Kitabı oku: «Особняк с видом на счастье», sayfa 6

Глава 4

Вечером я прямо спросила свою работодательницу, почему она мне ничего не рассказала про Меланью. Старушка помолчала некоторое время, а потом задумчиво произнесла:

– Вот думаю – у кого язык длинный? У Зинки или у Борисовны?

Я лаконично ответила:

– Дом с зелёной крышей, котёнок Барсик.

– Значит, всё-таки Борисовна, да по соседскому делу так не болтают…

– А разве есть, что скрывать?

– Да нет, просто пугать тебя не хотела. Это несчастный случай, он к делу не относится. Никто не мог желать погибели Меланьи, да ещё с дитём, а Дунька тогда и вовсе в заграницах пребывала с господами. А не сказывала я про это, чтобы с толку тебя не сбивать. Мало ли что болтают, хорошо ещё, ты Зинку не встретила, она бы тебе как цыганка поведала, что было, что будет, чего не было и быть не могло.

Так ничего не выяснив, я отправилась в свою светёлку.

Обитатели дома ложились спать рано, непривычно рано для меня. Впрочем, как и большинство жителей улицы, если судить по тёмным окнам домов. В доме было тихо, а я сидела на кровати одетая и размышляла о событиях прошедшего дня. Вдруг моя комната осветилась ярким светом, как будто за окном зажглось множество фонарей, но я знала, что во дворе никаких фонарей нет. Я увидела в окно, что горит сарай, и опрометью выскочила во двор.

Вначале я ничего не увидела из-за дыма, но, к счастью, недалеко был колодец. Я зачерпнула в ведро воду и залила огонь. К своему удивлению я увидела, что горело сено перед дверью сарая. Откуда оно там взялось? Дым рассеялся, и я увидела, что дверь сарая снаружи закрыта на грабли, а внутри сарая кто-то колотил в дверь и в стены. Я быстро вытащила грабли, и из сарая буквально вывалился надсадно кашляющий Захар. Из дома уже бежала бледная, растрёпанная, полуодетая Евдокия. На крыльце неподвижно стояла Пелагея, к ней испуганно жался внук Николка. В окне мелькнула головка Таси в папильотках и тут же исчезла, похоже, дочку не очень волновала судьба родителя. А я ошиблась, что все легли рано спать, приняв обманчивую тишину за всеобщий покой.

Похоже, моя нанимательница права, кто-то хочет убить Захара. То есть он не «синяя борода»? И с его женами произошли два несчастных случая? Слишком много совпадений. Всю ночь я размышляла, а утром решила спуститься в лавку пораньше, пока нет посетителей, и попробовать разговорить Захара о том, что он делал так поздно вечером в сарае. Что думает по поводу того, кто мог его запереть, поджечь сено? И почему? Но я застыла на верхней ступеньке: в лавке разговаривали Захар и Евдокия.

– Ты была у отца Михаила? – спросил жену Захар.

– Да, он сказал, запрета нет, родство не кровное, тем более, что у нас с тобой детей нет. Вот если бы были, то через этих детей была бы кровная связь между ними, и церковь подобные браки не венчает. А сейчас этот союз возможен.

– Да, – грустно прозвучал голос Захара, – если бы ты тогда, двадцать лет назад, не вытравила бы нашего ребёнка…

Евдокия резко перебила мужа:

– Я тебе тогда сказала, что понесла, ты промолчал, я рушить семью не захотела, ты без того мучился. Ну, я и решилась, ведь сколько баб через это прошли, и ничего. А у меня как отрезало, нет больше детей и не будет. Так Господь решил за грехи мои меня наказать.

Я слушала, затаив дыхание, боясь себя обнаружить. Я даже предположить не могла, что Евдокия с Захаром близки уже много лет. Значит у Захара был, кроме денег, ещё один мотив устранить жену, чтобы соединиться с любимой женщиной. В лавке разговор продолжился. Тон у Захара был виноватый:

– Ты же уехала, меня бросила.

– Да, я забыть тебя хотела, начать новую жизнь, а ты овдовел и очень скоро женился вновь.

Захар перебил жену:

– Милая, мне было очень плохо. Я сильно виноват, но судьба уж так испытывала меня, я дважды овдовел, сына потерял. И когда ты вернулась с господами из заграницы, я понял, что это мой последний шанс на счастье.

И тут Евдокия сказала совсем непонятное для меня:

– Нельзя допустить, чтобы те, кого мы любим, пострадали, как мы когда-то. Горе тому, кто поднимает руку на любовь, это грех великий. А мы должны помнить о том, как долго и трудно мы шли к своему счастью.

Тут в лавке появились покупатели, и супруги прекратили нелёгкий для себя разговор. Я, осторожно пятясь задом, вернулась в свою комнату. Подслушанный разговор не прибавил ясности к вопросу: много лет назад произошло преступление или несчастный случай? И кому можно венчаться? И кто кому родственник или, наоборот, нет? Но, сама не зная почему, я сразу твердо решила, что Пелагее Перепетуевой об услышанном разговоре не скажу. А кандидатура для венчания в доме одна – Тася. Если, конечно, речь шла о домашних. Но, может, я чего-то не знаю? И я решила попробовать девушку разговорить.

Глава 5

Я постучалась к ней в комнату, чтобы попросить нитки, якобы для того, чтобы подшить подол платья. Тася была дома и встретила меня на удивление приветливо. Достала большую жестяную коробку из-под печенья с изображением боярышни в кокошнике на крышке. Каких только ниток там не было! Пока я выбирала нитки подходящего цвета, Тася завела разговор обо мне. Она старалась быть подипломатичней, но это удавалось ей с трудом.

– Слушай, Мотя, ты бы купила себе одежду поновее, понаряднее. В Москве можно такую найти, и не дорого. Я могла бы тебе помочь. Приедешь в свою Коломну в новых нарядах, от женихов отбоя не будет.

Я сначала оторопела от такого совета, но тут же поняла, что задача повернуть разговор в нужное для меня русло облегчилась.

– Да, что ты, какие женихи? Я же вдова.

– Ну и что? Ты же совсем молодая, симпатичная. Зачем на себе крест ставишь? – И тоном бывалой сердцеедки добавила: – мужчины любят, когда барышни красиво одеваются.

– Ой, а ты откуда знаешь? У тебя жених есть? – поинтересовалась я очень завистливым тоном. Было ясно как божий день, что девушке нравится играть роль старшей, знающей, и что сейчас она выдаст мне все свои девичьи секреты.

– Ну, жених не жених, а ухаживает за мной один. Ооочень добивается. Но я ещё ничего не решила окончательно.

– У нас в Коломне всё родители решают. У нас так было.

– Москва не Коломна. Да маменька точно против не будет, а папенька сделает, как маменька скажет. Вот только бабушка очень против, но это пережить можно.

Разговор подошёл к очень интересному для меня моменту.

– А почему бабушка против, если родители не возражают?

Ответ Таси сразил наповал:

– Потому что Ваня, который за мной ухаживает и хочет на мне жениться, родной брат моей мачехи. Бабушка говорит, что он близкая родня и жениться на мне не должен.

Я, впечатленная такой новостью, робко спросила:

– А родители точно согласятся, это же так необычно…

Моя собеседница сначала засомневалась:

– Не знаю, вроде должны разрешить… – И тут же добавила абсолютно уверенным тоном: – Главное, чтобы я сама окончательно решила. И вообще, всё будет так, как я захочу.

Заявлением этим, надо сказать, Тася меня озадачила. Я принимала её за дурочку, заурядную мещанку, интересующуюся только тряпками, а она, оказывается, с характером. И у неё есть цель. Интересно, на что она способна ради её достижения?

Выбрав, наконец, нитки, я покинула комнату Таси. Мне надо было обдумать всё услышанное. Если события прошлых лет можно считать несчастными случаями, то Тася запросто может быть виновницей происходящего сейчас. Очень не хочется об этом думать, но, к сожалению, дети, мечтающие избавиться от опеки родителей и заполучить их имущество, не такая, уж, редкость. Тем более, нельзя исключать возможную ведущую роль в коварных планах жениха Таси. Я его не видела и ничего о нем не знаю. Вполне возможно, что он не желает зла своей сестре, но хотел бы избавиться от будущего тестя. В общем, за Тасей надо последить и как-то выйти на её жениха. Конечно, моя нанимательница и мысли не допускает, что её внучка способна на преступление. Да и мне самой тоже очень не хотелось такого поворота событий.

А на следующее утро меня разбудило лошадиное ржание и нецензурная брань Захара. Все эти впечатляющие звуки доносились из конюшни. Я поспешила во двор, там уже собралось всё семейство, но опять-таки, кроме Таси. Евдокия наматывала повязку Захару на голову, через марлю проступала кровь. Испуганный Николка шёпотом поведал мне, что Чешка лягнула тятеньку копытом, но не сильно, только крови много. Пелагея постоянно повторяла одну и ту же фразу: «Ну, не может быть, кобыла-то смирная, добрая, тихая, и что на неё нашло?»

Под охи и вздохи Пелагеи Евдокия с Захаром отправились к доктору, бывшему барину Евдокии. Во дворе остались мы с Николкой. Я ждала появления его сестрицы, ведь должна же она была поинтересоваться, что случилось. Мальчик старался держаться по-мужски, но удавалось ему это с большим трудом. Было похоже на то, что он вот-вот разревётся. Я погладила его по голове и, почувствовав во мне союзника, Коля доверчиво заговорил:

– Тётя Мотря, вы скажите тятеньке, чтобы Чешку не убивали. Она такая смирная, мы ей всегда сахар давали, она так осторожно губами с ладошки брала, чтобы не укусить нечаянно. Она нас узнаёт, особенно Таську, всегда радуется, когда та приходит. Таська больше всех с ней возится, разговаривает даже, Чешка её слушает, она всё понимает. Ей богу, я не вру.

Моему удивлению не было предела:

– Тася возится в Чешкой? А сегодня утром заходила?

– Да, заходила. Хлеб с сахаром принесла.

Я попыталась успокоить ребёнка, хотя успокаивать надо было и меня:

– Никто Чешку убивать не будет.

– А почему тятенька сказал, что надо пригласить коновала? Это же лошадиный убивец.

– Это лошадиный доктор, – неуверенно возразила я.

Вскоре вернулись хозяева лавки. Евдокия сказала, что доктор ничего страшного не обнаружил, Захар вовремя отшатнулся, и удар получился вскользь. Лошадиное копыто разорвало кожу, а крови с головы в таких случаях всегда очень много. После обеда появился коновал, выглядел он очень впечатляюще: абсолютно заплывшие, едва различимые между опухшими веками красные глаза и сизый нос, похожий на большой баклажан. После осмотра Чешки, он сказал, что лошадь пьяная. Было видно, что в этом вопросе он разбирается очень хорошо. Ещё лошадиный доктор сказал, что это пройдёт, усыплять её, конечно же, не надо, давать больше воды, несколько дней не запрягать, не выводить из конюшни и вообще поменьше трогать лошадь. И вскоре она придёт в норму. Основательно угостившись наливкой, лошадиный доктор покинул лавку. А я понимаю, что пришло время мне что-то предпринимать, если не хочу, чтобы на моих глазах совершилось «смертоубийство». Нельзя дожидаться третьей попытки, надо остановить убийцу.

Вечером я узнала, что бабушка с внучкой собираются вместе заняться какими-то домашними делами, кажется, перематывать пряжу и развешивать её для просушки. И я, выбрав удобный момент, зашла в комнату Пелагеи. Старушка что-то искала в ящиках комода, а Тася с обреченным видом наматывала пряжу на веретено, похоже, мечтая улизнуть при первой возможности, которую я ей и предоставила. Изображая смущение, я пролепетала: «Пелагея Поликарповна, тут такое деликатное обстоятельство, Тасечка, извини, при тебе говорить не могу, рано тебе ещё об этом…» Тася кивнула и выскочила из комнаты.

Я была уверена, что после такого предисловия она обязательно останется подслушивать у двери. И специально достаточно громко и внятно начала говорить: «Я почти уверена, что вычислила злоумышленника. Но дело очень серьёзное, только во время моего короткого пребывания здесь произошло два покушения на убийство, но я не могу назвать подозреваемого в интересах следствия, хотя вы и наняли меня для этого расследования. Речь идёт о человеческой жизни, и я решила поставить вас в известность, что завтра с утра я отправляюсь в полицию и изложу там свою версию. Хочу предупредить, что результат расследования может оказаться неожиданным для вас». Старуха молчала и не двигалась. Я удалилась из комнаты под стук каблуков Таси, которая бежала вниз по лестнице, как будто за ней гналась стая волков.

Глава 6

Поздно вечером я на своей кровати соорудила довольно приличную имитацию своего силуэта, погасила лампу и тихонько села одетая возле шифоньера. Я была уверена, что Тася придёт, в лучшем случае, чтобы поговорить. А в худшем…?! Но я в любом случае справлюсь с ней, она, конечно, девушка крепкая, так и пышет здоровьем, но и я в хорошей физической форме и, несмотря на кажущуюся хрупкость, владею приёмами самообороны благодаря своему отцу. Он многому меня научил, в том числе и так называемым «способам ближнего боя». Но я продолжаю надеяться, что сегодня меня не ждёт бой, ни ближний, ни дальний.

И вдруг дверь беззвучно открылась, и в комнату вплыла (как тихо она двигалась!) тёмная фигура. Она подошла к кровати, что-то блеснуло в темноте. Нож. Значит всё-таки не поговорить… Одним прыжком я приближаюсь сзади, хватаю руку с занесённым ножом и заламываю её за спину. Нож падает, а я чувствую, что держу не молодую крепкую девичью руку, а старую и морщинистую с выпирающими суставами. И тут же слышу голос Пелагеи Перепетуевой:

– Всё, пусти, твоя взяла.

Не отпуская руки, я усаживаю старуху на кровать и спрашиваю:

– Зачем вы меня наняли?

Перепетуева грустно усмехнулась и начала свой длинный рассказ.

– Да я тебя по всей Москве искала. Женщин в вашем деле и нет совсем, была одна пожилая, мне ровесница, да померла, сердечная, а больше про бабёнок я не слыхала, насилу тебя нашла…А мужики мне не годились, у них мозги другие. Они бы мне просто не поверили. Вот как в полиции, к примеру. Все меня гнали, и только ты прониклась и согласилась у нас пожить. И я надеялась, что потом подтвердишь, что я заранее беспокоилась и предчувствовала беду. Я ведь всё продумала, то есть мне так казалось.

– Вы хотели убить Захара, и чтобы Евдокию за убийство на каторгу отправили? Зачем такой грех на душу взяли: решили невинных погубить? – перебила я.

Моя собеседница ответила голосом, в котором звенела лютая ненависть:

– Какие они невинные? Блудодеи бесстыжие, из-за них дочь моя единственная погибла.

И тут меня осенило:

– Ваша дочь узнала об их связи и покончила с собой?

Ответ ошеломил меня.

– Нет, всё было гораздо страшнее. Я убила свою дочь Агриппину. Я прознала, что Захарка с Дунькой путается, следить за ними стала и разговор подслушала, в котором Дунька рассказала про беременность свою. И возненавидела я их тогда лютой ненавистью за доченьку свою, за её страдания. Она догадывалась и мучилась, Захара крепко любила. И я решила его убить, думая, что дочка поплачет, да и дальше будем жить, детей растить, торговать. Агриппина молодая, красивая, придёт ещё её счастье. А что Дунька от ребёнка избавилась и уезжала с господами заграницу, я не знала. Вроде всё продумала, привычки зятя я хорошо знала: он после баньки всегда стопочку выпивал да грибочками закусывал. Я и поставила миску с груздями на стол, а рядом стопочку. Всё как полагается. Тася у крёстной гостила, а Николка совсем маленький был, никак не мог до стола достать. Агриппинушка моя грибы не переносила, «лесное мясо» их называла. Сколько заготавливали их, так с детства никогда не ела. А тут, как на грех, может беременная была, кто ж теперь узнает, только она всю миску съела…

Старуха на время замолчала, она едва сдерживала рыдания.

– А потом я только местью жила. Ведь всё из-за Захарки, из-за него, проклятого. Дочу мою похоронили, он, изверг, снова женился. И я решила: пусть он тоже пострадает, как я страдала, пусть почувствует, что значит хоронить своё дитя. Я всегда сама баню топила для Меланьи с сыном и закрыла печь раньше времени, но сказала Захару, что Меланья это сделала сама, поторопилась, мол, не дождалась, когда угли дойдут. Такое часто случается, никто не удивился. Да всё это давно было. Но я ни о чём не жалею, ненавижу, я…

Старуха захрипела и стала заваливаться на бок. Я закричала, на мой крик прибежали все домочадцы, Евдокия побежала за доктором. Но когда он пришёл, Пелагея Поликарповна уже скончалась. Как сказал доктор, смерть наступила в результате сердечного приступа.

В ту ночь никто не ложился. Пришли женщины прибирать усопшую, готовить её к похоронам. Евдокия молилась перед образами, Тася рыдала, не переставая, братишка был рядом с ней, пытался утешить. Он как-то сразу повзрослел. А мы с Захаром спустились в лавку и долго разговаривали. Я рассказала ему всё: кто я такая, как попала в их дом, и кто виноват в гибели его жён и ребёнка. Захар выслушал страшный рассказ, не проронив ни слова. Когда я закончила, он ещё немного помолчал и неожиданно спросил:

– А как тебя зовут по-настоящему?

– Матильда, – несколько удивлённо ответила я.

– Тоже неплохо, но всё-таки Матрёна тебе больше подходит, Красивое имя. А сколько я тебе должен? Я заплачу, ты ведь выполнила свою работу.

– Нет, – отрезала я, – деньги можно брать только у того, кто заказывал расследование. Я не могу взять деньги у вас, Захар, вы меня не нанимали.

Захар выглядел очень расстроенным и сказал немного невпопад:

– Дуне я всё скажу, а детям нет. Они любили бабушку. Ведь правильно?

Я ответила, мол, правильно, но про себя подумала: вряд ли получится всё скрыть от детей, столько событий, требующих объяснения, произошло за последнее время в этой семье. Тася уже совсем большая, да и Николка уже очень многое понимает. Но это была уже не моя забота, в семье сами разберутся, кому о чём поведать и как жить дальше.

Ранним утром я покинула дом, в котором меня принимали достаточно гостеприимно. Закончилась ещё одна история, но на душе было как-то неопределённо. Вроде я спасла людей от беды, но в то же время принесла в дом горе, тяжкие воспоминания и разочарование.

Прошла неделя. Утром за завтраком я услышала, как Антип кричит на кого-то перед домом. «Твою ж дивизию! Ты бы ещё на своей кобыле на крыльцо заехал! Совсем мозгов нет?!» Набросив на плечи шаль, я выскочила на крыльцо и увидела подводу, нагружённую мешками. Около лошади, а это была Чешка, стояли Захар с Евдокией. ‘’

– Это что такое? – удивилась я.

– Это сахар, мука, крупы разные, – начал перечислять Захар.

– Зачем?!

– Чтобы съесть, – спокойно ответила Евдокия. Захар улыбнулся и мягко добавил:

– Вот вы денег не взяли, поскольку мы не заказчики, а ведь, если бы не вы, один бы из нас сейчас в остроге сидел, а другой и вовсе был на кладбище.

А Евдокия добавила:

– Вот закончится траур, и мы вас на свадьбу Таси и Ивана, моего брата, пригласим. Придёте?

– Приду, – ответила я, чувствуя, как перехватило дыхание от волнения, от понимания того, что я всё сделала правильно для этих людей. И чтобы справиться с собой, я, бодрясь, игриво спрашиваю:

– А как вы меня нашли?

И супруги в два голоса отвечают:

– Ваш адрес нам дала дворничиха.

Часть 3. Париж

Глава 1

«Чук-чук, тра-та-та, чук-чук,тра-та-та», – стучат колёса поезда. В детстве у нас с сестрой был игрушечный паровоз, очень похожий на настоящий. Чтобы он ехал сам, в него, к ужасу Катажины, надо было наливать кипяток. Катажина страшно боялась, что мы этот паровоз каким-то образом перевернём и обваримся. Она упрекала отца за то, что купил детям такую опасную игрушку, к тому же очень дорогую. И заливать кипяток в паровоз разрешалось, только когда отец был дома. При этом Катажина всегда строго говорила: «Казимир, под твою ответственность». А поскольку отец большую часть времени проводил на службе, паровоз простаивал. Но мы с Линой нашли выход: я возила паровоз за веревочку, а сестра голосом подражала стуку вагонных колёс: «Чук-чук, тра-та-та».

А теперь я еду на настоящем поезде, и его колёса поют знакомую с детства песню. И еду я не куда-нибудь, а к своей заветной мечте – в Париж. Увидеть столицу сказочной Франция я мечтала столько времени, сколько себя помню. В раннем детстве сказки Шарля Перро, потом романы Александра Дюма «Три мушкетёра», «Королева Марго», «Граф Монте-Кристо»; Шатобриан, Жорж Санд, Бальзак… Французские писатели были самые любимые, французские художники самые выразительные, мечты соприкоснуться с миром этих людей самые заветные. Они так и остались бы, скорее всего, лишь голубыми мечтами, если бы не случилась беда. Поговорка «нет худа без добра» в действии, хотя в моём случае её следовало бы перефразировать: «нет добра без худа».

Беда случилась у моих родственников. У мужа моей сестры, моего зятя Парамона, похитили младшего брата, гимназиста Ферапонта. И похитили его… в Париже. Мой зять, купец первой гильдии, крупный сибирский лесопромышленник и краснодеревщик, приехал в Париж по торгово-промышленным делам, которые французские предприниматели вели с сибиряками с 1900 года после знаменитой международной Парижской выставки, на которой стороны подписали многочисленные контракты. Жену Парамон с собой не взял, Лина не могла оставить двухлетних двойняшек Ивана и Марью, моих дорогих племянников. И Парамон взял с собой младшего братика, а два дня назад мне пришла телеграмма: «Ферапонт пропал срочно выезжай оплачиваю всё». И вот я еду к своей мечте растревоженная и испуганная. Почему в жизни всё так всегда переплетено? И цель поездки только одна: найти мальчика.

На парижском вокзале меня встретил зять, как всегда, блестящий, элегантный, только очень бледный. После родственных объятий и поцелуев Парамон упавшим голосом произнёс:

– Я маменьке ничего не сообщил, а то она с ума сойдёт, не знаю, что и делать.

Я поспешно и очень бодро отвечаю:

– И не надо сообщать, правильно сделал, мы найдём его очень скоро.

Хотя на самом деле я совсем не была в этом уверена. Я никогда не искала пропавших людей, тем более похищенных детей, и даже не знала, с чего надо начинать. С грустными мыслями я еду в экипаже по красивейшему городу мира в самую шикарную его гостиницу (здесь говорят «отель»), Ритц. Конечно, я слышала об этом отеле, знала, что он находится на Вандомской площади рядом с парком Тюильри и набережной Сены с тем же названием, но даже представить себе не могла, что доведётся в нём пожить. Мне кажется, что всё происходит во сне, в котором страшный кошмар вдруг неожиданно возникает в момент упоительного восторга. Или наоборот. Отель я даже не успела рассмотреть, оставила в номере вещи, наскоро привела себя в порядок, и мы с Парамоном отправились в полицейский участок, где Парамон оставил заявление о пропаже брата ещё три дня назад.

В Москве мне часто приходилось бывать в полицейских участках – и когда работал отец, и позже, в связи со своей работой. Но в парижском полицейском участке обстановка была совсем другая. Она скорее напоминала редакцию журнала или газеты. Много людей в штатском, а также в форме, ходят туда-сюда, кто-то разговаривает, кто-то пишет, пахнет кофе. Мы направились в небольшой кабинет, где Парамона уже принимали раньше.

За письменным столом сидел человек в очках с золотой оправой, на вид лет сорок пять, может, чуть меньше. При нашем появлении он поднялся нам навстречу. Невысокий, полноватый, с загорелым, гладким, без единой морщинки лицом и с какими-то особенными большими глазами цвета спелой черешни. Может быть, это стёкла очков создавали такой оттенок, но я сразу решила, что человеку с такими глазами невозможно не верить.

Незнакомец представился: «Комиссар Тьерри, Франсуа». На мой взгляд, он был похож не на полицейского, а на учёного, профессора или детского доктора. На нём прекрасно смотрелись белоснежная сорочка и элегантный, отлично сидевший костюм. От такого мужчины веяло надежностью, его черешневые глаза обволакивали и согревали меня. И появилась уверенность, что мальчика найдут, и всё закончится благополучно. Я назвала своё имя, комиссар поцеловал мою руку и очень серьёзно сказал: «Какие красавицы служат в русской полиции». Я устремила на зятя вопросительный взгляд, но он поднял глаза к потолку. Стало ясно, что Парамон уже успел кое-что присочинить.

Потом мы сели, и комиссар рассказал об оперативно-розыскных мероприятиях, об опросе возможных свидетелей из персонала отеля. В конце беседы господин Тьерри пообещал держать нас в курсе расследования, регулярно телефонируя нам в отель, и дал мне свою визитку. Покинув полицейский участок, мы с Парамоном решили вернуться в отель пешком: погода этому очень благоприятствовала. В спокойной обстановке я выясняла у зятя подробности происшедшего и думала, одновременно созерцая всё вокруг. Привычка к этим двумя не самыми бесполезным занятиям у меня укоренилась с детства.

По словам Парамона, произошло следующее: он сидел в вестибюле отеля и читал газету, а Ферапонт сначала слонялся по площади возле отеля, рассматривал макеты старинных кораблей в витрине антикварного магазина, и старший брат видел его в окно. Но в какой-то момент мальчик с площади исчез. Парамон, видимо, не сразу его хватился, зачитался коммерческой информацией в русскоязычной газете, и не может сказать точно, когда мальчик исчез с площади. Он начал искать братишку сначала в прилегающих переулках, потом вернулся в отель и стал опрашивать его служащих, но они все как один отвечали, что не видели, чтобы мальчик возвращался в отель.

Парамон ещё немного пометался и пошёл в полицию. Там его стали успокаивать, что мальчик достаточно большой, мог загуляться по незнакомому городу и, скорей всего, вернётся к вечеру. Во Франции не понимают, что послушные дети суровых сибиряков так никогда себя не ведут, тем более в незнакомых местах. Когда Ферапонт не пришёл к утру, в полиции взяли заявление у Парамона, после чего он телеграфировал мне в Москву.

– Во что был одет мальчик? – спросила я.

– Я ему маску индейца купил и головной убор с перьями, и эту накидку индейскую, на скатерть похожую. Тьфу-ты, забыл, как же она называется?

– Пончо, – подсказала я тихо и невнятно, почти про себя, потому что напряжённо думала в этот момент.

– Ну, да, поня, она и есть. Погоди, это же лошадь такая, которая никогда не вырастет.

– Пони, да, лошадь. А такая одежда называется пончо. – И тут мы с Парамоном первый раз за день улыбнулись друг другу.

Напрашивался вывод, что мальчик был похищен. И комиссар Тьерри сказал, что такое случается с богатыми иностранцами, а раз братья поселились в отеле «Ритц», в их достатке не будет сомнений. Но после похищения должно было последовать требование выкупа, однако его не было. Может быть, Ферапонт всё-таки просто заблудился? И ночью в городе, где полно клошаров, с ним случилось что-то ужасное? Но комиссар нас успокаивал: ни из одного полицейского участка за последние дни подобного сообщения не поступало, больницы проверили тоже. Но по центру города протекает глубокая река Сена…

Наша прогулка как раз началась от этой знаменитой реки. Выйдя из центрального управления полиции, расположенного по адресу «набережная Орфевр, 36» на острове Сите, мы прошли мимо площади Дофина, дошли по левому берегу Сены до моста Пон-Нёф, перешли по нему на другую сторону реки и пошли по набережной Лувр. Вдоль набережной вытянулись в одну стройную линию, как элегантные шевалье, дома в классическом стиле изысканной бледно-серой расцветки с маленькими балкончиками, увитыми цветами. Вскоре мы повернули на площадь Лувра и, пройдя вдоль колоннады Перро с одной стороны, а с другой мимо старинной церкви Сен-Жермен д’Оксерруа – приходской церкви династии Валуа, с колокольни которой был дан сигнал к началу Варфоломеевской ночи – вышли на знаменитую Риволи, огибающую Лувр с севера.

Я на некоторое время даже затаила дыхание и перестала разговаривать с Парамоном. Ведь всего несколько метров нас отделяло от самого сердца Парижа, от площади Каррузель. И вот мы на ней! Передо мной фасад дворца французских королей. Тот же классический стиль, цвет, как и в архитектуре всего центра города. Как же это не похоже на русскую душу Москвы! На Собор Василия Блаженного, на Кремль, на Китай-город, на Тверскую, на золотые купола бесчисленных церквей и соборов. Другая планета. Мы прошли мимо Триумфальной арки на площади Каррузель и вошли в сад Тюильри. Затем по аллее Кастильон вышли на одноименную улицу, откуда уже была видна Вандомская колона на площади, где располагался наш отель «Ритц».

Хотя по моим меркам мы прошли не такой уж длинный путь, Парамон явно устал и чувствовал себя не в своей тарелке. Привычка ходить пешком у него отсутствовала вообще, а по большому чужому городу в частности. Наконец, мы добрели до своих номеров, Парамон пожелал спокойной ночи мне, а я ему. Но ложиться спать я не собиралась.

Было ещё не настолько поздно, чтобы закрылись все магазины и сувенирные лавки, надо походить по ним и поспрашивать продавцов, не видели ли они мальчика в таком запоминающемся наряде, как костюм индейца. Я вышла из отеля и свернула в ближайший переулок. И – о, чудо! Буквально через несколько шагов я увидела Ферапонта в костюме индейца! Он шёл за руку с красивой дамой, одетой дорого и с большим вкусом. Обезумев от радости, я кинулась к ним с криком: «Где ты был?! Господи! Мы так беспокоились!» И тут прекрасная спутница мальчика повела себя абсолютно безобразным образом: она оттолкнула меня и завопила, к моему удивлению, по-русски: «Не трогайте моего сына, я сейчас вызову полицию, убирайтесь немедленно, сумасшедшая!»

Но остановить меня было не так-то просто. Я схватила за маску индейца и сдёрнула её с ребёнка. И тут я увидела, что это не Ферапонт, это был другой мальчик, одного роста с нашим Ферапонтом. Я опешила, пробормотала извинения, хотя надменная дама даже не хотела меня слушать. Но я всё-таки спросила мальчика, где и когда он взял эту маску и пончо. Но женщина не переставала вопить про полицию, на нас уже стали обращать внимание прохожие, и мне ничего не оставалось, как ещё раз извиниться и свернуть в ближайший переулок. Но я очень быстро развернулась и осторожно пошла за ними. Идти пришлось недалеко, они вошли в «Ритц» и направились к лифту, было ясно, что это постояльцы отеля. Костюм индейца, тот же отель… Что-то слишком много совпадений, надо с дамой основательно переговорить.

Я прекрасно понимала, что служащие такой высококлассной гостиницы вряд ли дадут какие-то сведения о своих постояльцах, но попробовать что-то узнать о даме с мальчиком необходимо. Пытаться делать это у стойки регистрации было бессмысленно, и я направилась в бар. Села за столик, ко мне тут же подошёл официант, пожилой улыбчивый француз. Я заказала кофе с шоколадным круассаном и тут же начала без умолку щебетать, изображая восторженную туристку. Рассказывала, что я успела увидеть и в каком восторге от увиденного. Официант похвалил мой французский, в общем, контакт был установлен. Я спросила, есть ли в отеле другие русские. Мой собеседник сказал, что проживают две пожилые пары, они приехали вместе, видимо, друзья или родственники.