Kitabı oku: «Покорность», sayfa 3
Священник, согнутый болью в спине, едва двигался. Он почти ничего не видел, да и слышал в последнее время плохо. Стал путать день с ночью, а весну с осенью. Его ноги не желали гнуться, и пока они дошли до дома, дыхание вырывалось из его горла, как из кузнецких мехов. Никол завёл его на крыльцо и, поддерживая, распахнул дверь. Из сеней пахнуло тяжелым духом ладана. Старик с облегчением опустился на скамью.
– Под окном отвар из берёзовых почек, налей, – попросил он.
Никол нашёл потемневшую бутыль и нацедил полкружки. Подал и присел рядом на корточки. Священник сделал несколько жадных глотков и, прижав целебное зелье к груди, откинулся на брёвна.
– Не думал, что ты уже вырос, – грустно проговорил он. – Время остановилось той осенью.
В тёмных сенцах его скрюченный седой профиль с длинным носом и всклокоченной белой бородой напоминал болотного луня.
– Вы помните как всё началось? – спросил Никол.
– Отреклись от нас. Церковь мою закрыли, а самого извергли из сана.
– За что?
Старик шмыгнул носом и потёр покрасневшие глаза.
– Ты теперь взрослый, могу сказать, – протянул он. – За грехи мои.
Священник совсем сник и будто бы постарел ещё сильнее. Бледное лицо, испещрённое старыми шрамами и свежими ранами, теперь напоминало лик со старой закопчённой иконы, что висела в углу его избы. Он вздохнул раз, другой, третий и захрапел.
Никол вздрогнул от неожиданности.
– Отче, не спите!
– Кто здесь! – затрясся старик. – Изыди, нечистая…
– Это я…
– Николка? Ты чего пришёл? Хочешь помочь мне люд на службу собрать?
– Какая служба? Коленопреклонение пришло…
– Будь оно не ладно, – перебил священник. – Так чего же ты не в погребе?
– Мне уже восемнадцать…
– Да ты что! Не думал, что ты вырос. Время остановилось той осенью…
– Пожалуйста, расскажите из-за чего всё началось. Вы сказали про грех!
– Отреклись от нас…
– Знаю, знаю! – Никол даже вскочил. – И про ворота знаю, и про серебряный за каждого проклятого. Но из-за чего всё это?
Старик потупился.
– Давно мне кается пора. Давно! Чую, не доживу до зимы, – он заёрзал на лавке, но потом выпрямился. – Пекарева жена подговорила, что знахарка в падеже коров виновата, – он уставился на парня пустыми глазами. – Жениха она для старшей дочи приметила, а тот ни в какую. Она к знахарке прибежала, приворожи, мол, а та не стала. Вот дурья баба и взбеленилась. Оговорила её.
Священник тяжело закашлялся и отпил из кружки.
– Мужики поверили, – просипел он. – Меня к ней потащили. А когда мы в доме коровью фигурку из свечного воска нашли… не знаю, что с нами случилось. Знахарку и дочь её с ребенком в доме заперли, я хотел к престолу идти, чтобы разобрались, но мужики ждать не стали и подпалили. Даже кошака не пожалели.
Из белых глаз старика потекли слёзы.
– Дочи ейные кричали, а я испугался, не пошёл против людей. Никогда не забуду. Дочи кричали, а знахарка нет. Подошла к двери, что мы подпёрли, да сказала, что всех нас теперь ждут адские мучения за погубленные души, пока не образумимся…
– Проклятье можно снять? – встрепенулся Никол.
Священник допил отвар.
– Я пытался, – горько сказал он. – Молился до поздней зимы, пока не отморозил ноги. Каялся на пепелище, пока знахарка не пришла во сне.
– Как, отче?
– Обещала, что отзовёт слова, если чистая душа не побоится ту свечную коровку обратно к ней в дом вернуть.
Священник снова закашлялся и поставил пустую кружку на лавку.
– Я ходил туда и нашел коровку в золе, – он сунул руку за пазуху и достал свёрток пожелтевшей материи. – Когда калиго пришло в третий раз, я пошёл за ними. Хотел пожертвовать собой и вернуть коровку. Оно провалилось в пепелище, но меня не пустило, а вот зрение отобрало. Сказала: моё время не пришло, да и душа не чиста.
– Но как туда попасть?
– Живым туда дороги нет, – отрезал Семеон и спрятал свёрток обратно под рубаху. – Я пытался.
Он откинулся к стене, продолжая тяжёло дышать, пока снова не захрапел.
Никол не стал будить его во второй раз. Снова начинать все объяснения заново больше не осталось сил. Да и какой от них толк, если живым коровку не вернуть. Поэтому оставалось только притворить дверь и уйти.
Прохожие не поднимали глаз, но даже не глядя, приветствовали его одной и той же фразой: «Теперь ты взрослый».
Он остановился перед свои домом. Посмотрел на чёрное пятно на земле. Ревенанта прибитого к земле колом, уже сожгли, но запах остался, словно не подвластный ветру. В одно соединилась вонь плавленного жира, гнилого мяса и сырых потрохов.
– Так же хочешь?
Он не узнал голоса матери, настолько едким был вопрос.
– Ты чего?
– А ничего! – накинулась она. – Так будет всегда! И ты будешь терпеть! Или думаешь это лучше? Идём со мной.
Она схватила его за руку и потащила к сараю с непонятно откуда взявшейся силой.
Никол только ошарашенно моргал, пока не увидел, что дверь в погреб не засыпана землёй.
– Ты что, её не заперла?
