Kitabı oku: «Обсидиан и чёрный диорит. Книга четвертая. Алмазная мельница», sayfa 6

– Можешь сказать, как ты получил дар? Не сочти за праздное любопытство. Просто то, что ты мне сейчас рассказал, совсем не вяжется с…

– Негодяем? – грустно спросил врач. – Наверно, не вяжется. Но дело было так. Я был очень молодым, талантливым и слишком уверенным в себе хирургом. Однажды я решился оперировать свою мать. Больше никто не брался. Все сходились во мнении, что без операции она может прожить год-два. Но маме было тогда меньше сорока пяти, и я надеялся дать ей ещё много лет. Она умерла у меня на столе. Я тысячи раз перебирал в уме, где я сделал ошибку – и не находил. Просто не выдержало сердце, а современных средств реанимации тогда не было. «Игра» сочла меня виновным.

– Сочувствую.

– Благодарю, но незачем. Я получил взамен многое. Огромный опыт, большую практику. Но с тех пор я придерживаюсь одного главного принципа. Если мне приходится забирать одну жизнь, взамен я спасаю десятки и сотни. Так я плачу свои долги. Так я отдаю дань своей матери. И, если у меня есть малейший шанс спасти несчастного смертного – я непременно его использую без раздумий и сожалений.

Костя встал.

– Я не могу принять без внутренних сомнений такую философию, – сказал он. – Но ты великий человек, уже без сомнений. Мы ещё обязательно поговорим позже, а сейчас нам нужно немного отдохнуть. Позже мне очень хотелось бы посоветоваться по поводу одного очень необычного пациента и его желания.

* * *

Совет решал главный вопрос – обеспечение города продовольствием. Даже если вдохновлённые жители будут работать по восемнадцать часов в сутки – всё равно вред от бунта слишком велик. Последствия ещё расхлёбывать и расхлёбывать.

Раньше было бы проще. Аль-Фазир отправил бы десяток посланников, снабдив всем необходимым для ладонного ритуала. У Кости был только его значок. Единственная вещь, способная преодолевать барьер. Значит, посланник может быть только один, и ему придётся крутиться ого как.

Советники ведь совсем не дураки. Они понимают слабость повелителя в этом вопросе. Понимают, что у Кости есть вещь с особой ценностью. Понимают, что она одна. Тогда, вероятно, он сам возьмётся за нелёгкое снабжение? Станет экспедитором, поставщиком скота, семян, консервов, много чего ещё?

Косте совсем не улыбается такая перспектива. По самым смелым прикидкам, город выйдет на самообеспечение не раньше чем через полгода. Нельзя терять столько времени. Испытание, назначенное демоном, имеет свой срок. Тут, может, каждый день будет важен.

Выход один. Сверчок видит только одну кандидатуру.

– Селенден.

Тот с достоинством кланяется.

– Я назначаю тебя посланником с чрезвычайными полномочиями. Ты сможешь свободно выходить из Далиля и входить, доставляя самое необходимое. Совет даст тебе подробные инструкции об очерёдности поставок. Я должен снова уехать – у меня своя миссия. Требую только одного – недопущения подобных беспорядков и чёткой работы.

Казалось бы, всё сказано и определено.

Оказывается, не всем всё ясно и понятно. Или слишком понятно – только на свой лад.

Стефанио вскочил, сорвал с себя очки и закричал, потрясая кулаками:

– Почему Селенден? По какому праву? Ты соображаешь, что делаешь, повелитель? Это же первейший плут, обманщик, контрабандист! Он всегда им был, всегда и останется! Он обманет тебя, обманет всех нас. Сначала заморит совет голодом, потом начнёт диктовать условия. Он захватит власть, а тебя просто сюда не пустит.

– Ты судишь по себе, Стефанио. – Селенден даже не привстал. – Это ты, дай тебе эксклюзивные возможности, постараешься захватить власть. Ты всю жизнь только о ней и мечтал.

– Да! – резко выкрикнул Стефанио. – Да! Я никогда этого не скрывал. Но я буду хорошим и мудрым правителем, не то что какой-то проходимец, набравшийся грязных приёмов у всего земного отребья. Посмотрите на него – он мрачно усмехается, как демон! Он сам – демон! Он пойдёт к демону, он хитростью завладеет миром. Вот что будет, я вам говорю!

Глаза старшего Виперидуса бешено сверкали. Он словно примеривался, на кого сподручнее напасть – на Селендена или на Сверчка? Теперь, конечно, оба уже стояли на ногах, но пока бездействовали.

– Ты, жалкий самозванец! – уже что есть мочи проорал Стефанио. – Отдай мне значок Аль-Фазира! Я пойду к демону и буду говорить с ним. Скажи мне его имя! Демон поймёт, что перед ним умный и волевой человек, достойный! Не юный замухрышка, не знающий, чего хочет! Я буду представлять человеческий мир! Мы заключим новый договор. Наступит всеобщее благоденствие. Во главе со мной – и отныне навсегда!

– У него временное помешательство, – сказал Костя. – Возьмите его, посадите в камеру. Заберите порошок, что есть у него на теле. Я поговорю с ним позже, когда успокоится. Моё решение незыблемо. Чрезвычайный посланник – Селенден.

Костя действительно решил поговорить. Не то чтобы по душам. Понятно, что своей выходкой Стефанио продемонстрировал отчаяние, крах своих намерений и планов, которые вынашивал столько лет. Конечно, он совсем извёлся, видя, что его оттесняют уже даже не на второй, а на третий план. Хотелось ещё кое-что узнать. Жаль, что нет в живых Милвуса – возможно, тот просветил бы насчёт призраков.

Виперидус сидел на постели, всё ещё ощетинившийся, недовольный. Посмотрел на Костю, отодвинулся дальше в угол, не желая разговаривать.

– Я не собираюсь ничего предпринимать против тебя, – заговорил Сверчок. – Посидишь, подумаешь, и снова будешь работать.

– Я больше не собираюсь работать. Лирий сидит, и я посижу. Ты разве не заметил, что мы чем-то с ним похожи?

– Заметил. И очень сожалею по этому поводу. Лучше бы ты был похож на своего брата Милвуса.

– Он… что? Тоже является тебе?

Голос Стефанио был внезапно упавшим, почти до шёпота. Вот так оборот! Выходит, старшему брату чудится порой, как он разговаривает с младшим. Может, это происходит во сне. Может, возникают такие грёзы.

– Если является, значит, что-то нужно ему. Что-то не сделано. Я точно знаю. Он что-нибудь просит у тебя? Что-нибудь сделать?

Костя намеренно ушёл от ответа. Осталось ещё осторожно добавить:

– Он призрак? Как ты его видишь?

– Не знаю, призрак ли он, – ответил Стефанио. Я вижу его лицо, его тень. Его легко представить – он не менялся столетиями. И он не говорит. Ничего не просит. Я его спрашиваю… о многих вещах. Он не отвечает.

– Нужно спрашивать в первую очередь – хорошо ли ему, – строго и назидательно заявил Костя. – Я вот спросил, и знаю: его допекают другие призраки. Их надо изгнать. Но он не говорит – как. Ты случайно не знаешь, как следует изгонять призраков? Может, когда-нибудь об этом говорили?

Стефанио, видно, действительно немного повредился рассудком. Он принял всё за чистую монету и что-то стал вспоминать.

– Один раз, когда я был у него, он показал мне редкую книгу. Её напечатали в Германии маленьким тиражом давным-давно, на самой заре книгопечатания. И больше не переиздавали. Этакая редкость, раритет. Хорошо помню длинное название: «Призраки. Как они досаждают тебе, и как досадить им. Сто и один способ». Но содержание мы не обсуждали. Не знаю даже, читал ли он её. Может, просто приобрёл для коллекции.

Как говорится – хоть что-то. Милвус, ясное дело, был всеядным книгочеем. Но, кажется, откровенную ерунду не признавал достойной своего внимания. Видимо, придётся разыскать эту книгу.

Из города Селенден и Костя вышли вдвоём, вместе добрались и в аэропорт. Рейс Селендена был раньше. Чрезвычайный посланник направлялся в Голландию и Германию массово закупить телят, цыплят и поросят. Семена тоже требовались в огромном количестве.

Костя держал путь в Москву через Стамбул. Пока Селенден двигался к трапу самолёта, Сверчок всё смотрел вслед. Теперь волей-неволей добавилась ещё одна тревога, грызущая сердце. Конечно, совсем недавний знакомый показал себя как настоящий и верный друг. Но людское коварство и низменные мотивы неистощимы. Что, если нынешний повелитель Далиля всё-таки будет обманут и никогда больше не попадёт внутрь? Ведь он отдал единственное средство, дающее возможность не только пройти в город, но и попасть к демону. Если значок не возвратить, как было договорено, Костя провалит испытание даже в том случае, если упокоит Дестана и его свору.

Самолёт, уносящий Селендена, уже оторвался от земли, а Сверчок всё смотрел вслед, и предчувствие новых бед не покидало его сердце.

Глава 4. Непатентованное средство

С самого начала его поразило перекошенное лицо Алины. Точнее, не так. Лица просто не было.

Таня выглядела опустошённой, отрешившейся, самоустранившейся. Косте даже показалось, что сейчас его возвращению не особенно рады.

Алина пыталась что-то объяснить. Только ей совсем отказали привычная логика и чёткость изложения мыслей. Джоки путалась в тяжеловесных подробностях. Всё шло хорошо, навещали, надеялись на скорую выписку. И вдруг Володе стало плохо. Сильная боль справа, потом рвота; он пожелтел и стал терять сознание. Алина щёлкнула своим приборчиком для анализа, посмотрела – и ужаснулась. Все показатели были ненормальными и указывали на острую печёночную недостаточность.

– Сразу врачу стала говорить, – рассказывала Джоконда, размазывая слезинки по осунувшемуся лицу. – А он что-то нёс про аллергическую реакцию. Потом, конечно, спохватились…

Алина пыталась объяснять про какие-то трасаминазы, дегидрогеназы, билирубин, но Костя перебил:

– Не трать время попусту. Что врачи говорят?

– Ничего. – Она всхлипнула. – Молчат. Я по глазам вижу, что дело совсем плохо.

– Ждите, – бросил он ставшую уже привычной фразу и направился прямиком к заведующему.

Как раз в кабинете сидел и лечащий врач, которого Костя успел запомнить в лицо, но не по имени-отчеству. Оба нещадно дымили, что заставило закашляться и сбило возможность говорить первым.

– Вот и наш благодетель прибыл, – прокомментировал визит заведующий отделением. – Здравствуйте, молодой человек. Прискорбно, но вынужден вас огорчить. Не спорю, вы сделали всё возможное и невозможное, чтобы спасти вашего друга. Мы тоже старались, как могли. Но бывает, что всё против нас.

– Что с ним?

– Произошла окклюзия сосудов, питающих печень. Отсюда – острейший некроз гепатоцитов. Инфаркт печени. Проще говоря, эта девочка Святогорова была права. У Платонова молниеносная печёночная недостаточность, можно сказать, уже в терминальной стадии. Гемодиализ тут мало помогает, пересадка органа невозможна. Изменения необратимы, и наши возможности исчерпаны. Честно говоря, это тот случай, когда просто не знаешь, что делать. В любую минуту может присоединиться сепсис или начаться внутреннее кровотечение.

– То есть?..

– Он умирает, – закончил врач. – Его печень погибла. А без печени, как и без сердца, человек жить не может. Вопрос самое большее нескольких дней.

– Он в сознании?

– Иногда приходит. Но оно всё равно спутанное.

Костя повернулся к двери. Кабинет стал холодным, бесстрастным существом, уничтожающим само тепло жизни. Даже уходящий к потолку дым от сигарет не развеивал ощущение твёрдого кристально-чистого льда, выстилавшего комнату вместо полустёртого линолеума. Зима родилась, когда прозвучало слово «умирает».

– Можете с ним посидеть, если хотите, – прозвучало вслед. – Пожалуй, лучше сделать это прямо сейчас.

Сверчок заметил приоткрытость двери и понял, что увидит за ней Алину, которая всё слышала. Зачем она пошла? Возможно, раньше ей никто не сказал окончательных слов? Ну да, врачи промолчали. Не озвучили свой вердикт.

– Не здесь.

Джоконда шла за ним, словно лунатик. Идти-то, в общем, недалеко. Удалиться от холодного кабинета, приблизиться к палате. Зайти?

– Ты пойдёшь?

Её волновал тот же вопрос.

– А ты когда была?

– Вчера. Вечером. Но он не приходил в себя. Вроде спит – и в то же время не спит. Так и лежит в этом саркофаге открытом… Врачи говорят – так лучше. А я теперь, как дура, думаю, что примета плохая в такой вот гроб ложиться. Мы с Таней сначала смеялись, что спим как вампирши, а потом перестали залезать.

Костя терпеливо слушал. Понимал, что ей нужно хоть немного выговориться. Вот-вот грянет взрыв, пока он только откладывается.

– Ему капельницы ставили и кислород давали. И про искусственное дыхание что-то обсуждали. Но он пока дышит самостоятельно.

– Там с ним кто-то есть?

– Медсестра. Почти не выходит.

И тут взрыв произошёл. Костя увидел, как настороженно приподнялась с кресла Таня. Джоконда внезапно изменилась: её затрясло, волшебные глаза вспыхнули безумием. Она набросилась с остервенением, нещадно колотя его по груди, так что ему пришлось пятиться, упереться в равнодушную стену.

– Сделай что-нибудь! – вскричала Алина так, что два санитара в конце коридора приостановили перемещение каталки, нервно поворачивая головы на звук. – Сделай, ты, Великий Человек! Ты всё ещё мнишь стать великим? Ты думаешь, что всё можешь? Что ты – повелитель древнего города и людских судеб? Так докажи, что ты великий! Что тебе кто-то там, за тысячи километров? Зачем они тебе? Обрати свой взор на ближних, нуждающихся в помощи! Им помоги, а не чужой стране!

Тут же ослабнув, девушка прекратила его колотить. Стала сползать, обнаруживая намерение встать перед ним на колени. Он не позволил ей, ухватив за плечи.

– Спаси его, Костя! Спаси – я умоляю тебя. Я знаю, я чувствую, что ты можешь. Мне давно кажется, что ты можешь всё. Но всё и не надо. Только его спаси, пожалуйста. Прости меня – я нагрубила. Но я не знаю больше, что мне делать. Я не переживу. Я виновата. Всё из-за меня. Ну, сделай же! Ради нас. Ради Тани. Ради себя. Как мы будем в глаза друг другу смотреть, если…

Дверь индивидуальной Володиной палаты открылась, оттуда выглянула полноватая медсестра.

– Истерика? – деловито спросила она. – Оно и понятно. Давайте уколем успокоительное.

– Не нужно, – резко возразил Костя. – Лучше вот что. Собирайтесь и уходите со своего поста. Идите сейчас же к заведующему и скажите, что спонсор сам теперь будет лечить пациента Платонова. Уходите! Я непонятно говорю?!

Медичка дёрнулась, словно от удара. Конечно, не привыкла к такому обращению. А в глазах Алины вспыхнула надежда. Но Сверчок не стал ждать и рассуждать, кто и как воспринимает его слова. Он перестал говорить нормально. Кто посмеет спорить с ним после того, как он укротил многотысячную вооружённую толпу?

Он сметёт равнодушное окружение. Долой лёд оставленного только что кабинета! Сейчас Великий Человек растопит айсберг так, что содрогнутся стены, спокойно впитывающие годами человеческие страдания и горе. Конечно, врачи не виноваты. Считают, что сделали абсолютно всё – на этом успокоились, развели руками. Теперь черёд необычного медицинского специалиста.

– Уходите отсюда, – сказал он Алине и Тане. – Уходите – и не смейте сюда приходить, пока не позову. И не звоните – не вздумайте меня отвлекать, если хотите, чтоб я помог. Что вы на меня уставились? Вон отсюда, я сказал!

Ему было плевать – обиделись они или нет. Скорее, он их напугал. Но так и надо. Он обращает свой гнев в грозный рык. Так медведица выходит на неравный бой, защищая прячущихся в подлеске детёнышей. Так раненый в ногу партизанский командир отправляет своих бойцов выходить из окружения, собираясь в одиночку дать последний отпор преследующим карателям. И точно так гениальный врач прогоняет от безнадёжного больного малодушных, равнодушных или сдавшихся коллег, чтобы противостоять самой смерти…

Так и звучал его рык в кабинете – пяти минут хватило, чтобы разнести в пух и прах все возражения. Мгновенно организованный консилиум решил, что «в связи с временным улучшением состояния больного Платонова считает возможной его выписку для транспортировки в специализированное медицинское учреждение для экстренной терапии». Костя, со своей стороны, письменно взял на себя обязательство организации такой транспортировки и лечения в США. А кто будет проверять?

Конечно, никуда тащить Володю он не собирался. Просто медики умыли руки и могли вздохнуть с облегчением. А Сверчок тут же поскакал к главному врачу, с ходу оформил щедрое пожертвование больнице. Дальше – ещё один хитроумный ход. Палата, где содержится Платонов, проплачена на месяц вперёд, так? Но, поскольку его выписывают, больница без возражений сдаёт помещение в аренду на тот же срок фонду Фернандо Мартинеса. Поскольку у фонда благотворительные цели. Какие? Скажем, хозяин там лекарства будет хранить для передачи нуждающимся. В том числе, понятно, и самой больнице.

Всё же прошёл почти час. Сколько времени ещё осталось? Запыхавшись, снова заскочил в ординаторскую.

– Не сметь туда никому ходить! – орал уже напоследок Сверчок. – Сейчас там моя территория! К чёрту уборки и обходы! Я буду всё время держать двери палаты на запоре. Если кто попытается туда проникнуть – пусть заранее заказывает себе место на кладбище взамен Платонова! Когда будет что-то нужно – я сам позову!

Он треснул дверью кабинета и помчался к палате. Гнев всё ещё терзал его, но это к лучшему. Ведь чтобы сделать то, что собирался, просто необходимо разозлиться как следует. На всё и на всех. На себя в том числе.

Злость хотя бы подавляла тревогу и страх. А вдруг не получится? Заставляла заглушить бессовестный шепоток: «А зачем тебе это нужно? Не слишком ли ты разбрасываешься самым драгоценным? А может, подумаешь хорошенько, да уйдешь отсюда? Ты ведь не врач, клятву Гиппократа не давал. Ты – никто. Пойди и скажи, что пошутил, психанул, затмение нашло. Все поймут. Никто не осудит».

Шепоток, казалось бы, всё правильно зудит. Внешне никто не осудит. Даже Алина. Даже Таня. Не смог – вот ответ. Хотел, но не смог.

Осудит Костя себя сам. Да так, что тошно будет всю оставшуюся жизнь. Хуже, чем Селендену, отравившему лучшего друга. По крайней мере, бывший посланник Фарида не предавал. Скрепя сердце выполнил приказ – но не исподтишка, а объяснившись.

Осталось, не раздумывая, претворить в жизнь рецепт доктора JR. Он предельно прост и состоит всего из двух этапов. Ах, да, потом при успехе понадобится третий, но его осуществит не Костя, а кто-нибудь другой.

Первым делом нужно сделать несчастного Володьку своей копией. Заселённый в него Малый Хранитель придаст толчок, кое-какие жизненные силы. Этот этап ещё безопасный. Но как его осуществить?

Капитан не был в сознании. Он лежал на спине, и системы ковчега легонько сотрясали тело, проводя массаж против застойных явлений. Но массаж – штука наружная, а что там творится внутри? Вопреки ожиданиям, тело Володи не выглядело исхудавшим. Кожа, правда, явно желтоватая. И дышит Кэп с какими-то хрипами. Если наклониться ближе, чувствуется тяжёлый запах, от которого кровь стынет в жилах. Ничего, можно привыкнуть. Уход за больным – это крест, который нужно нести без страха и упрёка. Рыцарем, пожалуй, легче быть: силушку демонстрировать, на коне гарцевать, оружием бряцать. А попробуй высидеть час-другой подле умирающего, стараясь облегчить его последние муки!

Но Капитана нужно как-то разбудить, вывести из сопорозного состояния. Он должен проглотить хоть немного жидкости, которую Сверчок ему уже подготовил. Ещё больной должен посмотреть в глаза тому, кому принадлежит раствор магического порошка.

Только что-то не хочет Володя приходить в себя. Хрипит, булькает в ответ на потряхивания, но не просыпается. Хлопки по щекам – ноль эффекта. Сверчок нашёл стерильный шприц, вскрыл упаковку, стал колоть иголкой, начиная опять злиться. Решился даже напоследок острие под ноготь немного вогнать, в самое болезненное место. Больной мычит что-то, и всё равно не удаётся заставить его вернуться в явь.

Что же делать? Костей овладевает отчаяние, почти паника. А как доктор JR поступал в тех случаях, когда пациента доставляли еле тёпленьким и без чувств? Не пришло в голову спросить. Стоп, нашатырь! Универсальная штука, в шкафчике для экстренной помощи должен быть. Так и есть, сейчас побрызгаем на салфетку и…

Не помогает, чёрт возьми! Капитан вообще дышит? Да, дышит, только едкий раствор аммиака ему до лампочки. Лучше уж убрать из-под носа, чтобы не травить Володьку ещё сильнее.

Ну, уж если такой раздражитель не приводит парня в чувство, то какой ещё может помочь? Какой?

Есть одна мысль, она вдруг появляется из нечётких ассоциаций. Чувство долга, страх, любовь… да, что-нибудь из этой оперы. Зря, что ли, Селенден учил повелителя магии посланников?

Спустя минуту над Володей склоняется… Алина Святогорова. Зачем-то подросшая сантиметров этак на двадцать, зато лицом вылитая. Господи, как трудно, оказывается, ворочать такими большими глазами! Но это ведь химера, на самом деле это не в реальности происходит. Почему тогда вдруг мгновенно начинают ныть все зубы? Как только их обладательница такое терпит?

Лицо склоняется ниже, волосы Алины щекочут Володе щёку, и он… просыпается. Или выходит из глубокого забытья, но какая разница. Ведь он что-то соображает, даже хочет сказать. Наверно, произнести имя. Только присохший к нёбу язык его не слушается.

– Выпей! – Стаканчик с жидкостью тыкается в такие же сухие губы.

Такой хриплой и деланно-пищащей Джоконда, конечно, никогда не была, и быть не может. Но Володя, к счастью, не обращает внимания на неестественность голоса – его привораживают глаза. Как хорошо, что глотательный рефлекс ещё работает. Наконец-то – выпил!

Какая реакция вообще происходит при внедрении Малого Хранителя? Судя по Володе – никакая. Он только немного дёрнулся, попытался облизнуть губы, что у него не получилось сделать. Потому что он снова погрузился в ступор. Или в кому. Шут их разберёт, чем отличаются. Можно снова стать собой, а то от нытья во всей полости рта уже поташнивает.

Нет, тошнит не из-за этого. Сейчас будет очень плохо какое-то время. Хорошо, что доктор предупредил. Большой Хранитель всегда чувствует проблемы Малого, смертельную опасность для него. Большой брат словно спрашивает: какого чёрта была выбрана такая негодящая копия, которую впору выкинуть на свалку?

Костю действительно вывернуло наизнанку приступом дикой рвоты, но потом сразу стало легче. А Володя, кажется, чуть-чуть порозовел. Но это только начало.

Вот и наступает второй, уже бесповоротный этап. Нужно пожертвовать больной копии свой порошок. Много порошка, одну или две большие порции. Одной просто не хватает в тяжелейших и запущенных случаях.

Порошка для Володи не жалко, тем более что Селенден щедро пополнил запасы повелителя. Проблема совсем в другом. И ужас – одновременно. «Игра», оказывается, наказывает тело, в котором живёт такой щедрый Большой Хранитель. Она просто резко ускоряет его песочные часы, перекручивая одновременно и биологические. Доктор JR сказал, что неоднократно проверял изменения своего биологического возраста по многим медицинским тестам. В результате удалось точно установить, что жертва каждой порции порошка старит тело такого вот добренького бессмертного на пять лет.

Рассеянному далильскому врачу что? Он при необходимости потратит годы для одного тела – а потом возьмёт себе очередное молодое и продолжит свою длительную медицинскую карьеру. А Костя поклялся себе, что никого не погубит и постарается как можно быстрее избавиться от бессмертия. Это значит – что?

Правильно. Спасая сейчас Володю, он потратит пять, а то и десять лет своей единственной жизни. Единственной, чёрт возьми! От семнадцати почти до тридцати – прекрасное, золотое время, годы полного расцвета и становления. Вот их все – псу под хвост! Нет, неправильно так думать. Это жертва, на которую он уже идёт сознательно. Как истинный Великий Человек.

Костя решительными движениями призвал свой мешочек и спустя минуту, не колеблясь больше, щедро сыпал магическую субстанцию на живот больного. Там кожа была уже не розовой или жёлтой, а скорее синеватой с оттенком черноты. Зрелище заставляло действовать быстрее, не раздумывая. Ведь порошок сыпался медленно, сопротивлялся, его нужно было в уме «отпустить», «подарить». В общем, отдать, пожертвовать. Зато он как-то очень быстро перетекал потом к шраму от операции и там куда-то мгновенно исчезал. Одновременно руки чувствительно покалывало, сердце взвилось в бешеном ритме, падали экстрасистолы, происходило что-то ещё, выплясывающее зелёными кругами перед глазами. Но момент, когда всасывание прекратилось, Костя уловил чётко. Всё, первая порция считается завершённой.

Колоть постепенно перестало. Достаточно ли? Порция велика, как хороший шарик мороженого. Она уже что-то делает там, внутри, иначе зачем с такой скоростью всасываться?

Но уже понятно, что недостаточно одной порции. Малый Хранитель снова даёт сигнал. Вместо рвоты мгновенно поднимается температура. Костя быстро померил – тридцать девять. Первая реакция организма была преимущественно местной, а эта – общей. JR об этом тоже говорил. Вторую порцию нужно ввести внутривенно.

Костя справится. Хорошо, что у Володи стоит «подключичка» – нет необходимости неумело и неуверенно ковырять вену. Физраствор в шкафчике имеется, туда насыпаем тоже огромное количество порошка. Кажется, это противоречит требованиям асептики, но таков уж путь применения мощного и никем не запатентованного средства.

Пока идёт трансфузия, пальцы невыносимо колет, сердце глухо стучит, хоть и не в таком бешеном ритме, как в первый раз. Опять что-то происходит, но Сверчок следит лишь за уровнем остающейся жидкости, чтобы не проворонить окончание вливания.

Вот теперь Малый Хранитель молчит. Всё сделано. Остаётся только ждать, что покажет время. Оно ведь, говорят, само лечить может.

* * *

Она явилась ему, разогнав тяжёлый мрак. Ангел, неземное создание, богиня. Не та, что создана для языческого поклонения в подземелье, где проживает дикое племя. А Та, что всегда – его Жизнь, его Свет.

Она снизошла до него, склонилась с непривычной высоты, словно стояла на подножке пассажирского вагона и собиралась проститься с ним. Её волосы пощекотали ему лицо, приласкали. Такая вот безмолвная последняя встреча…

Нет, не безмолвная. Она что-то сказала, одно слово, которое он не разобрал. И голосом странным, будто заранее оплакивает его. Не надо, прошу! Не надо меня оплакивать. Просто помни.

Но надо же что-то ответить, а он не может. Слова опять застряли в горле. Теперь не потому, что не решается сказать. Просто не получается. Правильно, нужно попить.

Когда всё это началось? Наверное, прямо сразу, с первой встречи. Его тогда привезли на машине, выгрузили вместе с большой сумкой пожитков. И вот он во дворе, где стоит говорливая группа пацанов его возраста. Ему пока почему-то не хочется к ним присоединяться. Зато, притулившись на лавочке, держит книжку одинокая девочка, кажущаяся хрупкой и беззащитной. Почему-то стало любопытно, что Она читает. Обложка у книжки безликая, по ней непонятно. Тогда он подошёл и спросил. Она не ответила сразу, только подняла взгляд поверх открытых страниц. И всё.

Теперь эти же глаза снова смотрят на него, вызывая массу чувств и воспоминаний. Ни к чему сейчас, надо успеть проститься. Только всё равно не выходит. Хочется, чтоб было красиво, и в голову лезут стихи. Откуда он их знает? Вряд ли подобное слышал, и сочинить тоже никак не мог. Или всё-таки сочинил? Были же хокку, без рифмы. А теперь вроде бы рифма есть, хоть и корявая, наверно.

Он никогда не читал Ей красивые стихи, наверное, зря. Но сейчас прочтёт обязательно. Сейчас…

Не получается сказать. Строчки проходят одна за другой в голове, не в силах прорваться наружу:

«Я ослеп от лучей Твоих жалящих

И забрёл к обрыву крутому.

Может, Ты надо мной всё же сжалишься,

Не позволишь свалиться в омут?»

Конечно, он сразу стал падать в нескончаемую бездну, во мрак. Её лицо исчезло. Сейчас он упадёт и разобьётся реально, а не в своих дурацких фантазиях. Глупо, странно, но что поделаешь? Зато, кажется, он спас Её от большой беды, совершил подвиг, о котором мечтал. Ничего не страшно теперь. Жаль только, что стихи не прочитал…

Он не разбился. Его тело приняла ласковая тёплая морская волна, освежила, успокоила. Нет, он не умер ещё. Зачем тогда он так долго падал? Теперь ведь надо выбираться отсюда. Кажется, тут не море, а озеро на дне пропасти с почти отвесными стенами. И там, высоко-высоко, осталась Она. И Она ждёт его там, над пропастью, на небесной лестнице. Может, даже зовёт, только он не слышит. Нужно выбираться, нужно идти к Ней.

И он медленно, ужасно медленно и трудно, стал выкарабкиваться вверх, цепляясь за редкие и хилые кустики обрывков воспоминаний…

Его не сразу распределили в тот класс, где училась Она. Он в первый день усиленно крутил головой, пытаясь понять, где Она затерялась. А на второй решительно открыл дверь кабинета завуча и попросил его перевести.

– А в чём дело, Платонов? – спросила тогда Нина Николаевна. – Тебя в твоём кто-то обижает?

Тут она хватила, конечно. Посмотрел бы он на того, кто стал бы его уже тогда обижать. Разве что пятеро на одного. А что объяснять этой непонятливой тётке? Он промолчал, но по взгляду учительница почему-то поняла, что ошиблась.

– Тогда, наверно, ты успел с кем-то подружиться? И хочешь быть рядом больше времени? Понимаю. Видела вас с Костей Мелентьевым. Да, он хороший мальчик. Понимаю.

Ничего-то она не понимала, но в класс к Алине его всё-таки перевели. А заодно там ещё и Костя с Таней оказались. Как говорится, судьба сразу свела.

И вот он, не самый способный и прилежный Володька Платонов, спустя какое-то время сидит и смотрит на примерную ученицу Алину Святогорову. Смотрит сзади и немножко сбоку. Он всегда садился так, чтобы видеть близко хотя бы Её полупрофиль – за парту позади Неё. Всегда отвоёвывал это место.

Он сидит и смотрит. Задача решена, всё в порядке. Но как же нужно, чтоб Она обернулась и посмотрела на него! Нет ничего лучше, чем прикинуться полным идиотом, неспособным решить простейшее уравнение. Он просто сидит и гипнотизирует Её взглядом, как обычно делают двоечники, мысленно обращаясь за помощью к отличникам.

Впереди удовлетворённо фыркает Лиза-Вредина. Это она сидит рядом с Алиной и всегда всё у Неё сдувает. Вот и сейчас аккуратно переписала слово в слово. Соседка не жадная, спокойно даёт списать.

Алина всё-таки оборачивается, немного нехотя. Он тут же склоняется, стараясь максимально приблизить к Ней свою тупую голову. Но Она отстраняется. Ведь ещё один его приём, который Она быстро раскусила – прикидываться, что плоховато слышит на расстоянии. Он успевает почувствовать в Её дыхании слабый запах какого-то лекарства. У Неё опять побаливают зубы.

– Ты решил? Какой ответ?

– Пятнадцать.

– Правильно.

Вот и всё, поговорили. Но Вредина тоже обернулась и пытливо наблюдает за всеми нюансами. У неё острый взгляд, тонкий слух, она всегда всё видит и слышит. Это от неё весь детдом знает, что Володьке Платонову нравится тихоня Святогорова, и значит…