Kitabı oku: «Французский перец», sayfa 16
Поднимаюсь по ступенькам, слыша трубный голос Александра Васильевича, распекающего нерадивых телохранителей.
– А вот и ты! Явилась! – злобно зыркает в мою сторону. – А ну, пошла! – грубо толкает меня в спину.
– Что, уже уходим?
– А ты думала, я тебя развлекать сюда привёз?
Егор подает мне пальто. Одеваюсь так быстро, как только могу.
– Всё! Поехали! Нечего тут больше делать!
Встреча с Жильбером поселяет в душе тревогу. Всю ночь не могу уснуть, думая о том, знает ли Пуавр о моих отношениях с Елизаровым? Черт побери, даже если он ничего не знает, то не позднее, чем завтра, все российские СМИ раструбят о новой спутнице одного из богатейших людей страны. Ни капли не сомневаюсь в этом. И что тогда будет? Зачем только Елизаров потащил меня на эту премьеру? Разве он не знал, что Пуавр в России? Он не мог этого не знать. Сделал специально? Но зачем? Я очень надеюсь, что Драка приедет раньше, чем Пуавр успеет что-то предпринять. Пьер – моя последняя надежда. Но почему я так уверена в Драка? Они же родственники. И почему он не сказал мне, что Жильбер в России? Забыл? Не подумал? Или? Не хочет ли Пьер помочь ему? В моей голове столько вопросов, не находящих ответов, что она скоро треснет от натуги.
Глава 27. Елизаров. Последняя капля
После встречи с Пуавром не нахожу себе места. В каждом незнакомце вижу Жильбера. Сердце дико клокочет, стоит мне переступить порог онкоцентра. Я ужасно боюсь встретить его там, но ещё больше я боюсь не найти Арно. Обнимаю сына, а внутри всё дрожит от страха за моего мальчика. Мне страшно, что Пуавр всё-таки доберется до него. Что-то подсказывает мне: наша встреча в театре была не случайной. Жильбер здесь, чтобы разлучить меня с моим Арно. Мой Арно. Мой любимый малыш.
Проходит два дня, и мой кошмар становится явью. Придя в больницу, я узнаю, что Арно перевели в отдельную палату. Внутри сжимается от нехороших предчувствий. Дежурная медсестра провожает меня к сыну. Каждый шаг даётся с трудом. Небольшой больничный коридор кажется мне бесконечным. Наконец оказываюсь возле дверей палаты «люкс». Жильбер сидит у кроватки Арно. Держит малыша за руку, глади по голове и что-то ласково приговаривает. Мир перед глазами смазывается, расплывается, точно акварельные краски, нанесённые на влажный белый лист. Смаргиваю слёзную пелену и делаю шаг внутрь. Тело бьет мелкий озноб. Словно завороженная, смотрю на открывшуюся взору идиллию. Когда-то давно, в прошлой жизни, я мечтала увидеть их вместе – Арно и Жильбера. Но сейчас это зрелище повергает меня в шок. Я не верю. Не верю своим глазам. Этого не может быть. Это всего лишь сон, навеянный моими страхами. Еще немного, и я проснусь.
За какие-то несколько секунд, точно старая пожелтевшая кинолента, перед глазами проносится вся моя жизнь. Вскоре Арно замечает меня. Морщит болезненно бледное, будто подсвеченное изнутри личико и начинает хныкать. Пуавр поворачивается и долго смотрит на меня, прежде чем начать говорить.
– Вот видишь, Арно. Она пришла. Как я и обещал.
Делаю несколько неуверенных шагов и подхожу к кроватке сына.
– Я здесь, мой хороший, – губы предательски дрожат. Ощущение неотвратимости будущего охватывает меня. Как же страшно потерять Арно. Наклоняюсь и целую сына. Мне хочется взять его на руки, прижать к себе и не отпускать, но я не могу. Очередная капельница, подключённая к крохотной ручке, не позволит мне этого сделать.
– Карин, нам надо поговорить, – подзывает сиделку жестами и показывает ей, что хочет побеседовать со мной за пределами палаты.
Выходим в коридор, и та мягкость, с которой он говорил до этого, тут же куда-то улетучивается. Берёт меня под локоть и ведет в небольшой холл возле лифтов.
– Почему ты не позвонила мне, когда он заболел? – слова сыплются холодным градом, ударяя по самому больному. – Почему я узнаю обо всём от посторонних людей?
Смотрит колким пристальным взглядом.
– Чего ты добиваешься? Хочешь, чтобы он тоже умер?
Молчу, виновато поджав губы. Тяжело дышит, не отрывая глаз от моего лица. Что он хочет от меня услышать? Он и так всё прекрасно понимает. Разве нет?
– Ответь мне, почему?! – хватает меня за плечи и грубо встряхивает. – Смотри в глаза! Почему?! – гневно шипит. В голосе злость и негодование.
– Кто? – вырывается у меня. – Кто тебе рассказал? Пьер, да? Это Пьер?
– Какая теперь разница! Ты не об этом должна думать! Твой сын умирает! Ты хоть это понимаешь?!
– Это Пьер… – выдыхаю я, констатируя факт. Ну конечно же, это он! Кто же ещё! Как я могла ему поверить? Наверняка после нашего разговора он тут же позвонил своему дорогому родственнику. Поэтому-то он ничего не стал рассказывать о Жильбере. Всё сходится. Какая же я дура! Дура! Дура! Ругаю себя за свою опрометчивость.
– Я договорился с одной из лучших клиник. Арно ждут в Израиле.
Слова Пуавра смазываются, тонут в поглотившем меня отчаянии. Он хочет увезти от меня моего мальчика. Жильбер хочет отнять у меня сына. Почему, Пьер? Почему? В черепной коробке бьётся лишь одна мысль: «Драка меня предал!»
– Ты должна подписать документы на сопровождение Арно.
Боже, ведь Драка обещал сегодня встретиться со мной. Но зачем? Зачем же тогда? Зачем?! Чтобы посмеяться мне в лицо? Рассказать, как они ловко меня провели? Неужели Пьер так и не простил мне того, что я ему отказала? Это его месть за отвергнутую любовь? Меня трясёт, я начинаю молча рыдать. Я одна. Меня предали! Какая же я дура!
Жильбер не выдерживает моей истерики, забывается и орёт:
– Слышишь?! Если хочешь, чтобы твой сын остался жив, ты должна подписать бумаги!
– Ты заберёшь Арно, – внутри все дрожит. – И я никогда больше не увижу его. Никогда… Ты не дашь… Ты заберёшь его у меня… Заберёшь… Арно мой… Мой. Он только мой…
Слёзы частят, чертя на щеках холодные дорожки, скатываются к подбородку и капают вниз, оставляя на одежде тёмные мокрые пятнышки.
– Да очнись ты, наконец! – Пуавр в очередной раз грубо встряхивает меня, больно сжимая плечи. Шипит сквозь плотно стиснутые челюсти: – Идиотка! Я хочу спасти его! Бумаги! От тебя мне нужны только бумаги! Если Арно умрёт, я тебя уничтожу! Слышишь?!
– Арно мой… Мой, – вою в ответ, не в силах справится с истерикой. – Он мой… Мой… Мой…
Хлёсткая пощёчина обжигает мне лицо и даёт прийти в себя.
– Прекрати ломать комедию! Жизнь Арно – вот, что сейчас главное! Не ты! А он! Он! Черт возьми! Он! – глаза Пуавра мечут молнии.
Затравлено гляжу на него, громко шмыгая носом. Делает глубокий вдох и продолжает уже спокойно:
– Мы сейчас с тобой садимся в машину и едем к консулу. Как только бумаги будут готовы, мы с Арно уезжаем в Израиль.
– А я?
– Мне всё равно, что ты будешь делать… Пусть о тебе заботится твой новый любовник!
Последняя фраза, брошенная пренебрежительно, жгучей болью врезается в сердце. Жильбер всё знает! Он всё знает! С силой зажмуриваюсь, не желая видеть брезгливость в его взгляде. Елизаров и я. Понимаю, как это выглядит. На что я рассчитывала? Выйти в свет с олигархом и остаться незамеченной?
Хватает меня за руку и буквально волочит к лифтам. Я унижена и раздавлена. Чувствую себя последней дрянью. Запихивает меня в знакомый автомобиль. Тот самый, на котором Пуавр передвигается по Москве, когда бывает в России. Безвольно подчиняюсь ему, точно тряпичная кукла. Разве для Жильбера существуют очереди и предварительные записи? Нет, он второе лицо в одной из крупнейших международных торговых компаний. Не сомневаюсь, что в консульстве для него сделают исключение. Вскоре мои ожидания оправдываются. Нас принимают почти сразу.
В груди нестерпимо ноет, когда ставлю свою подпись в нужных местах. Ну вот и всё! Жильбер увезет моего мальчика, и я никогда не увижу его. Из здания посольства выхожу полностью опустошённая, будто из меня вытряхнули внутренности. Бреду по тротуару, не понимая куда и зачем. Могу ли я вернуться к Арно? И имеет ли теперь смысл встреча с Драка? Моя жизнь закончилась. Точка. Её больше нет. В голову лезут дикие мысли о самоубийстве. Отмахиваюсь от них, как от назойливых мух. Жильбер увезет Арно за тысячи километров от меня. Арно будет жить. Будет. У него будет шанс. Наверное, я плохая мать, раз допустила, чтобы он заболел. Раз так долго боялась просить помощи у Жильбера. Все мои попытки спасти сына теперь кажутся глупыми и нелепыми. Ради чего я терпела издевательства Елизарова? Зачем всё это было? Зачем? Я ужасная мать. Наверное, я не достойна своего сына. Но видит Бог, я люблю его больше жизни! И потерять Арно – для меня самое страшное наказание.
Назойливое дребезжание телефона в кармане пальто прерывает ход моих невесёлых мыслей. Достаю смартфон и с безразличием смотрю на вызывающий номер. Зачем отвечать Драка? Сбрасываю вызов, но телефон вновь начинает противно пиликать и вибрировать в зажатой ладони.
– Алё! – я не жду от Пьера оправданий, нажимаю зеленую иконку скорее машинально.
– Карин? Где ты? Я уже полчаса жду тебя?
– Зачем?
– Как? Мы же договорились? – недоумевает Пьер.
– Для чего нам встречаться, если ты обо всём рассказал Жильберу?
– Я?!
– Я только что подписала бумаги на вывоз Арно из России. Надеюсь, ты доволен.
– О чём ты говоришь, Карин?
– Не лги мне, Пьер! – морщусь я. – В твоем исполнении это выглядит отвратительно.
– Карин, поверь, я никому ничего не рассказывал.
– Но откуда он тогда узнал? Разве не ты сказал ему, где искать Арно?
– Карин, это не я! Поверь! Я даже не знаю, в какой больнице он находится.
– Да? – начинаю припоминать наш разговор. А ведь точно, я ничего не говорила Пьеру о больнице. Тогда откуда? Тут меня осеняет – Елизаров! Я же сама обо всём рассказала его телохранителю. Сама вручила этому садисту ключи от всех моих секретов. Собственноручно сдала пароли и явки. Неужели я думала, что цепной пёс скроет от хозяина, как оказалось, такую важную для него информацию. Возможно, Елизаров сам приказал Егору разговорить меня. Но зачем ему это? Зачем?
– Так тебя ждать?
– Прости, Пьер, не сейчас! Кажется, у меня появились дела. Перезвоню позже.
Пазл начинает складываться. Ну конечно же! Как бы Жильбер справился без посторонней помощи? Это Елизаров помог ему в больнице. Пуавра, знающего по-русски от силы три слова, никто бы и слушать не стал. Это все он! Он! Елизаров! Я готова задохнуться от злости и негодования. Но для чего он это сделал? Какой ему интерес помогать Пуавру?
Беру такси и еду в особняк Елизарова. За окном уже темно. Мне всё равно, сколько сейчас времени. Во мне клокочет ненависть. Я настолько разъярена, что готова порвать его на куски. Звоню в домофон и быстрым шагом пересекаю внутренний двор. Взлетаю по ступенькам и, войдя внутрь, тут же направляюсь в кабинет, следуя словам Егора, брошенным мне с порога.
Кажется, Елизаров приготовился наказать меня, но в этот раз у него ничего не выйдет. Неужели он думает, что я буду терпеть его выходки, после того, что он сделал? Да я лучше сдохну!
Захожу в кабинет, распахнув дверь так, что она ударяется о стену и летит обратно навстречу косяку, с грохотом захлопываясь.
– А не охренела ли ты, подруга? – Елизаров стоит посреди кабинета, удивлённо вскинув на меня брови. В руках клюшка для гольфа, на полу, в метрах трёх от него, кружка, служащая лункой. Александр Васильевич тренирует свои навыки игры в гольф.
Не обращаю внимания на его выпад. Стою перед ним, тяжело дыша. Слышу, как собственное сердце бьёт в набат. Гад! Руки сами собой сжимаются в кулаки.
– Чё таращишься, корова? Была где?
Молчу, пытаясь унять дрожь внутри. Я вся, как сжатая пружина. Еще немного, и я вцеплюсь в его поганое лицо.
– Была где, спрашиваю! – повышает голос, брезгливо морщится.
– Зачем? – шиплю я в ответ.
– Чё?! Не расслышал! Ты чё там мычишь, корова недоенная?
– Зачем Вы рассказали Пуавру?! Вы же обещали!
– Слышь, ты! Я тебе ничего не обещал! Ты сама пришла и разложилась тут передо мной за бабки! Чё, не так?!
– Вы же сказали…
– Я те сказал?! Ты ничего не попутала, шаболда?!
– Но Вы же! Вы же!..
– Да пошла ты на хер! Дура! – неприятно кривится, приноравливаясь клюшкой к мячу.
Я уже ничего не понимаю. Это он что, гонит меня? Но тогда зачем всё это было? Зачем?
– Хотите, чтобы я ушла?
– Да! – орёт. – Овца тупая! Задолбала ты меня! И ты, и твой щенок! Собирай манатки и проваливай!
– Зачем же ты тогда?! Гад! – тормоза срывает. Я в один прыжок оказываюсь возле Елизарова и вцепляюсь в его самодовольную морду, точно дикая кошка. – Скотина! – верещу я. Меня уже не остановить. Ярость застилает глаза. Я царапаюсь, кусаюсь, отчаянно молочу кулаками куда придется.
– Сука! – изворачивается и бьёт меня наотмашь. Отлетаю от него. Скула горит, но в пылу драки я не чувствую боли. У меня одна цель – уничтожить эту гадину, растоптать, стереть с лица земли. Мразь! Мразь! Ненавижу! Вновь с визгом кидаюсь на него. Елизаров теряет равновесие и падает навзничь. Приподнимается на локтях и трясёт головой, приходя в себя.
– Ну всё, сучка… – цедит сквозь зубы. – Тебе конец!
Его лицо перекошено злобой. Меня охватывает ужас от осознания, что жить мне осталось недолго. Вижу всё, как в замедленной съемке, отступаю назад и падаю, спотыкаясь о клюшку, выпавшую из рук Елизарова во время драки. Он встаёт и медленно идёт на меня. Отползаю к двери, нащупывая рукой, чем бы мне защититься от его ударов. Полированное древко ложится в руку будто само собой. Елизаров делает короткий выпад, желая ухватить меня. Я уворачиваюсь и вскакиваю с пола. Замахиваюсь и бью что есть мочи. Елизаров оплывает к моим ногам и валится лицом вниз. Меня захлестывает волна восторга, смешанная с немалой дозой отчаяния. Он не должен встать! Если Елизаров сейчас встанет – мне конец! С силой бью металлическим крюком по лысому черепу. Он вздрагивает. Сердце взрывается страхом. Нет! Нет! Нет! Он не должен встать! Истерично молочу по его голове. Тело у моих ног мелко подрагивает. Затылок расцветает алым. Тёплая кровь брызжет, орошая острые мыски бежевых туфель.
«На! На! На! Получи! Получи!» – бьётся в моём мозгу. Я продолжаю лупить клюшкой по лысой окровавленной голове до тех пор, пока древко в руках не ломается, рассыпаясь на куски. Это заставляет меня очнуться и отпрянуть. Я с ужасом смотрю на то, что натворила. Елизаров лежит неподвижно. Вокруг растекается кровавая лужица. Я не верю своим глазам. Неужели я убила его? Обхожу тело и заглядываю в лицо. Зрачки сузились и застыли. С уголка рта на пол течет тоненькая красная струйка.
«Я убила его!» – я будто покрываюсь инеем изнутри. Меня начинает знобить. К горлу подкатывает ком, на глаза наворачиваются слёзы. Еще немного, и меня стошнит прямо на труп Елизарова. С силой зажимаю рот рукой, пытаясь сдержать рвотный позыв.
«Что же я наделала? Что теперь будет?» Замираю, прислушиваясь к звукам дома. Мне надо срочно выбираться отсюда. Если меня застукают над трупом, то я из роскошного особняка Елизарова прямиком направлюсь в каталажку. Мне нельзя. Я не могу сесть в тюрьму.
Знаю точно, что за дверями кабинета ждет Егор. Мне как-то надо перехитрить его. Шансы не велики, но они есть. Нельзя раскисать! Надо собраться и сбежать отсюда. Конечно, вероятность того, что меня быстро поймают, очень велика. Но я должна попытаться. Ради сына. Я должна.
Делаю глубокий вдох и собираюсь с мыслями. Тело напрягается, точно тетива арбалета. Поднимаю с пола сумочку, трясущейся рукой достаю зеркальце и разглядываю себя. Губа разбита и распухла, на скуле красуется кровоподтёк, волосы всклочены. Вижу в зеркало труп, лежащий за моей спиной, колени дрожат, ноги становятся ватными. Я не смогу. Меня поймают и посадят. А что если не посадят? Егор попросту пристрелит меня, застав в кабинете рядом с трупом хозяина. Кровь гулко пульсирует в барабанных перепонках. Судорожно подправляю макияж, пытаясь замаскировать следы драки на своём лице. Одёргиваю юбку и выхожу из кабинета. Егор спит, развалившись в кресле. Его не волнуют крики и вопли, доносящиеся из кабинета хозяина. Он уже давно привык к особенностям любви Елизарова. Стоит мне закрыть за собой дверь, как Егор открывает глаза. Улыбаюсь через силу и говорю, что Александр Васильевич просил не беспокоить. Егор кивает и снова засыпает. Спокойно пересекаю гостиную и иду к двери. В груди клокочет, мне хочется припустить со всех ног, но нельзя. Это может вызвать подозрения. Выхожу за дверь и прохожу через двор к воротам, вся превратившись в слух. Я ужасно боюсь, что сейчас меня остановят. Вот сейчас я услышу за своей спиной крики с приказом остановиться. Вся сжимаюсь, когда давлю на кнопку. Домофон издает характерный неприятный писк. Выхожу на улицу. Я всё ещё не верю, что мне удалось выскользнуть незамеченной из дома. Спокойно прохожу вдоль забора под прицелом камер видеонаблюдения, и как только оказываюсь вне поля видимости, тут же бегу прочь.
Выбравшись из посёлка, бреду вдоль шоссе. Мимо проносятся машины, обдавая слепящим светом фар. Откуда-то из темноты вечернего неба сыплется водяная крошка. Иду, не чувствуя ни холодного ветра, забирающегося под одежду, ни влаги насквозь пропитавшей пальто, ни усталости, превратившей тело в вату. Я не хочу ни чувствовать, ни понимать, ни вспоминать. Мне хочется брести бесконечно долго, чтобы эта темнота и дорога не заканчивались никогда. Я не хочу возвращаться туда, в мир людей, где столько боли, обмана и разочарований. Я больше ничего не хочу. Не хочу. Я ощущаю себя так, словно моя душа давно отделилась от тела и витает далеко отсюда. Все мои надежды, все мои мечты, любовь, ненависть, нежность, злость – всё куда-то исчезло, потонуло в темном водовороте событий. Меня больше нет. Я лишь тень. Жалкая, холодная, пустая тень. Во мне не осталось ничего от прежней жизни. Что теперь будет? Куда мне идти? У меня больше нет будущего. Жильбер заберет Арно, а меня посадят в тюрьму. Я выйду в лучшем случае лет через пять. Ни дома, ни семьи, никого, кто бы ждал меня на свободе. Нужна ли такая свобода? К чему всё это? Зачем?
В горле стоит влажный ком, но глаза сухи. Я не могу плакать. Моя боль сконцентрировалась во мне, впилась колючкой в сердце и не хочет никуда уходить. Моя жизнь – кромешный ад, без будущего, без любви, без надежды. Лучше бы мне было умереть, чем вот так. Зачем я не дала Елизарову убить себя? Я плохая мать. Арно не нужна мать-убийца. Боже, за что? За что?
Бреду, потеряв счёт времени. Ноги уже не держат. Я вот-вот свалюсь в придорожную грязь, лягу прямо тут и окоченею к утру, точно какая-то бродяжка. Но я не хочу умереть вот так, на обочине дороги. Надо дойти хотя бы до какого-то укрытия. Впереди вижу коробку остановки. Из последних сил добираюсь до неё и падаю на холодную скамейку. Отвратительно пахнет мочой и сыростью. Тяжело дышу, наблюдая, как изо рта вырываются облачка пара.
Руки закоченели от холода. Пытаясь согреть, прячу их в карманы пальто. Онемевшими пальцами нащупываю холодный прямоугольник телефона. Достаю и включаю его. Сколько уже прошло с тех пор, как я ушла из особняка? Час? Два? Три? Смотрю на загоревшийся экран и вижу несколько пропущенных вызовов от Пьера. Горько усмехаюсь, вспоминая своё обещание перезвонить. Когда это было? Целую вечность назад. Я хочу позвонить ему сейчас. В последний раз услышать голос из прошлого. В самый последний. Ведь Пьер всегда хорошо относился ко мне. Отчего-то я уверена, что эта ночь всё изменит. Нажимаю вызов. В трубке слышны длинные гудки.
– Алло, Карин!
– Пье-ер, – хриплю я чужим, незнакомым голосом.
– Что с тобой? Где ты? – он волнуется за меня. Пьер, милый Пьер.
– Всё плохо, – на глаза наворачиваются слёзы. – Я не знаю, где я… Кажется, в преисподней…
– Карин, ты хорошо себя чувствуешь? – наверное, думает, что я пьяна. Лучше бы я напилась.
– Плохо… Очень плохо… Елизаров, – я замолкаю.
– Что Елизаров? При чём тут Елизаров?
– Ты ничего не знаешь? – слабо улыбаюсь. – Ты же ничего не знаешь…
Шумно выдыхаю.
– Карин, где ты?
– Ты ничего не знаешь… ничего…
– Карин?
– Я убила его, Пьер…
– Что? Я не понял, Карин! Повтори! Тебя очень плохо слышно.
– Я убила его…
– Кого ты убила? Я не понял, Карин!
– Елизарова. Я убила Елизарова…
– Карин, ты… Ты бредишь?
– Нет, Пьер. Я его убила… Убила…
Слёзы затопляют меня. Становится нечем дышать.
– Прости, Пьер, – шепчу я, едва шевеля губами. – Прости…
– Карин! Карин! Ты где, Карин! Я приеду за тобой! Карин!
– Не надо… Все кончено… Ты уже не поможешь…
– Карин, не бросай трубку! Карин! Скажи, где ты?
– Не знаю… Где-то на трассе… Лежу на скамейке вонючей автобусной остановки…
– Ты на Рублево-Успенском шоссе?
– Не знаю… наверное…
– Где именно, Карин? Где именно?
– Да не знаю я! – вою в телефон. Зачем он мучает меня?
– Никуда не уходи! Я приеду за тобой! Слышишь? Никуда не уходи! Дождись меня.
Отключается. Кладу смартфон обратно в карман пальто. Куда я денусь? Ноги уже не держат. Драка хочет найти меня и забрать. Забрать отсюда. Мысль оказаться в теплом салоне его автомобиля приятно греет. Я закрываю глаза и поджимаю под себя ноги. Порывы ветра заставляют меня дрожать. Тонкие стеклянные стены не слишком защищают от холода. А что если полиция найдет меня первой? Да какая теперь разница… Я всё равно не могу больше идти. Мне только и остаётся, что ждать.
Глава 28. Марин Леру. Прощай, Карин!
Не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как я разговаривала с Драка по телефону. Это было так давно. Кажется, в прошлой жизни. От усталости уже не понимаю, где я и что со мной. Но спать не могу. Просто лежу на скамейке и смотрю, как мимо с гулом проносятся машины. Пролетают, вспыхивая белёсыми фарами, и навсегда тонут во мраке ночи. Слышу, как у обочины, шурша колесами, останавливается автомобиль. Хлопает дверца, быстрые шаги шелестят по мелкому гравию. Поднимаю глаза и вижу перед собой Пьера. Он присаживается рядом на корточки и заглядывает мне в лицо. Кладет тёплую ладонь на моё плечо.
– Пойдём, Карин.
Смотрю на него, Драка кажется мне сном. Я так давно не видела его. Неужели у Пьера такие глаза? Почему я никогда не замечала их. Тёплые, чайно-карие, под широкими светлыми бровями. Пьер с грустью и нежностью глядит на меня.
– Давай я помогу тебе подняться, – подхватывает под руки и ведёт к машине. Не чувствую ничего, кроме дикой усталости. Еле передвигаю ноги, тело весит целую тонну. Пьер усаживает меня на переднее кресло и садится за руль. Цокает языком.
– О-ля-ля, Карин! Что с твоим лицом? – протягивает руку, осторожно касаясь распухшей скулы. – Он бил тебя?
Чувствую, как глаза наполняются горячими каплями. Мне становится жаль себя. Едва заметно киваю, боясь расплескать скопившуюся влагу, но у меня ничего не получается. Слёзы предательски соскальзывают с ресниц и катятся по щекам.
– Моя бедная девочка, – проводит ладонью по спутанным волосам. – Бедная, бедная девочка, – повторяет он.
Я тону в его теплом, таком знакомом голосе, падаю в уютную бесконечность. И меня прорывает. Начинаю надрывно рыдать, громко шмыгая носом.
– Ну-ну… – обнимает и гладит меня по плечам. – Не надо. Всё хорошо. Я здесь. Я рядом с тобой. Я никому не позволю тебя обидеть.
Заводит машину и везёт меня в глухую московскую ночь. Я успокаиваюсь. Усталость и тепло салона делают своё дело – проваливаюсь в забытьё.
Просыпаюсь, только когда машина подъезжает к дому Драка. Память тут же возвращает меня в ужасную реальность. Я убила Елизарова. Я убила его. Убила. Меня трясёт. Полиция, наверное, уже ищет меня. Они скоро будут здесь. Меня найдут и посадят в тюрьму. Тело охватывает мелкая дрожь. Меня знобит. Выхожу из машины и вслед за Пьером иду в дом, кутаясь в воротник пальто.
Заходим в квартиру, и Пьер хлопает по клавише выключателя.
– Не надо. Выключи, пожалуйста, – прошу я, усаживаясь на диван. Яркий свет невыносимо режет глаза. Пьер включает настенное бра и гасит верхний свет. Я сижу в полумраке и никак не могу согреться. Дрожу, пряча руки под мышки.
– Может, ты снимешь пальто? – садится рядом со мной.
– Нет, – трясу головой. Меня колотит.
– Карин, тебе надо успокоиться.
– Не могу, – говорю сквозь зубы, продолжая кутаться в пальто. Чувствую себя просто ужасно. На холодной остановке было гораздо лучше. Что это, черт побери? Страх? Пьер обнимает меня, прижимает к себе, пытаясь согреть.
– Карин, давай я налью тебе чего-нибудь крепкого. Тебе надо успокоиться.
– Давай! – киваю я, надеясь, что алкоголь поможет мне расслабиться.
Пьер достает из бара виски и наливает. Протягивает мне. Беру стакан дрожащей рукой, подношу к губам и пью, слыша, как стучат зубы о стеклянную кромку. Буквально через минуту тепло разливается по телу, звуки отдаляются, меркнут. Меня словно окутывает мягкий ватный кокон. Дыхание постепенно становится ровным, напряжённые мышцы расслабляются.
– Карин, может, хочешь принять ванну? – Пьер смотрит мягким открытым взглядом. Он не поверил мне. Думает, что я не убивала Елизарова. Считает, что всё это мне померещилось. Как же он ошибается. Я точно помню, что Елизаров был мёртв. Мёртв. Мёртв!
– Пьер, ты что, не веришь мне? – пристально гляжу на него, стараясь угадать, о чём он сейчас думает.
Драка отводит глаза. Подходит к бару и наливает виски. Выпивает залпом и снова поворачивается ко мне.
– Не знаю, Карин. Я не могу представить, что ты убила кого-то. Может, ты ошиблась?
– Нет, Пьер… Я не ошиблась. Он был мёртв, – замолкаю, вспоминая обездвиженное тело на полу.
– Расскажешь? – прерывает молчание Драка.
– Да, – смотрю на свои руки, перебирая пальцами краешек пальто. – Это он рассказал Пуавру.
– И что?
– Я не смогла простить… Это было последней каплей… Понимаешь, Пьер? Последней…
– Нет, не понимаю, Карин.
– Ты же ничего не знаешь.
– Так расскажи.
– С самого начала?
– Да, с самого начала.
– Это не просто, Пьер… Ты возненавидишь меня, когда всё узнаешь.
Драка вздыхает, наливает в стакан ещё виски и подходит к окну. Делает глоток, смотрит на улицу.
– А ты попробуй … Попробуй довериться…
– Я не знаю, Пьер. Имею ли я право вываливать на тебя всю эту грязь… – в эту минуту моя душа требует покаяния. Я больше не в силах держать в себе ту тяжесть, что скопилась на сердце. Но поймёт ли меня Пьер? Сможет ли простить? Я столько всего натворила, что мне никогда не будет прощения. Целой жизни не хватит, чтобы замолить мои грехи.
– Я спала с Жильбером… – выдыхаю я после долгой паузы. – Мы были любовниками. И тогда… в ту ночь, после похорон Симон, Эммануэль застал нас.
Пьер поворачивает голову, и я вижу его глаза. Драка хмурит брови. Мне ужасно стыдно за свой омерзительный поступок.
– Это я убила Эммануэля… Это он из-за меня… Понимаешь, Пьер, из-за меня…
– Ты не виновата. Я всё знаю. Жильбер мне рассказал.
Я шокирована. Пуавр обо всём рассказал Драка?
– Тогда у него случился нервный срыв. Он не мог это держать в себе, поэтому и рассказал. Но в смерти Эммануэля никто не виноват.
– Нет, Пьер… Это я… Я виновата… Он нарочно это сделал…
– Не вини себя, Карин! То, что случилось – ужасно, но это не повод кончать с собой. Можно было найти другой выход. Чего я никак не могу понять – почему ты сбежала?
Я закрываю лицо руками и складываюсь пополам.
– Ты боялась, что Жильбер отберёт у тебя Арно?
– Да, – мой голос звучит глухо. Слышу, как пульсирует сердце. Перед глазами темнота. Я боюсь посмотреть Пьеру в глаза.
– Он бы ничего тебе не сделал…
– Сделал, Пьер. Он всё сделал. Как я ни старалась, не смогла уберечь от него Арно. Хотя глупо уже о чём-то сожалеть. Скоро ты всё… Узнаешь.
Дышу тяжело, точно готовлюсь к затяжному прыжку с парашютом. Поднимаю голову и шумно выдыхаю.
– Арно – сын Жильбера.
– Что?! Как?
– Так получилось. Когда я узнала, было уже поздно. Эммануэль успел сообщить отцу о моей беременности. Он думал, что это его ребенок.
– Жильбер не знал?
– Нет.
– И ты уехала, чтобы скрыть от него это?
– Да.
– А Елизаров?
– Кто-то ему рассказал о том, что произошло в ту ночь. Когда он увидел меня…
– Я знаю, кто это был, – перебивает меня Пьер.
– Кто же?
– Брижит. Она подслушала наш разговор с Жильбером. Не уверен, что она слышала всё, но в твоей вине Брижит не сомневалась. Она сказала мне об этом. Тогда мы серьёзно поссорились. А потом заключали сделку, был фуршет, и приехал Елизаров. Тогда-то она ему и рассказала. Прости, Карин. Я не смог предотвратить этого.
– Брижи-и-т… Ну конечно… Твоя жена. Она невзлюбила меня с той самой минуты, как только увидела, – грустно ухмыляюсь. – Елизаров изнасиловал меня, угрожая, что выдаст Пуавру.
Вижу, как бледнеет лицо Пьера, губы плотно сжимаются, вытягиваясь в тонкую белую струну.
– А потом? Ты же была с ним? – слова звучат рублено, холодно.
– Потом заболел Арно, и я сама предложила Елизарову себя… За деньги. Это была сделка, Пьер.
– Что?!
– Я спала с ним, чтобы платить за лечение сына.
Нервно сглатывает, прикрывая глаза рукой.
– Боже, но почему ты не позвонила мне? – в его голосе звучит сожаление.
– Я боялась потерять Арно… А потом Елизаров зачем-то рассказал обо всем Пуавру… Зачем, Пьер? Зачем он это сделал?
– Теперь мне понятно… – кивает Драка. – А я никак не мог добиться от Жильбера, зачем… – недовольно ухмыляется.
– Я не понимаю…
– Пуавр продал Елизарову все свои акции почти за бесценок. Теперь у него контрольный пакет акций.
– Я убила Елизарова! Убила! – мои губы дрожат. Драка что, не слышит меня? – Я убила его, Пьер!
С шумом выдыхает, потирая лоб рукой.
– Мне надо подумать… Если всё так, как ты говоришь, то это в корне меняет дело…
Замолкает и смотрит на улицу, напряжённо поигрывая в руке стаканом.
– Ты осуждаешь меня? – прерываю затянувшуюся паузу.
– Кто я такой, чтобы судить? Я не господь бог, Карин. Мы все ошибаемся. Нет людей, которые бы никогда не ошибались.
– Но ведь уже ничего не исправишь, правда?
– Да, не всё можно исправить, Карин. Увы, не всё и не всегда. И надо уметь проигрывать.
– Как ты думаешь, у меня есть шанс?
– Пока ты жива, шанс есть всегда.
– Ты ненавидишь меня, Пьер?
– Нет. Ты причинила мне много боли. Сложно смириться со всем, что ты рассказала. Но…
Драка замолкает.
– Что?
– Я всё ещё люблю тебя. А любить значит прощать. Прощать даже то, что, казалось бы, простить невозможно, – ставит стакан на стол и садится рядом. Долго смотрит на меня, сложив руки в замок. – Надо будет спрятать тебя, пока я всё не выясню и что-нибудь не придумаю.
Встает с дивана и куда-то звонит. Вскоре за нами приезжает машина с красными номерами. Мы с Драка едем в консульство. У него, как и у Пуавра, большие связи.
– Я договорился. Поживешь пока там. А я попробую сделать тебе документы на выезд.
– Думаешь, я смогу уехать?
– Обещать пока ничего не могу. Прежде надо выяснить всё до конца. Думаю, придётся повозиться не один день. И запомни, Карин. Из консульства ни шагу. Ты всё поняла?
