"Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда" kitabından alıntı

земные страсти, земную красоту. Небо для него было лишь прекрасным куполом над прекрасной землей. Это не значит, что в нем не было никакой мистики. Но мистика эта была языческою, не христианского порядка. Вместо веры – суеверие, вместо страха Божьего – ужас перед стихией и ее тайной, вместо христианского смирения – чувственное, почти детское умиление. И, – как у язычника, – смерть его была прекрасна. Он умер в любви и красоте, под ласковой улыбкой тех Богов, которым он всю жизнь и со всей страстью служил и поклонялся. И я думаю, таких не может не любить Христос.