететь ещё и мои трусы. Успели, хвала аллаху, салам Будде. Отползаю на свою кровать и падаю брюхом кверху: мой труп не кантовать, при пожаре выносить первым, и вообще, не будить до лета!

Хорошо-то как!

Забываюсь блаженным сном…

ПГТ Троебратский, 09.00. 01.09.1970 года, вторник.

Двор школы быстро заполняется. Первыми в школу пришли учителя и суетятся внутри, в классах, устраняя последние действительные или мнимые недостатки. А во дворе кучками толпятся школьники: робкие младшеклассники, многие с родителями, суетливые ученики средней школы и солидные старшеклассники. Все нарядные, наглаженные. Мальчики в костюмах, девочки в форменных чёрных или коричневых платьях и белоснежных передниках. Почти все со значками: комсомольскими у старшеклассников, пионерскими и октябрятскими у младших. Кое-кто без галстуков и без значков: это хулиганы, двоечники и второгодники. Не самые приятные существа, они существуют в некой зоне отчуждения: с ними остальные школьники разговаривают, шутят, но держатся несколько отстранённо.

Я вместе с другими участниками ВИА пришёл пораньше, чтобы подготовиться к выступлению. Место нам определили на крыльце, с правой стороны. Здесь двери закрыты, все ходят через левые двери. Ребята ужасно волнуются, всё-таки первое выступление. Ещё сильнее волнуется Ирина Сергеевна, одному мне всё поровну, вот и беру на себя функцию успокоителя.

– Ребята, признавайтесь, кто забыл слова?

– Не забыли… Никто… – слышатся растерянные голоса.

– А мелодии кто забыл? Ну-ка по-честному!

– Да никто не забыл.

– Так чего вы волнуетесь, а, братцы-кролики? Неужели вы испугались своих одноклассников и мелюзги? Мы перед самим директором не струсили, что нам всякая мелочь?

Ребята запереглядывались, заулыбались. Это хорошо. Ступор прошел. Ирина Сергеевна тоже повеселела, ожила, вспомнила о своих обязанностях.

– Кайрат, ты проверил электричество?

– Конечно, Ирина Сергеевна! Вон на блоке контролька светится.

– Юрий, не забыл порядок исполнения?

– Не забыл, Ирина Сергеевна. У каждого перед глазами тексты и аккорды в том порядке, в каком будем исполнять.

Первым слово предоставили председателю поселкового Совета. Вообще-то он всегда ходил на первое сентября в залининскую школу, но тут явился к нам: хочет послушать наш ВИА. Второй дали слово представительнице РОНО³⁹, неизвестно каким ветром занесённую в нашу железнодорожную школу. Наша школа относится к другому ведомству, к железной дороге, у нас своё начальство, свои проверяющие. А последним слово взял директор. Он кратко поздравил первоклашек, потом всех остальных с Первым Сентября, и представил нас: школьный ВИА «Ария».

Ну, мы и выступили. Четыре песни, которые мы запланировали для выступления, были отрепетированы нами до автоматизма, так что никакое волнение нам не помешало. Разумеется, сорвали бешеные аплодисменты и шквал завистливых взглядов от парней и девчонок из числа амбициозных личностей, и просто восхищённые улыбки и взгляды – от всех остальных.

Далее всё пошло по-прежнему: вдоль рядов прошелся десятиклассник, несущий на плече очаровательную первоклашку, звонящую в колокольчик, и школьники повалили в классы.

Мы остались: надо убирать инструменты, чем мы и занялись. Вернее, занялись все кроме меня: я-то ещё ковыляю с костылями. Управились и с этим, и пошли по своим классам.

Я зашел в свой класс, кабинет истории, и стал искать взглядом куда сесть. Бобрик рассказывал, что он все школьные годы, с первого до последнего дня просидел с Геной, но тут Гена демонстративно отвернулся, а рядом с ним, угрюмо глядя на меня, устроилась Оля Чернышевская. Хе-хе! Совет вам да любовь, недоделки!

Но проблема остаётся: куда бросить мослы? Заняты все парты, впрочем, кое-кто сидит по одному. Ковыляю вдоль ряда на «камчатку», и чувствую, как меня трогают за ладонь.

– Юра, если хочешь, садись со мной.

Смотрю на девочку: худощавая, некрасивая, с двумя толстыми и длинными косами. Смотрит на меня и страшно волнуется: а ну как откажу! Как же тебя зовут, добрая и робкая девочка? А! Вспомнил! Дина Нурпеисова! Бобрик показывал мне её на снимках его класса. Нехорошая у неё была судьба в той жизни: муж попался пьющий, промучилась она с ним лет десять, пока тот не отравился какой-то политурой. Второй муж, с которым она прожила ещё десять лет, бросил её с двумя детьми, и ушел к начальнице своей фирмы, в сволочные девяностые годы.

– Спасибо, Дина, с удовольствием.

На нас косятся. Классные красавицы особенно: почему я сел не к ним, а к этой замухрышке? Да ну вас, красотки! Попросись я к вам, будете носом крутить, уговаривай ещё вас! А Дину я ещё сделаю красавицей, что я, зря, в той жизни, целый год ходила на курсы визажистов? Вот тогда и побеситесь!

Откидываю крышку парты сажусь. Здесь ещё стоят классические парты Эрисмана, совмещённый стол и скамейка. Столешница наклонная, с откидными крышками, чтобы было удобно садиться, а на верху крышки парты углубление под чернильницу, куда Дина уже поставила свою непроливайку. И простенькое перо выложила. Мне-то непроливайка не нужна: у меня четыре автоматические чернильные ручки, одна из которых с золотым пером – подарки от отчима, Бориса Ивановича и заводчан, которые будут производить наши костыли и прочую ортопедическую продукцию.

– Слушай, Юра, вы так здорово пели! – шепчет девочка. У Дины любопытная особенность: когда она говорит, то исподлобья смотрит собеседнику прямо в глаза.

– Если хочешь, тоже можешь поучаствовать.

Девочка ахнула и задрожала

– Хочу! – решительно шепчет она – Только я ничего не умею!

– Не страшно. Научу.

Говорим мы негромко, Дина вообще шёпотом, но все в классе вдруг затихают, и поворачиваются в нашу сторону. Мдя… Начинаются проблемы с популярностью.

Неловкую ситуацию прервала классная руководительница, вошедшая в класс. Она поздравила нас с началом учебного года, продиктовала расписание уроков на первую неделю и провела первый урок, из тех, которые впоследствии будут называться уроками мира. Вторым уроком была математика, а после третьего, литературы, нас распустили по домам. На переменах я никуда не выходил, сидел за партой и читал принесённый с собой сборник стихов Марины Цветаевой. Дина, хоть и поднималась, из класса не выходила, и вообще, дальше трёх метров не отдалялась. Забавно!

Наконец звонок, и разрешение расходиться.

– Ну что? – спросил я Дину, поднимаясь из-за парты – не передумала вступать в группу?

– Не передумала. Только я не умею петь. Вернее, петь я люблю, но голос у меня очень тихий.

И тут я вспомнил, что Дина в нулевых годах за свой счёт издала два сборника стихов, причём стихотворения шли вперемешку по-русски и по-казахски. Бобрик очень хвалил её стихи, да и мне они понравились. Интересно, пишет ли она сейчас? Впрочем, есть только один способ проверить:

– Слышал, что ты пишешь неплохие стихи? – ляпнул я наугад.

Дина покраснела как пожарный гидрант.

– Кто тебе это сказал?

– Я и не помню кто, но помню, что очень хвалили.

– И что из этого следует?

– Понимаешь, Дина, нам нужен свой штатный поэт. Я готов поставлять мелодии, и на эти мелодии нужно писать тексты.

– Ну и как ты себе это представляешь?

– Очень просто: я сочиняю музыку, а ты на эту музыку накладываешь свои слова. Тут нужно понимать, что высокого искусства от тебя не требуется, как и высокой поэзии. Чем примитивнее текст, тем он доходчивее.

– Ты преувеличиваешь!

– Ну, разве что самую малость. Согласна?

– Конечно же, согласна!

– Тогда пойдём в актовый зал, я тебя представлю ребятам.

Разворачиваюсь, направляясь к нашей репетиционной базе, но Дина удерживает меня за руку:

– Юра, скажи честно, зачем ты меня зовёшь с собой? Разве ты не понимаешь, что для меня это совсем не игрушки? Да, я пойду с тобой куда скажешь, с делаю ради тебя всё что угодно потому, что я… Неужели ты этого не видишь?

– Поясни свою мысль, Дина.

– Когда ты согласился со мной сесть, я думала, что умру от счастья. А когда ты предложил быть рядом с тобой, то и умерла. Я до сих пор как в раю, Юрочка. Я как тебя увидела, когда ты перешёл в нашу школу, ещё тогда, в первом классе, так и влюбилась, а ты всё смотрел на этих смазливых и злых дурочек. Это несправедливо. Вот.

– Дина, славная ты моя девочка! Извини, но я тебя не люблю. В этом вопросе врать нельзя, поэтому говорю тебе чистую правду. Изменится ли к тебе отношение в будущем – не знаю, поэтому не нужно напрасных надежд, уж прости. Почему я тебя позвал? Всё просто: ты хороший, надёжный товарищ, на тебя всегда можно положиться, и я надеюсь, что мы с тобой сработаемся.

Уж не знаю, что я такого сказал, но лицо Дины озарилось такой радостью, что мне стало нехорошо: у девочки явно появился новый смысл жизни. Она стояла передо мной, задрав голову, поскольку на полторы головы ниже меня, и чёрные её очи сияли таким нестерпимым светом, что становилось страшно.

– Хорошо, Юра.

– Ну, тогда пошли.

Пока я на костылях ковылял до актового зала, Дина шла рядышком со мной.

– Слушай, Юра, а где ты купил себе такой рюкзак?

Рюкзак у меня шикарный, сшит по типу городских рюкзаков для коротких прогулок. Объём рюкзака около десяти литров, он имеет насколько отделений, и закрывается на пока дефицитные молнии. Длинных молний в продаже ещё нет, поэтому на каждый клапан установлено по две коротких. Карабины, трезубые застёжки и прочие разъёмы, которые там, в будущем, изготовляют штамповкой из пластмассы, здесь пришлось делать металлическими, причём сразу во многих экземплярах: отчим, Борис Иванович и Давид Исаакович тут же захотели и себе такие же рюкзаки, ибо это очень удобная вещь. Тут же свою долю потребовала и Ленуська, но я ей сшил рюкзачок попроще, но одновременно и самый оригинальный по нынешнему времени, в виде медвежонка. Ленуська теперь даже спит со своим рюкзаком, до того он ей нравится.

– Сам сшил. Если хочешь, могу дать тебе выкройки, сошьёшь.

– У нас нет швейной машинки, да и не умею я на ней работать.

– Ничего страшного, Дина, примерно к зиме, может ближе к весне, швейный цех при АТЭП будет шить рюкзаки, и я тебе достану такой же.

– Спасибо! – расцвела Дина.

***

Группа сидела на сцене какая-то пришибленная. Только мы с Диной вошли, как ребята с невнятными криками бросились навстречу:

– Юра, знаешь, во что мы вляпались? – громче всех заорал Кайрат.

– Не думаю, что во что-то страшное. – спокойно отвечаю – А где Ирина Сергеевна?

– Она у директора. А ты знаешь, что мы едем на областной конкурс?

– Ничего себе! Откуда областной, когда районного ещё не объявляли? И вообще, при чём тут район, у нас ведомственная школа, у нас руководство в Целинограде?

– Тихо, ребята! Я сам всё объясню! – гаркнул Кайрат, и уже спокойным голосом принялся объяснять – Тётка из РОНО, когда нас услышала, сразу сказала директору, что таких ВИА даже в Ленинском⁴⁰ нет, не то, что по совхозам. И что мы сможем достойно представить район на областном конкурсе самодеятельности, а может и в республике. Понял?

– Ну и прекрасно! Не я ли вам говорил, что группу мы создаём именно ради этого? Говорил?

– Говорил. Но кто же знал, что всё так и произойдёт, да ещё с первого выступления?

– Что с первого, даже я не догадывался. – признаю очевидное – А вот что насчёт всего остального, то получите и распишитесь.

– Здорово! Это получается, мы будем отдыхать от школы, пока будем кататься на конкурсы?

– Нет, Кайратик, тут ты крупно ошибаешься! Предупреждаю тебя и остальных: учиться нужно только на отлично, только в крайнем случае допуская четвёрки. Хорошо, что Гена ушел сам: с его успеваемостью в группе делать нечего.

– Что, и меня выгонишь? – тут же напрягся Валера.

– Друг мой, Валера, у тебя, насколько помню, в прошлом году была только одна четвёрка, по труду. Неужели ты допустишь снижения своих показателей? Надеюсь… Да что там! Я уверен, что этого не произойдёт. С уроками труда мы тебе поможем, а самое главное, в этом году мы начнём изучение автомобиля, так что тебе стыдно будет не знать его на отлично. Кайрат, тебе нужно подтянуть химию, биологию и алгебру. Не волнуйся: тебе тоже надо подниматься не с троек, а вовсе даже с четвёрок. А мы все тебе поможем, правда, ребята?

Ребята одобрительно загудели.

– А теперь представлю ещё одного участника нашей группы, вы её прекрасно знаете, Дина Нурпеисова.

– Она же не поёт и не играет! – подала голос Фая.

– Я знаю. Зато Дина пишет прекрасные стихи, в том числе и на казахском языке. Кроме того, Дина будет у нас конферансье, и возможно, будет читать со сцены юмористические монологи.

***

Поздно вечером к нам забежала медсестра, Алла Игоревна.

– Юра, сегодня, около семи часов вечера, помер Валера Иваниенко.

– Ну, как говорится, царство ему небесное.

– Валера, как его привезли, всё молчал, только когда терял сознание, то стонал. Под конец начал бредить, поминал тебя. Всё просил помянуть его душу.

– Что он ещё говорил?

– Да ничего. Только несколько раз повторил, что у настоящих комсомольцев бог в душе. Странно, правда?

– Наверное. Я-то в бога не верую, но Валера, похоже, был верующим.

– Только Юра, ты это, никому о том не говори. Борис Иванович строго наказал и мне и Стеше, нашей санитарке помалкивать, и даже милиции ничего не говорить, дескать, это врачебная тайна. Нам-то что, помолчим, не первый раз.

– Договорились, помолчу и я. А хоронить когда будут?

– Вот тут дело странное, Юра. Так-то Валера жил бобылём и нелюдимом, а тут появился молодой парень, из этих, из тюремщиков, весь в наколках, даже на шее. Говорит, что сын Валерки, только вишь ты, отчество-то у него совсем другое, не Валерьевич!

– Так чего он хочет, тюремщик этот?

– Всё допытывается, с кем дружил Валерка, да с кем разговоры разговаривал.

– Понятно. Что-то тут мутное, нехорошее.

– И Борис Иванович так говорит. Уж как он радуется, что ты с Валеркой даже словом не перемолвился, просто страсть как радуется!

– А как бы я с ним поговорил, когда он всю дорогу молчал, да вокруг люди. То врач, то медсёстры, то санитарки. Всё время на глазах.

– Ага! Вот и я, то же самое говорю.

***

Красивые ворота у нашего автопредприятия: проём высотой метров пять или даже семь, сами ворота состоят из двух секций и открываются при помощи электромоторов, отъезжая в стороны. А наверху, на сетчатом фоне из трубок малого сечения сварено изображение грузового автомобиля: новейшего на тот момент ЗиЛ-130. Под грузовиком, во всю ширину ворот надпись, тоже сваренная из искусно согнутых трубок: «Троебратское автомобильно-транспортное эксплуатационное предприятие»

Но мне в ворота не надо, я поворачиваю направо, туда, где стоит небольшой клуб автопредприятия, мне за него, к зданию, в котором отныне работает швейный цех.

Дверь швейного цеха огромная. На стальном каркасе в два слоя еловые доски, а между ними утеплитель. Сверху, с обоих сторон, ещё слой утеплителя покрытого дерматином. Но дверь открывается неожиданно легко и плавно – её вывешивал лично мой папа, а он большой умелец по части строительства. Большая дверь здесь нужна чтобы при необходимости заносить новое оборудование, а оно в швейном цеху довольно громоздкое: одни раскроечные столы чего стоят. Оно конечно, можно поставить и стол с составной столешницей, но цельная удобнее в работе, я это знаю не понаслышке.