Kitabı oku: «Метро 2033: Степной дракон», sayfa 3
Глава 3. Неожиданная встреча
Старый конь, взявший поначалу трусцой, быстро выдохся и сейчас едва переставлял ноги. Четко отпечатавшийся в высохшей и растрескавшейся земле след конвоя петлял по полям и холмам. Прямо в колее иногда встречались кучи дерьма, черные пятна мазута и ошметки, какие бывали в походной кухне цирка. Конвой Айдахара раскатывал по степям с комфортом, буквально жил на колесах.
Быстро настигнуть похитителей сестры не получалось, первоначальное воодушевление, сменившее уныние, уступило место отупляющей усталости. Назар скакал целый день почти без остановок. Непривыкший к длительным конным переходам, сейчас проклинал все на свете, потому как ни задницы, ни спины не чувствовал, а лишь только сплошной комок из ломящей боли. Но все равно, скрипя зубами и едва держась в седле, продолжал путь.
«Майка в руках безжалостных убийц, одна, испуганная…» – При мысли о том, что сейчас происходит с сестрой, Назар закипал, готовый разорвать голыми руками любого, кто бы стал на пути. Сжав зубы и изредка оглядываясь на лежащего в повозке Беса, упорно ехал дальше.
Если брат готов на любые жертвы ради сестры, то конь врача Ернара, по кличке Жаманат, на такое готов не был, потому в один прекрасный момент просто встал, не реагируя на понукания седока. Попытавшись вылезти из седла, Назар кулем свалился на оказавшийся рядом муравейник. Очутившись на земле, он вдруг понял, насколько устал и проголодался. И если бы не злобные красные муравьи, так остался лежать, приходя в себя.
Лежи не лежи, а делать что-то все же нужно. Вытряхнув злобных мурашей из-за пазухи, кряхтя от боли в пояснице и отбитом заду, Назар снял поклажу, сгрузил волка на землю, расседлал коня и, стреножив тому ноги, отпустил пастись.
Поле, в котором нерадивому коню приспичило «сломаться», не выглядело слишком опасным: впереди и позади – тянулась сплошная, просматриваемая чуть не до горизонта равнина, поросшая низкой и чахлой травой. Слева, минимум в километре, виднелся овраг, переходящий в жидкий лесок из белоствольных тополей. Справа же метрах в двухстах протянулась невысокая насыпь – видимо, старая дорога. А уже за ней из высокого кустарника торчали обломками зубов какие-то постройки, скорее даже развалины.
Соседствующие развалины Назару не понравились, такие места привлекают нечисть. Но выбирать не приходится – где встал конь, там и лагерь. Бросив на землю ненавистное седло, Назар уселся на него и принялся копаться в седельных сумках, заряженное ружье легло тут же под рукой. На свет появился сверток с сушеной ягнятиной, пресная лепешка, бутыль с травяным отваром и фляга с водой. Но прежде чем поесть самому, Назар плеснул воды в низкий котелок и, отрезав от мяса изрядный кусок, отнес все Бесу. Волк, приподнявшись на нетвердых ногах, нехотя принялся за еду.
«Раз не отказывается от еды, значит поправится», – обрадовался Назар, гладя Беса пока тот ел. Цирковые животные, которым выпадало подцепить какую-нибудь хворь, как правило перед смертью всегда отказывались от пищи – это Назар помнил хорошо. Правда этим знание о зверях и заканчивалось. Что будет делать, если Бесу станет хуже, он не знал, а лекарь Ернар уже далеко, в разоренном стойбище. Майка, кстати, в этом лучше разбиралась.
От мыслей о сестре в груди стало щемить. Особого плана по спасению Майки у Назара не было, главная цель найти. Шимун – владелец их цирка – любил повторять присказку: «Война план покажет». Вот и сейчас, срезая с куска сушеного, круто просоленного мяса тонкие полоски, Назар думал так же:
«Найду Майку, а там видно будет. Важно найти. Живую. Остальное переживем, ведь мы вместе…»
Несмотря на то, что наползали сумерки и стало отчетливо холодно, Назар огня решил не разводить. Костер впотьмах видно издалека, так зачем ненужное внимание привлекать? Поверх колючего шерстяного свитера – подарка от Ернара, Назар надел короткую войлочную куртку – тоже презент от старого лекаря. Промокшую от пота рубаху, в которой он провалялся, трясясь в лихорадке, старик забрал и сжег, заверив, что в ней поселились злые духи. Спорить не стал, хоть в духов, тем более злых, не верил. А вот в недобрых людей и всяких кровожадных тварей вполне уверовал.
Лошадь с хрустом обгладывала мелкие листочки с низкого кустика неподалеку. Волк, съев мясо и выпив полный котелок воды, растянулся на куске кошмы. Вылизывая передние лапы, он время от времени щелкал зубами, ловя насекомых в шерсти. Назар, сидя опершись на ружье и размышляя, не заметил, как задремал, сказались усталость и болезнь.
Встрепенулся от чудовищного грохота: небо озарила молния, закапал дождь. Наступила ночь, темно хоть глаз коли. Под вспышки грозовых разрядов спешно, практически на ощупь, стал собирать пожитки и ловить испуганно шарахавшегося коня. С трудом справившись с нервно ржущим животным и погрузив волка на повозку, поспешил вперед, надеясь найти укрытие. Дождь между тем зарядил всерьез и надолго. Поднялся ветер.
Природа разошлась не на шутку.
Назар, прикрывая лицо рукой от хлещущих с неба водяных струй, едва удерживал коня. Тот все время норовил то пуститься вскачь, то встать на дыбы, но упорно отказывался идти вперед. В темноте тянущиеся справа развалины за насыпью светились мягким, чуть пульсирующим светом. Что там могло быть, парень решил не узнавать, себе дороже. Но упрямое животное, несмотря на понукания и удары короткого хлыста, хоть боком, хоть задом, хотя бы на шаг, но двигалось именно к этой пульсирующей зелени!
Все вокруг озарила яркая вспышка. Синяя молния, промелькнув по небу быстрой змеей, ужалила одинокий столб, торчащий рядом с насыпью. Оглушительный хлопок ударил не то что по ушам, по голове! В стороны брызнул расплавленный металл, вымокший кустарник, вмиг став сухим, вспыхнул.
Испугавшись огня, конь встал на дыбы, выкинув всадника из седла. Не устояв на разъезжающихся в грязи ногах, лошадь перекувыркнулась через себя, ломая хлипкие оглобли повозки. Проворно подскочив, обезумевший конь опрометью бросился к насыпи, и, с хрустом продравшись через растущий кустарник, исчез в ярко-зеленой вспышке.
Назар только от злости пнул кочку, но за лошадью и пожитками не пошел, себе дороже: это свечение его пугало.
Зеленое свечение и зловещие развалины вместе с обезумевшим конем остались далеко позади. Проплутав под дождем почти до середины ночи, еле волоча повозку с остатками скарба и волком, Назар дотащился до неприметного строения у старой дороги. Сил идти дальше не осталось, вот упади Назар сию минуту, и никакая сила в мире не заставила бы уже его подняться.
«Нужно идти, еще немного… до сарая. Там сухо. И Бес. Беса под дождем бросать нельзя. Что Майка скажет по возвращении, если с блохозавром что-то случится?.. Надо собраться», – собрав оставшиеся крохи того, что принято называть «воля», Назар, крепче сжав ружье в мокрых и почти не гнущихся от холода пальцах, отправился на разведку.
Осторожно ступая по размокшей хляби, предварительно проверяя лужи, чтобы не нырнуть в такую с головой, Назар приблизился к строению. Это оказался хлипкий навес, едва прикрытый с трех сторон ржавыми листами железа. Укрытие так себе, но все же. Он и такому был рад.
«Осталось убедиться, что в домике никто не живет», – вспомнилась слышанная еще в убежище сказка про разумных мутантов, до поры до времени живших под одной крышей. Слиток стали, превращенный неизвестным мастером-оружейником в ружье двенадцатого калибра с выведенным белой краской номером «2» на спаянных горизонтально стволах, придавал Назару уверенности. Оружие вообще способно творить чудеса, делая храбреца из труса.
Вслушиваясь в дробный перестук капель по железу и вой ветра, пристально всматриваясь при каждой вспышке молнии в непонятное строение, Назар приблизился к входу. Двери у навеса не оказалось, только квадратная дыра. Льющиеся с неба струи заливали глаза, не давая разглядеть в кратких вспышках, что там внутри. Вдруг какой зубастой твари не захотелось мочить шкуру?
«Раз, два, три… – вспыхнула молния. – Раз, два, три – опять вспышка», – бушевавшая стихия огрызалась грозовыми разрядами почти с одинаковыми интервалами. Дождавшись, когда по прикидкам снова должно шарахнуть, Назар, приникнув к ложу старой двустволки, рванул вовнутрь. Заливший небо сине-желтый огонь на долгое мгновение разогнал темноту.
Пока вспышка не затухла, Назар запрыгнул под навес, готовый в любой момент выстрелить, но никого не обнаружил. Пусто.
Место оказалось обжитым, его посещали люди – по крайней мере, Назару хотелось так думать, что люди. У самого входа расположилось широкое, от стены до стены, старое кострище. А в глубине, почти у дальней стенки приютилось костровище поменьше, скорее даже очаг, обложенный крупными булыжниками с проволочной треногой для котелка или чайника. Было даже подобие топчана или лавки, скроенное из заржавленных уголков во всю правую от входа стену. Тут же, под лавкой, на подстилке из стальных прутьев притулилась большая вязанка сухих дров. Шмыгнув носом и все еще держа оружие наготове, Назар пошел за волком и поклажей.
Тяжелые капли выбивали дробь о жестяные стены и крышу, костер, разложенный у входа, терзал налетавший ветер. Пламя то приседало, то взвивалось к потолку мириадами искр, засыпая глаза горячим пеплом – Назар внутренне даже обрадовался, что под навесом в общем нечему гореть, все из железа. Промокшая одежда сушилась, развешанная на стенах. Подвесить над огнем свою куртку, свитер и штаны Назар не решился, мигом сгорят. А низкие кожаные сапоги, наоборот, устроил у самого костра, и из них от жара валил пар.
Несмотря на огонь, в железном сарае было до жути холодно, все тепло выдувало через щели и раззявленный вход. Поджав ноги, Назар, раздетый, сидел на полке обняв колени и стучал зубами. Время от времени его душил булькающий кашель, болезнь возвращалась. Бес забился в дальний угол, видимо от огня подальше, и, свернувшись калачиком на подстилке, как будто дремал. Правда чуткие уши волка жили своей жизнь, то и дело прислушиваясь к вою ветра за стеной, перестуку дождя и скрипу хлипкого убежища.
За полночь стихии надоело бушевать, и она успокоилась, следом стих ветер, а дождь из проливного превратился в тихо шелестящую морось. Жестяной навес наконец-то прогрелся. Назар натянул на себя все еще влажные вещи – неприятно, но не смертельно. От войлочной куртки нестерпимо воняло не мытой овцой. Хотя он с трудом представлял, как именно пахнет овца мытая. Усталость вновь навалилась тяжелым мешком, нестерпимо хотелось спать. Дважды ловил себя на том, что почти заснул, когда ружье, бряцнув о стену, выпало из рук.
«Вход загорожен повозкой и костром. Войти тихо не смогут», – Назар покосился на мирно спящего волка и потер кулаком глаза, в них будто песка насыпали! Решив, будь что будет, подбросил хворост в костер у двери и, улегшись на топчан, сразу же провалился в тяжелое забытье.
Очнулся будто от толчка, хотя вроде только смежил веки… Глаза спросонья еще привыкали к темноте, Назар сначала не понял, где очутился, понимание пришло чуть позже. Костер уже затух, лишь красные от жара угли отбрасывали странные блики на ржавые от потеков стены. С первого взгляда как будто стало темнее.
Назар лежал не шевелясь. Вроде явной угрозы нет, но ощущение чего-то не правильного и опасного, выработанное еще там, в подземелье Новосибирска, говорило об обратном. Назар прислушался: чуть слышно причмокивая во сне сопит Бес. Отдавая тепло, потрескивают в костре угли. Дождя не слышно, как не слышно и ветра.
Назар поежился от стылой струйки сквозняка, заползшего за шиворот. От давящей на уши тишины становилось не по себе. Тявкнул и завозился в темноте Бес. Назар вскочил с лежанки, чтобы прийти на помощь волку, но тут же шею сдавило обручем, раздирая кожу чуть не до мяса. Инстинктивно схватившись за шею, сразу же поранил руки в кровь – на петле были шипы. Назар в панике зашарил по колючей веревке, наплевав на боль, схватился над головой и принялся тянуть вниз, буквально повиснув всем весом. Но петля не собиралась сдаваться.
Где-то на грани слышимости рычал Бес, щелкая капканом пасти.
В груди горело огнем, а в голове металась паника. До ужаса хотелось вдохнуть, хоть немного, хотя бы чуток! В глазах появились красные круги, скачущие мысли становились тягучими, непонятными. Назар перестал понимать то, о чем в данный момент думает: жжет нутро? Хочется воздуха?.. Витающие перед взором круги постепенно теряют четкость, растворяясь в непроглядной темноте…
Ослабшие и такие неподъемные руки упали вдоль туловища двумя колодами. Только толстые и непослушные пальцы – большой и указательный – привычно ткнулись в грубые кожаные ножны. В черной жиже, заволокшей голову, мелькнула яркая искра: «Ножи. Метать. Резать…»
Вытянув двумя пальцами тонкое треугольное лезвие, чужой и непослушной рукой махнул над головой. С хрустом чиркнул по самой макушке и не почувствовал боли. Петля, сжимавшая горло, тут же ослабла. Назар всем весом рухнул на загаженный пол.
Воздух обжигающим потоком хлынул в легкие, парень зашелся в изнуряющем кашле. Одеревеневшее тело будто пыталось выблевать собственные легкие! Прийти в себя Назар не успел, вернее не дали чьи-то бесцеремонные и цепкие пальцы. Они впились в волосы, руки, одежду и поволокли куда-то.
В лицо дохнула морозная прохлада, за шиворот полилась ледяная жижа. Холод подстегнул, как хлыстом. Извернувшись и достав второй нож, Назар наугад ткнул отточенной сталью. Кто-то вскрикнул. Вокруг испуганно, а затем озабоченно заквохтали. Следом посыпались удары. Второй и третий пришлись по голове.
Очнулся почти сразу. Его за ноги волокли двое, их сутулые фигуры отчетливо виднелись в лунном свете. Они неспешно переговаривались:
– Го?
– Го-го…
– Го-о! – недовольно заухало где-то позади. Третий, его Назар не видел. Осторожно, не привлекая внимания, потянулся к ножу, последнему. Незаметно не получилось, позади быстро зашлепали шаги. Рывком согнувшись вперед, Назар выхватил нож и метнул его в сутулую спину того, что справа. Тот, что слева, завидев падающего товарища, отпустил ноги Назара и растворился в темноте. Парень еле успел откатиться, как что-то тяжелое, расплескав ледяную жижу, плюхнулось рядом с головой.
Мохнатый здоровяк с зазубренным топором на корявой палке замахнулся для второго удара. Назар закрылся руками и зажмурился, ожидая удар, который ему нечем отразить. Раздался хлопок. С громким «чавк» урод повалился в грязь рядом. Послышались неторопливые шаги, кто-то приближался.
– Хм… кто это у нас? – луну, висевшую в небе желтым яблоком, загородила чья-то широкая фигура. – Не хрен валяться, не май месяц на дворе, застудишь чего.
Сильные руки впились в куртку и рывком подняли Назара над землей.
– Мне, знаешь ли, было интересно, кто из вас победит. Правда, – усмехнулся незнакомец. – Ты что, пацан, язык проглотил? Так нюхни нашатырю… хотя где его сейчас сыщешь.
– Спасибо, – выдавил из себя Назар. – Они бы меня убили.
– Ага и съели, – добавил незнакомец. – Ну, спасибом сыт не будешь, – скептический заметил спаситель, перехватывая свое ружье. И тут же уточнил, оглядываясь по сторонам: – Только учти, натурой не беру. – Назар успел разглядеть его в профиль на фоне луны: блестящий череп, горбатый нос и торчащая борода.
– Да у меня и нет ничего… Что значит натурой?! – спохватился Назар.
– Не ссы, пацан, шутка. Пошли, подлатаем тебя что ли.
Незнакомец шел впереди, держа наготове свое оружие. Свернув куда-то в кусты, он вытащил не то мешок, не то рюкзак.
– Что же ты, пацан, один гуляешь, а? От обоза, наверное, отстал? – не оборачиваясь, на ходу поинтересовался бородач.
– Обоза? – непонимающе переспросил Назар, морщась от боли. Разодранное шипами горло и голова полыхали огнем, вся куртка вымазана в крови и грязи. Ответить не успел. Бородач, круто развернувшись на месте, вцепился стальной хваткой в шею Назара, в лунном свете блеснула сталь:
– Говори, сученышь, где прячется Айдахар?! Зачем ты идешь по следу конвоя, глиста в обмороке, от своих отстал?!
Бешеные глаза бородатого сверкали безумством, от сиюминутного благодушия не осталось и следа. Назар с трудом проглотил скопившуюся во рту слюну. За прошедшие несколько дней с ним случилось слишком многое: сначала чуть не помер от лихорадки, одни уроды похитили сестру, а другие его самого чуть не схарчили на ужин. Вдобавок чуть не задушив, не зарезав и не проломив голову… И теперь какое-то лысое мурло трясет за грудки, утверждая, что он, Назар заодно с Айдахаром! Тут его прорвало.
– Да пошел ты! – рявкнул Назар прямо в бородатую харю. – Да… Да я Айдахара руками голыми разорву, и тебя утырка лысого! Сука бородатая… – Назар вцепился в удерживающие его руки. – Убью, понимаешь, его! Они… Майку, сестру… – из глаз тут же хлынули слезы. Назар разрыдался.
Бешеный взгляд бородача потух, он молча смотрел на долговязого, по нынешним временам уже взрослого, а по факту еще ребенка – пацана, на долю которого, видимо, выпало многое.
– Да ладно. Пацан. Ты успокойся, – проговорил бородатый, отпуская Назара и пряча нож. – Верю. Проверял просто. Меня кстати Басмачом зови.
Из темноты навеса послышалось рычание. Басмач тут же скинул винтовку с плеча, целясь в две красные точки в глубине.
– Не стреляй! – Назар кинулся Басмачу под руку. Грохнувший выстрел ушел левее и выше, пуля яркой искрой чиркнула по дальней стенке навеса. Назар не понял, как оказался лежащим в грязи, в груди саднило, а в лицо ему смотрело дуло винтовки, вернее подрагивающий кончик отточенного ножа, закрепленного на нем.
– Прям чувствую, что проблем с тобой огребу… – спокойно проговорил Басмач. – Проще тебя сразу шлепнуть. Кто у тебя там?
– Б-бес…
– Кто? – поднял бровь Басмач, которому луна сейчас почти в лицо светила. Из темноты снова послышалось громкое рычание и возня.
– Волк, – коротко ответил Назар, потирая ушибленную грудь.
– Тигров с носорогами нет? Ты, всех сразу представь, чтоб я попросту не тревожился. А то с тревоги уж больно метко стреляю. Учти это, пацан. – С этими словами бородач закинул винтовку на плечо. Пошарил в рюкзаке и вытянул палку.
Чиркнув зажигалкой, поднес к синему шипящему пламени промасленную ветошь – схватка в полной темноте с драконьими визгунами не прошла зря. Сунув горящий факел под навес сразу с порога, осмотрелся и присвистнул:
– Чего же ты, дурило двухметровое, лозохвата не порубал, жить надоело?
После душивших слез и обиды пришло возмущение:
«Чего этот лысобородый меня шпыняет?!» – вслух же ответил:
– Впервые слышу, – и рванул под навес. Но Басмач схватил его за плечо и почти отшвырнул от входа.
– То-та и оно, что впервые, – Басмач зашел внутрь и поднес плюющийся искрами факел куда-то под самую крышу. Послышалось шипение, треск.
– Лозохват, не то ожившая трава, не то разумная плесень… – Басмач жег пламенем корчащиеся от температуры побеги. – Хрен ее разберет. У тебя на шее, кстати, от нее след, любит она балбесов душить. Я посвечу, а ты освобождай своего кабысдоха. Его, поди, тоже спеленала эта пакость, а то давно б уже кинулся.
Послышалось глухое рычание.
– Да, блохастый, ты мне тоже не нравишься, – усмехнулся Басмач, поднеся факел чуть не к самой морде Беса, оскалившего зубы. Назар тем временем, прижав тонкую шипастую лозу сапогом, кромсал тугие волокна ножом. Басмач, наблюдавший за работой парня, заметил:
– Интересный ножичек.
– Метательный, – через плечо бросил Назар, закончив кромсать лозу.
Глава 4. Неприятный попутчик
Северный Кавказ, земля отцов, каменных башен и неприступных гор. Что может быть прекраснее глубоких, покрытых изумрудной зеленью ущелий? Здесь тысячи лет с высоких отрогов стекают величественные водопады, поднимая мириады брызг, и над каждым переливается всеми цветами радуга.
Чечня – это суровый край, где незыблемо стоят горные вершины. Великий поэт М.Ю. Лермонтов воспевал их красоту: «Ночевала тучка золотая на плечах утеса-великана», и это не фигура речи. Седые скалы горного края покрыты вечным белоснежьем и зачастую окутаны невесомой пеленой тумана.
Только здесь на клочке ровной земли, на невозможной высоте и страшной близости к обрыву с гремящей рекой, стоят боевые башни – б1ов. Сложенные из дикого камня, отесанные умелой рукой, возвышаются они четырехугольными неприступными столбами, с молчаливой силой Воина присматривая за подходами к селению. Башни помнят дикие орды Чингисхана, чеканный шаг легионеров Рима, громкий вой пушек генерала Ермолова. Они помнят многое.
Горная Чечня, это край жизни, где из голой скалы в сотне метров над землей, свисая с обрыва и цепляясь корнями, растет дерево. Край невероятной красоты цветущих лугов и звенящих ручьев, здесь нет чего-то лишнего. Камень, сброшенный копытом горного барана, сорвавшись с высокого отрога, и ветка бука, упавшая в лесу, все часть величественной мозаики под названием Кавказ.
Лишь здесь, гуляя узкими тропинками средь скал, бездумно поддев ногою камень, можно найти высеченный неведомым мастером узор. Их летопись никто уже не помнит, настолько древние они.
И где-то здесь, под сенью башен, в тихо опускающихся сумерках жмутся друг к другу дома из дикого камня. Под треск лучины, шипение керосиновой лампы или тарахтение старенького генератора, седобородые старцы передают мудрость внукам, рассказывая древнюю горскую легенду о Волчице.
Когда-то давно, в незапамятные времена, Создатель подарил людям землю и наказал жить, храня правду, честь, умеренность и чиня справедливость. Но люди забыли Его наставления, и Он разгневался.
Бедствия обрушились на неблагодарных людей, погрязших в пороках: жадности, властолюбии, похоти. Вознамерился Создатель очистить землю от неблагодарных и их скверны, наслал страшную бурю. Люди падали ниц, рыдали, жались от страха. Но только не волчица.
Вцепившись всеми четырьмя лапами в землю, волчица закрывала собой своих волчат, встретив гнев Создателя с гордо поднятой головой. И даже тогда, когда страшный смерч срывал куски кожи и мяса с ее спины, волчица упрямо стояла, а люди трусливо жались за ней.
Увидев, что на земле все еще есть сила, стойкость, храбрость и мужество, Создатель сжалился и буря улеглась. Он сказал:
«Дарую вам жизнь, живите. Но не прощаю», – после чего Он отвернулся от земли.
Люди выжили, но не смогли вынести стыда за свое ничтожество и убили живой укор – израненную волчицу.
И с тех самых пор, волки жалобно воют по ночам, прося Создателя вновь обратить свой взор на землю и простить.
Костер дымил и стрелял искрами, сырые дрова ни в какую не хотели разгораться. Басмач снял свою насквозь промокшую кожанку и повесил на стену, зацепив за торчащую проволоку. Винтовку же поставил под рукой и, стянув кирзу, принялся неспешно разматывать портянки. В и так не большом помещении, где двум мужикам и волку было тесно, к режущему глаза дыму прибавилось амбре от нестираных портянок. Давно не стиранных.
Назар поморщился от дохнувшей в лицо вони, но промолчал.
– А хрен ли? – ни к кому не обращаясь, но будто оправдываясь выпалил Басмач. – Нормальных ручьев или рек давно не встречал, чтоб помыться по-человечески. Все загажено, отрава сплошная.
Назар обтер голову и шею от запекшейся крови и теперь, поминутно ойкая, прижигал порезы и царапины крепким самогоном.
– Ну, пацан, рассказывай, чё у тебя с Айдахаром приключилось. Ты, когда переклинило и реветь начал, что-то про сестру вроде говорил, – спросил Басмач, протягивая босые ноги к огню.
Назар, отвлекшись от обработки ран, сначала густо покраснел при упоминании, что разревелся – нервы как-то сдали. Но решил все рассказать.
– Так особо и рассказывать нечего. Я в отключке валялся, когда кто-то пришел, разворотил весь поселок, забрал сестру и других, а после уехал. И уже сильно потом меня вот Бесяра откопал. Я этого и не помню, – Назар заткнул пробку и вернул склянку со спиртным Басмачу. – Мне все старый знахарь рассказал, он, кстати, выходил насколько смог и в дорогу снарядил. Внучка у него там же с Майкой. Всех их забрали…
– М-да, паскудная история, – после минутного молчания поделился бородатый. – А знахарь, случаем, не сухонький старичок в войлочном кафтане?
– Похож. Встретил по дороге, в поселок зашел?
– Было дело. И понятно, отчего он себе половину башки снес.
– Как это?! – привстал Назар.
– Просто, – пожал плечами бородатый. – Сунул пистолет в рот и спустил курок.
Назар призадумался. Ему стало жалко старого знахаря с грустным взглядом:
– Хороший был человек…
– Наверное. Хорошие, впрочем, всегда уходят, они там, на верху, – Басмач ткнул пальцем в потолок, – нужнее. А вот всякое дерьмо внизу на земле остается.
С этими словами бородатый достал из рюкзака и разложил на полу кусок брезента, положил на него винтовку и стал разбирать.
– Пацан, а ты дробовик-то давно свой чистил и вообще из него стрелял, может негодное оно? Когда на тебя эти австралопитеки напали, я что-то стрельбы не слышал, – не отрываясь от чистки оружия поинтересовался Басмач.
– Не… Ружье не мое, знахарь подарил. Мои только ножи, шесть штук. Сейчас, правда, один остался…
– Да-а видел, как ты обезьяна в спину с двух шагов приложил, ага. По свету собрать только не забудь ножички, метатель, – хмыкнул бородач, обсматривая и протирая тряпкой каждый патрон.
Назар насупился, но изображать обиду долго не получилось, приступ кашля согнул его пополам. Басмач покосился на него.
– А ножи кидать научил кто?
– Есть один человек, – ответил Назар, вытирая слюни с ошметками чего-то гнойно-зеленого. – Он хозяин цирка, Шимуном зовут. Верней я сам как-то научился, еще когда в бункере Академгородка жили, крыс заточенными штырями сбивал, жрать нечего было. В цирке уже правильно научился ножи кидать. Я с сестрой у него лет с шестнадцати, весь свет исколесили. Майка по канату ходит, жонглирует, я ножи в мишень кидаю, фокусы показываю.
– И где ж тот Шимун, чего вы с табором своим в этом мухосранске посреди степи позабыли? – Басмач отстегнул шомпол, намотал паклю и принялся чистить ствол.
– Долгая история… – сразу как-то сник Назар. Сам же подумал: «Если б не я! Не захоти я свободы от постоянных поучений Шимуна… Не оказались бы в степях и с Майкой не случилось бы!»
– Да! А волка-то где взял, в цирке что ли был? Если честно, впервые ручного волка встречаю.
Из угла послышалось глухое рычание. Бес прижал уши и, чуть оголив клычищи, снова улегся.
– Ты погляди, – усмехнулся бородатый. – Стало быть, ввернул свое серое мнение в разговор.
– Нельзя, Бес! – скомандовал Назар волку и пододвинувшись ближе погладил лобастую голову зверя. Тот сразу как-то расслабился, заурчал и повернулся пузом, мол чеши, что Назар тут же и проделал.
«Ага, командует он, хрен там, – подумал Басмач, собирая винтовку. – Волк это тебе не собака». Вслух же спросил:
– Так волка-то где взял?
– Подобрал. Мы тогда в Самарской области гастролировали. Едем, значит, от деревни одной, слышу кричат, мол, волки, волки… Выглянул с обоза, а там гляжу, щенок у дороги длиннолапый вокруг волка мертвого крутится, пищит, мордой тычется. Шимун тогда застрелить Беса хотел, все равно, говорит, не вырастет, с голоду подохнет. Это волчица в пыли там лежала с переломанным хребтом. А мне жалко доходягу стало, худой блохозавр был, голодный. Скулил жалобно. Это Майка, кстати, хозяина уговорила щенка забрать, тот против был, мол, бед от него будет.
– Дай угадаю, – оживился Басмач. – А Бесом назвали, что злющий был?
– Не-е, шкодливый, – улыбнулся Назар вспоминая. – На стоянке обязательно утащит чего, а после закопает. Или просто носится по табору, кидается вроде как загрызть, а после юлой за хвостом гоняется! Смешной был, когда маленький.
– Маленькие-то все смешные. А вырастут, так суки последние… – бурчал под нос Басмач, пытаясь ввернуть на место газовый поршень. Когда наконец упрямая деталь заняла положенное место в механизме винтовки, бородатый со щелчком закрыл кожух газовой трубки, проверил спусковой механизм – оттянул затвор и вхолостую щелкнул бойком. Удовлетворившись результатом своих трудов, набил магазин патронами и примкнул к оружию. С отвращением посмотрел на узловатую веревку, пропущенную через антабки вместо добротного ремня, сжеванного драконьими визгунами, но что есть, то есть.
– Давай сюда свой карамультук, парень. Техосмотр делать будем. – Отставив свою СВТ, принял от Назара древнюю двустволку. Долго рассматривал ружье в свете костра, покрутил его так и эдак, потер шершавым пальцем ржавчину у замка, почти слезшую позолоту, отомкнул стволы, рассматривая клеймо оружейника: «Меркель».
– Знахарь, говоришь, дал? Ну-ну. А я ведь когда-то знавал хозяина этого ружьишка, до Напасти еще, в коллекции одной. Оно если хочешь знать парное, вот видишь цифра «2» на стволах? Во-от. А было еще ружье за номером «1». И принадлежали они последнему царю Российской Империи. А когда не стало империи и царя, то, по слухам, перекочевало к Владимиру Ильичу – вождю Пролетариата. И теперь его таскает самый что ни на есть пролетарий, то есть ты, пацан. Усмешка судьбы не иначе. Ох и загажено-то, – покачал головой бородач, рассматривая ржавчину в казеннике и стволах:
– Воронение не сберегли, золото поободрали. Ну хоть костяную мушку не сбили.
Назар слушал в полуха, ружье и его история как-то не интересовали. К оружию огнестрельному он особой любви не питал. Другое дело холодное, то бишь ножи и прочие колюще-режущие. Рассеянно глядя на пляшущее пламя, Назар вдруг подумал, что вдвоем легче будет спасти Майку. Этот бородач хоть и странный, но явно Айдахара не жалует, а как учил Гена Степаныч из убежища: «Враг моего врага – мой друг».
Где-то за стеной протяжно завыли. Бес встрепенулся и оттерев Назара в сторону, вырвался к дверному проему. Постоял, а когда вой повторился, задрал морду к небу и хрипло завыл в ответ.
– Только дружков своих сюда не приводи, – проворчал Басмач, натирая стволы ружья шомполом. Вой на улице прекратился, Бес постоял еще немного и, фыркнув в сторону бородача, вернулся на прежнее место в углу.
Пока отбивался от ожившей лозы и кровожадных выродков, Назар еще чувствовал себя нормально, но ледяной дождь и валяние в полузамерзшей жиже вернули отступившую болезнь. Ему становилось хуже буквально на глазах. Жар нестерпимой волной опалил с ног до головы, а булькающий кашель скрутил, не давая вздохнуть.
Назар подкинул дров в костер и сел ближе, пытаясь согреть окоченевшие руки. Его тряс озноб.
– Э-э, брат, да ты поди же чахоточный… – с сомнением протянул Басмач, глядя, как еще минуту назад проворно скакавший пацан вдруг сник. – И на хрен ты мне такой сдался, бацилла.
– Мне бы отлежаться, – протянул Назар. – Приду в норму… – Приступ кашля не дал ему закончить фразу.
