Kitabı oku: «Соломон. Забытая нежность», sayfa 2
Глава 3
Аня
– Ань, а мы еще придем сюда? – стоило нам выйти за ворота его дома, как Машка остановилась, дергая меня за руку.
Я с умилением посмотрела в лицо Маши и подумала о том, что если сестра заболеет, буду виновата в этом я. Хотя и не было моей вины в том, что лодка, в которой мы обычно прятались, сегодня внезапно дала течь. Благо, что на улице стояла теплая погода, да и одежду Маши я полностью просушила, кипятком напоила, может, пронесёт? Лекарства стоили огромных денег, а у меня сейчас каждая копейка на счету. А этот мужчина, который нас нашел и накормил… тот симпатичный незнакомец, что едва не сбил меня сегодня на машине, когда я убегала от матери, кажется, он назвался Игорем, точнее Соломоном… очень сильно нас выручил. И взгляд у него добрый, а едва заметные морщинки у глаз, когда он улыбался, добавляли ему некого шарма. В общем, мужчина не казался плохим человеком. Думаю, что он и вправду помог нам от чистого сердца. Хотя, что я могла знать о добрых сердцах, когда у наших родителей тех вообще не было. А доверять первому встречному – слишком опрометчивый поступок.
– Ань?
Я задумалась, а сестра продолжала меня дёргать за рукав куртки, которую сегодня придётся зашивать. Подняла сестру на руки и поцеловала в щеку. Девочка росла без родительской ласки и любви. Я была и мама, и папа, и сестра – три в одном. Целовала, любила, хвалила и заменяла девочке мать, потому что наша настоящая променяла нас на водку. Отец вконец уже опустился и принялся распускать руки. И я бы давно сбежала с сестрой из дома. Но куда идти? Мы состояли на учете, как неблагополучная семья. И мать шантажировала меня, что, если куда уйду, тут же сообщит кому следует, и их с отцом лишат родительских прав, а Машку отправят в детский дом. Разве могла я так поступить со своей маленькой принцессой, любимой сестрой, для которой была всем на свете, и так предать девочку? Да никогда в жизни! Потому и терпела все унижения и иной раз побои. Но Машку в обиду не давала. Презирала родителей и не могла им простить того, что они так опустились, но и уйти не могла из дома. Соломону легко рассуждать свысока, когда эти беды его не касались. А я иной раз лежала на диване с Машей в обнимку, гладила ее мягкие волоски и ночи напролёт не спала, потому что вокруг видела одну беспросветность.
Но я твёрдо решила, как немного окрепну и встану на ноги, уйду с Машей из дома, и сама обращусь в органы опеки, чтобы на меня оформили опекунство, а этих… родителями даже не поворачивался язык их назвать, лишили всех прав на Машу. А дальше… не знаю, как быть. Это все только планы и мечты. И такое отчаяние иной раз накатывало, так беспомощно себя ощущала, что слезы наворачивались и руки опускались. Да еще и в вуз не поступила – это стало последним ударом. А я так надеялась продолжить обучение и найти хорошую работу. Забрать Машку от горе-родителей было моей основной целью и, судя по тому, как мне не везло, несбыточной мечтой.
– Придем, – соврала я и обернулась.
Мужчина стоял возле калитки и провожал нас долгим взглядом. Я поторопилась отвернуться и направилась к нашему дому. Надеюсь, «эти» уже спали.
– Правда, он хороший? – продолжила Маша допрос.
– Правда, – согласилась я, но все равно ему не доверяла.
Потому как побаивалась незнакомых людей. Кто их знает, что у тех на уме. Может быть, под приятной оболочкой скрывалась личина зверя или, не дай бог, извращенца? Защитить нас было некому, а вот тех, кто мог обидеть или надругаться – очередь выстраивалась.
Несмотря на то, что поселок наш был маленьким, родителей наших за пьянку не жаловали, но и нас особо не жалели. Местные жители видели, что я пытаюсь барахтаться, и все равно делали вид, что не замечали, как нам тяжело жилось. Будто так и должно было быть. А девчонки так и вовсе считали меня белой вороной за светлую кожу и волосы, и Машку мою тоже обижали. С каждым днем я все больше начинала понимать суть поговорки: с волками жить по-волчьи выть. Со временем я научилась не реагировать на чужие нападки, давно уже обросла шкуркой и понимала, что, если реагировать на все резкие выпады, то долго не протяну, сломаюсь в один из моментов и поломаю будущее не только себе, но и сестре. Так лет с четырнадцати во мне появился стержень. Я даже запомнила этот день, когда осознала, что он есть.
После уроков группа девочек старшеклассниц, решив самоутвердиться за мой счет – папенькины и маменькины мажорки – за волосы оттащили меня на дальний двор, где обычно прятались и курили малолетки, и избили меня. Я правда, до сих пор не понимала за что. За мой внешний вид? За бедную одежду? За непокорное поведение? За то, что не пресмыкалась? Никогда не велась на провокацию? Но после того раза, когда в порыве злости и страха разбила двум девочкам носы, и меня таскали по кабинетам завуча, директора и детской комнаты полиции, грозили даже исключением из школы, я сделала вывод, что поступила правильно. Если бы не дала в тот раз решительного отпора, меня бы так и ковыряли до самого выпуска. А так больше не трогали. Каждому, кто ещё обидит, пообещала и челюсть выбить. Но это так, больше для красного словца, закрепить результат.
Я до последнего отстаивала себя не ради обеления своего имени, а ради Машки, которая недавно родилась. Потому что уже тогда она была не особо нужна матери, а я не могла позволить себе, чтобы надо мной издевались, избивали, а я бы пропускала учебу, выхаживая себя после всего этого. Матери до меня и моих проблем ровным счетом не было никакого дела. И лишь моя тяга к знаниям, хорошая учеба всегда вызывали у учителей восхищение, и те давали мне положительную характеристику, списывая все проступки на неблагополучие в семье. Однако серебряная медаль мне не помогла поступить на бюджет. Я так переживала, даже сейчас, как вспомню об этом, аж выть от отчаяния хотелось и время вспять повернуть, чтобы ещё лучше учиться и получить золотую медаль. У меня ведь даже выпускного не было, потому что я постеснялась идти в джинсах и кофте, на красивое платье у меня денег не было. А собирать жалостливые или насмехающиеся взгляды – мне оно не нужно.
На следующий год буду умнее и пойду учиться, например, на агронома, а не на педагога или медика. Меня тянуло помогать людям, наверное, потому что понимала, как тяжело без поддержки. Потому что последние два года жизни все больше походили на захватывающий квест по выживанию. И я сильно мечтала забрать от родителей Машку и покинуть «родительский дом».
– Пошли Пуховика ловить! – вдруг вспомнила Маша о коте, что повадился к нам недавно ходить. – Хочу, чтобы он с нами спал, мне тогда страшно не будет. И хочу, чтобы ты мне почитала Старика Хоттабыча, – начала перечислять Маша тоненьким голоском.
Ну, вот насчет почитать, ничего против не имела, а чтобы спать в одной комнате с Пуховиком… это опрометчивое решение. Хотя этот великан иногда и без спроса пробирался к нам через форточку, укладывался в наших ногах и не сдвинуть его с места. Я заметила, что он питал особую любовь к Маше. Огромный лесной кот серо-рыжего окраса с когтями и клыками, как у зверя, первое время вызывал у меня ужас и недоверие. А потом эта махина вздумала таскать нам на крыльцо свежую рыбу из реки…
Пуховиком его Маша назвала, потому что он дыбил шерсть и походил в таком обличье на Машину растрепанную зимнюю курточку, что досталась ей еще от меня. К коту или кошке я относилась до сих пор с опаской, но что меня удивило вконец, так это то, что Пуховик на дух не переносил наших родителей, особенно, когда от них пахло алкоголем. В целях безопасности я все же старалась держаться от кота подальше и Маше запрещала с ним играть, потому как он размерами был почти с сестру. Я боялась, что он может поранить ребенка. Подобных котов я еще не встречала в нашем поселке, хотя ничего особенного в его комплекции не было, если он жил среди хищников и пытался выживать. И что его привело в деревню?
– Только обещай вести себя тихо, и никаких игр с котом, – строго попросила я.
– Обещаю! – радостно воскликнула Маша и спрыгнула с моих рук.
Глава 4
Аня
Дома нас опять ждал бардак и сплошные бутылки. Я боялась, что когда-нибудь по пьяни эти… слов даже приличных не могла подобрать родителям. В общем, я боялась, что они спалят дом, потому как отчетливо помнила, как несколько лет назад вот такой же теплой осенью загорелись леса, и весь поселок едва не выгорел дотла. Пожарные машины подъезжали с горы и пытались потушить пламя. Маша может, и не помнила, маленькая ещё была, а у меня до сих пор мурашки бежали по спине, когда я вспоминала об этом кошмаре и ярком зареве. Наш дом чудом остался в стороне от огня, а вот два соседских дома на противоположной стороне были теперь полностью непригодны для жилья. Так и стояли обуглившиеся, словно сгоревшие спички, напоминали мне, что и мы в одночасье могли превратиться в бомжей. Если не погорим заживо.
– Ты иди в нашу комнату, я немного приберусь и приду, – сказала я, окидывая взглядом гору бутылок и спящих мужчину и женщину.
В доме пахло спиртным и сигаретами. Все-таки снова курили. Хотя я ведь просила их, много раз говорила, что одна искра, и дом вспыхнет как свечка. В прошлый раз так переругалась с ними, что получила по лицу и неделю ходила красивая и нарядная, прятала синяк под очками, потому что стыдно мне было за родителей, за то, что те распускали руки. Но я бы и сейчас ругалась. Потому что здесь кругом одно дерево. Даже выбежать не успеем, погорим. Но что толку им это объяснять? Они напивались и в своем хмельном угаре обо всем забывали. Какие уж тут дети, окурки и спички.
Прибравшись на скорую руку, я вынесла мусор из дома, приготовила на ужин Маше кашу и пошла в нашу комнату. У самой аппетита не было никакого – тошно мне было от всего этого. Не знаю, как мы продержимся еще год. Сил моих уже не было. После, как поступлю в вуз, я лелеяла надежду получить место в общежитии. Может быть, уговорю консьержку, чтобы та разрешила жить сестренке со мной. А там как-нибудь выкарабкаюсь. Мечтать об этом было так приятно. Маша покушала, я расчесала ей длинные светлые волосики, заплела косичку, почитала ее любимую книгу и уложила спать, а сама взялась мечтать о будущем. Это была единственная отдушина и маленький просвет, лучик надежды, что мне удастся выбраться из этого болота и вытянуть сестру – моего маленького чистого и доброго ангелочка – на свет.
Пуховик сегодня не появился. Пока я убиралась в доме, Маша выходила из дома и звала кота, но он не отзывался. Что в принципе обычная для него вещь. Бывало, ночью он внаглую лез в окно, скребся и орал так, что внутри все сжималось от этого мяуканья. Поэтому я не стала закрывать плотно форточку на ночь в нашей комнате с Машей, чтобы, когда этот дикарь придёт, не шумел сильно и нас не будил. Я всегда спала очень чутко, иной раз слышу малейший шорох и тут же вскакиваю с постели. Но сегодня мне просто не спалось. Мысли крутились разные в голове, я даже, если закрою глаза и не стану ни о чем думать, не усну. Машка лежала у меня под боком, свернувшись калачиком. Мне было приятно и тепло рядом с ней, спокойно. Иногда я ловила себя на мысли, что больше жалею ее и люблю как мать, а не как сестра. Думаю в первую очередь о ней, вкусняшки ношу с работы. А она всегда отвечает мне благодарностью и слушается беспрекословно, не потому, что я ее старшая сестра, а потому что чувствует, ближе нее у меня никого нет, видит, что стараюсь ради нас обеих. И единственное, о чем жалею, что она умна не по годам. Рано жизнь плохую узнала. Ее бы в платьица красивые одевать и в куклы с ней играть… а она, как я возвращалась из школы, хвостиком за мной ходила, да на родителей алкашей вечно ругающихся смотрела. Вот и вся забава.
Из родительской комнаты вдруг ощутимо повеяло дымом. Я даже не сразу поняла, что случилась беда. Так боялась пожара, что, когда поняла, что это дом загорелся, то впала в ступор, и тело сковал ледяной страх. Мысли беспорядочно забегали в голове – что делать? Будить Машу хватать документы и деньги! Бежать к родителям! Но я совсем не уверена, что успею их обоих спасти. Ибо видела и хорошо помнила, как горели два года назад соседские дома. Словно вспыхнувшие спички, догорали в секунду и превращались в чёрные обуглившиеся черепушки и пеплом опадали на землю.
– Маша! – громко крикнула я, спрыгивая с дивана.
В первом выдвижном ящике письменного стола лежали мои документы и свидетельство о рождении Маши, там же лежали небольшие сбережения. Я завернула сонную девочку в одеяло, открыла окно, всунула ей документы и деньги в руки, подсадила, чтобы она смогла выбраться наружу. От страха Маша вся позеленела, заикалась и не могла вымолвить ни слова, со слезами на глазах смотрела на меня, что я остаюсь в доме, и мотала головой из стороны в сторону. Кричала мне, что без меня никуда не пойдёт. А тем временем белые клубы едкого дыма пробирались в нашу комнату сквозь маленькую щель. Дым резал глаза, от него першило в горле и хотелось без конца кашлять.
– Иди, я попробую разбудить их, – с нажимом попросила я. – Скоро вернусь. Иди! Я вернусь!
– Аня, пожалуйста, не надо! Не оставляй меня, – громко кричала Маша.
Всхлипывая, девчушка спрыгнула на землю и отошла от окна, а я больше не могла терять ни секунды. Как бы там ни было, но родителей не выбирают. И я не оставлю их умирать. Не хочу, чтобы этот грех камнем висел на душе до конца моих дней. Я хотя бы попытаюсь.
Открыв дверь, я приложила руку ко рту и закашлялась. Не знаю, что стало источником возгорания, возможно, кто-то из них проснулся и все-таки снова закурил? Ведь я все убрала, вымела весь пол и проверила досконально, нет ли окурков. А может быть, проводка? Кто теперь узнает истинную причину? Я подбежала к матери, она спала и даже не чувствовала едкого смога. Взяла ее за руки и стащила с дивана, силясь оттащить к нашей комнате и вытолкнуть ее через окно, как и Машу. Но мать даже не проснулась, лишь бессвязно что-то пробормотала и выдернула одну руку. Я изо всех сил пыталась ее тянуть, через выход было бы значительное быстрее, но прихожую уже охватило огнем, ещё минута или две, и он доберется до нас. Мне было жарко, кислорода почти не было, и я ощущала, как жгло и выдирало легкие. Мать была тяжелой, и я понимала, что за отцом попросту не успею вернуться. Не уверена даже, что мне хватит сил дотащить до нашей комнатки мать.
Я кричала, пыталась ее звать, но она находилась под ударной дозой спиртного и даже не слышала, как я ее зову. Кое-как я все-таки дотащила мать до нашей с Машей спальни. Перед глазами все кружилось, а вместо вдохов уже выходили сдавленные хрипы, похожие на лай старой собаки. Я бросила мать и схватилась за грудь, понимая, что, если сейчас не вдохну хоть каплю спасительного кислорода, то задохнусь от ядовитого угара. Наверное, я осела на пол, языки пламени кружили в диком танце у меня перед глазами, обжигали руки и щеки, кусали, выдирали целые куски кожи, отступали на какое-то время и снова возвращались к пытке. Не знаю, сколько длились эти бесконечные минуты, но я все же нашла в себе силы добраться до окна. Я оставила мать в дверях и поползла к источнику жизни, там, где был кислород и спасительный глоток свежего воздуха. Но силы покинули меня.
Я упала на пол, обернулась в сторону матери, и яркий красный всполох мелькнул перед глазами, я схватилась за горло, чувствуя, как что-то с силой вонзилось прямо мне в кадык, а затем все померкло перед глазами.
Глава 5
Соломон
С момента смерти Наташи и Аси я страдал расстройством сна. Запросто мог проваляться в кровати до утра, не сомкнув глаз, в своей, уже теперь холостяцкой квартире. Новой квартире с прошлой жизнью и насквозь изрешеченным сердцем. А в Рыбачий выбрался в надежде отдохнуть и сменить обстановку, может быть, смогу спать крепко эти дни. Как-никак кругом свежий воздух и абсолютная тишина. И никакого намека на шумную и суетную столицу, даже ни одного знакомого человека нет рядом, чтобы потревожить мое единение с самим собой. Сквозь сон я услышал глухие удары в окно. Долго не мог уснуть, а потом провалился в дремоту и вдруг такие галлюцинации. Наверное, с непривычки. Сначала показалось, что мне все это снится, но стук продолжался. Тонкий писклявый голосок добирался до сонного сознания, как сквозь толщу воды. Открыв глаза, я понял, что не показалось и не приснилось – кто-то действительно стучал и звал меня. Взглянул на часы – половина третьего ночи. И я не знал ни одного человека, которому бы я понадобился в такой поздний час в незнакомых местах. Не успел ни с кем познакомиться ещё… кроме девочек. Маша!
Спрыгнув с кровати, я бегом подбежал к двери, открыл ее и увидел завернутый в одеяло маленький комок. В груди все потяжелело, и я расширившимися от непонимания зрачками смотрел на встревоженную девочку.
– Что случилось? – я подхватил ее на руки.
Девочка плакала и постоянно повторяла имя сестры. Я в чем был, в штанах и белой майке алкоголичке, босой, вместе с ней на руках побежал в сторону их дома. Аня говорила, что они живут в соседях. Буквально через пару домов.
– Аня, там Аня, – девочка плакала, и ее маленькие плечи сотрясала дрожь, глаза были наполнены ужасом и слезами. – Аня!
Сразу понял, что случилось что-то ужасное, увидев этого потрясенного ребенка на пороге своего дома. Девочка уже плакала без остановки и не могла произнести внятно ни слова, чтобы я мог разобрать, заикалась и судорожно глотала воздух. А когда выбежал из двора, понял, что случился пожар, и, вероятнее всего, горел их дом. Жители посёлка уже оживленно толпились на улице, женщины причитали в голос.
– Маша, Аня осталась в доме? – спросил я, и без слов понимая, что так оно и есть. Не пришла бы она тогда звать меня на помощь. И как только догадался ребёнок в такой стрессовой ситуации и сообразил бежать ко мне. И почему ко мне? А может быть, им просто некому было больше помочь?!
– Да, – девочка дрожала и плакала без остановки. – Спасите ее дядя Игорь, – закричала она. – Она там, – начала выворачиваться из рук, я спустил её на землю, а она схватила меня своей маленькой ладошкой и сжала так сильно, что я даже не ожидал от неё такого напора, и потащила через дорогу на задний двор к дому. – Так быстрее, – всхлипывала она.
А возле полыхающего дома уже суматоха, я слышал, как кто-то вызвал скорую и пожарных. Люди толпились у дома Морозовых – что Морозовых я понял из разговоров и обрывков фраз, и, приоткрыв рты, смотрели на красные всполохи огня. Но даже никто и попытки не предпринимал, чтобы потушить огонь или попытаться кого-то из этого огня вытащить. Хотя о чём я. Мужчин в посёлке почти не было. Да и кто отважится лезть в огонь и заглядывать в глаза смерти?
– Стой тут и не смей приближаться к дому, слышишь? – слегка встряхнул девочку и, заметив ее слабый кивок, побежал к дому.
Уж чего-чего, а смерти точно не боялся. Но я был вовсе не уверен, что у меня получится спасти девушку. Потому как, приблизившись, понял, что люди просто-напросто стояли и смотрели на огонь, потому что в дом было уже не пробраться. Все постройки были деревянными и вспыхивали, как спички. Я забрался внутрь через окно, на которое указала Маша, и сразу же заметил на полу человека. Его практически не было видно, но я надеялся, что это была Аня. Смог ударил в лицо, а огонь вовсю бушевал в соседней комнате. Прикрыв рот рукой, я подтащил тело девушки за ноги к себе и взял на руки. Крыша могла обрушиться в любую секунду, и я сильно рисковал, но не мог иначе. Перед глазами стояло заплаканное лицо Маши, и я не хотел, чтобы девочка потеряла единственного близкого человека. Знал, как это больно и не желал для неё подобной участи. Ни для нее, ни для Ани.
Кто-то из мужчин, которых в посёлке осталось, как я понял не очень много, подбежал и помог принять Аню из окна. Огонь отрезал любые другие способы выбраться наружу. Девушка не отзывалась ни на прикосновения, ни подавала признаков жизни, словно тряпичная кукла, спустила голову набок. Меня едва не пришибло горящей балкой, и я почти ничего не видел сквозь ядовитый дым, лёгкие выжигало, и меня душило смогом. Даже если в доме кто-то остался, огонь охватил слишком большой участок, и я вряд ли продержусь долго, а тем более, проберусь куда-то дальше этой комнаты. Плечи обожгло огнем, я вылез через окно, возвращаясь к испуганной девочке. Неизвестно, что ещё с Аней и удастся ли спасти ей жизнь. Я хотел надеяться на лучшее.
– Боже, погорели… давно пора уже. Вон они как пили. Даже девчонок не жалели. Сиротки теперь и то, если старшая выжила… А приезжий, гляньте-ка, в огонь полез, не побоялся.
Я поднял голову на зевак. Люди больше переживали, чтобы приехала пожарная машина, чтобы потушить огонь, нежели о том, остался кто-то ещё в горящем доме или нет. Причитали, что дома кругом деревянные и лес – вот он, рукой подать, все могли остаться без жилья и крыши над головой. Вспыхнет хоть одно дерево, и погорит все за считанные минуты, весь посёлок выжжет целиком, если пожарные не приедут с минуты на минуту. Я склонился над Аней, проверяя, дышит она или нет. Трогал девушку за шею, искал пульс, но ничего не находил. Ее руки, по-видимому, сильно пострадали, одежда и лицо чёрное в саже. Я открыл ей рот и сделал искусственное дыхание. Массаж сердца и снова вдох. Жилка на шее слабо пульсировала… Видел перед собой Машино бледное лицо и готов был в прямом и переносном смысле вдохнуть в ее сестру жизнь, словно от этого зависела и жизнь Маши. И в целом, так оно и было. Кому ещё будет нужен этот несчастный ребёнок? Аня задышала, но в себя не пришла, я стянул с Маши одеяло и укрыл девушку. Теперь оставалось ждать скорую. Машу взял на руки и прижал к себе, чтобы девочка не мерзла. От моего тела исходил жар, по венам сумасшедше гнал адреналин. Не знаю, кто из нас двоих сильнее дрожал, девочка или я. Но меня так точно трясло совсем не от холода. Я крепко прижимал маленькое тельце к себе, глядя на девушку, что лежала на траве.
– С ней все будет хорошо? – Маша смотрела на сестру стеклянными глазами, а я будто вместе с ней переживал все те круги ада, через которые однажды уже проходил. По крайней мере, я сделал все, что от меня зависело, но я не Господь Бог…
– С ней все будет хорошо. Маша, слышишь меня? Сейчас приедет скорая, и все будет хорошо. Ты сама как, не поранилась? – я заглянул ребёнку в лицо.
Откуда-то взялся огромный кот. Он терся об мои ноги и нервно дёргал хвостом. Наверное, весь посёлок сейчас собрался в одном месте, и все с замиранием в сердце ждали, жива Аня или нет, потушат дом до того, как огонь переберется на соседний дом. Девочка жива, но ей необходима реанимация. Потому как она сильно надышалась угарным газом. А насчёт огня… пока языки пламени дожирали дом Морозовых, у пожарных расчётов ещё было какое-то время.
– Аня… – плакала Маша на моих руках, и моё сердце содрогнулось от каких-то непонятных чувств, хотелось утешить девочку, чтобы она не плакала. Не иначе сейчас сам разрыдаюсь, сердце болело нестерпимо.
Смотрел на Аню, что лежала на траве, и прижимал Машу к себе, понимая, что тяжело придётся девочкам одним. Очень тяжело. Даже если с Аней все обойдётся. От дома через считанные минуты останутся угли, а родители… Я понял, их не удалось спасти, и они сгорели. Девочки теперь фактически остались одни. Сиротки без крыши над головой.
