Kitabı oku: «Или кормить акул, или быть акулой», sayfa 10
Он был самую малость ниже меня, но шире в плечах, и в целом был атлетически сложен – скорее, как боксер, нежели футболист. Руки и плечи у него были объемнее моих далеко не маленьких рук, трицепсами выдавливая синюю футболку с длинным рукавом. Короткие, аккуратно уложенные волосы и щетина у него были черными, как смола, а под длинными, но не слишком широкими бровями улыбались чуть раскосые светло-карие – почти красные, как закатная полоса горизонта – глаза.
– Да, не держи обиды. Я просто задумался.
– Ничего, – отмахнулся он. – Не местный?
Я опасался, что этот разговор вновь ведет меня к гневу.
– Да. Ты тоже? – не без доли мести, но все же по делу спросил я, потому как он был не сильно похож на местного.
Он рассмеялся.
– Нет, я целиком и полностью отсюда, – кивнул он, опустившись на газон рядом со своими друзьями и закурив сигарету.
– Не стремно тебе вот так курить? Тут ходят много взрослых людей, да и дороги вокруг. А забор – не стена. Оттуда тебя тоже видно.
Сделав затяжку, он пихнул рядом сидящего парня в бок и кивнул на меня.
– Смотри, ему не все равно, что обо мне будут говорить. А вы сидите и хоть бы кто меня поправил! – он вновь добродушно рассмеялся, и в этот раз была явная разница с тем, как смеялся Мовсар.
Сидевший рядом с ним парень, отвлекшись от тренировочного процесса, шедшего под руководством Сулеймана, устало перевел взгляд с меня на своего друга.
– Да плевать, тебя и так поносят все, кому не лень, – он говорил с совершенно нетипичным акцентом, и я решил, что он не чеченец.
– Приятно слышать, – саркастически отозвался первый.
– А вы чего не тренируетесь? – спросил успевший самостоятельно позаниматься Арби, подойдя к нам.
– Я с лечебного факультета, – ответил парень в синей футболке, указав на себя. – У нас отбор уже прошел. Я, кстати, не попал. Да и не сильно хотел. А вот этот, – он вновь пихнул второго в бок, – он вообще не с нашего факультета, курса, универа и даже не с нашего города, только живет у меня. Но я все равно взял его с собой поиграть.
– А так можно? – нахмурился я.
– Мне можно, – подмигнул он.
Арби усмехнулся.
– Что такое? – улыбнувшись в ответ на смешок, спросил курящий.
– Ты так своего друга описал, – ответил Арби, начав разминать шею круговыми движениями головы. – Примерно так можно описать и меня.
Мы вопросительно на него уставились.
– Ну, – объяснял он, обращаясь ко мне, – я тоже с другого города, ты тоже позвал меня сюда…
– Тогда уж и меня можно так описать, – перебил его я. – Ведь я тоже с другого города. А еще это я у тебя поселился, а не ты у меня.
– Ты поселился у него? Ого, это круто, – закивал парень, задумчиво сделав затяжку. – Еще круче, учитывая, что учитесь вместе. Удобно, – он выдул дым и без слюны сплюнул себе что-то под ноги. – Вы кто? Стоматологи? Педиатры? Лечебники?
– Стоматологи, – ответил я.
– Вы знаете, что ваш факультет только в этом году открылся?
– Так бывает, когда министерство образования решает добавить студентам еще вариантов для денежных профессий, – вставил его друг.
– Да, знаем.
– Классно. По сути, вы что-то типа первооткрывателей. Готовьтесь, – он сделал последнюю затяжку съежившейся сигаретой и скинул бычок на беговую дорожку. – В следующем году вам придется отбиваться от бедолаг-первокурсников.
– В смысле? – спросил Арби.
– Вас начнут донимать расспросами о преподавателях, о предметах, какие экзамены тяжелые, а какие – нет. Всякое такое. Кстати, запомните имя Макаев Рамди Аминович. Этот тип вам нервы заживо сожрет.
– Понятно, – я заканчивал разговор, который и начал-то лишь из вежливости к пострадавшему от меня парню. – Ладно, пойдем мы дальше тренироваться. И кстати я – Саид, а это – Арби.
– Я – Ибрагим, – сказал он, привстав и пожав нам руки. – А это – Ренат.
Тот уже увлекся разговором с остальными ребятами.
– Будем знакомы, – кивнули мы с Арби, побежав на второй круг.
После разминки Сулейман скомандовал нам присоединиться к остальным ребятам, и мы еще немного потренировались с мячом.
– Ну! – крикнул мой дядя, громко хлопнув в ладоши. – Теперь будем смотреть, что вы можете показать в самой игре!
Он был одет в спортивный костюм, в котором не будет холодно зимой, и от одного этого вида мне становилось дурно и душно.
– Я вас в команду уже и так запишу, но хорошо, что вы пришли. Лишних вопросов не будет, – подойдя к нам, он установил по руке у нас на плечах.
– Как тебе пацаны? – запыхался я. – Хорошо играют?
– ДIавал, – он выпятил нижнюю губу, кивая. – Некоторые тут вообще талантище, не понимаю, что они забыли в медицинском институте.
Он подозвал к себе всех, и стал распределять нас на две команды, оставив одних в своих футболках, а другим кидая кислотно-желтые манишки.
– Играем на все поле, одиннадцать на одиннадцать!
– Нас тут больше, – щурясь от солнца, подметил невысокий полный паренек с манишкой в руках.
– Поиграть успеют все, не бойся! Так! – он снова громко хлопнул, докидывая последние манишки. – Асхаб, Хасан, Заурбек, Али…
– Он уже запомнил их имена? – удивленно прошептал Арби.
– Он ведь регулярно держит свою память в тонусе, тренируя малышню.
Мы с Арби попали в команду без манишек, и Сулейман определил нам и остальным наши позиции на поле.
– Усман, давай в защиту слева, Хусейн – направо, в центре… – он потрепал бороду на подбородке, глядя на нас. – Давайте, Арби, Саид – в центре защиты. Бауди – в нападение, Малик – в пару к нему…
Я не был защитником, а играть на последнем рубеже обороны было не самой надежной задачей для меня. Я играл в центре поля и привык руководить игрой, имея подстраховку сзади. Теперь же этой подстраховкой выпало быть мне, но я не стал спорить: мне просто хотелось играть.
– Чего так загрузился? – пихнул мое плечо Арби. – Что-то не так?
– Все нормально, задумался просто… тебе удобно в защите?
Сулейман скомандовал занять свои места по обе стороны центрального круга.
– Да мне на самом деле без разницы, – пятясь к воротам и разминая ноги говорил Арби. – Толкаюсь хорошо. Наверное, это то, что нужно. – Он кивнул на меня. – А тебе в защите как?
– Увидим. Никогда в защите не играл.
– Скажи ему.
Я отмахнулся и Сулейман начал игру.
Поначалу все было вполне нормально, но мяч доходил до меня редко. Учитывая, что я играл на непривычной позиции, это было неплохо: мало ли что я мог учудить, находясь в неудобной игровой ситуации. А вот Арби меня удивил. Он был очень резвым, быстрым; очень высоко выпрыгивал – забирая верховые мячи и каждый раз срывая аплодисменты Сулеймана – а также действительно очень хорошо толкался, в пределах правил выводя соперников из строя. В нашей команде был миниатюрный парнишка, которого звали Малик. У него были сбриты виски и длинная зачесанная поблескивающая челка. Его техника была на уровне профессиональной футбольной академии: он оставлял соперников не у дел почти каждый раз, когда принимал мяч. На вид ему было будто бы лет двенадцать, настолько молодым он казался.
– МАЛИК, ПАС! – кричал Сулейман всякий раз, когда парень входил во вкус, продолжая накручивать бедолаг в манишках. – ПРОСТО ОТДАВАЙ ПАС!
Обратил на себя внимание и Хусейн, игравший в защите справа. Он буквально вспахивал свой фланг, одинаково хорошо отбирая мячи и успешно протаскивая их на чужую половину поля. Но при всей добротной работоспособности Арби и Хусейна, при всей техничности Малика, лидером казался другой человек – Бауди. Этот грузный, крепкий парень действительно был прямо типичным нападающим-столбом. Он был далеко не так уклюж с мячом, как остальные ребята, но габариты позволяли ему бежать напролом, не замечая пытающихся отобрать у него мяч оппонентов. Он забил первые два гола в начальные десять минут игры. В первый раз он, оттесняя защитников, пробежал с мячом в ногах до вратаря и катнул его ему под опорную ногу. Второй раз он замкнул пас на пустые ворота, который выдал ему Малик, представивший буквально цирковое представление из накручивания всех встречных игроков.
– Вот он вытворяет, да? – бросил я Сулейману, пробежав мимо него.
– Далеко не пойдет с таким отношением, – грубо огрызнулся тренер.
В какой-то момент наша команда, можно сказать, «просела по дыхалке», и мы стали пускать соперников слишком близко к воротам. Закончилось тем, что двое из них, эффектно обыграв меня распасовкой, точно так же обставили оставшегося Арби, а потом вышли на нашего вратаря, не оставив ему шансов. Второй их гол тоже не заставил себя долго ждать, но это уже была моя грубейшая ошибка: мы, сбив темп игры, медленно, через короткий пас пытались подобрать момент для того, чтобы выброситься в атаку, но получив очередную короткую передачу от Малика в центре поля, я промахнулся по мячу, заранее высматривая адресата. Конечно же, быстрые ребята из противоположной команды не могли не воспользоваться таким подарком. Они вновь выбежали вдвоем на вратаря, а нам с Арби и Хусейном лишь оставалось пытаться умчаться за ними.
Позиционные атаки требуют серьезной концентрации, потому что замедлившийся темп игры может привести к тому, что соперник, дождавшись удобного момента, неожиданно вспыхивает и всплескивает скоростным выпадом. Я должен был играть защитника, а потеряв бдительность и ощутив себя профессионалом после серии коротких пасов, я старался удивить всех своим видением поля. Я увидел Бауди, путавшего своим движением защитников, и хотел бросить мяч ему на ход, но в итоге растерялся и допустил глупейшую ошибку из всех возможных.
Некоторые ребята подбадривали меня. Арби сразу втащил мне по плечу, убеждая в том, что это ерунда, а Малик сразу подбежал, начав винить себя за неудобный пас.
– Нормально ты пасовал, не наговаривай, – отвечал ему я, пытаясь отвязаться от шума в ушах.
Мне было жутко стыдно, все в глазах расплывалось и укрывалось туманом, а щеки, работая на пару с солнцем, нагревались теперь еще и изнутри. Все становилось хуже, когда я видел, как Усман и Бауди недовольно крутят головой, а Заурбек, игравший в чужой команде, самодовольно хихикал.
Сулейман не стал ничего менять, и я был ему несколько благодарен. Потому что поменяй он мою позицию сразу после этого казуса – на какой-то момент я оказался бы в центре внимания, а это то, чего бы мне хотелось меньше всего.
Когда короткая сорокаминутная символическая игра завершилась с тем же счетом, который образовался после моей ошибки, Сулейман выстроил нас в полукруг, а сам, встав перед нами, начал перечислять имена тех, кто попали в команду. Все те, кто играли мало-мальски сносно (а кто-то и великолепно) – оказались в команде. Как и обещал, Сулейман внес нас с Арби в список.
– На самом деле это жестко, что у нас был только один отборочный день, потому что тут очень много толковых ребят, – сглаживал углы он. – Поэтому не расстраивайтесь, это не означает, что вы чем-то хуже. Но сегодня мой выбор таков.
Далее он продиктовал всем номер своего телефона, и попросил кого-то из нас заняться тем, чтобы мы создали групповой чат для обсуждения командных мероприятий и тренировок. Он обещал, что будет тренировать нас по высшему стандарту, и что сделает все возможное, чтобы мы выиграли турнир.
Когда мы освободили поле, наблюдавшие за тренировкой ребята вскочили с мест и помчали гонять мячи.
– Полная хрень… – запыхаясь, злобно выдул я.
– Чего ругаешься? – говорил Арби, разглядывая играющих. – Нормально было. Может, пойдем еще поиграем?
– Ты оставайся, я пойду с Сулейманом поговорю.
Арби пожал плечами и вернулся на поле, начав чеканить свободный мяч.
Сулейман, окруженный, стоял и отвечал на вопросы пролетевших мимо команды ребят. Они спокойно, без какого-либо недовольства спрашивали у него, за что они оказались вне состава. Я присел на трибуну ожидая, когда он закончит. Мне жутко хотелось оправдаться перед ним, чтобы он не считал меня бездарным, а еще мне казалось, что ему было стыдно включать меня в команду при всех, когда абсолютно каждый видел тот самый момент.
– Сулейман, – обратился к нему я, привстав, когда он направился ко мне. – Я хотел сказать…
– Я надеюсь, – он жестом разрешил мне сесть обратно и сам устроился рядом, – что ты не думаешь, что я зол на тебя из-за той помарки.
– То, что зол, не думаю. Но я хотел сказать… я ведь не защитник. И тем более не последний защитник… это вообще не моя позиция…
– Ты издеваешься? – он весело воззрился на меня. – Я не знаю на какой позиции играет единственный из моих родственников, кто любит футбол так же, как и я?
– Мало ли…
– Это чепуха, Саид! Я знаю, на что ты способен, просто я не знаю способностей других пацанов так хорошо, как твоих. Я тебя туда поставил из-за того, что не было альтернативы. А, учитывая, что ты почти профессионал – ты справился бы лучше всех. Или мне надо было этого шкета с челкой в защиту поставить?
Я приложил усилие, чтобы не вздохнуть с облегчением прямо на его глазах.
– Вот твой друг Арби – это прямо идеальный защитник! И в команде, которая была против вас, ему отлично в пару зайдет Увайс. А тебе будет твое место в центре поля, не переживай, – он подмигнул.
Мы попрощались и я, окончательно успокоившись, побрел к очереди, столпившейся у будки. Все вокруг были как будто давно знакомы друг с другом. Они общались, обсуждая не только отборочный матч, но и справляясь о делах родных и близких. В целом, нет ничего удивительного, что едва знакомые чеченцы расспрашивают друг друга о здоровье членов семьи или делах на учебе – или сразу об успехах на работе, если речь о взрослых – но их общение было куда более близким.
– Зря он так, конечно… – разговаривали стоявшие передо мной Малик и еще один парень, имени которого я не знал. – Это же игра всего лишь.
Я обернулся и увидел, что ребята, оставшиеся на поле, стали делиться на две команды, чтобы поиграть еще раз. Арби, заметив мой взгляд, жестом предложил присоединиться к нему, но я, улыбнувшись, покачал головой.
– А что он сказал именно? – фоном продолжался разговор стоявших передо мной в очереди ребят.
– А тебе сколько лет, Али? – спросил Малик.
– Семнадцать, – отвечал второй.
– А, ну ты не сильно старше, так что могу повторить это перед тобой. Он сказал что-то, что он кусок дерьма, что играть не умеет, а его все равно взяли…
– А мне восемнадцать, – шуточно вмешался я. – Может, я не должен был этого слышать?
Они обернулись ко мне, и я понял, что собеседник Малика – Али – точно ингуш. У него были светлые вдумчивые глаза, рыжеватая копна густых волос и выразительные брови. Сам он был рослым и худым, с донельзя выпирающим кадыком и светлой щетиной.
– О, брат, тебе точно не следовало это слышать, – Али понимающе кивнул.
– Почему? Я просто пошутил, – приподнял руки я и вздернул подбородок в сторону Малика. – Вряд ли и я сильно старше тебя.
– Нет, брат, мне шестнадцать, но он говорит о другом.
– А. Извиняюсь, я случайно подслушал вас.
– Просто речь шла о тебе, это про тебя так сказали, – без особой надобности неуверенно продолжил Малик.
– Что… в каком смысле? – опешил я, округлив глаза. – Вот это сказали? Кусок д-дерь… – от неожиданности я заикнулся. – Эти вещи? Про меня?
– Да, – сочувственно ответил он.
– Зря ты это сказал, – предосудительно воззрился на него Али. – Тебя никто за язык не тянул.
– Кто это был? – уставившись на них, сурово спросил я.
– Ой, – Малик явно понял лишь сейчас, к чему мог привести его незапланированный донос. – Это неважно!..
– Смеешься надо мной? Спрашиваю – кто это сказал?
– Если бы он хотел сказать в лицо – он бы сказал…
– Что ты несешь? Просто скажи мне, кто это был!
Несколько впереди стоящих ребят стали оглядываться на нас. Очевидно, что Малик боялся прослыть ябедой и уже пожалел об этом разговоре, но под моим напором совсем зеленый мальчуган не смог бы держаться слишком долго. Он коротко дернул головой в сторону поля. Я обернулся, увидев, как парни разводят мяч с центра и начинают игру.
– Кто именно? – вернувшись к Малику, уточнял я.
Мне было жаль его, когда я увидел, как он, обреченно опустив глаза, тяжело выдохнул.
– Не переживай, никто не узнает, что это ты мне передал, – заверил его я и с нажимом взглянул на Али.
– Это Бауди был…
Я ничего не понимал и ушам своим не верил. Тут никто меня толком не знал, почти ни с кем из принимавших участие в матче я и не разговаривал, был достаточно тихим и незаметным. Естественно, оставаться незамеченным после моей фатальной ошибки было бы трудно, но с какой стати меня вот так сразу оскорбляют за спиной?
– Он это лично тебе сказал?
– Нет, когда они на поле обсуждали кого взяли, а кого нет, он это среди остальных говорил. Они слышали. Я тоже там стоял.
– Ясно.
Выяснив последнее, что меня интересовало, я резко развернулся на сто восемьдесят градусов и пробежался к полю во время их игры. Я подбежал к владевшему мячом Хусейну и, подставив ногу, помешал ему отдать пас. Я взял мяч в руки, подбросил его и со всей силы пробил по нему ногой, запустив далеко от поля.
– Э-э-э! – загудели ребята.
Я направился к недовольно разведшему руки Бауди, а парни вокруг, почувствовав, что что-то намечается, посеменили ближе ко мне. Я собирался спросить его о том, что услышал и поначалу надеялся, что он станет отнекиваться. Однако наглая ухмылка, обнажавшая кривые белые зубы на чуть выпирающей нижней челюсти и пустой, стеклянный взгляд глубоко посаженных глаз-бусинок над длинным острым носом сразу сигнализировали мне о том, что нормального ответа мне от него не дождаться. Он выглядел как хулиган, как бывалый хулиган. Он был практически лысым, но летом многие брили голову, надеясь не перегревать ее на сильнейшей жаре.
– Я тут услышал, что ты меня обозвал. Это правда?..
Бауди ответил настолько быстро и хлестко, что почти перебил меня:
– Да, правда. Я сказал, что тренер, походу, твой отец, раз он взял тебя. Иначе даже не знаю, что здесь делает такой кусок дерьма.
Этого хватило. Я налетел на него так стремительно, что никто, включая его самого, не успел и глазом моргнуть. Сцепившись с ним в подобии вольной борьбы и почти повалив его на землю, я думал лишь о том, чтобы не бить его по лицу и не трогать его голову. Он весил достаточно больше моего, чтобы не свалиться под моим натиском, и потому я стал выбрасывать кулаки ему в живот, отчего он как-то странно хихикал. Мне на мгновение показалось, что он умалишенный, потому что его реакция была очень странной. Он вел себя точно ребенок, которому удалось довести старшего брата. Конечно же, на нас накинулась толпа, пытаясь разнять.
– Это ты дерьмо, понял?! – вопил я, продолжая молотить его по животу.
То, как меня подмывало сломать ему нос – это было похоже на желание расчесать комариный укус. Пусть это и было необыкновенным для меня, но что-то очень твердой стеной встало между мной и этим поступком. Как будто я не хотел окончательно испортить все свои отношения с этим городом, нанеся увечья еще одному первому встречному человеку.
Поняв, что это нужно заканчивать, я решил ударить его коленом. Занося ногу, я случайно ударил кого-то из тех, кто пытался меня оттащить, и, не обратив на это внимания, сильно вдарил коленом прямо в живот Бауди. Тут он уже не хихикал: простонав, он ослабил хватку, и я вытолкнул его из толпы. Он скрутился на газоне, держась обеими руками за живот.
– А сейчас как тебе?! Смешно?! – цедил сквозь зубы я, утирая пот из-под носа.
Арби и в этот раз грубо расталкивал всех тянущих ко мне руки людей, снова выкрикивая, что он разберется сам. Один из них, все же, оказался проворнее и, обхватив под мышками, начал нести меня. Это был Ибрагим. Он оттащил меня на угол поля, не выпуская из рук.
– Да что тебе надо? – вырывался я.
– Тихо-тихо-тихо, боец, свои ребята, – улыбнувшись, поднял руки он, когда выдавил меня достаточно далеко от заварухи. – Хотел убедиться, что ты успокоился. Ты что тут устроил?
Я устало закатил глаза. Все повторялось.
– Ты все видел. Оставь меня уже.
– Да я и не пристаю, просто не понимаю, что произошло. Такая суета – а причина какая?
– Он оскорбил меня. Хорошо, что это слышал не я один.
– Ну, это Бауди. Я его еще со школы знаю.
– И что?
– Да ничего, – его брови собирались в саркастичный треугольник, и я лишь закипал сильнее.
– Что тебе тут кажется смешным? – спросил я, грозно глядя ему в глаза.
– Бауди этот – очень тупой придурок, смысла с ним дело иметь нет никакого. Он неисправимый. Ударь ты его еще тысячу раз – он продолжит делать то, что делал. А этой нападкой, – он спародировал мой удар коленом, – ты все только усугубил.
– Мне наплевать! – я лишь отмахнулся от Ибрагима, увидев, что Арби общается с кем-то на повышенных тонах.
Я подбежал к ним и услышал, что он меня защищает, оправдывая мои действия тем оскорблением, которое Бауди прилюдно мне учинил.
– Тебя назвать так, ты промолчишь, хочешь сказать? – нагнетал Арби.
Сейчас он выглядел предельно угрожающе, отчего парень по имени Заурбек немного подсел.
– Не надо было так резко набрасываться… – приговаривал Заурбек.
– ДIавала, твоему дружку не надо было языком лишнее чесать. А раз сказал что-то – отвечай за свои слова!
Я встал между ними, оттолкнув Заурбека.
– Что ты ему объясняешь, Арби? – пренебрежительно спросил я. – Не видишь, что он такой же?
Заурбек, качая головой и ухмыляясь, пригрозил мне указательным пальцем.
– А с тобой мы еще не закончили, – по-чеченски сказал он, пятясь к сидевшему на газоне Бауди.
И вот, как обычно, я вновь обо всем пожалел. Бауди не был сумасшедшим, но словно делал все, чтобы таковым казаться. С другой стороны, я понимал, что вряд ли сумел бы не отреагировать на его оскорбление. Я корил себя за то, что не умею терпеть; за то, что отличаюсь от других чеченцев; корил себя за то, что я с Москвы; корил Сулеймана за то, что поставил меня в команду с этим Бауди; корил Малика за то, что он передал мне эти оскорбления; корил себя за то, что плохо провел этот матч, ведь из-за моей игры теперь и этот день был испорчен.
Все шло не так. Я вновь чувствовал себя маленьким мальчишкой, которого другие грозненские дети дразнили и задирали из-за того, что понимали, что он откуда-то издалека.
– Плевать на них! – Арби уводил меня к будке. – Заберем свои вещи и уезжаем отсюда.
Бросив еще один взгляд на поле, я увидел, что все наблюдают за нами: Бауди, морщившийся от болей в животе, его друг Заурбек, склонившийся над ним и держа руку у него на плече, и сочувственно ухмыляющийся мне Ибрагим – все они безмолвно провожали нас.
– Я снова выглядел странно? – тихо спросил я Арби, когда мы прошли к будке мимо расступившихся студентов. – Надеюсь, сейчас ты так не считаешь.
– Если кто-то и выглядел в этой ситуации странно – то точно не ты.
Я тебя поняла. 16:28
Припёрся в Грозный, а со мной даже не связался. 16:28
А ведь мы почти что родные брат с сестрой. 16:29
Ладно я. Тебе перед теткой своей не стыдно? 16:29
Теперь чтоб ноги твоей не видела! 16:29
Когда мы с Арби вернулись с отборочной тренировки, я сразу же, спасаясь от жажды, завалился спать в своей комнате, надеясь доспать до ифтара, но сообщения моей двоюродной сестры Лианы разбудили меня.
Ну, все, началось. 16:33
Во-первых: прости, что не написал тебе. 16:33
Во-вторых: сегодня приеду к вам. 16:34
Буду у вас есть и пить. 16:35
На фиг не нужен. 16:36
Если приедешь – огребешь бейсбольной битой. 16:37
Во-первых: э-э-э, ты как общаешься? 16:37
Во-вторых: откуда у тебя бейсбольная бита? 16:38
Во-первых: почему ты пишешь «во-первых» и
«во-вторых»? Это такой новый каламбур? 16:39
Во-вторых: когда будет «в-третьих»? 16:39
Я увидел всплывающее уведомление из другого чата – с мамой.
Ты серьезно не поехал к Асе? 16:39
Ты меня опозорить хочешь? 16:40
Я никого об этом не спрашивала. Думала, что ты сам
сделаешь все, как надо! 16:41
Алелай, и это мой сын… 16:41
Я вновь открыл чат с Лианой.
В-третьих: ты позорная ябеда и сегодня
ты у меня получишь. 16:42
Арби выполнял работу по дому, вынося в коридор вещи, которые нужно было выбросить, и освобождая в своей комнате место для пылесоса, чтобы он не мешал в коридоре и гостиной. Он отказался от моей помощи, после чего я сказал ему, что на ифтар поеду к тете с сестрой.
– Ты можешь поехать со мной, – предложил я.
Дунув на свою взлохмаченную челку, он показал мне свои пыльные от старой тумбы руки.
– Я тут слегка занят.
– А я и не видел, что у тебя в комнате есть старая мебель.
– Ты не заглядывал в угол – за дверь. А еще ты не видел, что творится на балконе.
– Вы же недавно ремонт делали? – вопросительно воззрился я на груду из старых книг, разобранный деревянный стол и старую обувь.
– Да, – ответил он, перемещая с моей помощью тумбу в коридор. – Но сначала мы заняли квартиру мебелью, которая уже была у нас. Мама не решалась ее выбросить. А теперь… – он осекся, вытерев нос чистой стороной ладони. – В общем, теперь я это все вынесу.
– Я тебе помогу.
Мы по очереди вынесли разваливавшиеся части стола и тяжеленую угрюмую коричневую тумбу с облезлой позолотой на ручках. Мы не стали забрасывать все это в мусорный контейнер, решив оставить лежать рядом на случай, если кому-то это понадобится. Книги и одежду, сложенные в плотные пакеты, он оставил дома. Я сразу понял, что он хочет раздать их нуждающимся, и потому не стал расспрашивать.
– Где живут твои родственники? – спросил он из ванной под шум воды.
– Дом на РТС.
– Это напротив Ипподромной?
– Да… ты картошку жарить будешь? Или это для супа.
Я сидел на кухне и увидел пару неочищенных картофелин рядом с миской, где плавали уже очищенные. Арби мыл руки в ванной и отвечал оттуда:
– Я пожарить думал. Но мне без разницы. Если хочешь, сделаем суп.
– Мне тоже все равно, – я дочищал оставшиеся клубни, бросая кожуру в ведро.
Арби вышел из ванной, вытирая руки полотенцем, наблюдая мной.
– Ты это у дяди привык наделать дел по дому, чтобы потом выйти без чувства вины?
Я удивленно уставился на него, осторожно указывая на него пальцем.
– Не говори мне, что сам делаешь так же.
– Тогда откуда, по-твоему, я знаю про этот психологический ход?
– Обалдеть, – засмеялся я. – Это поразительно.
– Только я – не дядя, – он взял миску с картошкой и стал нарезать ее на доске. – Так что можешь спокойно идти по своим делам.
– Ну, раз ты так много знаешь, то должен знать еще кое-что, – я пожал плечами. – Привычка – дело такое. Приобрести ты ее можешь где угодно, с кем угодно, и под влиянием чего угодно. А оставаться она с тобой будет и в других условиях.
– Значит, надо формировать новые.
Предупредив свою тетю, что я скоро приеду, я сел в такси и добрался до нужного дома. Меня встретила недовольная Лиана, и я вдруг понял, как сильно я по ней скучал. Все детство мы провели вместе, и о том, что мы не родные брат с сестрой, мы узнали достаточно поздно. Наших матерей мы воспринимали как общих, и если свою я называл «мама», то ее мама была для меня «хаз-мама», что можно перевести как «красивая мама». Подобные прозвища не являлись чем-то необычным для чеченцев, а напротив – встречались повсеместно. К человеку до конца жизни может прицепиться прозвище, которое он получил в детстве; или же ребенок – будь то племянник, сын или внук – как-то по-своему называет кого-то из старших, неосознанно увековечивая свой детский лепет среди родственников.
Отец Лианы умер еще до ее рождения, и потому наша родня, сильно сочувствуя, всегда помогала им. Их было всего двое, Асет и Лиана, мать и дочь, но за их спиной всегда стояли и будем стоять мы – сотня родственников, готовых подставить плечо.
С Лианой мы являлись практически родными братом с сестрой и по Шариату, так как будучи грудными малышами имели двух общих кормилиц. Мы родились в военное, тягостное время, а жизнь шла своим чередом. Болезни и прочие трудности не ждут, пока ты не обретешь положения, в котором тебе было бы легче с ними справиться. Так происходило, что Асет нужно было отлучаться от крохотной Лианы, чтобы залечить свои проблемы с сердцем, а случалось и так, что моей матери нужно было срочно отъезжать с отцом в Чечню. Таким образом мы с Лианой были молочными братом и сестрой, что практически приравнивает наше родство к единоутробному, а также мы были счастливыми обладателями двух матерей. Я очень любил своих тетю с сестрой.
– О, вот и явился главный олух и засранец этого города! – дружелюбно поздоровалась Лиана.
– Это ранит, – ответил я, приобняв ее.
– Хаз вукх хьо29! – показалась из-за коридора Асет, с приукрашенным недовольством на меня взирая. – Вспомнил своих ненхой30, неужели!
– Я сейчас возьму, развернусь, и уйду!
Мы обнялись с тетей.
– Ладно, сейчас ведь Рамадан, не будем жестить, – сказала Асет, успокоившись.
Асет была учителем русского языка по образованию и именно этим и занималась до войны. После тяжелых военных лет, которые для нее прошли особенно трагично, она вернулась сюда и занималась мебельным магазином, достигнув при этом действительно больших успехов. Не без небольшой помощи родни, она сумела устроить себе и дочке комфортную жизнь. Дом, в котором они жили, был редким для чеченской женщины случаем самостоятельной покупки, а не наследного владения, и я был безмерно рад за них.
– Голодный? – спрашивала она, уходя в кухню в своем развевающемся домашнем платье.
– А ты как думаешь? – шел я следом.
– А мы о тебе вообще не думаем. Или ты считаешь, что это только ты нас забыл, а мы тут сидим и плачемся по тебе? – язвила Лиана.
Гастрономический талант чеченских женщин был чем-то столь обыденным, что даже не вызывал особенного восхищения. «Если чеченка готовит невыносимо вкусно и много – значит, с ней и ее генами все нормально». Лиана корила меня за эту шутку, которую я считал безобидной.
Столы Асет, как и любой моей тети, были наполнены большим количеством разных блюд. Тут и три-четыре вида салатов: с гранатом, с грибами и грецкими орехами, с мясом и лимоном; котлеты из говядины, вареная баранина, чепалгаш, пироги с картошкой, пироги с мясом… все то, что не оставит равнодушным ни одного чеченца.
– Хаз-мам, это вообще кому столько всего? Вроде бы вы совсем недавно узнали, что я приеду.
– Ах ты негодяй! – засмеялась она, выкладывая галушки на тарелку из кастрюли. – Думаешь, ты единственный, к кому мы так готовимся? На! – она с чувством выставила мне дулю.
Я опешил, не понимая, обижаться мне или смеяться:
– Ты что, мать, берега попутала?
Они расхохотались, усаживаясь за стол и приглашая меня.
– Я тебе говорила, – Асет обращалась к дочери. – Слишком долго нам против него не устоять. Сколько там времени осталось?
– Через четыре минуты уже азан, – ответила Лиана.
Асет выставила по стакану воды и чашке фиников перед нами, и, как только наступило время вечернего намаза, мы совершили разговение финиками, а потом помолились. После молитвы мы вернулись за стол и принялись кушать и общаться.
