Kitabı oku: «Ни любви, ни денег», sayfa 2

– А как же быть? Ведь хочется немножко праздника… Необязательно же покупать три килограмма сыра, можно взять один кусочек… Все лучше, чем бутылка водки. И, кстати, я же во дворе соседнем весь навоз им разгребла, площадку детскую устроила, въезд сделала, скамейки, пандусы…

Над золотыми буквами на вывеске, как ни странно, в нашем городе никто не ржал. Кругом все засрано, а буквы наши люди уважали золотые. Короче, магазин преуспевал, ничего сверхсложного в торговле не оказалось.

Лариса и не хотела ничего особенного, она ничего такого уж особенного не выдумывала и выдумывать не собиралась. Если вдруг приходило ей в голову крестом вышивать, то мозги она не ломала, брала красивую схему и повторяла. В том и дело – она была женщина спокойная и осторожная. Она взяла и просто соединила советские мотивы и буржуйские выкрутасы, слепила ретро-магазин, нажала на общественную ностальгию по советским временам, но с учетом нынешних запросов. Хотите, чтобы все по блату? Пожалуйста, в Ларискин магазин простые смертные не заглядывали. Хотите продавца в пилоточке? Прилавок с кружевной салфеточкой? Пожалуйста, но чтоб на прилавке было все, и в том числе пирог купеческий с лососем и брусникой. Вот эту вещь я тоже очень полюбила, пирог по старому рецепту русских ресторанов. И вот как ни зайду – так оставляю кучу денег, поэтому во избежание растраты и обжорства мне приходилось проскакивать Ларискин магазин быстрее по проспекту, пока не прогорел зеленый светофор.

Теперь скажите мне, при чем тут муж? Ларискин муж при чем тут? Да, денег дал, этаж ей выкупил, спасибо. Но вы же сами видели, сколько у нас таких первых этажей по городу пустует! Только откроют какую-то мебель – все! закрываются! Помещение сдается в аренду! Поэтому не надо все заслуги женщины списывать на мужа, его дальнейшее участие в проекте ограничилось гранитом и ремонтом, он прислал своих людей на отделку здания, и все, и больше он в этом магазине не появлялся. И где его носило, мы не спрашиваем, у нас учет.

Сколько стоят сказки

Каждое утро Лариса Ивановна приезжала к себе в магазин, на работу. Она незаметно, скромно оставляла в дальнем конце парковки свою элегантную неброскую машину и совсем не королевским, а таким спокойным шагом топала к себе в кабинет, накидывала халат на свое платье и шуровала в холодильник. Лариса сама лично отработала в своем магазине на всех позициях, она была и кладовщицей, и товароведом, и продавцом, и даже уборщицей.

– Да… Это было зря, наверное. Я могла бы этого не делать, моя задача – управлять… Но я же не обучена торговым всем делам, у меня не было никакого представления, как все это выглядит изнутри. Вот я и решила все изучить, как следует, чтобы уж я точно знала, что можно требовать от людей, а что бесполезно. Когда на своей шкуре все узнаешь, своими ручками свои гранитные полы натрешь – другое дело, я тебе скажу, людей учить – совсем другое дело.

– Ох, жаль, я не работаю в рекламе! – я рассмеялась над ее гуманными соображениями. – А то бы сейчас написала заголовочек… Лайфхак от хозяйки премиум-гастронома! Очень полезно побывать в шкуре другого человека, чтобы потом эту шкуру с него и спустить!

– Ну, подожди… – Лариса начала оправдываться комсомольским голосочком. – Я ни с кого там шкуру не спускала. Просто… Ты понимаешь, магазин – это бабы. И тут хоть назначай проценты от продаж, плати им премию, не плати… Бабы руководствуются сиюминутными соображениями. Им денег мало, им кроме денег нужно еще подхалтурить, им нужно выместить свою обиду на коллег и на клиентов, да… Им очень приятно немножко стибрить, хоть несчастную конфетку, мелочь, а приятно… Поэтому контроль необходим, увы. Одну поругать, другую похвалить. Уволить кого-то время от времени тоже необходимо. И за меня это никто не сделает! Нужно знать ситуацию, ты понимаешь? Чтобы магазин был успешным, в нем нужно жить. Вот я и отселилась, дура, в магазин.

– Отличники все такие… Перфекционисты, трудоголики… – я ей кивнула. – Вы все ненормальные.

Лариса вздохнула и с неожиданной злостью добавила:

– Взорвать его надо было, этот магазин. К чертям собачьим!

Зачем ей было нужно это все? Просыпаться раненько, пиликать из теплой постельки к прилавкам, ради чего? Ради чего, ведь муж приносит кучу денег, и сын пристроен, и самой не так уж много надо? И в магазине без нее все было бы неплохо.

– Что ж ты себе директора не наняла? – я у нее, как умная, спросила.

– Не знаю… Дура я была. Наслушалась всех этих сказок, про бизнес-леди, которые в работе с головой. А кто такие, по сути дела, все эти бизнес-леди? Кобылы, которым некого любить. И я была такой. Уехал сын, муж вечно на работе… Я развлекалась в магазине. И отвлекалась. Дура… Мне надо было срочно бежать еще рожать, пока была возможность, а я вот потеряла целых пять лет…

Да, это правда, Лариса пряталась в своем гастрономе от своих женских проблем, поэтому и торчала там с утра до ночи. Я видела ее мельком, она появлялась в зале, всегда с бумажками, с каким-то ненормальным, совсем не женским, озабоченным лицом. Все контролировала! Поставщиков, логистику, персонал свой учила, чтобы продавщицы были вежливы, внимательны и расторопны. И вечером могла нагрянуть, в час пик, когда вся самая блатная клиентура вытаскивала свои золотые кредитки. И если вдруг какой-то мачо из мясного ряда забывал отрезать жилы и прочую фигню от говяжьего филе, и не дай бог он эту дрянь посмел кинуть в мясорубку на фарш, как делали обычно мясники в любимом вашем Советском союзе, на утро этого поганца не было в мясном отделе. Поэтому такие противные как я клиентки, сворачивали с трассы в самый лучший гастроном, ибо тут нам нервы не трепали, морды кривые не строили, «вам пакет нужен» не спрашивали, «еще что?» не говорили… Нам четко и аккуратно рассекали безупречную вырезку на гуляш, отбрасывая в сторону обрезки, и бутылки с вином ставили в высокий конвертик, улыбаясь.

Зачем же нам такие церемонии? К чему такая забота о потребителях? Уж мы бы потерпели, сходили бы на рынок, полезно побывать на шумном рынке или в дешевом универсаме во смирение души. А то попривыкали!.. Избалованные стали все! Готовить дома перестали. Заедешь к Лорику в кулинарию, берешь кебаб со спокойной душой. И никакого пережаренного масла! Лариска его чуяла издалека, потому что первый офис ее мужа был в одном здании с чебуречниками, с маленькой шоблой, которая жарила на продажу чебуреки. Все в этом офисе провоняло чем-то страшным, напоминающим мазут. А это было всего лишь пережаренное масло. Что такое вонь, Лариса прекрасно знала, поэтому свою кулинарию контролировала лично. Каждый вечер она забирала наугад, никого не предупреждая заранее, любое блюдо из меню и волокла его родному мужу на дегустацию. Вот тут как раз, со временем, не сразу, она заметила один волнующий нюанс – семейный ужин как культурное явление у них постепенно сошел на нет.

Ларискин муж обедал в ресторанах, с партнерами, с коллегами, и часто с ними же он ужинал, а если не ужинал, то уходил в спортзал, и после спорта нажираться на ночь было ни к чему. По вечерам дома на кухне им обоим давно уже нечего было делать, а все эти деликатесы надоели обоим жутко, обычной гречневой каши Ларискиному мужу было вполне достаточно для счастья. И уж тем более!.. тем более всех этих глупостей при свечах после двадцати с лишним лет брака Лариса, слава богу, не устраивала. Два взрослых человека, уставших за день, знающих друг друга до такой степени, что разговаривать уже не нужно, а даже и наоборот, совсем нежелательно разговаривать, потому что каждый лишний звук в конце дня утомляет ужасно и раздражает ответственного человека, который целый день крутился среди народа.

Супруги Репины собирались иногда смотреть кино у камина в гостиной перед большим телевизором, но в последнее время и у камина они садились каждый в свое кресло и молчали, им было лень включать телевизор, а проще было завалиться в спальне, каждый у себя, раскрыть ноутбук… Нет, на кино тоже не оставалось сил, да и вообще художественный мир уже давно обоим был неинтересен. И потом… У нас ведь давно не снимают такого кино, которым можно зацепить одновременно и мужа, и жену, имеющих высшее образование, проживших вместе кучу лет и просмотревших сотню фильмов.

– Так странно… – зевала Лариса, припоминая последние супружеские дни. – Я помню, раньше мы Рязанова всегда смотрели. Вот прям еще недавно, еще лет пять назад, мы с ним врубаем старое кино, и хоть уже сто раз смотрели, а все равно глядим, ложимся рядом на диване, дуем чего-нибудь и смотрим, смеемся. А в последнее время почему-то вдруг стало скучно. Что ни включаем – скучно и противно. Он на айфоне все глядит, какую-то политику включает… Я сразу в свою спальню ухожу, ставлю на ухо английские диалоги, чтобы в Лондоне не сильно позориться… Так успокаивает английский, усыпляет…

Лариса уставала, и ей это нравилось. Ей нравилось приходить домой с чувством выполненного долга, с результатом. Она чудесно пряталась в свои дела и не замечала никаких изменений в ее отношениях с мужем, хотя козе понятно было, что у каждого уже давно свой мир. Однажды только ей внезапно стало грустно, и беспокойство по поводу своей женской несостоятельности мелькнуло.

Сомнения посеял йог, муж каждый вечер начал слушать выступления известного йога, его на некоторый период очень заинтересовал этот йог, и вообще потянуло к духовному развитию. Он включил лекцию и уснул, а йог вещал. Лариса выключить хотела, но послушала, что там этот йог говорит.

– Он рассказывал такие гадости!.. – прошептала она с пионерским смущеньем, как будто пересказывала неприличный анекдот. – Этот йог считает, что будущего нет, еще не пришло. Прошлого тоже нет, оно промчалось. И человеку остается только настоящее, только мгновенья, как в песочных часах. Только здесь и сейчас. Сейчас это очень модно стало, все как попугаи заладили – «здесь и сейчас», «здесь и сейчас»… Я в принципе и раньше это знала, но тут вдруг как услышала… так страшно стало. Где мое «здесь и сейчас»? В магазине? И все? Какое у меня «здесь и сейчас»? Никакого. Сижу, пирог доедаю, растолстела. Сын далеко, муж спит. Или молчит. До меня и дошло тогда, что все самое лучшее осталось в прошлом. Так страшно! Я же еще не старая бабка, а все уже в прошлом…

Вот! Что и следовало доказать! Женщине, красивой молодой, не нужен магазин, точнее, одного только магазина ей ужасно мало. Не говорите больше мне про магазин! Жить договорами о поставках невозможно, женская душа живет любовью. Жить можно там, где маленькие дети, где солнце, воздух, музыка, где симпатичные мужчины, перед которыми приятно покрутить немножко жопой, где муж сам покупает для тебя подарок, а не сбрасывает это на секретаршу…

Но муж любил, в том и дело. Лариса и потом, после развода, в этом не сомневалась. Ведь невозможно не любить человека, с которым прожил двадцать с лишним лет. Мы любим все, что нас сегодня окружает, мы любим занавески, к которым привыкли, кота мы любим, аквариум на том именно месте, где его ставили сто лет назад, мы любим все, к чему прикасаемся регулярно…

– Да вот как раз прикасаться он и перестал, – вздохнула Лариса. – Забыл меня, периодически еще видел, а руками забыл. Тут даже эта его молодуха ни при чем, все до нее еще началось. Он приходил все позже, так что свои вкусняшки я одна уплетала. Ты знаешь, сколько я наела за пять лет? Сказать? Скажу, на ушко только…

Когда по городу пошли скандальные подробности про Ларискин развод, наши милые сплетницы умничали задним числом: «Куда она смотрела? Мужика постоянно нет дома. У мужика спортзал, какие-то диеты для омоложения, какой-то йог… А у нее сплошное замещение, она замещала любовь магазином и жрачкой!» А как вы думали, красавицы? Лариса не была слепой, она жила, как многие другие в многолетнем браке, по инерции. Инерция любви так велика, что мы на ней летим довольно долго. Мотор уже давно не работает, а мы все еще едем.

Сюрприз

Вкуснейшие свиные биточки по фирменному рецепту ресторана «Прага» Лорик жевала автоматически, как корова траву, заедая неприятную тревожность, которая была вызвана вовсе не подозрениями мужа в неверности, а просто вечерним одиночеством. Букеты в вазах стояли по-прежнему, и коробки с подарками курьер привозил регулярно. Все было нормально, так казалось. Самый лучший гастроном раскрутился, на Новый год Лариса заказала шикарную ель, ее уже привезли, уже установили, каток залили перед входом, и там по вечерам детишки собирались с родителями, всем жутко понравилось новое место для выгула, и настроение было новогоднее, воздух морозный бодрил, орехи в золотой бумаге, гирлянды, музыка… И вдруг появилось волненье? И тревожность, сквознячком по спине. Откуда? В том и дело, что для волнений повода Лариса не находила.

– Ты понимаешь… – прокручивала свою ситуацию Лариса. – Он всегда звонил. Из всех своих поездок обязательно звонил, всегда говорил, что скучает, чего-то про свои дела рассказывал… Да… Представляешь, я так полагаю, он звонил, пока эта его новая любовница была где-то рядом, в ванной, может быть, а он в это время успевал отзвониться жене и всегда говорил мне «Люблю». И даже уже за пару дней примерно до нашего последнего разговора он мне точно так же звонил. Улетел вроде бы в Прагу, сказал, что звонит из гостиницы, что любит, что голодный, что сейчас идет с партнерами на ужин… А я ему в ответ: «Иди, дорогой, покушай. Чмок, чмок, чмок»… Все как обычно.

Лариса была спокойна, ее не раздражало даже собственное фото в новом паспорте. Ей исполнилось сорок пять, но день рождения она не отмечала, что отмечать, сын прилететь не смог – учеба, муж занят был, и дата не такая уж приятная… В общем, закрутилась, но вспомнила про паспорт, пошла менять, и там, в полиции, на ступенях Лариса наткнулась на цыганский выводок.

Цыганка сразу ее закрутила: «Дорогая, ручку дай, погадаю… Послушай, не убегай, я вижу, будет у тебя…» Что будет – осталось тайной. Дежурный разогнал табор. Цыганка с шумом уходила, ругалась, через голову ребенка, которого держала на руке, второго постарше она волокла за собой, он держался за ее длинные юбки. Лариса смотрела на эту цыганку, которой было лет примерно двадцать пять, и снова подумала тогда, на порожках, про свой возраст: «У цыганок в сорок пять уже давно внуки… У меня только сын, всего один, и тот далеко».

Она позвонила в Лондон, как всегда, чуть только взгрустнется, ее тянуло сыну позвонить, и она звонила, не зная совершенно, что сказать.

– Ты там покушал? – спрашивала. – Ты здоров? Не заболел? А то зараза ходит… руки мыть не забывай, пожалуйста.

– Мама! – смеялся сын. – Ты думаешь, я маленький? Описался, сижу один, голодный, в углу и плачу?

– Да… – вздохнула Лариса. – То есть нет… Просто я сама проголодалась.

Она поехала к себе, в свой магазин. Взяла шашлык в кулинарии, салат какой-то греческий, без лишних выкрутасов, села дома поесть, и все ей показалось невкусным. Она позвонила повару и сказала, что сегодня он с солью совершенно не дружит.

– Не знаю… Мясо совершенно никакое, как бумага. Может, нам вегетарианский отдел открыть? Ко мне тут приходили одни, – она усмехнулась, припоминая слово, – веганы…

– Лариса Ивановна! Родная! – плакал повар. – Вы, матушка, меня простите, немного зажрались! Шашлык классический вам приготовил! Мясо парное! Возьмите ткемали и забудьте тех веганов! И даже это слово мне не говорите, не пугайте, я вас умоляю!

Она придерживала телефон двумя пальцами, жевала превосходный шашлычок, а взгляд ее гулял по кухне, она заметила, что шторы надо бы сменить, а может, просто простирнуть… И тут она увидела коробку. На столике консольном вот уже неделю стояла серебристая коробочка, очередной подарок мужа, доставленный сюрпризом после его отъезда в командировку. Коробка простояла целую неделю, а у Ларисы не доходили руки ее открыть. И муж, когда звонил, ни слова не спросил про свой подарок. Целую неделю Лариса собиралась добраться, но отвлекалась то на еду, то на звонки… Коробочка стояла нераскрытой. «Зажралась, действительно, – подумала про себя Лариса. – Вот до чего я привыкла к подаркам».

Лариса хотела открыть серебристую коробку с сюрпризом, но пришлось идти в ванную, мыть руки, а в ванной она решила искупаться и после душа захотела маску, чай и телевизор. Про коробочку Лариса снова забыла, отвлеклась. Она вообще от любопытства не страдала. Примерно знала, могла предположить, что там очередные серьги в классическом стиле или духи из новой коллекции, или шелк, или что-то фарфоровое…

Следующим утром муж вернулся из командировки, как всегда, уставшим, но в хорошем настроении. Он сел за стол, с ровной спиной, расправив плечи чуть более торжественно, чем требовалось для простого домашнего обеда. И тут Лариса снова вспомнила про ту коробку, опять глаза наткнулись, и она открыла ее, при муже, извиняясь, что не сделала этого раньше.

– Какая я скверная баба! Любая продавщица из моего магазина умерла бы от счастья, если бы у нее был такой муж…

В коробке был халат, китайский настоящий шелковый халат с цветочными принтами. Все бы ничего, хотя расцветка Ларису сразу удивила, такая серенькая с беленьким, универсальная. Муж любил яркие вещи, эта серая скромность была совсем не в его вкусе. Но самое смешное, что халат оказался на два размера меньше, он не сходился на груди, на бедрах тоже. Лариса замоталась в эту тряпочку и рассмеялась. Она пыталась отшутиться какими-то чужими неудачными фразами: «Дорогой, ты мне льстишь! Ты меня так редко видишь, тебе все кажется, что у тебя жена моделька». Она сняла тряпицу, и у нее вырвалось лишнее, совершенно лишнее…

– Совершенно не в твоем стиле вещь, – сказала Лариса. – Такое ощущение, что не ты покупал этот халат, мне кажется, что ты и сам не знал, что лежит в этой коробке.

Женщина продемонстрировала наблюдательность. Не удержалась. И зря! Лариса с опозданьем это поняла. Женщине простительно говорить любые глупости, за глупости нас в крайнем случае немного поругают, а вот за умные и точные наблюдения придется расплатиться.

– Да, ты угадала, – ответил муж. – Я не покупал этот халат.

– А кто же?

– Секретарша, овца.

– Как интересно… Может быть, она и другие подарки мне покупала?

– Иногда.

– А я не замечала…

– Не замечала! Лариса, ты ничего не замечала. Я даже удивляюсь, как это ты сегодня что-то заметила! Наша жизнь изменилась, мы сами другие… Больше этот театр тянуть не стоит, бессмысленно. У меня есть вторая жена. Я бы прятал ее еще, для тебя, но тебе это тоже не нужно.

И даже после этого еще не хотелось признавать очевидное, все еще не хотелось открывать глаза, но все-таки Лариса сама спросила мужа:

– Ты от меня уходишь?

– Ухожу. Мы разводимся. Не в этом дело! Я тебе хотел сказать… Работай над собой, Лариса! Ты видишь, мир меняется? А ты застряла, дорогая, в советском гастрономе! Бросай его! Начни что-нибудь новое…

– Мир изменился! Какая великая новость! Я знаю! Я потому и пряталась в советском гастрономе. Я всегда старалась улыбнуться, чтобы ты не заметил… Меня уже давно не радуют твои дежурные букеты!

Больше они не шумели. Двадцать пятая годовщина свадьбы стала последней. Развод оформили спокойно, как воспитанные люди. У нее осталась их шикарная квартира и еще кое-что из недвижимости, плюс, конечно, ее магазин и какие-то акции от его холдинга.

Она рыдала, разумеется, но не при людях, только в одиночку. Обидно было, что ее признали устаревшим бесперспективным проектом. Лариса обнаружила, что похвалиться-то ей совершенно нечем. Сын вырос, а магазин… Сегодня магазины открывают даже круглые дуры, несложно на мужнины-то деньги открыть гастроном, пусть даже и самый лучший. И что вообще такое ее магазин по сравнению с его строительным холдингом? Смех, женское рукоделье. И стало жалко, ужасно жалко эти годы, с такой серьезностью потраченные на ерунду.

Единственный раз у нее сдали нервы. Она помчалась к мужу в офис, вцепилась в секретаршу, и та ей подтвердила, что не был муж в Китае, и половина его командировок были прикрытием для его свиданий с новой бабой. И все букеты секретарша посылала Ларисе для отвода глаз, каждый раз, когда шеф уезжал к своей новой. В последнее время он вообще постоянно везде ездил с ней, секретарша бронировала билеты и гостиницы, а Ларисе заказывала букет.

Лариса вспомнила последние пять лет, все эти розы, розы, розы… Она застыла в легком ужасе. Каждый букет – их свиданье. Все цветы предназначались вовсе не ей.

– Лариса Ивановна! Лариса Ивановна! – кричала старая подруга-секретарша. – Простите! Извините! Скорую!

– Не надо скорую. Скажи, когда у них свадьба?

Секретарша выдала дату – тридцатое декабря. И еще сообщила, что новая избранница не какая-то там стриптизерша, а умненькая девочка, закончила языки и в нашем городе открыла агентство переводов, судя по всему не последнее, раз туда обратился бизнесмен Репин.

Сплошная нервотрепка и алые розы

Тридцатого Лариса поехала на работу, куда же еще. Это была пятница. По пятницам у нее в гастрономе всегда полно народу. Магазин, на который она угрохала пять лет своей жизни, процветал. Все ее сотрудники давно справлялись без нее. Ей нужно было срочно придумать, чем себя занять, как дальше жить. Хозяйка бизнеса, она могла быть просто счастливой женщиной, беззаботной, могла бы разъезжать вместо переводчицы со своим мужем по Европам и кушать эти жуткие свиные рульки, запивать их немецким пивом, гулять по музеям… Так ей минутами казалось, но тут же приходила мысль, что нет, что уже не могла она быть беззаботной бабенкой, и с мужем мотаться ей было до ужаса скучно, потому что у них давно все летело под откос, и рядом с ним она себя не чувствовала птичкой, наоборот, с ним она себе казалась скучной, толстой и старой. А, может быть, все-таки нужно было поднажать, собраться, похудеть, вспомнить английский, засесть за китайский, освоить какой-нибудь дурацкий массаж и еще побороться за свою законную любовь, попробовать вернуть своего мужа, пока он был рядом? Да, наверно, эти пять лет нужно было потратить на женскую войну… Но это же смешно! Смешно! Лариса в роли гейши себя не представляла. И вот пока она гоняла эти задние, уже бесполезные мысли, ей сообщили, что в магазин приехала проверка.

У себя на складе Лариса обнаружила веселую компанию. Там, как в своем родном холодильнике, копались вдохновенно люди из надзорной организации, какая-то сомнительная молодежь с повязками «народный контроль» на рукавах и пара сотрудников местной администрации. Лариса узнала одного из парней с повязкой, он был когда-то в гостях у ее сына. И наглую толстуху из администрации с боевым конским хвостом на макушке она прекрасно знала. Маленькая толстуха была ее постоянной клиенткой, она работала в аппарате главы района Петровича, которого с руки кормил ее муж. И было странно, Ларисе было очень странно, чего это вдруг они к ней приперлись?

Мальчик с повязкой «народный контроль» немного смутился и поздоровался. Толстуха показала какие-то бумажки с подписью Петровича и потребовала доступ к прилавкам и холодильникам.

– Что искать будете? – спросила Лариса.

– Запрещенку, – ответили. – Товары, попавшие в список запрещенных к ввозу на территорию Российской Федерации.

Ок. Запрещенки у Ларисы было полно, ее магазин как раз на запрещенке и специализировался. Когда страны-экспортеры ввели против России санкции, и за этим последовало ответное эмбарго, она, конечно, забеспокоилась. Как ей работать? Ведь без деликатесов ее гастроном уже не будет самым лучшим. Она искала новых поставщиков, но, как и все деликатесники города, пока что распродавала старые запасы и заодно прямо у себя на складе занималась детским творчеством – лепила на французский сыр белорусские этикетки.

– Закрывайте магазин, – потребовала толстуха с боевым хвостом.

– Что сразу закрывать? Давайте что-нибудь придумаем, – предложила Лариса.

Без особой надежды она посмотрела на эту инспекцию, слишком много было народу, чтобы договариваться. И проверяющие тоже искренне вздохнули.

– Не получится, – шепнула ей толстуха. – Распоряжение Петровича. Он мне лично сказал к вам заехать.

Лариса рассмеялась. Петрович, глава местной управы, старый знакомый ее семьи. Пока она была женой Репина, его исполнители не смели и носа совать к ней на порог. А теперь все – он прислал к ней проверку, значит о разводе знает уже весь город. Как же быстро! Как же быстро разведенная женщина теряет свой прежний статус и бронь, которую она имеет благодаря деньгам и связям мужа. Разводишься – и твоя защита перестает работать мгновенно, и какой-то поганый Петрович готов предложить тебе роль козы отпущения, чтобы потом отчитаться – он проявил инициативу, он сделал досмотр на местах.

Да, она могла бы… Она еще могла позвонить мужу, он бы ей обязательно помог, даже несмотря на то, что у него сегодня свадьба. Петрович, наверно, на мужа за что-то обиделся, должно быть, его забыли пригласить. Точнее, не подняли ему процент откатов. Петрович был ненасытный, он даже местную церковь, которая граничила с участком его администрации, заставил оплатить ему забор. Да! Поп пришел к нему просить помощь на храм, а он ему выставил смету на кованые решетки!

Звонить Лариса никому не стала. Ей было наплевать, что неприятные люди будут шарить у нее в магазине. Пусть шарят. Она не станет с ними спорить. Жизнь меняется. Вчера она бы непременно попыталась защитить свой бизнес, а сегодня уже нет.

Ее склад был укомплектован шикарно. Не десятки тонн, конечно, но тонны три импортных продуктов там было, это только то, что спасти не удалось. Проверяющие фотографировали этикетки и переписывали все в протокол, который Петрович приложит потом к своим отчетам. Молодец, глава управы, устроил показательную порку. По всей стране давили тракторами хамон и сыр, Петрович тоже в тренде. Прямо у дверей гастронома, на площадке перед фонтаном, возле новогодней елки, он отдал приказ уничтожать запрещенную жратву в присутствии многочисленных свидетелей.

Представление удалось, как только стали выносить коробки с испанскими окороками, венгерскими колбасками, голландским шоколадом и швейцарским сыром – сразу набежали случайные прохожие и местные пенсионеры. Бабки из соседнего дома, что заходили с заднего двора спросить пустую коробку, столпились у трактора. Одна из них проворно подскочила к Ларисе, впилась глазенками и взвизгнула: «Ишь! Стоит она тут! Вся в мехах!» Кто-то позвонил на телевидение, местная звезда Нино обещала снять эффектный репортаж. Коробки лежали широкой горой, сыры раскатились, народ стоял с раскрытой варежкой. Все чего-то ждали. То ли какой-то отмашки, то ли журналистов. Трактор уже тарахтел, от него противно воняло гарью.

Лариса вспомнила эпизод из школьной жизни, когда к ним в класс пришла на замещение незнакомая учительница и ее, отличницу, поставила в угол всего лишь за то, что Лариса передала подружке карандаш. Она стояла в углу, как у позорного столба, уже большая десятилетняя девочка. Тогда ей было непонятно происходящее, она почему-то очень застеснялась своего школьного платья, оно показалось ей слишком коротким.

Ей дали расписаться в протоколе, подъехало ТВ, толстуха с хвостом махнула трактористу, колеса двинули на гору импортной жрачки…

– Так… – неожиданно улыбнулась Лариса. – Если я вам больше не нужна, позвольте мне удалиться.

Она развернулась, не дожидаясь окончания концерта, и направилась к своей машине. На парковке ее нагнала одна молоденькая сотрудница из алкогольного отдела, которая постоянно старалась всем угодить.

– Лариса Ивановна! Лариса Ивановна! Вот вам… – она протянула ей сверток в фирменном магазинном пакете. – Я тут собрала кое-что…

В пакете был тот самый запрещенный шоколад и бутылка рома, обычный ром девчонка вынесла, двенадцатилетний, ямайский.

Лариса ехала домой два часа, предпраздничные пробки были страшными, двадцать километров до своей квартиры она ползла. На каком-то светофоре набрала сына. Захотелось просто услышать его голос, но сын был занят, телефон не отвечал. Лариса разревелась и каким-то чудом успела вовремя затормозить.

– Никто, ведь никто не понимал, как я страдала! – посмеивалась она сама над собой. – Никто вообще не верил, что я в принципе могу страдать. Зажралась! С жиру бесится! Со стороны все так примерно и выглядит…

И правда, спросите любую продавщицу, уборщицу, бухгалтершу спросите из Ларискиного магазина. «Дорогая, как ты думаешь, Лариса Ивановна может быть несчастной?» «Да ни за что! – ответит продавщица, и уборщица с ней согласится, и бухгалтерша справку напишет: «Настоящим подтверждаю, что Лариса Ивановна Репина бесится с жиру в связи с тем, что у нее денег куры не клюют». А уборщица еще добавит: «Подумаешь, мужик ушел! Да при таком-то гастрономе из-за мужиков еще переживать? Пошли они к чертям собачим, эти алкаши!»

И правы, правы, простые девочки Ларискины были абсолютно правы. Жаль только, с простыми она не разговаривала никогда. С простыми людьми разговаривать не о чем, а до сложных не так-то легко дозвониться.

Лариса не осталась у себя в магазине, хотя ее помощники были на месте, караулили склад от проверяющих, потом достали из неуничтоженного кое-кто и весело снимали стресс. Лариса с ними не осталась, в тот вечер она осталась одна.

Приехала домой, достала из пакета шоколад и бутылку того самого рома, что впихнула ее продавщица.

– Я чисто автоматически открыла эту бутылку, у меня в доме было, что выпить. Но эта бутылка была на столе, рядом с продуктами, и я ее распечатала…

Лариса посмотрела на меня и схватилась за сердце, как будто все случилось пять минут назад.

– Я была в шоке, когда открыла этот ром. Паленый! Никакого отношения к настоящему ямайскому! И рядом не лежал! Паленый ром в моем магазине! Я поверить не могла! Как это было возможно? Если бы проверка поймала эту бутылку и меня бы лично спросили, как такое возможно? Я не смогла бы ничего ответить. У меня серьезные поставщики, лицензия, я контролировала все партии. И прилавки контролировала! Ты представляешь? И все равно из девок кто-то подложил свою бурду! Наверное, блондиночка одна, я помню, глазки вечно бегают у нее, и как я в зал, она с какой-то сумкой к своей машине сразу… А я считала, что у меня отличный коллектив! Что у меня самый лучший гастроном, самая лучшая семья, самый лучший муж…

Я слышала про левый алкоголь. По радио и на ТВ примерно за пару недель до Новогодних праздников прошли репортажи о том, что у нас на таможне задержали огромную партию палева. Причем на этот раз не водку, а элитный алкоголь. «Элитный»! Это, конечно, эффектно звучало только в нашей сельской местности. Виски, коньяк, ром, мартини… Кто-то надыбал бутылки, которые ничем не отличались от оригинальных. Таможня задержала вроде бы вагон с этой бурдой, но почему-то этот левачок, как санкционные сыры, давить тракторами не стали. И вскоре после праздников фальшивые бутылки начали всплывать то тут, то там.