Kitabı oku: «Килл крик», sayfa 2
Глава 2
Суббота, 8 октября
Лезвие скользнуло вниз, легко обнажив влажную красную мякоть. Толстый язык возбужденно облизнул губы, и в следующий момент вилка с куском мяса пролезла между кривых зубов. Прозрачный сок потек по подбородку.
– Вы же знаете, как мы рады с вами работать, – сказал едок с набитым ртом. – Честное слово. Мы и сейчас очень, очень рады с вами работать.
Ти-Кэй Мор смотрела, как одутловатый лысеющий мужчина в мешковатом черном костюме поглощает стейк, и думала про себя: «Ну все, приехали. Конечная станция. Сейчас меня отымеют. Причем даже без оргазма».
Она шла на этот ужин в надежде, что ее ожидания не оправдаются. Встретили ее улыбками, объятиями и поцелуями в щеку. Перед ней даже отодвинули стул, словно сама она была не в состоянии совладать с такой сложной штуковиной, как предмет мебели на четырех ножках.
Мужчины заказали себе крепкие коктейли, пытаясь продемонстрировать друг другу свои глубокие познания в области виски и скотча.
Они понемногу закусывали с маленьких тарелочек мясом домашнего копчения, местными сырами, жареным осьминогом, желтохвостом, тартаром из говядины и фаршированным желудком барашка.
Они радушно улыбались, даже когда она уселась за стол в полутемном зале западно-голливудского стейк-хауса прямо в солнцезащитных очках и скрестила руки на груди.
Они заверили ее, что хотят обсудить проект на равных условиях.
Они хотели начать все с чистого листа.
Только все их заверения говна не стоили. Это было понятно по пустым комплиментам, по осторожной лести. Ягодки были впереди.
Черт, могла бы и догадаться, что все так и будет.
Тип в мешковатом черном костюме вытер рот льняной салфеткой и с энтузиазмом продолжил резать филе миньон.
– Поэтому, – сказал он, слизнув мясной сок с подбородка, – мы хотим услышать ваше мнение о проекте. Ну, как вы его понимаете. – Запихнул в рот кусок стейка еще больше предыдущего и принялся шумно жевать.
Мор перевела взгляд на мужчин, сидевших по обе стороны от него. Того, что посередине, звали Гэри Брайсон, он был главой киностудии. Слева от него – вице-президент по развитию, Таннер Стерлинг, тощий и скользкий тип в очках с голубоватыми стеклами и клетчатой рубашке. На дурацком лице Таннера вечно играла полуусмешка, словно любой стоящий перед ним человек по умолчанию был круглым идиотом и посему заслуживал бесконечного презрения. Справа от Брайсона сидел Филип Ченс, продюсер проекта и реально адекватный мужик. Но его добрый нрав редко подкреплялся силой воли. Филип неловко ерзал на стуле, к своей недосоленной и слишком дорогой еде он едва прикоснулся. Филипу было за шестьдесят, кожа на его лице обвисла, под добрыми карими глазами темнели мешки. Он явно был не в восторге оказаться между двух огней.
– Как я его понимаю? – переспросила Мор. Каждое ее слово было словно острая ледышка.
– Если вас не затруднит, – сказал Гэри, звучно причмокнув губами.
Таннер подался вперед, а Филип вжался в спинку стула.
Мор, словно любимую зверюшку, погладила свои перекинутые через плечо длинные угольно-черные волосы. С боков ее голова была обрита наголо. В темных стеклах очков отражалась стоящая на столе свеча: ее пламя плясало, словно в глазах Мор пылал пожар.
– Что я думаю о сценарии фильма по моему роману? Вы, мать вашу, издеваетесь!
Гэри застыл с полуоткрытым ртом, полным недожеванного мяса.
– Мы просто… – Он с трудом сглотнул и прочистил горло. – Мы хотим узнать, каково ваше видение.
Мое видение. В смысле моя книга?
Мор откинулась на спинку стула и окинула взглядом сидящих вокруг людей: кучка богатых промышленников в приталенных костюмах, бородатые хипстеры с по-гейски зализанными волосами и скелетоподобные блондинки с пухлыми губами, похожими на насосавшихся крови пиявок. Из белых динамиков на потолке бухала невнятная электронная музыка.
Ее молчание становилось неприлично долгим.
Таннер потер потные ладони. Когда он заговорил, Мор невольно представила себе противного мультяшного мышонка в круглых очках с толстыми стеклами. Видя такого на экране, с нетерпением ждешь, когда его разорвет на клочки голодный кот.
– Мы просто пытаемся прийти к взаимопониманию.
Мор мотнула головой так, что черная грива взметнулась с ее плеча, точно атакующая змея:
– Вы прочли мою книгу?
– Разумеется, я ее прочел.
– Опишите мне сюжет.
Таннер неловко поерзал на стуле:
– Я не думаю, что нужно…
– Опишите сюжет, – повторила Мор.
Таннер сидел как на иголках. Он тоненько, удивленно хихикнул:
– Вы серьезно?
– Вы же вроде как эксперт.
Таннер посмотрел на Гэри. Он не хотел садиться в лужу.
Это не укрылось от Мор.
– Идите на хер, Таннер. – Склонив голову набок, она смерила взглядом Большого Босса в мешковатом костюме. Тот уже забыл про свой стейк, мясной сок на тарелке начал загустевать. – Так в чем дело, Гэри? – спросила Мор. – Зачем вы позвали меня на ужин?
Гэри отложил свою вилку:
– Послушайте, дорогуша, ваш роман здесь ни при чем.
Дорогуша. Только попробуй назвать меня так еще раз.
– Роман отличный. Поэтому мы и купили на него права.
– Отличный, – повторил Таннер.
– Он просто немного… радикальный.
– Совсем немного, – снова попугаем поддакнул Таннер.
– Мы хотим чуточку сгладить углы. Попробовать выйти на более широкую аудиторию.
– То есть хотите сделать из него подростковую мелодраму «двенадцать плюс», – вскипела Мор.
– Нет, – заверил Гэри. – Вовсе нет, мы лишь хотим усилить акцент на зловещей любовной истории, находящейся в центре повествования. Сделать главную тему более удобоваримой.
Мор запустила руку в элегантную кожаную сумку, висевшую на спинке стула, вытащила книгу в мягкой обложке и швырнула на стол. Книга приземлилась в самую его середину, всеми своими четырьмястами тридцатью двумя страницами, заставив серебряные приборы звякнуть о тарелки, а кубики льда – подпрыгнуть в бокалах.
– Скажите мне, что вы видите. – Это было и требование, и вызов.
Трое мужчин поглядели на обложку.
Рисунок был простым и выразительным, как на обложках всех романов Мор: рука девочки-подростка, сжимающая окровавленное бритвенное лезвие, застыла над обнаженным бедром. Грубыми, неровными буквами на бедре было вырезано название книги – «Надрез». На запястье девочки падала тень от второй руки – судя по размеру и форме, явно мужской, – словно это она направляла лезвие, искалечившее податливую плоть. Корешок книги был весь в изломах, верхний правый угол топорщился из-за множества загнутых уголков страниц.
Принять вызов отважился Гэри:
– Ну что же, книга весьма сложная. Эротичная, мрачная. Поэтому мы и хотим рассказать эту историю в фильме, хотим передать дух вашего романа…
– Ясно, – оборвала его Мор. – Очевидно, никто из ваших подчиненных не удосужился хотя бы на пару минут вытащить ваш член из своего рта, чтобы пересказать вам аннотацию на задней обложке. Поэтому позвольте мне сделать это. – Она взяла книгу со стола, перевернула и начала читать аннотацию: – «Действие романа разворачивается в обманчиво идиллическом пригороде, охваченном эпидемией подростковых суицидов. „Надрез“ – зловещая история о группе пресыщенных старшеклассников, захотевших найти себе развлечение поинтереснее самопальных наркотиков и беспорядочного секса. В отчаянных попытках разнообразить свою невыносимо унылую жизнь они врываются в дом одноклассницы, чтобы устроить погром. И находят труп девушки-самоубийцы, покрытый тысячами надрезов, сделанных бритвенным лезвием».
Таннер раздраженно вздохнул:
– Пожалуйста, мисс Мор, мы знаем, о чем роман.
– Вот тут начинается самое интересное, – продолжила Мор, не обращая на него внимания. – «На полу лежит раскрытым древний проклятый фолиант – членовредительское руководство по достижению астральной проекции через самокалечение. И вот подростки уже увлечены все более и более жестокими ритуалами, они покидают свои истекающие кровью тела, чтобы в оргазмических трипах исследовать границы реальности».
– Это действительно необходимо? – спросил Таннер.
– Да. Необходимо, – коротко и сухо ответила Мор. И стала читать дальше: – «Но некая сущность мешает им вернуться назад. Некая сущность в тысячу раз могущественнее и омерзительнее всего, что им доводилось видеть в самых диких своих фантазиях, в самых страшных кошмарах».
– К чему вы ведете, мисс Мор?
Мор внезапно сорвала с лица темные очки. Глаза у нее были серые и холодные. Зеленые крапинки на радужных оболочках внушали надежду – они походили на мох, карабкающийся по древнему камню. Но что-то было явно неладно с правым глазом. Со зрачком. Он потерял форму, словно растекшийся темный желток испорченного яйца. Растянулся и проник в радужку, грозя поглотить ту малую толику цвета, что в ней оставалась.
– Что, черт подери, здесь похоже на мелодраму?
– Никто не хочет превратить «Надрез» в мелодраму, – заверил Гэри.
Мор медленно повернулась к нему. Ее деформированный зрачок словно разрастался, всасывая в себя остатки скудного света над столом.
– Я знаю, что вы взяли нового автора. Я видела последний вариант сценария.
Гэри сверкнул глазами на Таннера. Таннер вздрогнул и, чтобы перевести стрелки, устремил обвиняющий взгляд на Филипа.
– Она имела полное право увидеть сценарий, – сказал тот.
Гэри провел ладонью по своему гладкому, бледному лысеющему лбу:
– Господи, Филип. Да что с тобой такое?
– Мы всего лишь пытаемся выйти на более широкую аудиторию, – не сдавался Таннер. Он пытался вернуть ситуацию под контроль. – Поэтому мы взяли наиболее симпатичных читателю персонажей и развили их образы.
– Развили, – саркастически усмехнулась Мор.
– Именно.
– Я скажу, что вы сделали: вы выдумали любовную историю, которой нет в романе, чтобы фильм превратился в жалкую мистическую дрисню наподобие «Сумерек».
– А если начистоту, что тут, мать вашу, плохого? – выпалил Гэри.
– Это уже не моя книга.
– Верно. Это не ваша книга. – Гэри откинулся на стуле. – Это наш фильм.
Ну, вот и все. Маски сброшены. Наконец-то.
С любезностями было давно покончено. Гэри загнал Мор в ловушку, и все за столом это понимали.
– Права мы купили. Разрешение на экранизацию вы нам дали. Наше с вами сотрудничество окончено. Теперь мы будем работать с «Надрезом» так, как мы считаем нужным. Черт, да мы, возможно, и заголовок этот гребаный заменим. На что-нибудь, знаете ли, поприличнее. Если хотите поорать и постучать каблучками, наорите сперва на юриста, который вас во все это втянул. А теперь, если не возражаете, я доем свой стейк. Потом, может быть, еще и десерт закажу. Хотите – оставайтесь, хотите – уходите. Дело ваше.
Гэри взял нож и вилку, отрезал здоровенный кусок холодного стейка и с довольным видом запихнул его в свой ухмыляющийся рот. Он пристально смотрел на Мор, одинаково наслаждаясь и мясом, и моментом.
Мор медленно надела очки. А потом, к изумлению всех присутствующих, закивала.
– Вы правы, – сказала она.
Второй раз за вечер Гэри застыл, не дожевав.
Мор провела ладонями по своим бритым вискам, словно сбрасывая капюшон, который до этой минуты мешал ей видеть:
– Вы правы. Думаю, я просто не так смотрела на проблему.
Гэри покосился на Таннера и прищурился, словно спрашивая: «Что эта сучка удумала?»
Таннер пожал плечами.
Мор протянула руку через стол и коснулась ладони Гэри. Кончики ее покрытых серебристым лаком ногтей чуть царапнули его обгоревшую на солнце кожу. Дрожь пробежала от основания черепа Гэри до кончика его члена.
– Простите, Гэри, – сказала Мор. – Я, честно, не ругаться сюда пришла.
Гэри забыл о еде. Он скользнул взглядом по открытому декольте Мор, затем посмотрел в темные стекла ее очков. Огоньки снова были там. Они мерцали. Танцевали.
– Просто… ужасы очень дороги мне.
Она переплела его неуклюжие пальцы со своими, подтянула его ладонь ближе к себе.
– Ну что же, это я понять могу, – промямлил Гэри. – Я не виню вас за откровенность.
Мор засмеялась с явным облегчением:
– Слава богу. Простите, я не хотела вас оскорбить.
Свободной рукой Гэри отмахнулся от ее извинений, словно отгонял дурной запах:
– Ничего страшного. Все в порядке, честное слово.
Таннер и Филип наблюдали этот обмен репликами с растущим недоумением. Никто из них еще не слышал, чтобы Ти-Кэй Мор за что-то извинялась.
– Я лишь хочу, чтобы вы как следует поняли кое-что. – В ее взгляде, устремленном на руку Гэри, сквозило нечто близкое к обожанию. Серебристым ногтем Мор прочертила на его волосатых костяшках затейливый узор, потом повела пальцем по тыльной стороне ладони вниз, к запястью.
Гэри выпрямился на своем стуле.
Ласковый палец Мор вернулся к верхней части его ладони, дошел до кончика его указательного пальца. Ногти Гэри являли собой настоящую выставку достижений дорогущего маникюра, это была единственная тщательно ухоженная часть его тела.
– Понимаете, ужас для меня – это нечто выстраданное.
– Я понимаю.
– Это не детские игры.
– Согласен.
Мор легонько потянула Гэри за указательный палец, словно фермер, проверяющий коровье вымя.
С толстых губ Гэри сорвался еле слышный вздох.
Таннер бросил на Филипа ошарашенный взгляд. Они оба понимали, что за столом их сейчас считай что нет. Они были больше не нужны. Вечер принадлежал Гэри и Мор, и никому больше.
– Страх очень похож на секс, – продолжала Мор. – Грубый, первобытный, и, когда он хорош – когда он и впрямь хорош, – бывает даже немного больно. Но это приятная боль, вы же понимаете?
Толстяк кивнул и попытался что-то сказать, но лишь выдохнул.
Мор погладила его палец. Вверх-вниз. Вверх-вниз.
– Потому что в этом и заключается суть хоррора. В боли. В невыносимой, всепоглощающей боли. Такой реальной, такой жестокой, что ты почти что испытываешь извращенную потребность в ней. От нее мурашки бегут по коже, намокает киска и твердеет член. Боль нужна нам, чтобы ощущать себя живыми. Она доказывает нам, что мы существуем. И настоящий ужас начинается, когда мы осознаем, что погоня за этим ощущением – за доказательством нашей подлинности – привела нас в страшное темное место, откуда нет выхода. Вот истинный ужас. Когда соблазнитель набрасывается на нас и сделать уже ничего нельзя. Мы потеряли контроль над ситуацией. И теперь нас ждет чудовищная, невообразимая расплата.
Мор стиснула палец Гэри так, что кончик побелел. Другой рукой она схватила с его тарелки нож для стейка.
– Вот, к примеру, секунду назад вы были уверены, что я к вам клеюсь.
Мор прижала острие ножа к пальцу Гэри, завела прямо под изящно подстриженный ноготь.
– А сейчас я загоню вам этот сраный нож под ваш поганый ноготь.
Мор легонько нажала – кончик ножа погрузился в мягкую плоть. Под ногтем расплылось крошечное кровавое пятнышко.
Изо рта Гэри вырвался жуткий звук, похожий на панический взвизг щенка, которого пнули ногой. Он дернул руку, и Мор выпустила его палец.
Таннер бросился к ней через стол, но Мор уже отложила нож и поднялась на ноги.
– Ах ты сучка! – прошипел Гэри. – Гребаная шизанутая сучка!
Ресторан замер, все глаза устремились на Мор и трех мужчин за столом.
– Спасибо за ужин, дорогой Гэри. Было очень приятно. – Она закинула на плечо цепочку, заменявшую ее сумке ремешок, черные волосы обвились вокруг стальных звеньев, словно побеги разумного растения. Затем ткнула серебристым ногтем в книгу на столе. – Это оставьте себе. Может, вам даже захочется почитать.
– Тебе конец, слышишь? – Казалось, Гэри сейчас разорвет от бешенства.
Но Мор уже толкнула дверь и растворилась в до сих пор хранящем тепло воздухе калифорнийского осеннего вечера.
Лучи фар пробежались по дому на вершине холма, осветив суровый бетонно-стеклянный модерновый фасад середины прошлого века.
Золотистый «Мазерати-Гран-Туризмо» влетел на подъездную дорожку. Шины взвизгнули – машина резко затормозила.
Едва заглушив двигатель, Мор выскочила наружу. Она дрожала, все тело сотрясали мучительные спазмы. Когда она только вышла из ресторана, все было в порядке, и руль она держала крепко. Но чем выше она поднималась по склонам Голливуд-Хиллз, чем ближе подъезжала к дому, тем сильнее ее била дрожь. Мор подозревала, что, живи она на квартал дальше по узкой извилистой дороге, трясущиеся руки не справились бы с управлением и автомобиль полетел бы в каньон.
Но теперь она дома. В безопасности.
Тогда почему я до сих пор трясусь, как паршивая болонка?
Мор охватила ярость, по венам помчался адреналин. Она слышала, как бешено колотится в груди сердце.
«Вдохни», – скомандовала она себе. И вдохнула – легкие наполнил холодеющий вечерний воздух. Мор начала успокаиваться. Руки перестали трястись, потом их примеру последовали остальные части тела.
Где-то с минуту Мор стояла на краю подъездной дорожки и просто дышала.
Вдох – выдох. Вдох – выдох.
«О’кей», – подумала она.
О’кей.
Она вновь обрела власть над своим телом. Паника пока что была побеждена.
– Соберись, сучка, – сказала Мор вслух и усмехнулась собственным словам.
С середины подъездной дорожки она увидела маленький бледный прямоугольник, словно парящий в воздухе перед входной дверью.
Подойдя ближе, Мор поняла, что прямоугольник не парит: он приклеен к тяжелой дубовой двери скотчем, а свет ближайшего фонаря отражается от кремовой бумаги конверта, создавая оптическую иллюзию. На нем изящным почерком было выведено одно-единственное слово: «Приглашение».
Мор уже протянула руку, чтобы сорвать послание с двери, но вдруг замерла.
На конверте не было марки. Не было обратного адреса. Отправитель доставил его лично.
«Не открывай», – предостерег внутренний голос.
Это было глупо. Что страшного может оказаться в конверте? Однако мысленно Мор перебрала все возможные варианты, все опасности: любовное письмо от сталкера, гневное послание от злобной мамаши, считающей, будто это Мор виновата в том, что ее ребенок себя режет, любезности от соседа, которого она знать не желает.
И наконец, самое тревожное: это может оказаться ни то, ни другое и ни третье, а нечто совершенно неожиданное.
Голос в голове зазвучал снова, уже громче:
– Не открывай!
Ти-Кэй Мор замерла у двери своего дома, октябрьский ветер ласкал невидимыми пальцами густую гриву ее черных волос.
Глава 3
Вторник, 11 октября
Во всем был виноват дом.
Что-то проникло в него. Окружило Сэма. Пыталось задушить.
Тишина.
Тишина, от которой было трудно дышать.
За широким панорамным окном кабинета на втором этаже покачивались на фоне ночного неба угловатые силуэты верхушек деревьев, озаренные светом невидимого фонаря. Ветви торчали из мрака, точно уродливые кости, без всякой надежды удерживая хрупкие осенние листья. Налетел ветер – незримый, яростный – и закружился перед двойной рамой. Тихо просвистел что-то странное на минорный лад. И умчался.
В доме вновь воцарилась тишина.
Сэм сидел за массивным деревянным столом – белая краска облупилась, тут и там виднелись призрачные отпечатки кофейных чашек. Он неотрывно глядел на монитор, курсор на пустой странице файла дразнил его, словно подмигивая, – когда-то пальцы Сэма танцевали, подгоняя его. Но те времена прошли. Теперь его руки, сложенные в бессилье, лежали на коленях. Как бы он хотел, чтобы пальцы снова ожили, потянулись к клавиатуре и исполнили номер в лучших традициях незабвенного Фреда Астера…
Пальцы не слушались.
Сэм начинал новый роман уже раз сто. Он перепробовал бесчисленное множество первых предложений. Каждое из них хранилось в отдельном файле в папке, заслуженно озаглавленной «Херня».
Малыш Келлер Рид проснулся посреди ночи, увидел в темноте свое дыхание, похожее на замерзшее облако, и понял, что тот человек снова вышел из шкафа.
Понадобилось четыре человека, чтобы поднять выбеленный солнцем могильный камень с поля позади дома Келлера Рида.
Сара Энн пристально глядела на свое отражение в зеркале, дожидаясь, когда оно зашевелится первым.
В четверть четвертого утра в свой шестнадцатый день рождения Сара Энн, спотыкаясь, добралась до дома и увидела бледное лицо в окне своей спальни.
У рыбаков был обычай приколачивать голову самой крупной рыбы из улова к телефонному столбу на Ривер-роуд, но голова, на которую глядел шериф Бимонт, принадлежала не вытащенному со дна реки сому – она принадлежала Саре Энн Бейкер.
Куклы не было там, где она оставила ее прошлым вечером.
И, пожалуй, самое вдохновенное:
Сэм, ты говно, а не писатель, и никогда не напишешь ничего хоть сколь-нибудь стоящего, потому что сам ты фальшивка, да и книги твои – дрянь.
Дрянь… Сэм продолжал пялиться на белый экран.
На верхней полке книжного стеллажа секундная стрелка металлического будильника заставила минутную приблизиться к двум часам ночи.
Спать. Надо поспать. В десять утра у него занятия, а после пяти поглощенных накануне стаканов пива стряхнуть морок усталости будет еще труднее.
Курсор мигал, мигал, мигал…
Сэм положил пальцы на клавиатуру – медленно, осторожно, словно на спиритическую доску.
Курсор мигал, мигал, мигал…
У него были и другие истории в запасе: отрывки, написанные на желтых блокнотных листах, нацарапанные на салфетках или же хранящиеся на задворках памяти. По большей части они были похожи на его уже опубликованные романы: «Под ковром», «Багровая луна», «Кричи громче» и «Дурная кровь», которые занимали почетное место на полке прямо под проклятыми часами, что неумолимо приближали рассвет. Можно переключить передачу, взять новую задумку и устроить тест-драйв: посмотреть, как эта задумка ляжет на страницу. Не обязательно выдавать что-то гениальное. Или даже хорошее. Надо лишь дать читателям то, чего они ожидают от романа Сэма Мак-Гарвера: чтобы мужчины много вкалывали и еще больше пили, чтобы женщины любили их и чтобы за фасадом их идеального, как с открытки, среднезападного городка таилось безымянное зло.
«Сверни куда-нибудь, – подумал он. – Смени направление. Просто напиши что-нибудь. Хоть что-то. Напиши хоть один сраный абзац. Предложение. Слово!»
Курсор нахально подмигивал.
– Ты способен на большее.
Сэм охнул и обернулся в кресле.
Он слышал его. Голос. Голос, эхом донесшийся из коридора.
В дверном проеме были лишь темнота и пустота.
Не было никакого голоса. Не было никого в коридоре.
Сэм был один.
Он прилежно просидел перед пустой страничкой Microsoft Word еще полчаса. А потом вздохнул и нажал на «Завершение работы». Компьютер зажужжал и затих. Монитор устало мигнул и погас.
Почему так тяжело? Это же его ремесло. Это единственное, что он умеет. Надо просто придумать чертову историю.
Ты способен на большее.
Он приставил палец к кнопке «Пуск», но нажимать не стал. Сидел и слушал, как в доме что-то щелкает и поскрипывает. Ночные звуки.
Звук усадки.
Он закрыл глаза.
И вновь почувствовал вкус дыма.
Мальчик вновь стоял перед горящим домом – тень, задавленная адским пламенем.
Сэм убрал палец с кнопки. Нет, компьютер останется выключенным до утра.
В ванной он стал готовиться ко сну: почистил зубы, умылся, стянул поношенные джинсы. Достал из аптечного шкафчика оранжевый пузырек – в таких продают лекарства по рецептам – и вытряхнул на ладонь одну зеленую таблетку: тридцать миллиграммов пароксетина. «От тревоги», – говорил он сам себе. Но на самом деле пароксетином он лечил депрессию. Приглушал тоску. Таблетка должна была одолеть то, от чего он прятался с самого детства.
Хотя сквозь стены уже проникал октябрьский холод, в постель он лег в одних трусах. И не стал возиться с одеялом. Просто лежал в темноте, по-прежнему придерживаясь «своей» половины кровати, уставившись в скрытый мраком потолок.
Ты способен на большее.
Что-то попало в горло. Что-то серое, шершавое, земляное. Он не мог дышать. Он не хотел дышать. Пусть его заберут. Он заслуживает, чтобы его затянуло во тьму.
То, что было в горле, свернулось туже, тлело, грозя разгореться. Сэм мечтал, чтобы пламя поглотило его. Чтобы тело распалось на обугленные куски. Мечтал снова познать ту боль, ощутить тошнотворный смрад собственного поджаривающегося мяса.
Он стиснул левое предплечье, и изувеченная плоть под татуировками вздрогнула и пробудилась, точно рептилия от лучей теплого солнца.
Оранжевый свет вспыхнул в основании черепа. Тени заплясали на стене пещеры.
Он мало получил. Легко отделался. Следовало убить себя давным-давно. Господь свидетель, он думал об этом бессчетное число раз. О том, как вышибет себе мозги пулей. Как канцелярским ножом вскроет руку от запястья до локтя. Как повесится на балке в гараже, и его ноги будут по-дурацки дергаться в воздухе.
Наконец Сэм перевернулся на живот. Немного полежал в тишине, и засевший глубоко в горле серый ком растворился в долгом обреченном вздохе. Он протянул руку на правую сторону кровати. Почувствовал холод простыней, которые когда-то согревало тело Эрин. Уже засыпая, проваливаясь в небытие, Сэм готов был поклясться, что коснулся ее пальцами. Ощутил ее гладкую кожу. Зов ее плоти.
Пять часов спустя Сэм Мак-Гарвер проснулся оттого, что солнце светило ему в лицо. Яркие утренние лучи лились в окно спальни. Наступил новый день.
Сэм зажмурился как можно крепче, спасаясь от света.
Тощий второкурсник, о чьей горячей любви к хоррору недвусмысленно свидетельствовала футболка в облипку с логотипом Fangoria3, выкрикнул с предпоследнего ряда:
– А как же Сталл? Там точно есть паранормальная активность!
Сэм отхлебнул из дорожной кружки, ощутив на губах горький поцелуй еле теплого кофе. Разобравшись с «готической» частью курса, он перешел к достижениям литературы о сверхъестественном, начиная с Шеридана Ле Фаню, М. Р. Джеймса и заканчивая… ну… да какая разница? Стоило студентам начать задавать вопросы, как разговор ушел далеко в сторону от темы.
– Сталл… – Сэм прикрыл глаза и потер лоб. – Врата в ад. Мы все слышали эти истории. Когда Папа в девяносто третьем году летел в Денвер, он велел пилоту обогнуть «нечестивое место». Об этом вы можете прочесть в подробностях, если найдете в Time девяносто третьего года интервью с Иоанном Павлом Вторым, только вы его не найдете, потому что этого интервью не было. Поверье гласит, что, если швырнуть стеклянную бутылку в каменную стену местной церкви, бутылка не разобьется, однако сотни разбитых бутылок, захламляющих церковный двор, свидетельствуют об обратном. Мне горько это говорить, но Сталл – не более чем городская легенда, обладающая, впрочем, уникальным местным колоритом, что само по себе можно считать поводом для гордости.
Сэм покинул безопасную позицию за кафедрой и подошел к студентам.
«Осторожнее, – напомнил он себе. – Они любопытны. Они хотят разведать твои секреты».
Что-то тихо хрустнуло в темной бездне в основании его черепа. Обрушилось что-то неустойчивое. Вспыхнуло бледное пламя – и боль исчезла. Нечто поглотило ее. И все прошло. Растворилось в сумраке.
Он с силой вдавил большой палец одной руки в ладонь другой. Надо вернуться к теме лекции.
– Сталл… это… слушайте, нам всем хочется верить в чудеса, верно? Даже загадочному сносу церкви мы стремимся найти мистическое объяснение. Потому что, если мы докажем, что призраки существуют, что сверхъестественное существует, это, в свою очередь, докажет существование загробной жизни и, наконец, – для пущего эффекта он воздел вверх указательный палец, – существование Бога. И высиживать еженедельную службу в церкви, получается, необязательно. Душа теперь спокойна, ведь с таким доказательством можно не сомневаться: смерть – это не конец.
– Тогда дом сестер Финч, – раздался девичий голос. Повернувшись, Сэм поразился тому, что студентка, несмотря на свою явную материальность, казалась привидением: темная фигура растворялась в окружающих ее тенях. – Я знаю, что в этом доме есть духи. Я там была.
– В скобках: нет! – крикнул какой-то парень с галерки.
Девушка расправила плечи, готовая принять вызов.
– Я была там. Прошлым летом. Нашла дыру в ограде и дошла до дома. Открыла входную дверь. Вошла прямо внутрь. И я стояла там – я серьезно! – я стояла там и… и услышала вроде как стон. Вроде… вроде как женщине больно. Может, это был какой-то зверь. Но что-то мне говорило… что это не зверь.
– И что дальше было? – Это уже спросила другая девушка.
– Дальше я убралась оттуда на хрен, что же еще?
Аудитория взорвалась хохотом, в котором почти потонул звук мобильного Сэма. Он запустил руку в карман, выключил будильник и объявил:
– Конец лекции. Увидимся в пятницу.
По аудитории разнеслось эхо от множества нестройно шаркающих к выходу. У студентов ушло несколько минут на то, чтобы освободить помещение. И Сэм вновь остался один.
Он вернулся к кафедре, откинул крышку серебристой дорожной кружки и проглотил омерзительные остатки застоявшегося кофе.
– Мистер Мак-Гарвер?
Голос был низкий, с ирландским акцентом.
Сэм обернулся. У самого первого ряда стоял молодой мужчина: ему явно не было и тридцати. В узких черных брюках в тонкую полоску, белой рубашке с треугольным вырезом и темном кожаном пиджаке – пиджак отлично подходил к внимательным глазам диковинного лиловато-карего оттенка. Шевелюра у незнакомца была роскошная – пышная, каштановая, волнистая, – но лицо казалось каким-то странным. Плоть словно бы слишком хорошо прилегала к костям. «Как мягкая глина, – подумалось Сэму, – которую криминалист наносит на череп, реконструируя внешность человека». Стоявший перед ним человек производил пугающее впечатление собственной копии – достоверной, но все же неидеальной.
– Сэм Мак-Гарвер?
Сэм растерянно кивнул:
– Да.
Незнакомец ухмыльнулся и принял непринужденную позу, засунув руки в карманы.
– Что же вы, дружище, не ответили на мой имейл?
Дверь с тихим щелчком закрылась. Сэм повернулся к визитеру; они устроились в маленьком кабинете Сэма на втором этаже Уэско-холла, где располагалась кафедра английского языка.
Визитер представился Уэйнрайтом. Просто Уэйнрайтом. Без имени.
Имя и не требовалось. Сэм прекрасно понимал, кто перед ним.
– Рад с вами познакомиться, но вы здесь только зря потратите время.
– Так вы получили письмо? – спросил Уэйнрайт. Низкий голос не вязался с его моложавой внешностью, словно принадлежал другому человеку, гораздо старше, прячущемуся в его теле.
Сэм уселся в потертое кожаное кресло перед заваленным бумагами столом:
– Ну да. Получил.
– И?
– И решил, что это какая-то глупость.
– Как так?
– Ну, я подумал, что это шутка.
– А зачем бы мне шутить о подобных вещах?
Сэм слегка покачал головой, но ничего не ответил. Ответа у него не было.
– Это не шутка, – заверил Уэйнрайт. – Я хочу, чтобы вы приняли участие в «Страхе в эфире».
– Вы хотите взять у меня интервью?
– Ну да, для сайта.
– За сто штук?
Уэйнрайт невозмутимо смотрел на Сэма, словно и впрямь не понимал причину его недоумения. В жестком свете флуоресцентных ламп его лицо выглядело еще более странным. Словно бы… несоразмерным. Глаза слишком широко расставлены. Брови – слишком прямые. Губы – слишком тонкие. И этот причудливый цвет радужек, будто обтянутых дубленой шкурой давно вымершего зверя. Уэйнрайт был одновременно потрясающе красив и вопиюще фальшив, как полицейский фоторобот или кинозвезда.
