Kitabı oku: «Сплетница. Вы в восторге от меня»

Yazı tipi:

Created by Cecily von Ziegesar

GOSSIP GIRL

YOU KNOW YOU LOVE ME

* * *

Я твоя Венера. Я твой огонь.
Я все, чего ты ни пожелаешь.
Bananarama, Venus

Привет, народ!

Предупреждение: все реальные названия мест, имена людей и события были изменены или сокращены, чтобы защитить невинных. То есть меня.

Добро пожаловать в Верхний Ист-Сайд, Нью-Йорк, где мы с друзьями обитаем в огромных шикарных апартаментах и учимся в роскошных частных школах. Может быть, мы не идеальны, но восполняем свои недостатки прекрасным вкусом и внешностью.
Близится зима – любимый сезон всего города, в том числе и мой. Все парни тусуются в Центральном парке, играют в мяч или чем там еще мальчишки занимаются в это время года. Сухие осенние листья прилипают к их одежде, застревают в волосах, и ох уж эти разрумянившиеся щеки… Устоять невозможно!
Настала пора спускать все деньги на новые эксклюзивные туфли, колготки в сеточку, короткие шерстяные юбки и восхитительные кашемировые свитера. Город начинает сиять в это время года, и мы хотим сиять вместе с ним!
К сожалению, наступает также и время отправлять наши заявки в колледжи. Все мы принадлежим к тем семьям, для которых ты становишься настоящим разочарованием, если не попал в университет Лиги Плюща. Под таким давлением сломается любой, но только не я. Это наш выпускной год, а значит, мы должны прожить его на полную катушку и поступить туда, куда захотим! В нас течет самая благородная кровь всего Восточного побережья, и, уверена, мы сможем усидеть на двух стульях, если очень постараться.
Лично я знаю некоторых, кто не сломается под всем этим натиском…

Наблюдения

Б со своим отцом выбирает очки в бутике «Гуччи» на Пятой авеню. Не в силах выбрать между голубыми и розовыми, он покупает обе пары. Да уж, он и вправду гей! Н с парнями просматривает путеводитель по колледжам в книжном магазине на пересечении 86-й улицы и Лексингтон. С делают маску в салоне «Аведа». Д задумчиво смотрит на коньки в Рокфеллер-центре и пишет что-то в блокнот. Без сомнений, это стихотворение о С. Какой романтик! Кстати, Б делает восковую депиляцию в салоне «Сестер Джей». Угадаете, к чему она готовится?

Неужели Б готова?

Она болтала об этом, не умолкая, с самого конца лета, с тех пор, как они с Н вновь сошлись. Затем появилась С, и у Н вновь стали разбегаться глаза. Б решила наказать его, заставив ждать. Но теперь, когда у С был Д, а Н поклялся в своей верности Б, время пришло. К тому же кто захочет поступать в колледж, будучи девственницей?
Я буду внимательно следить за всем происходящим.
Ты знаешь, что любишь меня,
Сплетница

На двух стульях не усидишь

– За моего медвежонка Блэр, – произнес мистер Гарольд Уолдорф, поднимая бокал с шампанским, чтобы чокнуться с дочерью. – Ты по-прежнему остаешься моей маленькой девочкой, хоть и носишь теперь кожаные штаны и встречаешься с этим красавчиком. – Он посмотрел на Нейта Арчибальда, который сидел рядом с Блэр за маленьким столиком, и его загорелое лицо озарила улыбка. Мистер Уолдорф выбрал ресторан Le Giraffe для этого особого ужина за его популярность и уют. Небольшое место со сказочной едой, где официанты разговаривали с безумно притягательным французским акцентом.

Блэр Уолдорф сунула руку под скатерть и сжала колено Нейта. Свет свечей возбуждал ее. «Если бы только папа знал, чем мы собираемся заняться после этого», – подумала она, испытав легкое головокружение. Блэр чокнулась с отцом и сделала большой глоток шампанского.

– Спасибо, папочка, – сказала она. – Спасибо, что проделал весь этот путь только для того, чтобы навестить меня.

Мистер Уолдорф поставил стакан на стол и промокнул губы салфеткой. Ногти на его руках блестели и выглядели идеально ухоженными.

– О, я приехал вовсе не ради тебя, дорогая. Я сделал это, чтобы покрасоваться. – Он склонил голову набок и поджал губы, словно модель, позирующая для фотографии. – Разве я не великолепно выгляжу?

Блэр впилась ногтями в ногу Нейта. Следовало признать, ее отец действительно выглядел великолепно. Скинувший десяток кило, загорелый и одетый в шикарный французский костюм, он казался счастливым и беззаботным. И все же Блэр была рада, что он оставил своего парня дома, в их замке во Франции. Она не была готова к тому, что ее отец будет публично демонстрировать свою привязанность к другому мужчине, как бы хорошо тот ни выглядел.

Блэр взяла меню.

– Мы можем сделать заказ?

– Я буду стейк, – объявил Нейт.

Он не собирался поднимать шумиху и просто хотел побыстрее покончить с этим ужином. Не то чтобы парень возражал против того, чтобы тусоваться с голубым отцом своей девушки – на самом деле, было даже интересно посмотреть, какой из него вышел гей. Однако Нейту не терпелось вернуться домой с Блэр, ведь она наконец-то собиралась сдаться. Пора бы уже.

– Мне то же самое, – произнесла Блэр, закрывая меню, даже не взглянув в него. – Стейк.

Она все равно не собиралась много есть, по крайней мере сегодня. Нейт поклялся ей, что окончательно забыл о Серене ван дер Вудсен, однокласснице Блэр и по совместительству ее бывшей лучшей подруге, и готов уделять Блэр все свое внимание. Ей было безразлично, что она будет есть на ужин, будь то стейк, мидии или мозги, ведь ей наконец-то предстояло потерять девственность!

– Я буду третьим, – сделал заказ отец Блэр. – Trois steak au poivre¹, – сказал он официанту с безупречным французским акцентом. – И назовите мне имя вашего стилиста. У вас просто чудесные волосы!

Щеки Блэр вспыхнули. Она схватила хлебную палочку из корзины на столе и откусила от нее кусок. Голос и манеры ее отца совершенно отличались от тех, что она наблюдала каких-то девять месяцев назад. Тогда это был юрист, сдержанный, вечно в идеально чистом и отутюженном костюме, вполне респектабельный. Теперь перед ней сидел самый что ни на есть гей: выщипанные брови, лиловая рубашка и носки в цвет. Ей стало безумно неловко. В конце концов, он ведь ее отец.

В прошлом году в городе только и говорили о его каминг-ауте и предстоящем разводе родителей Блэр. Теперь же, когда все пресытились этой темой, мистер Уолдорф мог свободно демонстрировать свое красивое лицо везде, где ему заблагорассудится. Но это не означало, что другие посетители ресторана не обращали на это внимания. Они, определенно, проявляли к нему интерес.

– Видел его носки? – прошептала стареющая наследница своему скучающему мужу. – Серо-розовые с ромбиками.

– Думаешь, достаточно дряни в его прическе? И кем он вообще себя возомнил, Брэдом Питтом? – спросил известный адвокат у своей супруги.

– У него фигура получше, чем у его бывшей жены, вот что я вам скажу, – заметил один из официантов.

Все это было очень забавно для всех, кроме Блэр. Без сомнений, она хотела, чтобы ее отец был счастлив, а жизнь гея его вполне устраивала. Но неужели ему действительно требовалась такая демонстрация?

Блэр посмотрела в окно на уличные фонари, мерцавшие в морозном ноябрьском воздухе. Из труб на крышах роскошных таунхаусов по другую сторону Шестьдесят пятой улицы валил дым.

Наконец принесли салаты.

– Значит, по-прежнему Йель в следующем году? – спросил мистер Уолдорф, вонзая нож в кусок цикория. – Именно туда ты и направляешься, верно, медвежонок? В мою старую альма-матер?

Блэр отложила салатную вилку и откинулась на спинку стула, устремив взгляд своих красивых голубых глаз на отца.

– Какой у меня выбор? – спросила она так, словно Йельский университет был единственным колледжем на всей планете.

Блэр не понимала, почему некоторые подавали заявки сразу в шесть или семь колледжей. Они настолько увлекались этим делом, что их называли «перестраховщиками». Она была одной из лучших учениц старших классов в «Констанс Биллард», небольшой элитной школе для девочек на Девяносто третьей Ист-стрит. Все девочки, заканчивавшие «Констанс», поступали в хорошие университеты. Но Блэр никогда не соглашалась на просто хорошее – она привыкла иметь все самое лучшее и не шла на компромиссы. А лучшим колледжем, по ее мнению, был Йель.

Отец рассмеялся.

– Значит, остальные колледжи, такие как Гарвард или Корнелл, должны присылать тебе письма с извинениями за то, что просто попытались пригласить тебя к себе, а?

Блэр пожала плечами и осмотрела свои свеженаманикюренные ногти.

– Я просто хочу поступить в Йель и все.

Ее отец взглянул на Нейта, однако тот оглядывался в поисках какой-нибудь выпивки. Он ненавидел шампанское. Чего он действительно хотел, так это пива, хотя в таком заведении, как Le Giraffe, заказать его было бы непростительным поступком. Они вечно приносили холодный стакан из матового стекла, в который наливали обычный «Хайнекен» так, словно это нечто особенное, хотя это была та же дрянь, которую разливают на баскетбольных матчах.

– А как же ты, Нейт? – спросил мистер Уолдорф. – Куда ты подаешь заявление?

Блэр и без того была на нервах из-за предстоящей ночи, а все эти разговоры о колледже только усугубляли ситуацию. Она отодвинула стул и встала, чтобы выйти в уборную. Блэр знала, что поступала отвратительно и ей необходимо было бороться с этим, но всякий раз, нервничая, вызывала у себя рвоту. Ее единственная плохая привычка.

Хотя на самом деле все не совсем так, но вернемся к этому позже.

– Нейт поедет со мной в Йель, – сказала она отцу, затем повернулась и уверенно зашагала через весь ресторан.

Нейт смотрел ей вслед. Она была невероятно сексуальна в этом черном шелковом топе и обтягивающих ее аппетитные бедра кожаных брюках. Прямые темно-каштановые волосы струились по обнаженным лопаткам. Она выглядела так, словно занималась ЭТИМ уже много раз: кожаные штаны создавали соответствующий эффект.

– Значит, тоже Йель? – задал вопрос мистер Уолдорф, когда Блэр ушла.

Нейт нахмурился, глядя на свой бокал с шампанским. Он очень, очень хотел пива. И был более чем уверен, что не сможет поступить в Йель. Нельзя просто обкуриться с утра травки и пойти сдавать экзамен по высшей математике, надеясь на поступление в Йель. Но именно этим Нейт и занимался в последнее время. Постоянно.

– Я бы хотел пойти в Йель, – ответил он, – но, думаю, Блэр разочаруется: мои баллы недостаточно высоки.

Мистер Уолдорф подмигнул ему.

– Ну, между нами говоря, я думаю, что Блэр слишком сурово относится ко всем другим колледжам в этой стране. Никто не утверждает, что ты обязан идти именно в Йель. Есть множество других мест.

Нейт кивнул.

– Согласен. Брауновский университет кажется довольно неплохим местом. На следующих выходных я иду к ним на собеседование. Хотя это тоже будет непросто: я получил тройку на последнем тесте по математике, а от углубленной программы отказался, – признался Нейт. – Блэр даже не считает Брауновский университет за настоящий колледж из-за их слишком низких требований или что-то вроде того.

– У нее слишком высокая планка, – согласился мистер Уолдорф. Он потягивал шампанское, оттопырив наманикюренный мизинец. – В этом она похожа на меня.

Нейт искоса взглянул на других посетителей ресторана. Ему было интересно, принимают ли они его и мистера Уолдорфа за дружков-геев. Чтобы исключить такие домыслы, он закатал рукава темно-зеленого кашемирового свитера и очень мужественно откашлялся. Блэр подарила ему этот свитер в прошлом году, и Нейт часто надевал его в последнее время, чтобы доказать: он не собирается расставаться с ней, изменять или делать все те вещи, о которых она так беспокоилась.

– Даже не знаю, чего я хочу, – произнес Нейт, хватая булочку из корзины с хлебом и яростно разламывая ее пополам. – Было бы здорово просто взять перерыв на год и отправиться в плавание с отцом или что-то типа того.

Нейт не понимал, почему в семнадцать лет обязан был распланировать всю свою жизнь. У него будет еще куча времени, чтобы продолжить учебу после года или двух плавания по Карибскому морю или катания на лыжах в горах Чили. И все же его друзья из школы для мальчиков имени Святого Иуды планировали поступать прямиком в колледж, а после него – в аспирантуру. С точки зрения Нейта, они расписывали свои жизни, не думая о том, чего на самом деле хотят. Сам он любил звуки, с которыми холодные воды Атлантического океана бились о нос лодки; любил чувствовать на своей спине лучи жаркого солнца, когда поднимал паруса; обожал, когда солнце вспыхивало зеленым, прежде чем утонуть в океане. Нейт считал, что где-то его ждало гораздо большее, и хотел это испытать.

Главное, чтобы это не требовало слишком больших усилий. Он не любил прикладывать слишком много усилий.

– Ну, дочь не обрадуется, когда узнает, что ты собираешься взять перерыв, – усмехнулся мистер Уолдорф. – Вы должны вместе поступить в Йель, пожениться и жить долго и счастливо.

Глаза Нейта следили за Блэр, пока она шла обратно к столу, высоко подняв голову. Все остальные посетители ресторана тоже наблюдали за ней. Она была не самой идеально одетой, не самой стройной и не самой высокой девушкой в этом месте, но, казалось, сверкала чуть ярче, чем все остальные. И она это знала.

Принесли стейки, и Блэр вцепилась в свой, запивая его глотками шампанского и заедая приправленным маслом картофельным пюре. Наблюдая, как сексуально пульсирует висок Нейта, когда тот жует, она думала о том, как хочет выбраться из ресторана и наконец заняться этим с парнем, с которым собиралась провести остаток своей жизни. Ничто не казалось ей более верным, чем это.

Нейт не мог не заметить, как напряженно Блэр орудует ножом для стейка. Она разрезала мясо на огромные куски и принялась яростно их грызть. Это заставило парня задуматься, будет ли она такой же эмоциональной в постели. Они часто дурачились, но он всегда был агрессивнее ее. Блэр всегда просто лежала, издавая мяукающие звуки, какие издают девушки в фильмах, пока он бродил вокруг да около, проделывая с ней… разные штуковины. Но сегодня Блэр казалась еще более нетерпеливой. Голодной.

Без сомнений, она была голодна. Ее только что вывернуло наизнанку.

– В Йеле такой еды не подают, медвежонок, – сказал мистер Уолдорф, обращаясь к дочери. – Тебе придется питаться в общежитии комплексными обедами и пиццей, как и всем остальным студентам.

Блэр сморщила нос. Она никогда в жизни не ела комплексный обед.

– Ни за что, – ответила она. – Мы с Нейтом все равно не будем жить в кампусе, у нас будет своя квартира. – Блэр погладила лодыжку Нейта носком ботинка. – Я научусь готовить.

Мистер Уолдорф приподнял брови, взглянув на Нейта.

– Повезло тебе, – сострил он.

Парень ухмыльнулся и слизнул с вилки картофельное пюре. Он не собирался говорить Блэр, что ее маленькая мечта об их совместной квартире за пределами кампуса в Нью-Хейвене еще более абсурдна, чем мысль о том, чтобы питаться комплексными обедами. Не стоило ее расстраивать.

– Замолчи, папа, – отозвалась Блэр.

Тарелки были пусты, и теперь она нетерпеливо покручивала на пальце маленькое кольцо с рубином. Девушка отрицательно покачала головой, отказавшись от кофе с десертом, и встала, чтобы снова направиться в дамскую комнату. Два раза за один прием пищи – это чересчур даже для нее, но она так нервничала, что ничего не могла с собой поделать.

Слава богу, в Le Giraffe были отличные раздельные туалетные кабинки.

Когда Блэр появилась из уборной, весь персонал вышел из кухни. Метрдотель держал в руках торт, украшенный мерцающими свечами. Их было восемнадцать – лишняя свечка на удачу.

О господи.

Блэр протопала обратно к столику в своих остроносых сапогах на шпильках и села, свирепо глядя на отца. Зачем ему понадобилось устраивать эту сцену? До ее гребаного дня рождения оставалось еще три недели. Она залпом осушила еще один бокал шампанского.

Официанты и повара окружили стол и начали петь.

– С Днем рожденья тебя…

Блэр схватила руку Нейта и крепко сжала ее.

– Заставь их остановиться, – прошептала она.

Но Нейт просто сидел и ухмылялся как придурок. Ему нравилось, когда Блэр смущалась, ведь такое случалось нечасто.

Ее отец оказался более внимательным: увидев, как Блэр несчастна, он увеличил темп и быстро пропел финальную строчку.

– Ты похожа на обезьянку – пахнешь точно как она!

Официанты вежливо похлопали в ладоши и вернулись на свои посты.

– Я знаю, что еще рановато, – извиняющимся тоном произнес мистер Уолдорф, – но завтра я уезжаю, а семнадцать – это такой важный день рождения! Я не думал, что ты будешь против.

Против? Никто не любит, когда ему поют на глазах у толпы людей. Никто.

Блэр молча задула свечи и осмотрела торт. На вершине красовались искусно вылепленные марципановые туфельки на высоком каблуке, ступающие по сахарной Пятой авеню мимо леденцовой модели магазина Анри Бенделя – ее любимого. Это было восхитительно.

– Для моей маленькой обувной фетишистки, – произнес отец, сияя, затем вытащил из-под стола завернутый подарок и протянул его Блэр.

Та потрясла его, мастерски распознав глухой стук, который издает пара новых туфель, и разорвала упаковку.

«Маноло Бланик» – гласила надпись большими жирными буквами на верху коробки. Блэр затаила дыхание и сняла крышку. Внутри лежала пара прекрасных, сделанных вручную, кожаных босоножек с очаровательными маленькими шпильками.

Tres fabulous².

– Я купил их в Париже, – сказал мистер Уолдорф. – Было изготовлено всего несколько сотен таких пар. Держу пари, ты единственная девушка в городе, у которой будут такие туфельки.

– Они просто фантастические, – выдохнула Блэр.

Затем встала и обошла вокруг стола, чтобы обнять отца. Туфли компенсировали все унижение на публике, которое ей пришлось вытерпеть. Они были не просто потрясающими – именно их она наденет позже этой же ночью, когда они с Нейтом займутся любовью. Их и ничего больше.

Спасибо, папочка!

Для чего на самом деле нужны ступеньки музея «Метрополитен»

– Давай сядем подальше, – сказала Серена ван дер Вудсен, ведя Дэниела Хамфри вглубь ресторанчика на Шестидесятой улице. Тесное старомодное помещение кафе-мороженого было переполнено родителями, балующими своих детей, пока их няньки ушли на выходные. В воздухе висели пронзительные визги ребятни, до отвала объевшейся сладостей. Повсюду сновали уставшие официантки с огромными стеклянными пиалами мороженого, замороженным горячим шоколадом и гигантскими хот-догами.

Дэн планировал пойти с Сереной в более романтичное место, тихое и тускло освещенное. Куда-то, где они могли держать друг друга за руки и разговаривать, не отвлекаясь на родителей, устраивающих взбучку своим сыновьям, которые кажутся обманчиво примерными в своих рубашечках на пуговицах и брючках цвета хаки из Brooks Brothers.

Но Серена решила пойти именно сюда. Возможно, она и правда жутко хотела мороженого, а может, ее ожидания от этого вечера были не такими романтичными и высокими, как надежды Дэна.

– Неужели здесь не чудесно? – восторженно пробормотала она. – Раньше мы с Эриком, моим братом, приходили сюда раз в неделю и съедали по порции мятного мороженого. – Она взяла меню и принялась его изучать. – Ничего не изменилось. Я в восторге.

Дэн улыбнулся и стряхнул неряшливую прядь каштановых волос с лица. По правде говоря, ему все было все равно, где находиться, лишь бы рядом с ней.

Дэн был родом из Вест-Сайда Манхэттена, Серена – из Ист-Сайда. Он жил с отцом, самопровозглашенным аристократом и редактором у малоизвестных бит-поэтов, и младшей сестрой Дженни, которая ходила в ту же школу, что и Серена. Они жили в разваливающейся по кирпичикам квартирке в Верхнем Вест-Сайде, ремонт в которой не делался с 1940-х годов. Единственным существом, который занимался уборкой в их доме, был огромный кот по кличке Маркс, который являлся профессионалом по части ловли и поедания тараканов.

Серена же обитала со своими состоятельными родителями, которые были членами практически каждой крупной организации в городе, в огромном пентхаусе, отделанном знаменитым архитектором, с видом на Метрополитен-музей и Центральный парк. К ее услугам были личная горничная и повар, которых она могла попросить испечь торт или приготовить чашечку капучино в любой момент, когда бы ей того ни захотелось.

Но что же она забыла рядом с Дэном?

Они познакомились пару недель назад во время проб для фильма, который режиссировала подруга Дэна и по совместительству одноклассница Серены Ванесса Абрамс. Серена не получила роль, и Дэн почти попрощался с надеждой увидеть ее вновь, но затем они столкнулись в баре в Бруклине. С тех пор они пару раз встретились и поболтали по телефону, но именно в этот раз было их первое настоящее свидание.

Серена вернулась в город в прошлом месяце, после того как ее выкинули из школы-пансиона. Поначалу она была в восторге от своего возвращения, но потом обнаружила, что Блэр Уолдорф и все ее старые друзья не хотят больше иметь с ней ничего общего. Серена по-прежнему не могла понять, что стало причиной. Да, она не поддерживала с ними связь и, наверное, много хвасталась тем, как весело провела время в Европе прошлым летом… Настолько весело, что даже не вернулась к первому дню начала занятий в Ганноверской академии Нью-Гемпшира, потому что ее отказались принимать обратно.

Прежняя школа, «Констанс Биллард», отнеслась к ней с большим сочувствием. Но только школа, а не ее ученики. У Серены не осталось ни одного друга в Нью-Йорке, поэтому встреча с Дэном ее обрадовала: интересно было пообщаться с кем-то, чья жизнь настолько отличалась от ее.

Дэну же хотелось ущипнуть себя каждый раз, когда он смотрел в глубину темно-синих глаз Серены. Он влюбился в нее с первого взгляда, когда в девятом классе увидел на вечеринке. Теперь, спустя два с половиной года, у него наконец появилась надежда, что это чувство может стать взаимным.

– Давай закажем самое большое мороженое из их меню, – предложила Серена, – а потом поменяемся тарелками. Так оно нам точно не надоест.

Она заказала тройное мятное мороженое с горячим сливочном соусом, а он – кофейно-банановый сплит. Дэн съел бы что угодно, если бы там был кофе. Или табак.

– Итак, – произнесла Серена, указывая на книгу в мягкой обложке, торчащую из кармана пальто Дэна, – тебе нравится?

Это была пьеса «За закрытыми дверями» Жана-Поля Сартра, экзистенциальная повесть о «приключениях» в чистилище.

– Да. Печально и забавно одновременно, – ответил Дэн. – В книге много правды.

– О чем она?

– О преисподней.

Серена рассмеялась.

– Ого, ты всегда читаешь такие книги?

Дэн выловил кубик льда из своего стакана с водой и положил его в рот.

– Какие «такие»?

– Ну, например, про ад.

– Нет, не всегда, – На самом деле он только что расправился со «Страданиями юного Вертера», книгой про любовь. И про ад.

Дэну нравилось думать о себе как о терзающейся душе. Он предпочитал те романы, пьесы и стихи, что вскрывали трагичную абсурдность жизни – именно они составляли идеальную пару чашке кофе и сигарете.

– У меня проблемы с чтением книг, – призналась Серена.

Принесли мороженое, и они едва могли видеть друг друга за горами сладкого на столе. Серена погрузила длинную ложку для мороженого в тарелку и отхватила огромный кусок. Дэн в восхищении наблюдал за длинным изящным изгибом ее запястья, за напряженной мышцей руки и золотистым сиянием белокурых волос. Она вот-вот собиралась схомячить до омерзения огромную гору мороженого, но для Дэна эта девушка была богиней.

– Нет, конечно же, я умею читать, – продолжила Серена, – но у меня проблемы с концентрацией. Не могу сосредоточиться, начинаю думать о планах на вечер, о том, что нужно купить в аптеке, или о том, что забавного произошло со мной год назад. – Она проглотила кусок мороженого и посмотрела в понимающие карие глаза Дэна. – В общем, я рассеянная, – грустно подытожила она.

Это нравилось ему в Серене больше всего: девушка умела быть грустной и счастливой одновременно. Она была словно одинокий ангел, парящий над землей, смеясь тому, что может летать, и в то же время горько плача из-за своего одиночества. Серена превращала все обыденное в нечто совершенно необыкновенное.

Руки Дэна задрожали; он отломил ложкой кусочек покрытого шоколадной глазурью банана и молча съел его. Ему хотелось сказать Серене, что он мог бы читать для нее и, вообще, сделал бы для нее все что угодно. Его кофейное мороженое растаяло и перелилось за край пиалы.

Дэну едва удавалось сдерживать бешено колотящееся сердце.

– В прошлом году у меня был замечательный преподаватель в «Риверсайде», – сказал он, овладев собой, – который говорил, что лучший способ сохранить в памяти прочитанное – читать постепенно, маленькими отрывками. Наслаждаться словами.

Серена обожала слушать Дэна. Он говорил обо всем так, что ей действительно хотелось это запомнить. Она улыбнулась и облизнула губы.

– Наслаждаться словами, – повторила Серена и улыбнулась.

Дэн целиком проглотил последний кусок банана и потянулся за водой. Боже, как она красива!

– Так ты, наверное, круглый отличник и уже подал заявление в Гарвард? – спросила Серена, затем вытащила из мороженого кусок леденца и положила в рот.

– Нет и нет, – ответил Дэн. – Я абсолютный невежа. То есть хочу поступить куда-нибудь, где есть хорошая образовательная программа для писателей, но пока не знаю, куда. Мне дали огромный список мест, все эти брошюры до сих пор лежат дома, но я по-прежнему не знаю, что делать.

– Как и я. Но скоро, возможно, поеду в Брауновский университет, – пожала плечами Серена. – Мой брат поступает туда. Хочешь присоединиться?

Дэн изучал ее бездонные глаза, пытаясь понять, нравится ли он ей так же сильно, как она ему. Что Серена имела в виду, спросив: «Хочешь присоединиться?» Может, «Давай проведем эти выходные вместе, держась за руки, глядя в глаза друг другу и целуясь часами напролет»? Или же «Давай поедем вместе, потому что поехать туда с другом будет гораздо удобнее и веселее»? Хотя он в любом случае не мог отказать ей, независимо от того, о чем шла речь: о Брауне или техникуме для лузеров. Серена спросила, хочет ли он поехать, и ответ будет положительным. Он поехал бы за ней на край света.

– Браун, – произнес Дэн, будто обдумывая. – Наверное, у них отличная писательская программа.

Серена кивнула, проводя пальцами по длинным светлым волосам.

– Значит, поехали со мной.

Ох, он поедет. Конечно же поедет.

Дэн пожал плечами.

– Мне нужно обсудить это с отцом, – сказал он, стараясь звучать как можно более непринужденно, хотя сердце прыгало и скакало, как радостный щенок. Он старался не показывать волнения: это могло спугнуть Серену.

– Ладно, готов? Давай меняться, – произнесла она, придвигая тарелку Дэну.

Они попробовали мороженое друг друга. Как только новые вкусы достигли рецепторов, их лица скорчились, и оба высунули языки от отвращения. Мята и кофе вообще не сочетались. Дэн надеялся, что это не было знаком.

Серена взяла обратно свою тарелку и бросилась в финальную атаку на мороженое. Дэн съел еще пару кусков и отложил ложку.

Затем выдохнул и, откинувшись на спинку стула, похлопал себя по животу.

– Ты победила.

Ее пиала была по-прежнему наполовину полная, но Серена тоже отложила ложку и расстегнула верхнюю пуговицу на джинсах.

– Думаю, с нас хватит, – хихикнула она.

– Хочешь прогуляться? – рискнул Дэн, скрестив дрожащие пальцы так сильно, что они чуть не посинели.

– С удовольствием, – ответила Серена.

Для пятничного вечера на Шестидесятой улице оказалось довольно тихо. Они пошли на запад, в направлении Центрального парка. Дойдя до Мэдисон-авеню, остановились у модного бутика и заглянули в витрины. За прилавками отдела с косметикой все еще оставалось пару человек, готовящихся к субботнему утреннему наплыву покупателей.

– Не знаю, что бы я делала без этого магазина, – произнесла Серена, вздохнув так, будто это место спасло ей жизнь.

Дэн был внутри лишь раз. Тогда он пустил свое воображение в полет и купил очень дорогой дизайнерский смокинг, расплатившись кредиткой отца и мечтая о том, как будет танцевать в нем с Сереной ван дер Вудсен на одной из гламурных вечеринок. Однако ему пришлось вернуться в реальность: Дэн ненавидел гламурные вечеринки, а до недавнего времени вообще был уверен, что Серена не удостоит его и парой слов. Поэтому ему пришлось вернуть смокинг в магазин.

Вспомнив это, он улыбнулся. Теперь эта девушка удостоила его больше чем парой слов – она пригласила его провести с ней выходные. И, кажется, тоже в него влюблялась. Возможно, они даже поступят в один колледж и будут счастливы вместе до конца своих дней.

Полегче, Дэн. Опять твое воображение.

У Пятой авеню, на углу парка они направились к элитным жилым кварталам мимо отеля Pierre, в котором проходил их выпускной в десятом классе. Дэн помнил, как смотрел на Серену, желая узнать ее поближе, когда она заливалась смехом, сидя с друзьями за столиком, одетая в платье без бретелек зеленого цвета, которое оттеняло ее волосы, придавая им волшебное сияние. Он уже тогда был влюблен в нее.

Они прошли мимо кабинета стоматолога, которого посещала Серена, и мимо старого дома Генри Клея Фрика, в котором теперь располагался музей. Дэн мечтал вломиться внутрь и поцеловать Серену на одной из великолепных кроватей особняка, мечтал жить в нем с ней, сбежав от всех в этот рай…

Они шли по Пятой авеню мимо дома на Семьдесят второй улице, в котором жила Блэр Уолдорф, когда Серена вдруг уставилась на здание. Она знала Блэр с первого класса и бывала у Уолдорфов сотни раз, но сейчас являлась нежеланным гостем в этом доме.

Серена не могла притворяться, что ни в чем не повинна. Она знала, что причиняло Блэр больше всего боли. Дело было не в том, что Серена не поддерживала связь со своими нью-йоркскими друзьями, или что веселилась в Европе, в то время как родители Блэр переживали развод. В действительности их дружбу разрушил тот факт, что они с Нейтом переспали летом, перед тем как Серена отправилась в школу-пансион.

Все произошло почти два года назад, и у Серены было такое чувство, будто это случилось с кем-то другим. Серена, Блэр и Нейт были неразлучной троицей, и она надеялась, что Блэр сочтет это одной из дурацких вещей, которые иногда происходят между друзьями, и простит ее. Это же единичный случай. Кроме того, Блэр по-прежнему встречалась с Нейтом. Но, узнав правду, подруга отреагировала иначе и теперь не собиралась обо всем забывать.

Серена достала из сумочки пачку сигарет и вытащила одну. Остановившись, она щелкнула зажигалкой. Дэн подождал, пока девушка набрала полные легкие и выдохнула серый табачный дым в прохладный воздух, завернувшись в свое уже не новое коричневое в клетку пальто от Burberry.

1.Три стейка с перцем (Фр.)

2.Сказочно (фр.).