Kitabı oku: «Амузия»
Открыв дверь, он тут же закрыл ее со словами: «О, оказывается, я уже там».
Оливер Сакс
Предисловие
Перед вами сборник интервью, записанных во время расследования смертей в лаборатории эксцентричного учёного Александра Шмидта в октябре 2041. Вместе с отрывками бесед вы найдёте выдержки из актуальных на тот момент научных статей, новостей и других материалов, связанных с феноменом развития неординарных способностей.
В показаниях свидетелей есть существенные расхождения, природу которых не удалось установить до сих пор.
Часть I. Эхо другого мира
Глава 1. Александр Ф. Шмидт
«Александр Филиппович Шмидт (род. 13 июня 2001) – российский инженер-изобретатель, получивший известность за ряд разработок в аудиофизике и нейробиологии. В 2035 году был добавлен в список Forbes «30 до 30», в 2039 удостоился тринадцатого места среди ста ныне живущих гениев по версии Британской Газеты. Номинирован на Нобелевскую Премию по медицине и физиологии. Лауреат Премии за прорыв в области медицины 2039 года.
Александр родился в семье инженера-электрика Филиппа Анатольевича Шмидта и учительницы вокала Елены Витальевны Шмидт в Москве. Он был старшим из трёх детей. Его брат Георгий и сестра Татьяна также сделали карьеру в науке. Александр рано начал проявлять интерес к изобретательству и музыке, благодаря чему окончил физико-математическую гимназию и музыкальную школу по классу фортепиано. Родители развивали таланты всех троих детей настолько, насколько это было возможно в России начала 2000-х с недостатком образования и интернета. Тем не менее, уже в 15 лет после школы, которую Александр окончил экстерном, он начал экспериментировать с радиотехникой. Благодаря этому позже смог сделать ряд важных для современной науки открытий.
Будучи человеком мира, Александр Шмидт успел пожить в десятках стран, каждый раз создавая очередной успешный проект. Среди государств, где учёный получил постоянный вид на жительство по научной деятельности, находятся: Израиль, США, Великобритания, Арабские Эмираты, Германия, Аргентина. Текущей страной пребывания является Грузия, где Шмидт запустил собственное производство медицинского оборудования для людей с проблемами слуха».
Википедия, 2042 год.
«Во время своего короткого пребывания на родине в 2023 году Александр Шмидт разработал чип для расширения функционала здоровых людей. Устройство внедряется в человеческий мозг для повышения слуховых возможностей. Совершенствование чипа продолжается на постоянной основе, являясь флагманским проектом Шмидта».
С. Куаров. «Справка о публикациях А.Ф. Шмидта», 2025 год.
«В период Аргентинской резиденции (2028–2031 гг.) Александр Шмидт начал работу над системой индивидуальной музыки, основанной на АСМР (ASMR). Это автономная сенсорная меридиональная реакция мозга на опредёленный спектр раздражителей. Как правило, это приятные ощущения от различных воздействий: мурашки, покалывание. Нейросеть Шмидта изучает поведение пользователя и подбирает приятный для него спектр аудиовизуальных и тактильных триггеров, которые помогают человеку мгновенно войти в необходимое состояние. Изобретение нашло своё применение в психологии и индустрии секс-игрушек».
И. Валов «Современная звукотерапия» 2037 год.
«2039 год Александр Ф. Шмидт отметил выходом своего первого музыкального альбома, который сразу же попал во все мировые чарты. Написанная им музыка лишена жанровой принадлежности, поскольку основана на научных закономерностях. Применив исследования, которые Шмидт, будучи в первую очередь учёным-инженером, проводил над звуковой перцепцией человеческого мозга, он создал звучание, оказывающее одинаковое воздействие на любого слушателя. Примечательно, что отдельной категорией поклонников являются люди с расстройством или полным отсутствием слуха. К ним его музыка нашла свой подход. Для этого Шмидт использует спектр волн специфических частот, которые способны влиять на мозг без звука и не видны глазу. Этот феномен привлёк внимание научного сообщества, поскольку обнаружил ранее неизвестный учёным эффект воздействия электромагнитных волн на человека».
Н. Алексеев, Мир Hi-Fi, 2040 год.
«19 октября 2041 года на 40-м году жизни скончался известный во всём мире Нобелевский номинант, лауреат Премии за прорыв в области медицины, обладатель бриллиантового диска, российский учёный и изобретатель и филантроп Александр Филиппович Шмидт.
Он был легендарным учёным в области физиологии и физики звука, внёсший огромный вклад в область комплексных исследований воздействий звуковых волн разных частот на мозг человека. Ушедший от нас так рано Александр Шмидт не успел завершить свою прорывную работу, открывшую завесу над широкой областью знаний, о которой учёный мир и не подозревал до его великого прорыва».
Выдающийся гений Александра Шмидта не будет забыт».
Некролог А.Ф. Шмидта, опубликованный в фонде его имени, учреждённым его братом Г.Ф. Шмидтом, 2041 год.
«Алекс Шмидт пытает ясновидящих?
Мы поговорили с некоторыми пациентами новой клиники А. Ф. Шмидта в городе Владимире, которые утверждают, что учёный проводит неэтичные эксперименты на людях.
Всё началось в 2041 году, когда очередной невероятно успешный проект Шмидта показал сомнительный результат. Из-за пагубного воздействия разработанной учёным гарнитуры, помогающей справляться с рядом серьёзных расстройств восприятия, скончался один из его пациентов. Казалось бы, единственная жертва на миллион излеченных людей, что такого? Однако инцидент вызвал повышенный интерес СМИ к новым разработкам изобретателя.
Так весной 2042 года Шмидт учредил нейрофизиологическую клинику в небольшом городе Владимире в 200 км от Москвы, чтобы развернуть масштабное исследование побочного эффекта, который привёл к смерти одного из пользователей его устройств. Что происходило в клинике, не известно до сих пор, однако свидетели сообщают, что Шмидт одержим идеями из разряда парапсихологии и заставляет пациентов проходить бесконечные тесты на ясновидение.
Некоторым жертвам удалось покинуть клинику. В следующем выпуске мы поговорим с ними о страшных застенках модной клиники учёного плейбоя».
И. Антонов, сводка «Владимирской газеты», 2043 год.
«Саша был гением».
Из дневника Татьяны Ф. Шмидт, отрывки записей обнаружены в 2063 год.
Глава 2. Макс
Слякоть была. Хотя конец сентября. Я с репы шёл. Донт ноу, тебе рассказали, вот ду ай ду?
Ин шорт, я актёр. Играю в театре, знаешь, студия есть у нас от Кулька? Вот, мы с нашим артхаузом даже гастролируем самтаймз. Я оттуда шёл. Вообще, южали в это время пишусь на аутсорс. Сроки тогда не горели, можно было эмоджи позже сдать. Вообще, это я не к тому. Я шёл из театра на митап. Это встречи фор пипл с нарушениями слуха. Инвалидами нас Тома назвала. Хотя из нас с ней сомнительные инвалиды. Наши дизис не катастрофа.
Я ходил туда уже пару лет, это помогает с плэями. Если я играю, особенно на стэйдже, а кто-то начинает издавать эти звуки, у меня срывает башню. Это называется мизофонией. Обычно люди даже донт нотис. В лёгкой стадии больных просто раздражает, что кто-то чавкает, глотает громко или шепчет. У меня всё мач ворс. Доктора говорят, это как-то связано с интерпретацией звуков в мозгу. Может, и так. Только вот меня это не просто выводит из себя, а делает эназер пёрсон. Если я долго слышу какие-то неритмичные мелкие звуки, я агрюсь. Это может ветка на ветру об окно стучать. Если без всякого ритма, то финиш. Нужно квикли эту ветку найти и оторвать. А потом ещё желательно стол в то окно выбросить. В лучшем случае.
Инвалиды помогли мне начать контролировать мои фэйлы. Не могу сказать, что больше меня эти звуки не беспокоят, но уже мач лесс. Тома говорила, ей страшно представить, что со мной было бифор. Было соу-соу. Технику бил, орал, как сайко, мог ударить кого-то кто под руку попадался. Аут оф контрол, знаешь. На занятиях мы тренировались слушать разные звуки. У всех свои гоулы, кто-то пытается восстановить потерянный слух, кто-то научиться разбирать тональности, я вот старался перестать агриться. Обычно музыка вери хэлпфул. Особенно тяжеляк. Можно хаус, можно металл. Дазнт мэттер. Помогает влиться в ритм. Инвалиды научили представлять этот ритм, когда вхожу в штопор.
Так вот. Я шёл на эту нашу пати, думал, как соберу новый пак реакций для работы после этого. Вдруг вижу, идёт. Я сначала со спины её увидел. Тотал блэк, в шарф какой-то замотана, высокая, но ужасно сутулилась. Когда я её обогнал, оказалось, притти. Я обычно не подкатываю, но тут вижу, идёт она явно туда же, куда и я. Я улыбнулся и говорю:
– Хэллоу, гуд лукинг!
А она молчит и дальше себе сутулится в сторону дверей. Я не отступаю:
– Привет!
Сайленс. Знаю, это было руд, но я её по плечу похлопал. Совсем слайтли. Она отскочила, как от маньяка, и уставилась на меня своими глазищами. Глаза у неё были огромные, на пол лица, серые. Она их ещё чёрным карандашом обводила. Бровей из-за этого было почти не видно. Я потом только узнал, что она их обесцвечивала вместе с хайреом. В тот момент мне показалось, что у неё вообще на лице ничего, кроме глаз, нет.
– Я Макс, – я поднял руки.
– Умалишённый, что ли? – голос у нее был низкий очень, дидн мэтч с таким фейсом. Первый раз я даже подумал, что она, может, транс.
– Нет, просто хотел познакомиться. Ты в группу?
Она пожала плечами, но кивнула.
– Я тебя там не видел бифор. Ты нью?
– Я впервые здесь, – она наморщила свой носик так, словно от меня воняло.
Да, после реп мы часто выходим все в поту, но сразу в душ. Только потом я понял, что ей не нравится мой толк. Тома вся такая иксквизит была, как будто в шифоньере рядом с фарфором хранилась.
Мы прошли в студию. Я предложил помочь ей снять пальто. Она только фыркнула. Стянула его и повесила вместе с шарфом в углу. Волосы у неё оказались белые, как и брови. И вери шорт. Короче, чем у меня. Как у парня. Тома икстримли скинни, я сначала даже решил, у неё анорексия.
Стулья, как обычно, стояли в сёркле. Пипл уже сидел, но не все. Она заняла стул у колонны, я сел рядом. Смотрю на неё, я всё ещё пытался понять, не транс ли она, и рипит:
– Я Макс.
Тома даже не повернула голову, только покосилась на меня, и отвечает:
– Я поняла.
И всё. Пришёл наш куратор и представил её. Оказалось, она Тамара. Потом я узнал, что она фрикаут, когда её называли Тома. Ей больше нравилось Тамар. Уж не знаю, вай. – Тамара у нас первый раз, поэтому дадим ей слово, – сказал куратор.
Тома нехотя поднялась, натянула рукава на пальцы, так что остались видны только чёрные ногти, и бигэн:
– Меня зовут Тамар, я с детства страдаю от монохромазии, вижу мир бесцветным, – она прикусила губу, набрала воздуха и продолжила: – В этом обществе я оказалась, потому что вижу цвет, лишь когда слышу музыку. Это звуковая синестезия. В действительности я воспринимаю не те цвета, что привычны вашему глазу. Однако я их различаю. Мой врач советовал присоединиться к вам, чтобы развить эту способность.
– Давайте поддержим Тамару нашим обычным приветствием, – и мы начали крутить ладонями. Это как аплодисменты для глухих. Нам они нужны, чтобы никого не беспокоить вери лауд звуками.
Зэн она вернулась на место, и всё. Больше я от неё ни слова в тот день не услышал. Мы делали обычные практики, некоторые из них парные. Тома не присоединялась. Первый раз можно просто наблюдать, но большинство обычно джойн зе пати. Не она. Ушла первая, только куратору кивнула.
Толк у нас случился онли через несколько недель. Это было после митапа. Все расходились, а я стоял, натягивал куртку и был на колле. Наш режиссёр звонил, обсуждали следующий плэй. Тоже, фак, нашёл время. Ещё и с такой крейзи айдиа. Вздумалось ему устроить Шекспировские сезоны.
– Гамлета будем ставить, – говорит.
– Ю натс? – спрашиваю. – Кому он нужен?
Я бы ещё понял, если бы Макбет. Но Гамлета? Из него уже вообще всё выжали. Что там ставить? Что можно там ещё найти? А он мне:
– Новое прочтение через технологии. Ты ведь исходник? – это он про мою работу. – Давай объединим это на сцене. Можно изящно обыграть.
Тогда я не очень понимал, как моя халтура может вписаться в театр. Ты знаешь, что такое «сорс»? Типа исходник. Это человек, с которого снимают эмоции, язык жестов, походку. Короче, актёр, которого не видно. Чаще всего такие сэмплы идут в геймдев. Иногда и в игровое кино берут, если у них есть скин мёртвого актёра, например. Тогда ты просто подражаешь его манере, а они потом натягивают на тебя его фейс, фигуру. Ты понял. Мои сэмплы редко в кино берут. Я больше по части всяких мэджик квестов. В театре такого вообще не видел. Что он собирался на меня натянуть, я не понял. Оказалось, что ничего, просто хотел сделать Гамлета скином. Так-то это и не Гамлет никакой уже, одно название.
Стою я, возмущаюсь, что идея тотал треш, и тут Тома подходит. Просто пальто захватить. Разве я мог упустить такое? Я отключился от этого силли колла и говорю ей:
– Вотс ап?
Мне показалось, что она закатила глаза, но видел я её полубоком, так что, может, надумываю. Она отвечает:
– Изумительно, – но таким тоном, как будто на самом деле соу-соу.
– Гоу хоум?
– Ты способен разговаривать по-русски? – она разве что зубами не скрипнула.
Я уставился на неё с тупым каким-то смайлом и спрашиваю:
– В смысле? – еле удержался, чтобы не спросить «вот ду ю мин».
– Способен, – кивнула и нырнула в шарф свой безразмерный.
У меня гёрлфренд была, мы жили вместе года три уже. Только вот тогда было чувство, что я в целом фри. Сейчас мне кажется, что какая-то часть меня уже умела всё это слышать. Может, подсознательно. Иначе зачем мне было с ней начинать? Мне же сразу было ясно, что ноу чэнс фор ми.
Сейчас тоже всё это слышу, только больше в голове ничего не путается. Ладно, потом об этом. Ты спросил, как мы познакомились. Вот так.
Уже был октябрь, Тома была в группе три недели или около того. Она занималась вместе с нами, но в пару со мной невер не вставала, даже не смотрела в мою сторону. В принципе, зачем ей? Занятия для слуха, не для зрения. Хотя… Тома-то из-за зрения к нам ходила.
Надел я куртку, и дверь перед ней открываю. Это для многих девчонок чизи, для моей экс, например. Не для Томы. Я как-то сразу понял, что она софистикейтед. Удивлённо посмотрела на меня и говорит:
– Благодарю, – и вышла под дождь.
Я зонт с собой не ношу, у меня капюшон. А она откуда ни возьмись достаёт и открывает. Оборачивается ко мне и спрашивает:
– Куда держишь путь?
Тут я, конечно, лост май майнд.
– Я в Добром, – а митапы у нас в центре были, рядом с Золотыми.
Я встал к ней под зонтик.
– Ты на чём? – спрашиваю. – Я на шэринге, могу подвезти. Кар за углом стоит.
Её как будто снова передёрнуло, но она сдержалась.
– Я предпочитаю ходить пешком, мой дом у Вокзального спуска. Это довольно близко, – так и сказала! Пешком! Из центра до рэйлвэя. Это полчаса, ещё и в дождь!
– Ты сумасшедшая! – я засмеялся, теперь я знаю, это было инсалтинг. Ну в тот момент я старался «говорить нормально», а это хард ту ми. Понимаешь, я могу как угодно, я ведь актёр. Если есть строчки или суфлёр, я могу и Гамлета и Дон Кихота. Только вот, даже если я речь наизусть учу, после плэя всё из головы вылетает. Не держится там весь этот олд фешн. Да и на работе мы всегда по-английски. Так что по мне, мой толк вполне нормален. Да и вообще, все так говорят. Я самтаймз и сам чувствую себя аутдэйтед. Но она! Просто Тома. В общем, ю ноу.
Она поджала губы, которые и так в ниточку, и ответила:
– Да, – показалось, что у неё даже голос дрогнул.
Я заткнулся. Мы постояли под зонтом ещё минуту, наверное. Довольно силли.
– Так что, подвезти тебя? – спрашиваю, я-то на Егорова тогда флэт снимал, это по дороге.
– Пожалуй, я всё же откажусь, – так и ответила.
– Ну ок, – я развернулся и вышел из-под зонта.
Я уже говорил, что она была высокая, так что мне даже не пришлось наклоняться. Хотя я никогда не считал себя низким. Сто восемьдесят это шорт? По-моему, нет.
– Промокнешь. Мне в любом случае в твою сторону, – Тома догнала меня зонтом, и мы пошли к кару.
– Слышал, на следующем митапе раздадут какие-то гарнитуры, – я не знал, о чём с ней говорить, хорошо, что вспомнил про эти девайсы.
– Дмитрий Андреевич обещал, это поможет с исцелением, – это она про нашего куратора. – Я читала статью об этих устройствах, выглядит обнадёживающе. Судя по всему, это небольшая наклейка, которая настраивает входящий звуковой поток. В моём случае, возможно, получится развить синестезию до постоянного состояния восприятия.
– Да, а я типа перестану беситься из-за мелких звуков.
– Ты выглядишь нормально, – мэйби, стоило счесть это за респект.
– Я в целом нормальный, – я натянул смайл. – Просто иногда срывает.
– Остальные выглядят более болезненно, – Тома кивнула в сторону здания, где проходили митапы. – Мне показалось, ты симулируешь. Притворяешься, – тут же поправилась она.
– Просто мне правда помогают эти встречи, – я тоже старался. Она ведь сказала, что я выгляжу нормально.
Некоторые люди постоянно матерятся, но при пэрентах перестают. Я тоже мог попробовать.
– Мне пока не помогает, напротив, – она нахмурила свои белые брови. – Как будто становится лишь хуже. Там воспроизводят столько шума, так много грязного звука.
– Это нужно, чтобы развить чувствительность, – объяснил я.
– Знаю, только из-за этого мой мир окрашивается в очень неприятные цвета.
– Ты поэтому всегда слушаешь музыку? – я ещё в первый раз заметил затычки наушников в её ушах. Наверное, поэтому она тогда не услышала меня.
– Да, так жить светлее. К тому же я художник, мне надлежит видеть правильный цвет.
– Ты же сказала, что видишь не так, как все?
– Да, мой красный не такой, как твой. Я знаю, что для обычных людей томаты алые, а огурцы зелёные. Для меня они иногда одного цвета.
– Это дальтонизм.
– Не совсем, – Тома покачала головой. – Они не всегда одного цвета. Когда я слушаю Баха, томат алый, а огурец, скажем, синий. Когда Вертинского, цвет меняется на жёлтый и розовый. Я так говорю, но это вовсе не означает, что оттенок действительно такой. Это лишь слова, чтобы было проще меня понять. В любом случае в цветном, хоть и переменчивом мире, жить интереснее, чем в чёрно-белом. Даже не в чёрно-белом, а именно монохромном. Есть только тональность, но никакого цвета. Ни белого, ни чёрного. Это просто свет и отсутствие света.
– Андерстенд, – я смотрел на слякоть под ногами.
– Едва ли, – улыбнулась Тома.
Мимо кара мы уже прошли. Я сделал вид, что итс окей. И мы пошли пешком к Вокзальному спуску. В дождь это совсем идиоси. Только мне не хотелось ехать, было интересно её слушать. Она рассказала, что занимается артом, что она скульптор. Тогда я не понял, что она делает икзактли. Тома называла это отпечатками жизни.
Мы пришли к её хаузу через сорок минут. Ноги промокли, да и вообще холодно было. Она остановилась у двери и спрашивает:
– Здесь есть поблизости машина?
– Наверное, – я глянул в апп, кар был прямо через дорогу. – Да, вон стоит, – я кивнул на машину и тогда понял, что она её уже нотисед.
– Может быть, чаю?
Наверное, я выглядел питти. Иначе зачем ей было звать меня в гости? Я тогда так подумал. Лэйтер узнал, что Тома вообще была такой. Сейчас держит тебя за гуфа, а потом зовёт жениться. Ей вообще на людей плевать было. Делала, как ей хотелось. Я же не знал. Но тогда я, офкоз, ни секунды не думал. Про Аньку забыл. Все эти сорок минут, что мы шли до дома, я думал онли про Тому.
– Конечно, – выпалил я и пошёл за ней в подъезд.
Это олд билдинг, но бьютифул. Его реставрировали лет десять назад. Он пёрфектли подходил Томе. Она снимала там один рум с кухней. Всего метров тридцать. Там был полный мес. Какие-то картины, тряпки, столы, мольберты. Тут же кровать, смятое бельё. Какие-то свечи везде. И люстра. Она была как отдельный жилец. Я подумал, что это какой-то винтаж из хрусталя. Тома потом сказала, что это просто стекло, а люстра – фэйк, новодел. Ещё везде были бутылки расставлены и бокалы с чашками. Так я понял, что она алкохолик.
Мы зашли, она стащила сапоги, бросила пальто прямо на китчен, шарф намотала на какую-то голову гипсовую.
– Что предпочитаешь пить? – спрашивает.
Когда Тома оказалась на своей территории, она чэйнджед. Куда-то делась сутулость, она расслабилась, даже как будто стала не такой скинни. Встала у шкафчика, открыла его и повернулась ко мне.
– Чай? – ляпнул я.
Тома закатила глаза и отвернулась. Потом стянула с себя тёртлнек, бросила на кровать. Под ней оказался тэнк топ. Тоже блэк.
– Сейчас чаю совсем не хочется, – сказала она. – Но для тебя могу заварить, – и, картинно вздохнув, полезла за чайником.
– Не надо, – я замотал головой и тут понял, что всё ещё стою в капюшоне и шузах, и с них течёт.
Тут мелькнула мысль, что надо гоу хоум. Вспомнил про Аньку. Ну в самом деле, она там, наверное, ужин готовит или типа того.
– Можешь оставить их у батареи, быстрее высохнут, – Тома кивнула на мои мокрые шузы.
Я что-то промычал и стал разуваться. Повесил куртку поверх горы одежды и прошёл в центр рума. Тут я и увидел эти «отпечатки жизни». Это была плесень. Сириосли! Просто разные объекты, покрытые плесенью. Я начал их рассматривать и даже принюхиваться. Тома тут же засмеялась. Смех у неё был такой пронзительный. Пожалуй, слишком высокий для её низкого войса.
– Она ненастоящая, – Тома подошла ко мне сзади и провела пальцем по этой плесени. – Это ткань, монтажная пена, нитки, краска. Эту часть я печатала на объёмном станке.
– 3D-принтере? – уточнил я.
– Да, – отмахнулась Тома. – Настоящая плесень только там, – она указала на корнер рума. – Пытаюсь вывести с самого первого дня. Ничего не помогает.
Стало жарко. Я пошёл к окну, бросил шузы под батарею и открыл форточку. Когда повернулся, Тома стояла с двумя дринками.
– Виски или вино? – стаканы были разные, один высокий и с узором, другой пузатый и с ободком.
Я пожал плечами и взял виски.
– Разумеется, – улыбнулась Тома и упала на кровать. Именно упала, не села, не опустилась. Я даже испугался, что вайн разольётся. Нет, нот э дроп.
Она поднялась на локте и сделала длинный глоток. Я подумал, что выпьет всё залпом.
– Ты давно на этом флэте? – спросил я, потому что больше не знал, что спросить.
– Однозначно меньше, чем та плесень, – Тома метнула взгляд на потолок. – Десять лет.
– Ты отсюда, из Владимира?
– Нет, я из Петербурга. Переехала, когда поступила, – она задумалась. – Я здесь тринадцать лет.
Тогда я понял, что она мач олдер. Я только в том году закончил универ.
– Ты училась здесь очно? – удивился я. – Почему здесь? Разве в Питере нет нормальных вузов? Или онлайн…
– Не выношу Петербург, – резко сказала она. – Владимир проще и изящнее.
– Наверное, – я шарил по руму взглядом в поисках свободного стула.
Было довольно темно, поэтому я не сразу понял, какой мэднесс был там с цветом. Мэйби, не заметил из-за бардака. Никогда такого не видел. Всё вперемешку. Там ведь были и её картины. Где-то были узнаваемы очертания предметов, но они были совсем фрики каларз. Люди зелёные, бананы красные, небо фиолетовое. Было похоже, что я попал в какую-то очень плохую декорацию. Или в древний нейроарт. Или в игру с глитчем. Стало немного не по себе. Снова подумал, что пора валить.
Тут я закончил с осмотром комнаты и поднял глаза на Тому. А она уже совсем нэйкед. Только в этой маечке.
Честно говоря, после всё как в тумане. Я подумал, что она, наверное, не только синестетик и монохроматик, но ещё и нимфоманка. Оказалось, я ошибся. В Тамаре вообще всё было не так, как казалось. Она была симпли крейзи. Только проблема в том, что сама себя считала нормальной. Может, поэтому она и стала всё это видеть? Потому что для неё это было частью её фриковатой нормы. Мэйби, поэтому отказалась верить в вариэйшнз. Тома ведь даже не испугалась. Это я чуть в штаны не наложил.
Невермайнд.
Домой я в тот день не вернулся.
Некст вик расстались с Анькой. Тогда я ещё не начал всё это слышать.
Когда всё случилось, я не сразу понял, что дело в гарнитуре. Я вообще тогда не соображал. Тома догадалась в ту же секунду. Я всё думаю, как так вышло, что только мы двое гот кранки? Остальные в группе ничего не заметили. Мэйби, она что-то сделала со мной тогда? Как-то сдвинула мой персепшен своей этой плесенью и таким внезапным сексом?
Ин шорт, в следующий раз мы увиделись только на митапе. Она писала мне всю неделю. Всякий кринж. Стыдно повторять. Да и это нот ё бизнес. Когда я предложил встретиться, перестала отвечать. У инвалидов всё было эз южал. Тома даже виду не подала, что между нами что-то произошло. Руку вырвала, когда я догнал её перед входом.
В тот день нам раздали гарнитуры. Может так быть, что мы стали восприимчивы из-за всей этой химии битвин ас? Вряд ли. Ху ноуз. Нот ми.
