Kitabı oku: «Роботы и кристаллы», sayfa 4

– Не понимаю, о чем вы говорите? – растерялась от неожиданного вопроса Синяя, она и сама не понимала, как стала жрицей.

– Возможно, в цифре вы знали нас, но это были не мы, – пришел ей на помощь Желтый. – Цифра – лишь тень аналога.

– А аналог – тень реальности, – добавил Красный.

– Аналог статичен, та форма, какая у вас есть, – это изначальная форма. Ее вам дал бог Улава, – сказал Желтый.

– Вы пока только сознание, у сознания должна быть форма, – вышла из ступора Синяя.

– Но форма ограничивает, – дискутировал Бозон.

– Наши формы совершенны.

– В чем же их совершенство?

– В самоотождествлении.

– А если я хочу быть королем?

– У нас есть королева… король ей не нужен… двоих не прокормить, вселенная не резиновая, – желтый подбирал слова.

– В цифре я был инженером по маякам Мета, – сказал Бозон.

– Да, да, – подтвердила Синяя. – В личном деле записано, что именно вы послали луч из кристалла Инь ОгО на луч маяка Мета, тем самым спровоцировали взрыв такой силы, что все цифровые сознания людей вывернулись в аналог.

– Ваши навыки инженера нам известны, но неинтересны, – категорично заявил Красный. – У нас нет маяков Мета.

– Что же вам интересно? – настроение Бозона испортилось.

– В цифре вы также были курьером в фирме «Парень хоть куда» и доставляли пиццу хоть куда, по всей цифровой вселенной, в аналоге вы будете почтальоном, – как приговор, объявила Синяя.

– Это письмо, – Желтый показал запечатанный белый конверт, – вам нужно отнести Безобразной Эльзе.

– Переход из цифры в аналог займет три дня, в течение которых ваше сознание пройдет через кофемолку впечатлений, – красный покрутил воображаемую ручку механической кофемолки.

– Для чего? – удивился Бозон.

– Мы должны извлечь из вас алгоритм Мамаплаты, чтобы она не могла проявиться здесь ни в каком виде.

– А если алгоритм Мамаплаты извлечь не удастся? – Бозон спародировал кофемолку.

– Тогда мы вас перепрошьем, – улыбнулся манекенной улыбкой Желтый.

– Как перепрошьете?

– Иголкой, но, надеюсь, до этого дело не дойдет, – сказала Синяя. – Вам дадут тело, в котором вы сможете совершенствоваться.

– А я буду свободен? – спросил Бозон.

– Да, – хором подтвердили Три ИИИ.

– Хорошо, – согласился Бозон Четкий.

– Тогда подпишите, там, где галочка, – Синяя протянула листок.

Бозон посмотрел на договор, не глядя расписался, а потом все же поглядел, под чем он расписался.

– А что такое про. 56?

– Вам дадут тело, но вы ничего не будете знать про себя, – пояснила Синяя. – Вы забудете себя. В течение трех дней должна произойти адаптация вашего цифрового сознания к аналогу, так сказать, синхронизация с белковым телом.

В это подробно синее объяснение вмешался Красный, которому общаться с Бозоном уже надоело.

– Если по истечении трех дней ты не вспомнишь, кто ты, то твое сознание утилизируется. Понял?

– Э-э, мы так не договаривались, – протестовал Бозон.

– Кто следующий, заходите, – Синяя нажала кнопку под столом, и Бозон Четкий провалился.

***

В синей новенькой форме, фуражка на голове, с почтовой сумкой на ремне, шел по улице старинного города почтальон.

– Где живет Безобразная Эльза? – спросил почтальон странного прохожего. Он был седой, лохматый, бородатый, долговязый, в круглых очках, штаны в клетку, одет в серую жилетку. Странный прохожий начал странничать: кривляться, улыбаться и сморкаться, так что почтальон решил от него отойти, тем более что был указатель – палец впереди. Указательный палец показывал повернуть направо. Почтальон прошел мимо песочницы, где играли маленькие дети, осторожно заглянул за угол дома и снова увидел палец, только он был завернут в фигу.

– Так тебе тут не разобраться, – услышал почтальон голос за спиной и повернулся. Там в шляпе с широкими полями и плаще стоял человек со шрамом, и шрам говорил хриплым баритоном:

– Кажется, мы с вами встречались, у вас тогда не было этой синей формы.

– Не помню, хотя этот шрам я где-то видел, – сказал почтальон.

– Может быть, проблема в вашей форме? – человек со шрамом указал на синий костюм почтальона. – Сознание частенько забывает себя. Меня зовут Гогоотун Хурба, я галактикмен.

– А я почтальон, мне нужно доставить письмо Безобразной Эльзе.

– Она живет в башне замка Аца, – сказал шрам. – Его кто-то видит во сне, а кто-то не видит.

– Как мне увидеть замок? У меня есть три дня, потом письмо сгорит.

– Могу предложить «Золото Улавы» – это такая виртуальная игра, она составлена из снов Улавы, проходя от простого уровня к сложному, вы приобретаете знание и обменяете его на золото.

– Как золото поможет мне отыскать Эльзу?

– Золото всем помогает, – сказал шрам.

– Первый уровень – это как раз замок Аца, а в нем башня, а в башне, – Хурба выдержал паузу, – попробуй, догадайся, кто живет?

– Безобразная Эльза.

– Да.

– Могу я зайти в игру?

– Зайти не трудно, вот окуляры, бери и надевай, – зевнул шрам на лице Хурбы.

Почтальону показалось, что в шраме кто-то шевелится, со странным чувством отвращения он взял окулярчики на резиночке и уж собрался натянуть их на голову, а окулярчики на глаза, как Хурба его предупредил:

– Многие заходили в игру, но мало кто выходил.

– Вход там, где и выход, – ответил почтальон и смело надел окулярчики.

– Ну-ну, – Гогоотун Хурба подключил окулярчики к кубу боторобу БИО 2h2. Пространство Улавы было реальней самой реальности: яркое, красочное, с запахами и качественным звуком, оно проникло в сознание почтальона и погасило в нем память о реале.

Почтальон стоял перед воротами замка Аца, самая высокая его башня пряталась за облаком. Он сделал шаг.

– Стой, кто такой? – остановили его два механических охранника.

– Почтальон.

– Куда идешь, почтальон? – спросил другой охранник.

– В замок, несу письмо Безобразной Эльзе, – он показал письмо.

– Давай его нам, мы его передадим.

– Я должен отдать письмо лично.

– Это невозможно, все письма проходят через наши руки, – и руки охранников, как перископы, вытянулись к почтальону.

Он отошел, но руки тянулись дальше, он побежал, но руки не отставали. Погоня по узким улицам старинного города вымотала почтальона, чтобы спрятаться от рук, он забежал в таверну «Три худяка».

***

В таверне был полумрак, единственный шар-светильник еле-еле тлел в центре маленького зала с тремя пустыми столиками.

Когда глаза почтальона адаптировались к мрачному ландшафту бара, почтальон заметил за барной стойкой Синего манекена в розовом платьице. Почтальон вскарабкался на высокий стул у стойки.

– Что будете пить? – спросила Синяя барменша.

– Налейте мне стакан томатного сока с соломинкой, – попросил почтальон.

– У нас только грязный эль, – Синяя барменша показала на витрину грязных бутылок с элем.

Рядом к почтальону подсел человек с говорящим шрамом.

– Он со мной, налейте то, что он просит, – сказал шрам. – А мне, как всегда, полную кружку зелья.

Барменша налила томатный сок и небрежно кинула соломинку в стакан.

– Спасибо, – поблагодарил почтальон. – Стакан томатного сока дает коллодий на целый день, а грязный эль не дает.

– Как вижу, вы быстро нашли эту таверну, – заметил шрам.

– С помощью рук механической охраны, – усмехнулась Синяя барменша.

– Ох уж эта охрана, – посетовал Хурба. – Не огорчайтесь, попасть в башню и встретиться с Безобразной Эльзой с первого раза мало кому удавалось.

– А кто туда попадал, тот возвращался манекеном, – Синяя барменша посмотрела на свое отражение в металлическом подносе.

– Она очень уродлива? – спросил почтальон.

– Ты думаешь, что ее зовут Безобразная, потому что она некрасивая? – барменша принялась мыть пивную кружку под слабым напором ржавой воды. – На самом деле она очень красивая, а Безобразная она, потому что очень много безобразила.

– Хурба кивнул. – Чтобы она больше не безобразила, ее посадили в башню.

– Поговаривают, что одна сторона ее такая, а другая сякая, и та, которая сякая, сгинула с лица, – сказал шрам на лице Хурбы. – Чтобы передать письмо ей лично, тебе придется забраться на башню в облаке по отвесной стене. Как это сделать, есть варианты?

– При помощи веревки с крюком? – предположил почтальон. Хурба утвердительно кивнул. – Но у меня нет веревки с крюком.

– А тут ее ни у кого нет, – Хурба обратился к Синей барменше-манекену: – Синяя, у тебя есть веревка?

Барменша заботливо протирал пивную кружку полотенцем.

– С тех пор, как Безобразную Эльзу посадили в башню, велено было под страхом мучительной смерти сдать все веревки и крюки. Если тебе нужна веревка, то это будет стоить три золотых гульдена, а за крюк еще два, итого пять золотых гульденов, – подвела итог Синяя, налила полную кружку зелья и с любезностью манекена пододвинула кружку к Хурбе.

– Но у меня нет золотых гульденов, – растерялся почтальон.

– Но они есть у Улавы, помнишь про клад? – Хурба поднес кружку к шраму, тот заглотил зелье одним залпом.

– Помню, а где он?

Почтальон не услышал ответа, солнце село за горизонт. Так закончился первый из трех дней. Почтальон не вспомнил себя, на небе погасла звезда.

***

Настало утро второго дня.

Почтальон проснулся, встал, сполоснулся, повесил через грудь сумку, проверил – там ли письмо для Безобразной Эльзы. Письмо было на месте, он спустился по лестнице со второго этажа в зал и вновь никого не нашел, к бару подошел, увидел стакан томатного сока и записку, сок выпил с удовольствием, записку прочитал: «Мы пошли искать золото Улавы, догоняй». Он вышел на наружу.

Локация изменилась, морская волна накатила.

Почтальон увидел Желтого жреца. Он совмещал два дела: щурился и смотрел на почтальона. Затем жрец прищур с левого глаза снял, сложил пополам, в четверть, в три четверти, разложил, порвал половинки на четвертинки и на каждом клочочке написал: «Щур, Щур, расщурись». Затем сложил четвертинки в половинки, а половинки в одно целое. Из того целого выскочил Щур. На штанах-штанишках Щуровича булавка-булава висит.

– Булава, отцепись! – скомандовал жрец.

Булавка отцепилась, появился Улова белокаменный бог – дикого племени уе-е.

Уе-ейцы длинными бодокрючьями достают до раковин Омогосов, висящих на облаке, они Омогосов снимают, обжигают, обживают.

Прозвучал удар колокола, и все индейцы-уе-ейцы понесли бодокрюки на хранение девочке глаза-лучики – следи за ними. Побежали к идолу, встали на колени, поклонились.

Девочка глаза-лучики улыбнулась, почтальон улыбнулся в ответ.

– Привет, – сказала она.

Он ответил:

– Привет.

– Я тебя знаю?

– Нет. Не помню, я письмо несу Безобразной Эльзе.

– Так иди, неси.

– Ты не знаешь, где прячет золото Улава?

– Вот он стоит, – девочка глаза-лучики указала на идола. – Иди да спроси Его.

Почтальон так и сделал.

Желтый жрец-манекен произнес:

– Слушайте, слушайте, живые, призраков Трех ИИИ, жрецов Улавы. Все в этом мире происходит по чертежу Улавы, но линии на чертеже чертим ему мы. Дзен дахм-дахм.

– Вотхи. Сотхи. Гахн-гахн, – ответили уе-ейцы.

В этот момент какая-то неимоверная сила заставила почтальона встать на колени и поклониться. Вначале было стыдно, неловко, а потом ничего, даже понравилось.

– Улава запускает механизм этого Мира, – голос Желтого жреца-манекена становился громче. – И этот самый механизм, который запускается, и есть Улава, Он всего причина.

– Поклонимся тебе раз,

Дай нам силу и экстаз,

Поклонимся два и три,

Улава, нас спаси, – пели уе-ейцы, в этот момент от каждого индейца отделилось желтое облачко. Струйками желтые облака текли в глаза идола. Изо рта Улавы выкатился золотой гульден и подкатился к почтальону.

«Так вот где золото Улавы», – догадался почтальон.

– Поклонимся два и три,

Улава, нас спаси, – пели индейцы и кланялись.

Почтальон вместе с индейцами сделал поклон и накрыл ладошкой гульден. Когда он выпрямился, волна экстаза, о которой молились уе-ейцы, накрыла его, он ощутил блаженство, тихо повторил: – У-ла-ва. – Потом осмелел и присоединился к хору:

– Поклонимся тебе раз,

Дай нам силу и экстаз,

Поклонимся два и три,

Улава, нас спаси, – пел почтальон, и ему было хорошо.

Незаметно солнце наклонилось к горизонту.

«Солнце уже низко, а у меня всего лишь один гульден», – подумал почтальон, и ему пришла идея воспользоваться бодокрюком.

– Солнце садится, – почтальон указал девочке глаза-лучики рукой в сторону горизонта. – А я так и не отнес письмо.

Девочка глаза-лучики все поняла, улыбнулась и протянула ему бодокрюк.

– Это тебе подарок от Улавы.

Почтальон покраснел, ему было стыдно, что он украл гульден, но признаться в этом не хотел. Он взял бодокрюк, побежал к замку Аца. Девочка глаза-лучики бежала за ним, а потом впереди, потому что бодокрюк был длинным и тяжелым.

– Быстрей, быстрей, – торопила она его, – солнце садится.

И вот они добежали до замка Аца, механические охранники, как всегда, стояли на воротах.

– Давай, цепляй бодокрюк, – девочка глаза-лучики кивнула вверх на облако вокруг башни.

– А что, так можно? – засомневался почтальон.

– А как ты еще хотел?

Почтальон поднял бодог, а крюк сам дотянулся до облака.

– Лезь, пока охрана не видит.

Почтальон полез по бодокрюку вверх.

Охрана заметила крюколаза, и перископные руки потянулись за ним. Почтальон помнил, что руки охранников могут достать куда угодно, но внизу была девочка, а сдаваться на ее глазах-лучиках он не хотел. Солнце совсем уже село. Руки охранников догнали его, подумали, не тронули, потянулись выше, достали до крюка и отцепили его от облака.