Kitabı oku: «Волна. Часть II», sayfa 2
3
Ги упал в прохладу своего двухкомнатного лофта на окраине города. Ему повезло снять апартаменты с окнами на север – солнечный жар никогда не заглядывал к нему. Он принял освежающий воздушный душ, привел в порядок распушившуюся бороду и разместился на диване, чтобы прочитать накопившуюся ленту текущих новостей. Нужно было как-то отпраздновать получение должности, но сил после прогулки от станции надземки до дома у него не осталось. К тому же единственным, с кем он мог разделить свою радость, был голосовой ассистент – его главный и самый верный друг.
– Хью, заведи что-нибудь, а то так и умереть можно, – обратился он к цифровому приятелю.
– Я как раз пересушивал новые записи Ёсида, у него поменялся тромбонист.
– Не, не сегодня. Давай что-нибудь из классики. Я наслушался достаточно какофонии, пока добирался до дома.
– Тогда, как обычно, Майлза?
– Может, Мингуса?
– «Blues&roots»?
– Давай его, начни сегодня с «Tensions».
Зазвучал контрабас Чарли Мингуса, и Ги растянулся на диване, прикрыв глаза. Когда вступили духовые, мыслями он был снова напротив той тонкой рыжей девушки. Она будто всем своим видом и манерой речи пыталась скрыть невероятную красоту. Эти огромные зеленые глаза, острый нос в веснушках и аккуратные губы. Она собрала волосы в небрежный хвост, натянула какую-то бесформенную футболку. Но никакие прически и складки одежды не могли спрятать изящества ее длинной шеи, хрупкости запястий и королевской осанки. А отсутствие косметики лишь подчеркивало ее естественную, почти прозрачную бледность и сияние невероятных глаз. Ему казалось, что он никогда раньше не видел такой чистой красоты.
Запястье зажужжало новым сообщением. Ги лениво потянулся и махнул в воздухе рукой, чтобы перед глазами появилась пришедшая почта. Письмо было от его прежних нанимателей, они отправляли ему расчет за последний месяц и рекомендации для трудоустройства. К письму прилагалось сообщение от владельца концерна. Ги заинтересовался, сел на диване, и попросил Хью:
– Прочти, что там пишет этот старый хряк.
– Со стороны старого хряка было довольно любезно прислать тебе зарплату после твоих выходок, – прокомментировал помощник.
– Ой, ну, твоего мнения мне еще не хватало! Давай читай. И приготовь мне кофе. Иначе я засну на середине сообщения.
– Эспрессо?
– Да.
– Окей, – на кухне зашипела кофеварка. – Итак, Его Величество, Старый Хряк, пишет: «Уважаемый Геннадий И, сожалею, что Вас не устроили стандарты качества нашего предприятия. Последние два года наш медицинский отдел развивался семимильными шагами, и все благодаря Вашему участию. Мне жаль терять такого сотрудника. Если Вы измените мнение и захотите вернуться, будем Вам рады. С почтением, генеральный директор SchaiArts, Эмиль Озкан», далее идет сегодняшняя дата и подпись многоуважаемого Старого Хряка.
– Стандарты качества? – Ги неохотно встал с дивана и направился на кухню. – Как тебе это нравится!
– Думаю, произошедшее вполне можно отнести к этой категории, – раздался ироничный комментарий Хью.
– Да уж, эксперименты над пациентами только так теперь и называют! Надо было все-таки подать жалобу в ВОЗ.
– Не думаю, что им есть дело до колониальных помещиков, – голос провожал Ги на кухню. – Эспрессо готов!
– Да, тоже верно, – он взял горячую чашку из кофеварки. – К тому же у этих монстров столько денег, что ни у какой ВОЗ не хватит влияния изменить ситуацию.
– Можно сказать, вся планета принадлежит этому концерну.
– Если бы только одна! – Ги отпил горячий напиток и зажмурился от удовольствия. – Ты, как всегда, превзошел сам себя, Хью! Ты точно не итальянец?
– Моя мама была из Бразилии, а отец с пятой шахтерской колонии, так что я могу быть кем угодно по твоему желанию, дружок! – приблизив свой тембр голоса к женскому, ответил ему ассистент.
– Эй, – притворно испуганно шикнул Ги, – что мы говорили насчет шовинистских шуточек?
– Мне удалить фильмы двадцатого века из твоей библиотеки? А я все думал, за счет чего же мне почистить память!
– Ладно, – Ги допил кофе, – шутки шутками, а у меня теперь новая работа!
– Удивительно, что они взяли тебя, даже не отправив запросы твоим прежним работодателям.
– Не то слово.
– Можешь не благодарить.
– Хью?!
– Я посчитал, что после истории с Шаи, тебе нужен отдых. Не думаю, что ты захочешь лезть в свои сбережения которых, судя по актуальной информации с твоих счетов… Неужели! Кажется, их нет!
– Ну ты и козлина, Хью! – Ги вернулся на диван. – Включи обратно джаз. Я сегодня отмечаю начало новой жизни.
Зазвучали напористые духовые «Moanin’», и он вновь вернулся к мыслям о новой знакомой. Несмотря на динамику альбома Мингуса, Ги крепко заснул уже через пару композиций. Проснулся он на закате, когда легкий прохладный ветер ворвался в окна его квартиры. Он перевернулся на другой бок и посмотрел на часы.
– Еще кофе? – негромко поинтересовался Хью, обнаружив, что его подопечный не спит.
– Хватит с меня кофе. Ты что, подсыпаешь туда снотворное? Я продрых три часа!
– Ты потерял много сил, твой организм еще не акклиматизировался. После мягкого климата севера Шаи ты не сразу привыкнешь к резкому контрасту погодных условий Земли. Особенно выбранной тобой области.
– Ладно. Закажи что-нибудь на ужин. Перекушу и, может, порепаю.
– Поиграем вдвоем, или отправить запрос на джем?
– Не знаю, нет. Я еще не отдохнул от людей.
– Лапша и кимчи?
– Пойдет. Возьми еще немного пива. Или на Земле все еще нужно подтверждение совершеннолетия владельца?
– Уже не нужно. Твой статус был обновлен, когда ты проходил таможню.
– Ну и отлично. Тогда возьми банок десять.
– Немного?
– Да, немного! Я же не собираюсь выпить их залпом!
– Как скажешь, Ги. Я бы на твоем месте ограничился сновидческим опьянением.
– Это не то.
– Я помню, но все равно не понимаю разницы.
– Это потому что ты не настоящий мальчик!
– Как скажешь. И потом, мне всегда импонировал твой декадентский образ жизни.
– Да, возьми еще табака. Мой закончился.
Поужинав, Ги достал свой электронный контрабас, собрал его и включил интерфейс концертной голограммы. Вокруг него развернулась сцена, по своим местам застыли музыканты из последнего сеанса. Он вышел на середину области и сказал:
– Хью, у меня сегодня Мингусовское настроение. Что предложишь?
– Из раннего, или позднее?
– Давай попозже.
– Как насчет продолжения темы джазового блюза?
– Что там у тебя?
– Есть отличная оцифровка концерта семьдесят пятого в Монтрё, можно начать, к примеру, с «Devil’s Blues» – Джордж Адамс выдает оптимистичный настрой своим мощным вокалом. Может, и твой поднимется?
– Да, помню ее. Контрабас там правда хорош. Особенно на начальном соляке. У тебя есть запись синапсов?
– Само собой, иначе я бы не предлагал.
– Отлично! – Ги достал из чехла маленький датчик и разместил его на виске. Почувствовав легкое покалывание, сказал: – Пошла загрузка! Врубай!
Сцена изменилась: из лампового клуба действие переместилось на открытую концертную площадку, повеяло атмосферой большой сцены. Появились музыканты: в глубине материализовалась ударная установка с барабанщиком с модным афро, перед микрофонном выросла фигура с саксофоном в причудливой робе и шапочке с экзотическим узором, за появившимся роялем застыл парень в белой рубашке, рядом с ним показался силуэт усатого трубача в пышном голубом костюме. Лишь одно место осталось свободным – место контрабасиста – его и занял Ги. Засияла подсветка сцены, и на фоне пустоты зрительного зала появился отсчет. Музыканты заняли позиции, руки Ги нежно обхватили инструмент и застыли в предвкушении мелодии. Как только единица сменилась нулем, контрабас запел, вводя ритм и рисунок композиции. Ги закрыл глаза и представил себя крупным черным мужчиной с седеющей бородой и десятками лет концертов и записей за плечами. Вот, о чем он всегда мечтал – о карьере музыканта, а не о введении технических новшеств на коррумпированных предприятиях. В душе он был всеми джазменами истории и жалел, что невозможно вернуться в прошлое, когда еще были несыгранные шедевры, ненаписанные мотивы и неуслышанные ритмы.
Ги так погрузился в музыку, что забыл обо всех заботах дня. Сейчас он бы на летней площадке джазового фестиваля в уютном швейцарском городке конца двадцатого века.
4
– Фонг, – крикнула Мари, открыв дверь квартиры. Душная пустота ответила ей молчанием. – Фонг, ко мне, – она бросила сумку на пол, скинула черные закрытые шлепанцы и босиком прошла в гостиную, служившую ей одновременно и кабинетом.
На город неспешно опускался вечер. Ноябрьская полуденная жара спадала, сменяясь волной ночного холода.
– Фонг, черт тебя подери, где ты? – Мари пошла в спальню, пес часто прятался там за шкафом во время грозы. Но сегодня день был спокойным. Ей сложно было представить, что ему могло понадобиться в той комнате. – Фонг, – снова позвала она, заглянув под кровать и осмотрев крошечную кухню в коридоре между комнатами. – Паршивый щенок, куда ты подевался…
Косые лучи заходящего солнца раскрасили серый линолеум пола ярким частоколом прямоугольных лужиц света. Мари проверила окна, все они были закрыты. Она распахнула несколько форточек, чтобы впустить прохладу в душную квартиру.
– Фонг, фонг, фонг, – монотонно распевала она по пути на кухню. – Посмотрим, долго ли ты будешь прятаться, когда услышишь вот это! – она открыла полку под столешницей в поисках сухого собачьего корма. Пес всегда прибегал, услышав шуршание колечек в пачке. – Что за черт, – от множества коробок и банок корма не осталось и следа. Мари выпрямилась, уперла кулаки в бока и нахмурилась. Ей точно на днях доставляли целую тонну собачьих лакомств, она не могла положить их в другое место. В этой квартире просто не было этого другого места. – Так, – она распустила волосы и встряхнула головой. – Не могла же собака все сожрать и убежать, – рассуждала хозяйка. – Наверняка этому есть какое-то разумное объяснение. Фонг! – снова громко крикнула она. Ответом ей был лишь разгулявшийся сквозняк.
В углу кухни не было собачьих мисок, уютное место в кабинете, обычно устланное подушками и коврами, было заставлено контейнерами с техникой.
– Фонг! – сделала еще одну попытку девушка и начала испуганно осматриваться. – Где же ты, песик…
Мари нажала на запястье:
– Покажи мне Фонга, – приказала она приложению, отслеживавшему показатели собаки.
– Фонг, – ответил голосовой ассистент, – Денис Фонг, тысяча девятьсот семьдесят седьмого года рождения, – пионер профессионального киберспорта; затенение по Фонгу – модель расчёта освещения трёхмерных объектов, в том числе полигональных моделей и примитивов, а также метод интерполяции освещенности по всему объекту; по-китайски «风» обозначает «ветер», произносится как «fēng».
– Не то, – утомленно остановила его Мари. – Моя собака, открой приложение «Песель».
– Данное приложение не установлено в ваше облако. Установить сейчас?
Она нахмурилась сильнее.
– Нет, ищи в истории запросов, приложений и бесед слово «Фонг».
– С данной фонограммой ничего не найдено. Показать похожее?
– Не может быть, – покачала головой Мари.
Девушка еще раз обошла квартиру и, не обнаружив никаких улик, решила обратиться в ветслужбу. Она пробежала пальцами по запястью, и в ухе раздался приятный женский голос:
– Добрый вечер, госпожа Мирти! Меня зовут Зои, я голосовой ассистент службы ветеринарного контроля. Чем мы можем вам помочь?
– Кажется, у меня украли собаку, – неуверенно сообщила Мари.
– Сожалею! Назовите регистрационный номер вашего питомца и его породу.
– Это гладкошерстный фокстерьер, номер… минуту, – нужные цифры не отобразились на силиконовом браслете, и ей пришлось припоминать их, на что потребовалось время. Вспомнив числовой код, она сообщила его регистратору.
– Такого номера нет в нашей базе. Вы могли бы повторить?
Девушка вновь назвала цифры.
– Вы уверены, что это верный номер? – уточнил цифровой оператор.
– Да, уверена, – ответила Мари. Номером были дата рождения собаки и хозяйки, она не могла ошибаться.
– Если вы не зарегистрировали вашего питомца, вы нарушаете мировой закон о регистрации домашних животных, принятый на Земле в две тысяча девяносто шестом году.
– Я регистрировала его. Его зовут Фонг, он фокс, я регистрировала его два года назад, тридцатого мая, – дрожавшим голосом настаивала расстроенная хозяйка.
– Таких данных в нашей базе нет. Напоминаю, что нарушение закона о регистрации домашних животных ведет к лишению свободы сроком от трех лет и штрафу от…, – Мари резко бросила трубку.
«Не может быть, – думала она. – Что за чертовщина сегодня со мной творится? Неужели я могла потерять Фонга, – по городу ходили слухи о ветворах, которые обчищали дома, забирая не только питомцев, но и все их личные вещи, чтобы тем было проще прижиться на новом месте. Но регистрационный номер и приложение, неужели они могли стереть из базы и его? – Или я просто схожу с ума, и у меня никогда не было собаки, – вдруг осенила ее ужасающая мысль. – Это было бы логично, ведь меня весь день непонятно отчего кроет», – она рухнула на кровать и заплакала. Слезы крупными каплями катились из ее глаз, но она не всхлипывала и не стонала, у нее просто не было на это сил.
Пролежав так несколько минут, она махнула в воздухе рукой и произнесла:
– Вызвать медицинский интерфейс, – и перед ней появилась таблица, мигавшая различными значениями от ритма сердцебиения до интенсивности потоотделения. – Просканируй главные психические показания.
– Для этого необходимо выполнить тест, – ответил интерфейс.
– Давай, – перед глазами вспыхнул яркий белый круг.
– Считайте от ста до одного и смотрите в центр светящейся области, – скомандовал медицинский помощник. Круг начал мигать, то ускоряя ритм, то замедляясь.
– Сто, девяносто девять, девяносто восемь, – начала считать Мари. Когда она закончила, заболела голова, и защипало глаза.
– Благодарю, начинаю анализ, – место круга заняла диаграмма обработки данных. Через несколько секунд отобразились результаты исследования, и робот подытожил: – Ваше психическое здоровье находится в норме для вашего возраста и профессии. Если вы испытываете дискомфорт, перечислите причины, и я назначу вам прием у вашего лечащего врача.
– Закрыть, – оборвала программу Мари.
Интерфейс свернулся, девушка села и потерла нывшие глаза. Может быть, она просто перегрелась в офисе. Говорили, что после теплового удара вероятны галлюцинации и спутанность сознания. Лоб не был горячим, ее не колотило. Мари чувствовала себя хорошо, за исключением абсолютного бардака в голове. Она опустила руки и решила принять влажный душ. Если это был тепловой удар, ей не помешает охладиться. Экономии здесь не место.
В крошечной ванной комнате она отключила режим регуляции поступления водных ресурсов и открыла кран, из которого медленно закапала холодная вода. Нужно было дождаться напора, на это обычно уходило не больше пяти минут. Она потрогала ледяную струйку, сбрызнула лицо, повернулась к зеркалу и застыла.
Из отражения на нее смотрел другой человек. Вернее, это была Мари, но выглядела она совсем иначе. Вместо длинных рыжих прямых прядей ее лицо обрамляла короткая стрижка с глупой асимметричной челкой. Волосы были ярко-белыми с голубым перламутром. В глазах стояли не обычные технические линзы, а светившиеся чернотой модные полусферы, закрывавшие всю радужку и часть белого глазного яблока. Она в ужасе отшатнулась и снова потерла глаза. Подняв взгляд на свое отражение, Мари убедилась, что ее внешность не собиралась возвращаться к исходной точке. Ногти без маникюра теперь были покрыты серыми блестящими скорлупками, каждая из которых поблескивала аудиосхемой.
– Так, это уже перебор, – покачала головой девушка.
Мари решительно стянула с себя всю одежду и, обрадовавшись, что хотя бы на теле не появилось ничего нового, зашла в душевую кабинку. Напор усилился, и, включив душ, она встала под воду, закрыла глаза и постаралась остановить ход мыслей.
После водных процедур она заказала себе вонтоны с синтетическим мясом из бистро под домом и, забрав пакет у курьера, перелила его в глубокую тарелку в кухне-коридоре. Мари не любила принимать пищу из саморазлагавшейся посуды. Ей хотелось сохранить ощущение дома, поэтому она втридорога покупала китайский фарфор, антикварные палочки из твердого дерева и старалась превратить свои комнаты в подобие уютного гнездышка. Разместившись на широком подоконнике с чашкой супа, она стала рассматривать старинный внутренний двор своего дома. Казалось, там пока ничего не поменялось. Раньше квартира, которую она занимала, была частью больших апартаментов. Еще в двадцать первом веке люди в этом городе могли позволить себе снимать и покупать просторную недвижимость. Теперь же эти шикарные помещения разделили на куцые квадраты, вмещавшие все основные удобства. От былой роскоши остались лишь высокие потолки. Да и то, только в домах самого центра, который во Владимире был почти таким же крошечным, как и ее жилье. Новая культура Китая, пришедшая в страну сначала с модой, а потом и с переселенцами, заполонила всю европейскую часть государства. Гигантские высотки выросли вокруг маленьких древних городов с изящными белокаменными церквями и тысячелетней историей. Теперь большинство ближайших деревень и поселков выглядели как Гонконг конца двадцатого века.
Доев суп, Мари убрала посуду в воздухомойку и решила набрать родителей. У нее были причины предполагать, что они могли прояснить ситуацию с ее состоянием.
– Машенька! – раздался мягкий мамин голос, и рядом с ней на диване появилась голографическая фигура матери.
– Привет, мам, – улыбнулась ей дочь.
– Как ты поживаешь?
– Нормально, – коротко ответила Мари. – Папа дома?
– Нет, у нас рабочий день еще не закончился, – ее родители жили в Алжире, и она всегда забывала о разнице во времени.
– Точно. Ну, это неважно, – решила девушка.
– Что-то случилось? – на полупрозрачном лице матери отобразилось беспокойство.
– Нет, – соврала она. – Я просто хотела спросить, а какие симптомы первыми начали появляться у бабушки?
– Симптомы, – женщина задумалась. – А почему ты спрашиваешь? Плохо себя чувствуешь?
– Нет, я в порядке. Это по работе. Я играю с мозгами, помнишь. Боюсь, как бы не взорвать их нашим клиентам, – натянуто улыбнулась Мари.
– Папа говорил, что она всегда была немного, скажем, не в себе, – замялась мать. – Она ведь была одной из первых дизайнеров снов. Он думает, что это как-то повлияло на ее сознание.
– А что говорит дедушка?
– Ты же знаешь, он безумно любит бабушку. Он всегда считал эти ее фокусы просто милым дурачеством, – голографическая фигура тяжело вздохнула.
– То есть, симптомы были неагрессивными? – уточнила Мари. – Она видела то, чего нет, ну или, может, помнила вещи, которых не происходило?
– Было и то и другое. Но она всегда могла отличить реальность от своих фантазий. Может ли сейчас, не знаю. Мы давно у них не были, а по звонкам толком ничего не понять.
– Ясно, – девушка задумчиво закивала.
– Сомневаюсь, что ты сведешь кого-нибудь с ума своей игрой, – улыбнулась мать.
– Надеюсь. Ладно, мне пора, – начала прощаться дочь. – Мы с Сашей договаривались выйти проветриться. Можем созвониться с выходные вместе с папой, если хотите.
– Договорились! Будем ждать конца недели!
– У вас там жарко? – напоследок спросила Мари.
– Мы не выходим на улицу, здесь давно никто не выходит. Так что, кто его знает, – пожала плечами мать. – Сейчас, наверное, градусов пятьдесят.
– Ночью не холодает совсем?
– Здесь все не так плохо с атмосферой, так что охлаждаться мы не успеваем.
– А у нас уже, наверное, похолодало, – она бросила взгляд за окно, где сверкал неоном старый город.
– Тогда одевайся теплее, – напутствовала ее женщина. – Хорошего тебе вечера, дорогая, – помахала она дочери.
– Обнимаю вас, пока! – Мари подняла ладонь в ответ, и голограмма погасла.
5
Вечер ноября обжег ее своим ледяным дыханием. На контрасте с горячим полуднем после захода солнца город остывал до обычных для этой местности и времени года значений. Холодный северный ветер выдувал все тепло из переулков и впитывал жар раскаленных высоток.
Мари закуталась в блестящий термоплащ и шла мимо сиявших витрин, утопив уши в высокий воротник. Бар «Дейли» находился в нескольких улицах от ее дома, но чтобы дойти до него морозным вечером поздней осени, нужно было одеться в несколько слоев утепленной материи. Узкие улицы старого города позволяли на мгновенье забыть о бешеном ритме жизни и погрузиться в прошлое. Мощеные тротуары и маленькие церкви, отреставрированные в начале прошлого века, закрыли в качестве музея, запретив строить там небоскребы. Но восточные мотивы все равно захватили центр – на белокаменных соборах сияли неоном вывески новых религиозных течений, а старые мосты светились гирляндами голографических реклам. Она свернула к аптеке, в которой теперь продавались антикварные настойки, и вышла к крутой лестнице, устремленной к нижнему ярусу города. Там в эклектичном беспорядке ютились законсервированные деревянные дома, осколки позапрошлого столетия, новомодные кибербутики, китайские бистро и немногочисленные алкогольные бары. Она остановилась возле ярко-зеленой вывески «Дейли» и пробралась через разноцветный дым курившей электронные трубки молодежи.
Маленькие ступеньки, на которых едва умещалась половина ее ботинка, вели глубоко в подвал. Оттуда доносилась резкая музыка нового фанка. Рядом с тесным проемом двери располагался гардероб размером с ее душевую. Там цифровой дисплей присваивал коды сданной верхней одежде. Мари приложила запястье к экрану, повесила пальто на появившуюся вешалку и шагнула в плотный сияющий пар заведения. Сегодня он пах индийскими специями, намекая на тему вечера.
В небольшом помещении без окон скопилось не меньше двух сотен человек. Мари протолкнулась к бару и стала высматривать подругу.
– Ты пришла! – в перерыве между звоном музыки послышался знакомый голос. Она обернулась и увидела в дальнем углу рядом с электрическим камином Сашу.
– Что за фокусы, – подошла она к коллеге. – Ты обещала забронировать место в баре?
– У них уже было все расписано. Среда! – крикнула ей на ухо та.
– Какой кошмар, обычно можно хотя бы сесть! – проорала она в ответ.
– Да, короткий день!
– Я и забыла, – Мари огляделась: на каменном очаге стояло два светившихся бокала, у бара было столько народу, что подступиться к нему не представлялось возможным. – Ты взяла нам выпить?
– Да, – кивнула подруга. – Это «вэлком» от заведения. Какая-то термоядерная смесь.
– Мне не нравится здесь сегодня, – помрачнела девушка, проведя рукой по непривычно коротким волосам. – Я не простою на ногах весь вечер.
– Согласна, – перекрикивала ритмичную музыку Саша. – Можем пойти в другое место. Есть предложения?
– Может, в «Кай Хонг»?
– Я проходила мимо, там еще хуже.
– Черт, – Мари невольно дотронулась до висков. Если сейчас что-то необычное и происходило, она не могла этого заметить из-за мелькавшего света. – Тогда в «Ту Доу»?
– Да ну, там опять будет эта картофельная водка…
– Думаю, это самогон, – она взяла с камина бокал и пригубила сияющий напиток.
– Точно! – громче обычного воскликнула Саша. – Рядом с Покровами открылось новое место. Помнишь, я тебе рассказывала? «Муншайн».
– Да, – Мари скорчилась. – Что это за пойло?
– Не знаю, – подруга взяла ее за руку и стала двигаться сквозь людскую массу к выходу. – Я бы на твоем месте это не пила.
Пока они шли на улицу, перед глазами Мари мелькали лица людей. Те переливались, как плавившиеся восковые маски, меняясь за доли секунды. Прежде чем она успела достаточно испугаться, Саша вывела ее на свежий морозный воздух.
– Наконец-то, – выдохнула девушка, когда они выбрались из бара. – У меня сегодня странный день. Вообще, не уверена, стоит ли мне пить…
– В «Муншайне» классные коктейли и вино. Кстати, половина всего ассортимента вообще безалкогольная. Что странно, учитывая название, – хихикнула подруга.
– Вызовешь такси?
– Уже! – сказала она, махнув рукой, и из-за поворота появился двухместный рикша. Подруги забрались в капсулу и уселись на единственном узком сидении перед лобовым стеклом, – В «Муншайн» – скомандовала Саша, и кабина без водителя осторожно двинулась вниз по улице, огибая пешеходные переулки.
Они спустились к набережной и помчались насквозь через город в модный район. Река Клязьма, скованная каменными объятиями канала, направлялась на Северо-Восток, чтобы схлестнуть потоки с речушкой, спущенной под землю. Когда-то течение узкой, но полноводной Нерли, служило жизненной жилой для населявшего Владимиро-Суздальское Княжество народа. Теперь, замурованное в стальные трубы, оно переносило отходы с северной окраины в большой канализационный сток. К поверхности выпускали лишь крошечный очищенный участок на стыке с главным городским каналом, служившим оправой для белокаменной жемчужины города, старинной церкви Покрова на Нерли, одному из главных памятников древности. Сюда к новогодним праздникам стекались туристы из самых дальних уголков колонизированного мира. Сейчас, в ноябре, улицы вечернего города были безлюдны за исключением маленьких островков ресторанной жизни.
Мари смотрела за окно на сиявшие огнями улицы широкого канала. Она молчала, наслаждаясь редкими минутами без искажений реальности, пока Саша без умолку болтала о новом месте, куда они ехали.
– Говорю тебе, все самые адекватные люди сейчас там, – трещала подруга.
– Видимо, там совершенно пусто.
– Там точно спокойнее, чем в центре. На Покровах сейчас вся главная андеграундная тусовка! Это новые Золотые!
Рикша промчался мимо стройной фигуры церкви, освещенной фиолетово-малиновыми огнями, и, резко свернув за угол, затормозил на первом перекрестке.
– Дальше снова пешеходные, – объяснила Саша, и они вышли из такси.
Через два переулка девушки наткнулись на неброскую черную дверь в цоколе фасада высокого бизнес-центра. Радом с ней едва заметно светилась белая табличка «Moonshine». Саша набрала секретный код под вывеской, и металлическая дверь со скрипом распахнулась, пропуская их в нежные сумерки бара. Помещение делила пополам длинная стойка, над которой от легкого ветерка кондиционеров покачивались старомодные лампы. Вдоль бара стояли высокие металлические стулья, по залу были разбросаны отреставрированные деревянные катушки, служившие узкими столиками для редких посетителей.
– Хм, – удивилась Саша, – а тут и правда пусто.
Их слуха коснулся вязкий, словно плотный сигаретный дым, мотив. Он показался Мари знакомым, но едва ли она когда-то слышала эту мелодию. В дальнем углу светилась голограмма игравших музыкантов. Вдруг музыка оборвалась, контрабасист подошел к пианисту, нежно провел пальцами по обнаженным струнам открытого рояля, покрутил в руке смычок и, бормоча что-то себе под нос, начал с ним возиться. Через несколько секунд высокий мужчина, чей силуэт терялся в мерцавшем свете качавшихся ламп, встал за контрабас. Инструмент зарычал низкой нотой, и оркестр вернулся к игре. Вновь зал наполнила фантастическая музыка, какой Мари еще не слышала.
– Кто это? – спросила она подругу.
– А? – Саша повернулась к музыкантам. – Думаю, просто голограмма из сети.
– Это не похоже на запись, – нахмурилась Мари.
– У тебя сегодня все не похоже на то, чем является, – хихикнув, ткнула ее в бок девушка. – Пойдем за бар.
– Сейчас, – она направилась к голограмме.
Музыканты продолжали играть, не обращая никакого внимания на зал. Лишь контрабасист время от времени поднимал взгляд поверх черных очков.
– Это же он, – чуть слышно сказала Мари.
– Кто? – оказалось, что Саша все еще была рядом с ней.
– Тот парень, который приходил устраиваться на работу… Геннадий И, кажется.
– Да? – подруга всмотрелась в мощную фигуру контрабасиста. – И правда, он. Не подумала бы, что он играет такое старье!
– Но как это возможно? – удивилась Мари.
– Ты же занимаешься играми, что никогда не слышала о голоконцертах?
– Слышала, но мне казалось, что это развлечение для одного?
– Да. Только если даешь согласие на загрузку, твои сеансы могут вот так транслировать где угодно. Это законно.
Мари внимательно смотрела на сосредоточенно игравшего парня. Он уже снял очки, улыбался и, погруженный в процесс, водил головой в такт сменявшей ритм мелодии.
– Значит, он нас не видит?
– Нет, это, по сути, даже не совсем он. В его разум транслируют данные об этом концерте, и он играет и ведет себя в точности так, как это делал этот мужик когда-то, – она кивнула в сторону сцены. – Наверняка, этот контрабасист вообще черный.
– Никогда раньше такого не видела.
– А живые концерты видела что ли?
– В детстве мы часто ходили, когда я жила с родителями в Алжире.
– В таком случае ты счастливица. Никто теперь не может позволить себе такой расточительности. Поэтому все на голограммах.
– Мне кажется, я уже слышала подобную музыку, – Мари подошла ближе.
– Я не слышала. Но это явно что-то из двадцатого века. В крайнем случае из двадцать первого. Глянь, на чем они играют!
– Да… – она зачарованно смотрела на сцену.
– Пойдем, выпьем, – потянула ее за руку Саша.
– Пойдем…
Девушки пошли в сторону бара и разместились на высоких стульях. К ним тут же обратился мужчина из-за стойки:
– Что будете?
– А? – изумленно воззрилась на него Саша.
– Я спрашиваю, – повторил бородатый мужчина, – что вам налить?
– Какая вам разница? – насупилась та.
– Вы у нас впервые? – улыбнулся бармен.
– Да.
– В таком случае давайте, я расскажу вам, как у нас все обстоит, – он поставил бокал, который вытирал, на стойку и продолжил: – У нас нет электронных меню и официантов-дронов. Мы все делаем вручную. Я ваш бармен. Если вы захотите чего-нибудь выпить, я к вашим услугам.
– Вы что, будете готовить все руками?
– Да, – глаза бармена сверкнули озорными огоньками. – Вот этими руками, – он показал свои ладони.
– Но это же негигиенично! – нахмурилась Саша.
– Это концепция заведения. У нас есть лицензия и разрешения ВОЗ. Мы стремимся воссоздать атмосферу баров прошлого. Но если вам это не по душе, через улицу есть нормальный электронный бар. Там даже подают текилу!
– Мы останемся, – сказала Мари, не отрывая глаз от игравших музыкантов. – У вас есть красное вино?
– Конечно, – обрадовался мужчина за стойкой. – Какое предпочитаете?
– Каберне, – бросила девушка.
– Хороший выбор! У нас как раз была поставка выдержанных сортов с самой Шаи!
– Ладно, – вздохнула Саша. – Давайте и мне бокал.
Через полчаса музыка остановилась и голограмма медленно погасла. Бармен быстро побарабанил по запястью, и на сцене появился новый коллектив. Ги среди музыкантов на этот раз не было. Поэтому Мари отвернулась от сцены и осмотрелась: в баре было не больше десяти человек – роскошь для вечера среды. На другой стороне стойки сидел одинокий юноша, уставившийся в свой напиток. Тут Мари весело засмеялась, вскочила со стула и потянула за собой подругу:
