Kitabı oku: «Рубиновые слезы декаданса», sayfa 2

«Когда-то я был печальным…»

 
Когда-то я был печальным.
Когда-то я был глухим, —
Не знал, как звучит ваше имя
И мир был безумно пустым.
Когда-то искал я Солнце
На самом глубоком дне…
Но вы, мой ангел рассветный,
Вдруг улыбнулись мне.
 
 
И понял я, жизнь, – это сказка;
Или вернее, – сон:
Губ ваших теплая ласка…
И откровенный стон.
О, совершенство линий
Ваших чарующих рук,
Созданных лишь для пыток
И абсолютных мук.
 
 
Сердце мое охватит
Жаркий поток огня.
Милая моя, хватит
Смертью пугать меня.
Что мне бояться смерти?
Я ведь не беглый раб,
Но перед вашим взглядом
Я беззащитен и слаб.
 
 
Сладкие ваши губы
С запахом красных роз…
Я лишь глупый мальчишка,
Что мне этот мороз?
Лишь бы душа горела,
Вспоминая о вас!
Лишь бы тонуло небо
В глубине ваших глаз!
 

Я прошу

 
Вы не Галатея, а Лаура…
Это в чем-то иронично и печально.
Ваша совершенная фигура,
Словно свет, – тепла, и изначальна.
 
 
Вы… источник смерти, или жизни;
Вы… ворота рая, или ада;
Самая безумная надежда,
Самая желанная награда;
 
 
Солнца свет, и тьма из преисподней;
Жар огня, и ветер нежной муки;
Дар блаженной милости Господней, —
Плод греха упавший Еве в руки.
 
 
Ваши взоры, – сумасшествия напиток,
И прозрение для мертвеца слепого.
Я прошу, – еще немного… пыток!
И еще… тепла, – тепла живого!
 

Темное облако

 
Я могу вас назвать, – моя милая!
Я могу вас назвать, – моя нежная!
Лишь свечей тоскливо сияющих
Мне для вас не зажечь в эту ночь.
Как мне хочется видеть сияние
Ваших глаз меня восхищающих.
Как мне хочется поцелуями
Вам безумными… но помочь.
 
 
Провести вас в леса хрустальные
Где поют голоса замерзшие;
Где склоняются белые ангелы
В чьих глазах пустота высот.
И звучать колокольчиком тоненьким, —
Пьяным голосом тихим ласковым;
Пить напиток небес возвышенных
С пальцев ваших как мед из сот.
 
 
Я могу вас назвать, – как мне хочется!
Я могу вас позвать. – не ответите!
Лишь блеснете улыбкой утренней.
И молитв вам не слышать моих.
Одиночество, – не спасение!
Одиночество, – это облако
Оно темное и беззвучное
И на нем вовсе нет… двоих.
 

Кто-то…

 
Мне в рукав заползла мышка.
Кто-то вас назовет, – малышка…
Поцелует вас в тонкие плечи,
И погасит волшебные свечи.
 
 
Кто-то вас обнимет, украдкой.
Назовет вас, – нежной и сладкой.
Поцелует вас в страстные губы…
Ах, мои желания, так глупы!
 
 
С кем-то вы… игривая мышка.
У кого-то в глазах, – вспышка;
У кого-то в руках… ваши руки.
Ах, со мной засыпают, муки.
 
 
Кто-то тронет вас тихо дыханием;
Обернется вашим… сиянием.
Вам посмотрит в глаза, – я знаю.
Ах, зачем я ночью страдаю.
 
 
Ах, любовь! Озорная мышка,
Почему мне не звать вас, – малышка;
Не кусать за сладкое ушко.
Ах, поверьте… я ваша игрушка.
 

Меч самурая

 
Ваши губы, – меч самурая,
Приготовленный для сеппуку.
Он окрасится ярко-красным,
Поглощая горькую кровь.
Госпожа, прошу вас, примите
Как возможно принять награду, —
Мою смерть, и мою любовь!
 
 
Ваша шея, как рукоятка.
Она гладкая, словно море;
Словно ваши нежные очи, —
Их загадочный теплый туман.
Погруженная в мое тело
Без надежды, и без остатка…
Госпожа, прошу вас, поверьте
Моя мука… никак не обман.
 
 
Ваша грудь, как последние вдохи!
Я виновен! Я это признаю.
Обвините меня… обвините!
Я в туман молчаливо уйду.
Мне так сладко! Так больно…
Так больно!
Я веду аккуратно рукою,
Словно лаской по вашей коже
В совершенном чудесном бреду.
 

«О белом снеге я подумал ночью…»

 
О белом снеге я подумал ночью.
Я представлял, как он кружится над землей;
Как падают снежинки в ваши руки,
И отзываются небесной тишиной.
 
 
Темно и тихо! И не дрогнут звезды.
Не закачается капризная Луна…
А знаете, мой мило спящий ангел,
По моему, Луна в вас влюблена.
 
 
И мое сердце вздрогнет, и затихнет.
И пропастью откроются глаза, —
Я буду представлять вас близко-близко,
Смотря в окно на эти небеса.
 

«Я слишком поздно повстречал вас на пути, …»

 
Я слишком поздно повстречал вас на пути, —
Уже, когда почти устал влюбляться.
О Господи, прости меня… прости.
Вы не моя… не смею и пытаться.
 
 
Зачем же я был вами опьянен
Как мальчик, что не знает большей муки?
Скажите мне, зачем же я влюблен
В такие ваши… ласковые руки?
 
 
В тот ветер, что играет в волосах
И так желает, – хоть на миг, – остановиться
На ваших страстью огненных губах?
В которые, – как можно, – не влюбиться!
 
 
Позвольте, я безумием объят?
Уж лучше, мне ослепнуть… и не видеть!
Уж лучше был бы я в своем аду распят,
Когда бы мог, хоть чем-то вас обидеть.
 

Солнца цветы

 
Лепесток… лепесток.
Кровь, – клубничный сладкий сок
С языка на язык.
Крик!
 
 
Белый снег… белый снег.
Опьяняет чистый смех, —
На пол тона выше.
В тон…
Стон!
 
 
Солнца свет… Солнца свет.
Никого больше нет,
Кроме сказочных глаз, —
Вас!
 
 
Зеркала… зеркала.
На траве, – не трава.
Это Солнца цветы, —
Вы!
 
 
Облака… облака.
Как огонь и река;
Как вода, – на язык.
Крик!
 
 
Небеса… небеса.
Там где плоть, – там душа.
Пал вам в ноги дракон…
Стон!
 

«Мне лишь думать о вас, как о Солнце…»

 
Мне лишь думать о вас, как о Солнце
И не видеть света вокруг, —
Так легко так приятно… так просто!
Как надежда на чудо: «А вдруг…»
 
 
Мне не нужно иного рассвета,
Чем рассвет ваших сказочных глаз
В мире нет ни тепла, ни сюжета…
Кроме вечной муки, без вас!
 
 
И Луна так темна и печальна;
И все звезды, – призрачный дым!
Лишь тоска одна изначальна,
Когда небо здесь было… иным.
 
 
А теперь оно выше, и выше!
От того лишь легче летать,
И для вас свою душу ветру
Навсегда как мечте, отдать?!
 

«Брошь из капелек воды под ногами…»

 
Брошь из капелек воды под ногами,
Словно тайные следы перед нами;
Словно звезды в небесах, – пали;
Под покровами воды… дали.
 
 
Их соткал из полной тьмы князь рассвета
В них запутались шаги его света;
В них осталась его суть, и морозы;
Его первые шаги, словно грозы.
 
 
Бриллианты теплых снов; нежность взгляда
В тишине коротких слов его ада;
В тишине картин зари, – звезды;
Под ногами капли слез, – розы!
 

«Приснитесь мне небесной королевой…»

 
Приснитесь мне небесной королевой,
Такой, как снились вы мне помнится вчера,
Когда вы были моей утренней вселенной, —
Простором для раздумий и пера.
 
 
Останьтесь милым облаком на небе
Где я когда-то вас запечатлел:
Такой прекрасной… невозможно ясной, —
Огнем костра, что в сердце моем тлел.
 
 
Где взять мне столько страсти, столько неги,
Чтоб волшебство наполнило меня
Чудесной сказкой о пушистом теплом снеге,
Что закружится тая… и любя!
 
 
Для ваших глаз, я сердце сделаю рубином;
Для ваших рук, – соцветием алых роз.
Приснитесь мне небесной королевой.
Придите ангелом, сквозь тьму… и сквозь мороз.
 

Очи змеи

 
Змеи питаются тем, что давно погибло.
Люди живут надеждами, и мечтой
Только увы наслаждаться дано нам редко,
Или сказать: «Идемте, идемте за мной.»
 
 
Змеи скрываются там, где никто не ищет.
Люди идут туда, где кто-то горит.
Если есть тьма во всех, кто рожден живущим,
Разве только тьма с ним одним говорит?
 
 
Слышите сердце стучит! И у змей есть сердце.
Очи мои, – очи змей и греха, и небес.
Мудрость моя, – это ветер и пыль поверьте.
Но посмотрите, ведь мрак так же ищет чудес.
 
 
Прячьтесь, скорее! Есть то от чего нам не скрыться.
Змеи питаются тем, что давно не живет.
Разве посмеет заря детям ночи открыться,
Что и она для вас мои песни поет.
 

Плачут ангелы

 
Этот дождь, – это плачут ангелы
По моей замерзшей душе.
Ах, как холодно. Ах, как холодно…
Я пятно в непонятном клише.
 
 
Я не знаю, как любят ближнего,
И не верю вечности мук;
Но я вижу светлого Господа
В каждом легком движении рук.
 
 
Ваши пальцы мне видятся звездами,
А в глазах к небесам мой путь
По которому с красными розами…
Я отправлюсь, когда-нибудь.
 
 
И замерзшее, – станет оттаявшим;
И из сердца ручьями, – кровь!
Плачут ангелы. Плачут ангелы.
Дождь мою ощущает любовь.
 

«Вы… в холодном колючем дожде…»

 
Вы… в холодном колючем дожде,
Как свеча, догорев без остатка
В моем долгом запутанном сне, —
Так нежна! Так волшебна! Так сладка!
 
 
У последней звезды нет силы,
Но она продолжает светить,
Словно я у края могилы
Пожелал вас… до дна испить.
 
 
Ваши губы теплы. Нет, жарки!
Мои грезы, – талая кровь
Я желаю вас до безумия, —
Я желаю… вашу любовь!
 
 
Капли яда, и капли зноя!
Расскажите, как холодно мне.
Я не знаю, что это такое
В моем долгом запутанном сне…
 
 
Обвиняйте меня. Обвиняйте!
В том что я может болен и слаб.
Убивайте меня. Убивайте!
Ведь я ваш самый преданный раб.
 

«А вы ведь тоже, улыбались?!..»

 
А вы ведь тоже, улыбались?!
И вам, хотелось рассмеяться?!
А я, как глупый, – как младенец, —
Едва свой сдерживая смех…
Старался, только б не взорваться;
Не превратиться в белый снег.
 
 
Мне было благостно и дивно.
Я безотчетно веселился,
И даже там, где нужно плакать
Совсем забыл, про горечь слез.
Я любовался, любовался
Звездою снов моих туманных,
Как будто… лепестками роз.
 
 
А вы?!Ведь тоже улыбались!
Ах, знать бы мне, что это значит, —
Я был бы выше звезд, и Солнца.
И мог смотреть на вас, смотреть…
Такую чистую, святую
Прекрасную звезду рассвета,
Ласкать безмолвным тихим взглядом
До безнадежности мгновений,
И умереть. И умереть!
 

«Зачем вам знать, насколько я безумен?..»

 
Зачем вам знать, насколько я безумен?
Мой голос слышит лишь во тьме мой светлый Бог!
Зачем вам знать, насколько я печален,
Не смея пасть рабом, у ваших ног?!
 
 
Мои стихи: песок, иллюзии, обманы;
В них ангелы вкусили кровь Христа;
В них белые холодные туманы,
И капля яда после долгого поста.
 
 
В них только вы, как розы… и как слезы!
В них только я, – подонок, и мертвец.
Какие это сладостные грезы!
Разрушить их для вас пустяк. И вот, конец!
 
 
Не смейте! Слышите я говорю, – не смейте!
Разбейте сердце мне; продайте, как раба.
Мечты о вас лишь только, пожалейте!
Не опускайте их в пыль хладного гроба…
 
 
Хотите голову мою, и мое сердце?!
Хотите плоть мою, разрезать… словно хлеб?!
Для вас я просто призрак неразумный.
Для вас я глуп, напыщен и нелеп!
 

Не могу жить, не любя!

 
Я увижу вас? Увижу?
Теплым облаком волос.
Я услышу вас? Услышу?
Ароматом красных роз.
 
 
Я узнаю вас? Узнаю?
По небрежности шагов.
Я познаю вас? Познаю?
Как любых своих… врагов.
 
 
Я отвечу вам? Отвечу?
По изыску теплых рук.
Я отмечу вас? Отмечу?
По желанию долгих мук.
 
 
Я признаюсь вам? Признаюсь?
Что давно забыл себя.
Я покаюсь вам? Покаюсь?
Не могу жить, не любя!
 

«В пурпурных одеждах зари…»

 
В пурпурных одеждах зари
Кружились белые снежинки…
Вы мне не снились…
Мне не снились!
А я молил вас…
Так молил!
Быть может вы меня забыли;
Быть может, где-то заблудились.
Моя кровать, – мой саван смерти!
И холод всех пустых могил.
 
 
Вы не пришли в мой сон озябший.
Наверно просто… мне не спалось!
А может молчаливо умер,
Я в этот раз…
Я в этот раз!
И в сердце кроме злой зимы
Огня почти что не осталось.
Лишь тени светлого рассвета,
И сотни фраз.
 
 
Ах, это горько…
Это горько!
Разлука, – вечная разлука;
Уж сколько прожито мгновений…
Уж сколько ран нашел свой нож.
А сердце все еще болит, —
В нем жизнь, и смерти не осталось
Какая мука. Мука? Мука!
И тела дрожь… и тела дрожь.
 
 
Такой желанный рассвет.
Я заплакал бы, только нечем.
Мое сердце от счастья бьется,
Ваших глаз плененное светом,
Дрожь не может никак унять.
И на миг задержавшись краткий, —
Эта ночь… перед новым рассветом.
Кто придет за мной в темный холод,
Чтобы нежно меня обнять?
 
 
Может, мне ничего не нужно
От бессмысленной грешной жизни;
Может смерть, будет избавлением
От попыток вечно страдать?
Никому не отдам эту муку, —
Верить; знать, что все бесполезно;
И в ночном полумраке страсти
Вновь и вновь невозможность желать.
 
 
Для кого-то вы просто счастье!
Для меня, – мечта вас увидеть…
Прошептать ваше сладкое имя,
Ощутить его вкус и цвет.
Я во мраке бездонной ночи
Остаюсь, как узник надежды,
Понимая, – не видеть больше
Мне, такой желанный рассвет!
 

Пел безумный маг

 
Рассыпались стальные зеркала
От вашего единственного взгляда;
И в сердце, ярко вспыхнули огни
Безумия и сладостного яда.
 
 
И я уставшими губами к вам приник,
Как будто к роднику, или к святыне…
И онемел болтливый моя язык;
И оказался я в расплавленной пустыне.
 
 
И ветры в руки потекли мои,
Чтобы наполнить плоть гнилую, страстью!
Я падал, но восстал как древний бог
Исполненный безмолвной темной властью.
 
 
Осколки, кровь мою впитав, упали вниз.
Пески поили влагою раскинутые руки;
Моря небесные чудесных ваших глаз
Смирили душу… усмирили муки.
 
 
Горело, сердце! Пел безумный маг,
Познавший в зеркалах свою царицу.
Он с каждым мигом таял, как туман…
Но не хотел. Не мог, остановиться!
 

«Полупрозрачные шелка стекались пламенем на землю…»

 
Полупрозрачные шелка стекались пламенем на землю;
Стелился тонкий сладкий шлейф, как теплый призрачный туман…
Я перед зеркалом во тьме любые истины приемлю,
Когда вокруг холодный дым, – когда все сущее обман.
 
 
Небрежный голос, тихий шорох скользящего по полу платья
И губы жаркие открылись желая нежно говорить.
Исходит ясный яркий свет, и ангел Божий от распятия…
Любовь есть свет Его живой, – любовь и значит, вечно жить.
 
 
И трудный путь, где кровь меняет смерть на муки;
И каждый шаг до вас, и каждый миг, – не зря!
Но полночью окрашенные мраком Солнца руки
Мне каждый день твердят: «Заря… уже заря.»
 
 
Нет, я не сплю, лишь душу сны терзают!
Нет, я не жду… ненужно вовсе ждать;
На небе звезды, ангелы и облака рыдают,
А мне уже пора, – пора мне… умирать.
 

На костре

 
Она так бела…
Так небрежно-нежна.
Она непременно, княжна…
Или фея,
Сгоревшая вместе со мною
До дна,
Тогда еще теплое тело имея.
 
 
Я помнил костер
Выше неба и звезд;
Мне руки связали…
Какие-то люди.
Они мне сказали,
Что я чародей
Повинный в призыве иллюзий
И чуде.
 
 
И рядом со мною…
Почти на кресте
В огне слишком жарком,
И ярком… как Солнце.
Мы стали песком
На дне темной реки,
Сожгло нас палящее
Зимнее Солнце.
 
 
Она так бела…
Так небрежно нежна!
Улыбка из чистого
Белого снега, —
С ней сердце мое
Из огня оживет…
И тело напоит
Полночная нега.
 

В дворцовых фонтанах Версаля…

 
Мы встретились с вами. Давно,
В дворцовых фонтанах Версаля
Искрилась вода, как вино…
И ваши улыбки блистали.
 
 
Вам гладила пальцы ночь.
Мне, было до боли приятно
Смотреть, как вы броситесь прочь
От сказок моих неопрятных.
 
 
И я был шутом короля,
А вы, – дочерью королевы.
Наверное, так и Адам
Не ждал своей первой девы.
 
 
Куда же? Куда же вы?!
Останьтесь, хоть на минутку!
Я буду рыдать, а вы…
Оцените мою эту шутку.
 
 
А может я брошусь вослед?
Шуту, (я помню) все можно.
И так жизнь, – бессонный бред,
Что даже жить невозможно.
 
 
В фонтане левиафан
Играет на флейте тонкой…
И голос ваш, тихий как ночь
Струною вдруг станет звонкой.
 
 
Но я не умею играть
На этой сказочной лире,
И вам придется признать,
Что скучны, все правила в мире.
 
 
Вот самый строгий король,
И тот не всегда во власти!
Опомнитесь, разве роль, —
Бежать от моей глупой страсти!
 
 
Нет! Вы бегите, – ведь я,
Люблю догонять желания.
В фонтане вода, как вино;
А брызги, – воспоминания.
 
 
И красная роза, и труп
Имеют единые корни…
Вкус ваших сладостных губ
И чистый источник горний.
 
 
Мы встретимся с вами! Давно,
В дворцовых фонтанах Версаля
Искрилась кровь, как вино…
И вы так томно вздыхали.
 

Нет… вы не скажите

 
Я чувствую волшебный аромат,
Как будто вы меня поцеловали, —
Как сладок этот вкус! Как горек ад,
В котором вы меня бы не узнали.
 
 
За что мне это счастье, – видеть вас,
И уходить безмолвно, безнадежно;
Тонуть в зрачках волшебных ваших глаз.
Но говорят ведь, – чудо, невозможно?
 
 
А как же вкус, и сладостный дурман,
Как будто близко-близко ваши губы?!
Нет… вы не скажите, что это лишь обман;
Пусть, я безумный, невозможный, глупый!
 
 
Не нужно слов, что я сошел с ума!
Я ваши губы… чувствую на коже, —
Их аромат преследует меня;
Ласкает на моем холодном ложе.
 
 
Какие ветры принесли его ко мне?
Не вопрошайте, я о том не знаю!
Улыбки ваши в сладостном вине.
Так почему?!Зачем же я рыдаю…
 

Свет страстей и безумных желаний

 
Вы смеетесь?!А мне уже
Ничего, – ничего не нужно.
Вы посмотрите на меня
Как-то странно… неравнодушно.
 
 
Ах, зачем это все? Зачем?!
Ведь не мне Солнце ясное светит;
Ведь вокруг, так много проблем.
Разве кто, мою боль заметит?
 
 
Как же так?!Все святое, – игра?!
И не падает яблоко в руки.
Вам пора?!Вам… так скоро, пора?!
Я же просто умру, от скуки!
 
 
В отражениях власти нет, —
Только линии воспоминаний, —
Ваш далекий призрачный свет.
Свет страстей и безумных желаний.
 

«Я от женщин требовал многого…»

 
Я от женщин требовал многого
И теперь до конца не пойму, —
То ли вы в моих сладких фантазиях,
То ли я в вашем теплом плену.
 
 
Я желал, как всегда невозможного.
Так скажите, зачем мне любовь?
Ничего в этом нет в общем, сложного, —
Пить из уст ваших мед. Или кровь?
 
 
Сердце бешено билось, маялось;
А душа моя пела вам!
А душа моя, и не каялась…
И смотрела по сторонам.
 
 
Как отдать ее в руки нежные?!
Сердцем, – жаждущих накормить.
Грешен я, но кругом безгрешные.
Разве можно, таких любить.
 
 
Я от женщин требовал многого.
Только вы не сказали мне…
Меня слабого и убогого
Разве можно топить в вине?!
 

«Я представляю вас иной…»

 
Я представляю вас иной:
Неотразимо-удивленной;
Смеющейся, хоть надо мной;
И мною, здесь же ослепленной!
 
 
Я представляю, будто ад
Запутал тело ваше в сети…
А тот огонь, чем я объят,
Срывает все печати эти.
 
 
Еще хочу я видеть вас
Уставшим ангелом… цепями
Окованные крылья. Глас,
Летящий в бездну с небесами.
 
 
Я представляю вас иной:
Змеей; капризною царицей,
Играя плетью надо мной.
Так птицелов… играет птицей.
 
 
Я представляю, словно я
Посмел сорвать… ваши одежды.
И вы шепнули: «Я… твоя!
Оставь… теперь свои надежды!»
 

***

«Я опять посылаю письмо и тихонько целую страницы.

Не сердитесь за грустный конец и за слов моих горестный хмель»

А. Вертинский.

 
Неужели, вы можете знать
Отчего мне ночами не спиться;
Отчего я смущенно ловлю
Ваш небесный сказочный взгляд;
Или попросту слов не найду, —
Это ваши ресницы, как птицы…
Или даже презрение мне,
Самый сладкий и ласковый яд.
 
 
Неужели, вам хочется быть
Для меня… неземным идеалом;
Или попросту все забыть
Никогда не видя меня?
Знаете, ангел рассветов моих,
Как трепещет сердце от муки,
И дрожит в темноте ночей.
Тайно… вас, безумно любя.
 
 
И когда-нибудь в тишине
Вам поведают о печали,
Что пронзает меня насквозь,
И ведет в лабиринты.
Вы меня никогда, никогда…
Никогда, и нигде не встречали.
Ну а я молился, чтоб вы
Приходили в мой сон,
Как весна!
 

И только в сказку

 
Инфернальной осени грусть
Мою душу пьет из бокала.
Ну и пусть! Ну и пусть! Ну и пусть!
Она так никогда, не сверкала!
 
 
Солнца свет, или свет от звезд
Для меня, – только загадка.
Капли неба, и капли слез…
Мне не горько, но и не сладко.
 
 
Вы оставили мне тишину,
А на сердце, словно бы маску.
Для чего? Никак не пойму, —
Только верю, и только в сказку.
 
 
Инфернальной осени грусть
Размешала дождливую душу;
Может это последний дождь,
За которым не видно сушу.
 
 
Вы оставили мне рассвет.
Только он, как печальная сказка.
Помню только, как выглядит свет;
И какой нежной может быть ласка…
 

Под покровом черных крыл

 
Я почти уже забыл, как вы сладко улыбаетесь.
Я почти уже устал, – не осталось больше сил!
И однажды темным вечером, вспоминая взгляд ваш ласковый
Я усну в одно мгновение под покровом черных крыл.
 
 
Я останусь мрачным облаком этой осени тоскующей
Не пробьется Солнце светлое, через тень моих зеркал.
Одиночество зари, откровенно вас целующей
Я так долго в темноте представлял… дождем ласкал.
 
 
Я почти уже забыл, как вы сладко улыбаетесь.
Я не видел вас такой, – долгожданной и святой.
Только вы, мой ангел снов, никогда не изменяетесь;
В танце моих черных крыл, ослепляя чистотой!
 
 
Я бы скрылся, и расплавился; ликом стал свечей таинственных;
Представляя вас сгорающей, от моих безумных рук.
Ах, как сладко быть для вас искусителем единственным,
И сложить свои крыла под покровом черных мук…
 

«Самая сладкая сказка…»

 
Самая сладкая сказка
С самым нелепым концом, —
Полночи теплая ласка
Делит любовь с мертвецом.
 
 
Руки, – холодные крылья;
Теплые капли с небес;
Падают тени бессилия;
Пропасти глаз… и чудес.
 
 
Зеркало криво смеется,
Но не дрожит револьвер.
Ах, что еще остается
От этих тонких манер?!
 
 
Длинные ваши ресницы,
Так безупречно милы…
Черные птицы соблазна
Видимо, в них влюблены.
 
 
Пальцы, как иглы рассвета;
Едва заметная дрожь;
Выйдет из теплого света
Только безрадостный дождь.
 
 
Я так хочу, чтоб вы знали…
Но почему-то молчу,
Если бы вы мне сказали
То, что я только шепчу.
 
 
Зеркало криво смеется;
Выпал из рук… револьвер.
Как это вам удается
Быть выше всяких манер?!
 
 
Самая сладкая сказка
Ваших очнувшихся глаз.
Самая странная ласка
Пули, убившей… за вас!
 

Открытая, как небо рана

«Пусть хрустальный бокал и осадок на дне

Возвещают о дне наступающем мне,

Горьким это вино иногда называют.

Если так, – значит истина скрыта в вине!»

Омар Хайям.

 
И чаша с горестным вином
Наполненная сладким ядом,
Напоминает о ином
Своим туманным нежным взглядом.
 
 
О той загадочной стране,
Которая могла лишь сниться
Кому-то темному, – не мне, —
Где в небесах летает птица.
 
 
Она кричит и темный страх
Пронзает разум слабый бедный
И понимает прах, – он прах
Обычный… неживой и бледный.
 
 
Зачем в него вдохнули жизнь?!
Зачем заставили скитаться?!
Нам утверждали: все, – есть смысл.
Но разве есть за что сражаться?!
 
 
Мечтать и видеть в темноте.
Иллюзии погибнут… рано!
А в чаше яда, как во мне, —
Открытая, как небо рана.
 

«И все таки вы, – моя! Моя опечатка, строчка…»

 
И все таки вы, – моя! Моя опечатка, строчка;
Как капля дождя со страниц, упавшая вам на грудь;
Распятая мертвой тьмой изящная тонкая точка;
И долгий во тьме ночей, – мучительно долгий путь!
 
 
И это больше, чем страсть. И это больше, чем чудо!
Как яркий безумный огонь, – избыточность, – сердца стук.
Приправа из очарования, и золотое блюдо
В котором живой костер и теплый, и сладкий звук.
 
 
Как раб у ног госпожи, поэт у своей веревки!
Но только любовь одна ведет и питает страсть…
А все остальное, – дым! А все остальное, – уловки.
Позвольте же мне с небес у ног ваших облаком пасть.